Замок Эбан стоит на правом берегу реки Арм-хи

Родоначальником рода убанхоевцев – Цицкиевых, Ахильговых, Балхаевых, Джамбулатовых считается Эги. Эба (Уоба) – сын Эги. По преданиям Эги пришел с востока и поселился в Таргимской котловине. У него было четверо сыно*вей. Трое из них возвели башни в Эги-Кхале, Хамхи и Таргиме и остались здесь жить.

О расселении сыновей Эги рассказывает Цицкиев Магомет Адиевич, 1895 года рождения, житель села Джейрах.

«Старший сын Эги перешел реку Ассу и в Таргиме построил башню. Он был лихой наездник.

- Я поселюсь на той стороне реки, чтобы ежедневно вплавь бросать коня в эту бурную реку, – сказал он.

Второй сын сказал:

- Я поднимусь на тот высокий склон. Там всегда светло и внизу большая поляна, где гость сможет гарцевать на лихом коне.

И он поднялся по склону вверх и построил башню в Хамхах, и остался здесь жить.

Третий же сын остался а Эги-Кхале.

- Здесь всегда свежий воздух и простор. Я останусь на склоне этой горы, – сказал он.

Уоба (Эба) со старшим братом перешел на правый берег Ассы. В Таргиме он заложил фундамент и до половины возвел башню. Возвел и солнечный могильник, но жить двум братьям здесь было тесно. И он решил уйти в другое место. Он сказал:

- Брат, я ухожу с отцом по Ассинскому ущелью. Здесь я оставляю, то что уже возвел. Когда-нибудь, если я вернусь сюда, моя доля сохранится?

Брат согласился: – В любое время, когда тебе захочется, можешь вернуться сюда, – сказал он.

Эги со своим младшим сыном Эбаном ушел вниз по Ассинскому ущелью, в поисках удобного места для поселения».

Предание об Эги и его сыне Эбане приводят и ученые-литераторы А. Мальсагов и И.Дахкильгов.

Вот как рассказывается об этом в «Сказаниях и преданиях чеченцев и ингушей».

«…Взял Эги с собою своего младшего сына Эбана и пошел вниз по Ассинскому ущелью. Остановились они на том месте, которое называется Эрш. Хотели они там обжиться, но земли было мало, а трава чахлая. Решив, что жизни у них здесь не получится, они переселились на то место, где сейчас стоит село Алкун. Но тут им не давали покоя. Надоело отцу и сыну проливать кровь, и переселились они туда, где стоит сейчас с. Балта.

Первыми, кто поселился в этом месте, были они. Здесь умер и похоронен Эги. На стада Эбана постоянно нападали шайки разбойников. Надоело это Эбану, и он переселился в с. Джейрах, где и побратался с Льяновыми. Там, где теперь стоит аул Эбан, он сделал землянку и стал жить. Эбан дал зарок, что не будет строить башен, пока не вырастут сыновья.

…Старший сын Эбана пас овец на склоне горы между Эбаном и аулом Говзткъ. Однажды глянув вниз, увидел, что в их дом вошли гости. Взял лучшего барана, спустился к дому, зарезал и освежевал барана, поставил котел на огонь, а сам вернулся к стаду.

Вышел Эбан во двор и увидел котел с мясом, а по склону вверх уходящего своего сына. Вошел он в дом и сказал гостям:

- Я давал зарок не строить башни пока не вырастут мои сыновья. Сегодня я понял, что мой старший сын уже вырос настолько, что может принять гостей. Начну я строить башни!

Бывшие у Эбана трое гостей положили три больших камня в основание будущей башни, четвертый положил сам Эбан. Эти камни и сегодня видны…»

О происхождении фамилии Цицкиевых ученый-этнограф Чах Ахриев пишет следующее:

«…Эбан был взят врагами и разорен дотла. Только один мальчик остался в живых, да и тот был брошен с высоты берега, но он не погиб, хотя получил девять ран.

Мальчик этот был поднят и взят женщиной, возвращавшейся с мельницы в аул Харп. Ему дали имя Циск (кошка). А почему ему дали такое название, так это потому, что он живуч как кошка, хотя и имел девять ран.

Циск жил у той женщины, которая его подняла. Когда он вырос и имел уже такую силу, что мог поднять ружье, приехал в Харн один из тех убийц, кто участвовал в разорении Эбана.

- Вот этот гость убил твоих родных! – сказала Циску, вскормившая его женщина. – Ступай, возьми ружье и стреляй в него!

Циск еле-еле поднял ружье и сделал выстрел в гостя.

- Откуда, в кого и кто сделал выстрел? – посыпались со всех сторон вопросы.

Враг, узнав, что из разоренного аула Эбан остался один в живых, поспешил домой и дал знать о будущей опасности мщения со стороны Циска.

Циск вскоре после этого случая оставил Харн и перешел на жительство в свой аул Эбан. Здесь он женился, и от него произошли четыре сына…»

Но на этом беды Циска и его потомков не закончились.

Как и у многих горных сел Ингушетии, трагична была судьба аула Эбана и убанхойцев. Первые удары неприятеля, стремившегося прорваться вглубь Ингушетии, всегда принимали на себя убанхойцы.

Некогда в ауле Эбан были четыре боевые и несколько жилых башен, но от них сегодня остались только одни развалины. Последний решающий удар по аулу Эбан нанес отряд русских войск под командованием генерал-майора Абхазова. О карательной экспедиции генерала против горных сел Ингушетии наместник Кавказа Паскевич, доносил в августе 1830 года военному министру: «…Со*ображаясь с положением сих народов, я сделал следующие распоряжения для действия отряда: ген.-м. князю Абхазову предписано устремиться сначала на восток от Военно-Грузинской дороги и усмирить джейрахов, кистинцев, галгаев…

…Войска, сделав весьма трудный переход, в продолжение которого несли на плечах артиллерию и вьюки, ночевали 10 июля близ с. Обина.

На другой день с рассветом, все окрестные высоты были заняты толпами неприятеля. На горе, по карнизу которой пролегала тропинка к дальнейшему следованию колонны, устроены были завалы и приготовлены камни, дабы, спускать оные на проходящие войска.

Перед выступлением село Обин совершенно разорено, и мост, соединяющий оное с левым берегом Макалдона (Арамхи – авт.), истреблен, через что неприятель, находившийся на левом берегу, не мог вспомоществовать толпам своим, занимавшим высоты правого берега.

…После дела на Обине колонна не встречала уже неприятелей, но были мирные граждане, изъявляющие покорность…».

15 июля 1830 года отряд генерал-майора Абхазова соединился в Таргимской котловине с колонной подполковника Плоткина, которая двигалась по Ассинскому ущелью, а 17 июля карательная экспедиция начала движение в обратный путь к Тереку. Убанхойцы опять встретили карателей и оказали им упорное сопротивление.

В донесении наместника Кавказа военному министру России говорится об этом так:

«…18 июля, подходя к развалинам с. Обин, авангард был встречен ружейными выстрелами из селения и уцелевших башен. Посланная рота Севастопольского пехотного полка при одном орудии немедленно вытеснила непокорных, но часть сих возмущалась, запершись в крепкую башню, не переставала производить стрельбу по отряду.

Артиллерия, подвезенная на весьма близкое расстояние, не смогла сбить верха башни, пехота не смогла сжечь окон, и поэтому князь Абхазов решился сделать мину и взорвать башню эту с ее дерзкими защитниками. Подкоп был заложен ночью под руководством офицеров генерального штаба, бывших при отряде, и окончен к утру. Башня с окрестными каменными саклями взлетела на воздух и погребла под развалинами отчаянных защитников, а главный из них Маркуст (особенно известный производимыми шалостями на Военно-Грузинской дороге) взрывом был выброшен из башни и к удивлению найден живым под грудой камней…». (Акты Кавказской археографической комиссии об Ингушетии и ингушах). На*зрань, 1995г.).

Карательные экспедиции в горную Ингушетию предпринимались и в последующее время. Интересные сведения об Эбане содержатся в донесении генерала Розена о завершении военной экспедиции против галгаевцев, направленном им военному министру Чернышеву 29 июля 1832 года:

» …23-го числа истреблены 8 деревень.

24-го числа прибыл я к вагенбургу (Временный военный лагерь из укрепленных повозок, расставленных особым порядком – авт.) при сел. Таргим, истребив еще 9 деревень.

25-го числа войска имели дневку.

26-го числа отряд выступил обратно к Тереку.

27-го перешел оный и 28-го прибыл к Владикавказу.

Челхойцев, кистинцев, джерахов нашел я всех на местах, они изъявили пол*ную покорность.

Одна из оных, непослушная деревня Обин, выдала аманата и возвратила захваченного в плен сына одного преданного нам джераховца.

Таким образом, кончилась предпринятая мною экспедиция против галгаевцев. Надеюсь, что она будет иметь полезные по*следствия для спокойствия Военно-Грузинской дороги.

…Осетины же и горские грузинские жители, находившиеся при отряде, приобрели богатую добычу, что служит им наградою, а нам обеспечением, что они, возобновя вражду свою с соседними племенами, по необходимости должны держаться нашей стороны и искать нашего покровительства».