ГЛАВА П. ПРИНЦИПЫ ТИПОЛОГИИ ЖИЛИЩА И КЛАССИФИКАЦИИ ПОСЕЛЕНИЙ И УСАДЬБЫ
Этнографическое изучение явлений материальной культуры пре¬следует всегда, как минимум, две основные цели: I) дать, по воз¬можности, всестороннее представление о предмете (явлении) в сово¬купности всех его связей и 2) определить место этого предмета (яаления) в ряду ему подобных объектов. При таком подходе типоло¬гия выступает как бы в двух различных измерениях: во-первых, как ведущий критерий отбора, выявления и подачи эмпирического материа¬ла, а во-вторых, как конечный результат исследования, что иногда отражается даже в противопоставлении понятий типология и типологи- зация^. Поэтому теоретическое обоснование той или иной типологи-ческой схемы, принятой в изложении, должно неизменно предшество¬вать любому научному исследованию.
К сожалению, решению этой важнейшей задачи далеко не всегда еще уделяется должное внимание, что не только сказывается на уров¬не многих конкретных исследований, но и существенно затрудняет возможность стыковки их результатов даже в пределах одной и той же области знаний, в том числе и в интересующей нас тематике, на что нам уже приходилось указывать (Кобычев, 1982 а). Причина та¬кого положения кроется как в сложности изучаемого нами предмета, так и в отсутствии соответствующих обобщающих теоретических работ. Достаточно сказать, что по Северному Кавказу до настоящего време¬ни нет ни одного исследования, в котором вопросы систематизации поселений и жилища рассматривались бы в теоретическом плане. От¬сутствуют аналогичные работы и по Кавказу в целом, хотя отдельные попытки в этом направлении предпринимались неоднократно. Все это обязывает нас при рассмотрении типологии поселений и жилища Север¬ного Кавказа использовать опыт накопленный по данной теме как в
соседних частях Кавказа, так и в других регионах нашей страды и, в первую очередь, достижения русской этнографии, где типология материальная культура, и в том числе типология жилища ж поселе¬ний, изучены достаточно всесторонне и глубоко.
Народное жилище Кавказа в типологическом отношении чрезвы¬чайно разнообразно. Это обусловлено различием географических ус¬ловий, неравномерностью социально-экономического развития отдель¬ных народов Кавказа, имевшей место в недавнем прошлом, а также многонациональным составом населения края, в пределах которого насчитывается около пятидесяти народов с самостоятельными языка¬ми и диалектами.
О многообразии форм жилища на Кавказе свидетельствует даже краткий перечень главнейших жилых комплексов, существующих в от¬дельных районах региона. Так в Азербайджане насчитывается свыше десяти разновидностей только летних (временных и постоянных) жи¬лищ типа "дайн", "алачиг", "карачадар", "джома", "мухур", "шга- ры", "лям", "кюляфренги", "талвар", "казма", "чоустан" и особые типы постоянных жилшц в каждой историко-этнографической зоне рес¬публики: из камня и саманного кирпича в два этажа на Северо-Вос¬токе; из камня и сырой (без примеси самана) глины - на Западных склонах Большого Кавказа, каменное одноэтажное со своеобразной планировкой - на Апшеронском полуострове, срубное - в Талышских горах, турлучное - в равнинных районах, полуподзешое со ступен- чато-пирамидальннм (ступенчато-венцобразным) перекрытием - в го-рах Малого Кавказа и ряде других мест (Кулиева, 1927; Кобычев, 1962; Каракашлы, 1964; Насирли, 1959; Салам-заде, 1962; Измайлова, 1964)2.
В Грузии по этнографическим данным Х1Х-начала XX вв. выделя¬ются три ведущих типа жилищ, в каждом из которых имеются свои многочисленные разновидности и варианты. Один из основных типов
жилища - деревянный дом неоложной конструкции бытовал в Колхидс¬кой низменности и западных районах республики. Второй тип - дар- бази, характерной особенностью которого было ступенчато-пирами¬дальное (стуленчато-венцеобразное) перекрытие, основанное на столбах. Этот тип жилища в различных вариантах представлен также в Армении и Азербайджане. Кроме того, в горной полосе Грузии и других районах Кавказа распространены широко укрепленные жилые комплексы башенного типа, которые в различных этнографических районах имеют свои отличительные особенности и разновидности (Чу- бинашвили, Северов, 1926. 1926а, 1927; Лежава, Ддандиери, 1938, 1940; Банек, 1939; Агабабян, 1945; Макалатия, 1945; Ильина, 1953; Чиковани, 1954, 1960а, 1971; Робакидзе, I960, 1962а, 1964; Харад- зе, Робакидзе, 1964, 1965).
Разнообразные формы жилища существовали на территории истори¬ческой Армении, некоторые из них в виде рудиментов сохранились в Советской Армении (Лисициан,1955; Вардумян, 1964; Мкртумян, 1983). Преобладающим типом жилища здесь был глхатун - разновидность древ¬нейшей формы жилища со ступенчато-пирамидальным перекрытием. По способу связи с хозяйственными постройками и по особенностям кон¬струкции перекрытия различали два основных вида этого типа жилища: западный ("х'азарашенк") и восточный ("согомакаш"). Мевду этими двумя основными видами существовали многочисленные переходные фор¬мы, так же как это имело место в соседнем Азербайджане и Нагорно- Карабахской области. В горах восточной части Армении (исторический Арцах и Сюник) существовали вплоть до советского времени также пещерные типа жилища, вырубленные в отвесных скалах (сел.Шинуайр, Tax, Веришен, Алидзор и другие).
В Араратской долине, в Айоц Дзоре (Васпуракан) и в Покр-Айке основным видом жилища были одно- и двухэтажные наземные дома с плоскими земляными крышами, которые составляли также преобладающий
-ПО-ЖИЛОЙ фонд и в Азербайджане.
Большое число самых разнообразных форм жилища встречаем мы на Северном Кавказе у адыгов, карачаевцев, осетин, чеченцев, ин¬гушей (о чем подробно будет сказано ниже, в основной части дис¬сертации) и народов Дагестана (Бакланов, 1935; Любимова, Хан-Маго¬медов, 1956; Гаджиева, 1961, с. 192-222; 1976, с. 16-83; Агларов,
1966, с. 367-397; Ислашагомедов, 1966, 1974, с. 69-119; Османов,
1967, е. 65-177; Мхилов, 1967, с. 143-168; Гаджиева, Гольдштейн, 1974, с« 45-69; Калоев, 1975, с. 67-141; Агаширинова, 1978,
с. 97-202).
Отмеченным многообразием форм народного зодчества Кавказа отнюдь не исчерпывается его специфика и сложность. На Кавказе име¬ется целый ряд типов жилшца, бытование которых далеко выходит за границы отдельных этнических общностей и географических зон. На¬пример, весьма характерные для горной зоны дома-крепости имели практически повсеместное распространение в крае и могут, и должны рассматриваться, по существу, как один тип жилища. Сложившийся в давние времена этот тип жилища в процессе развития и совершен¬ствования стал универсальным на Кавказе. Дома-крепости встречают¬ся в Дагестане, в горной Грузии (у хевсур, мтиулов, мохевцев, сванов, рачинцев), в Чечне, Ингушетии, Северной и Южной Осетии и т.д. Дом-крепость наряду с жилищем со ступенчато-венцеобразной кровлей, имевшим также широкое распространение в Закавказье, пред¬ставляет собой яркий пример общности некоторых форм материальной культуры народов Кавказа.
Помимо этого в жилище народов Кавказа можно выделить ряд элементов, присущих самым разнообразным его архитектурным формам. В числе таких элементов следует прежде всего указать на опорную конструкцию, состоящую из центрального столба и поддерживаемой им балки-матицы, которая еще недавно у многих народов Кавказа по¬читалась как одна из важнейших составных частей жилища и освяща¬лась многочисленными обычаями и суевериями. Почти всеобщее распро¬странение на Кавказе имели также некоторые виды отопительных сис¬тем: - открытый очаг, камин, углубленная в землю конусообразная хлебная печъ-тондир, а также настенные полки, ниши, лежанки и многие другие элементы внутренней обстановки и убранства.
Таким образом при всем разнообразии жилшц народов Кавказа в них имеются ряд существенных элементов и черт, которые позволяют сгруппировать эти жилища в отдельные типы с тем, чтобы в дальней¬шем ввести этот материал в круг исторических источников для реше¬ния самых различных научных проблем.
Попытки систематизировать народное жилище Кавказа как в це¬лом, так и по отдельным районам предпринимались неоднократно еще в прошлом столетии, на заре изучения материальной культуры горцев. Так в 30-х годах XIX в. Орест Евецкий, касаясь жилых построек За¬кавказья, подразделял их на I) деревянные дома, 2) "землянки, кои имеют ровную с возвышением крышу", 3) "четырехугольные ямы».»коих крыша основана пирамидою на столбах и перекладинах", 4) "дома из тростника, наподобие балаганов" и 5) "каменные дома у горских на¬родов" (Евецкий, 1835, с. 46,47).
В конце XIX в. известный врач, антрополог и этнограф И.И.Пан- тюхов разделял жилище всего Кавказа по характеру строительного материала и степени его возвышения над уровнем горищонта (почвы) на полуподземные, подземные, деревянные, глиняные и каменные дома (Пантюхов, 1896, с. 102), т.е. в какой-то степени повторил схевду классификации О.Евецкого. Нетрудно, однако, заметить, что ни та, ни другая систематизация не отражали всего многообразия и слож¬ности народной архитектуры региона. Так, к примеру, согласно клас¬сификации И.И.Пантюхова к одному типу "глиняных"(точнее - турлуч- ных, т.е. плетенных, обмазанных глиной) жилшц следует отнести
такие разнородные виды жилья, как камышовую турлучную мазанку и многокомнатный, нередко двухэтажный дом выстроенный из саманного (сырцового) кирпича или гажи (естественная смесь алебастра с гли¬ной) , бытующие в некоторых районах Азербайджана и Южного Дагеста¬на. К полуподземным домам можно причислить примитивную однокамер¬ную землянку и весьма сложный по планировочной схеме, конструкции и форме перекрытия уже упоминавшийся дом со ступенчато-венцеоб- разной (пирамидальной) крышей, а если стены его выложены еще из камня, что бывает довольно часто, то последний одновременно вхо¬дит и в разряд "каменного жилища".
В первые годы Советской власти тифлисский учитель и этнограф- любитель Ф.Баумхауэр в качестве разделительного детерминатива при классификации жилища Грузии избрал форму крыши (ВаитЬаиег ,1928). Классификация по форме и конструкции кровли, хотя и не является основополагающей, дал Кавказа может дать некоторые интересные ре¬зультаты, Примером тому служит жилшце со ступенчато-венцеобразным перекрытием, которое в прошлом (до конца XIX в.) было довольно широко распространено по всему Закавказью, исключая крайние запад¬ные и восточные районы этого субрегиона. В связи с этим небезынте¬ресно отметить, что видный грузинский этнограф Г.С.Читая, класси¬фицируя в свое время жилище Грузии за основу взял как раз форму перекрытия (Читая, 1948). Могут быть и другие столь же частные принципы классификации кавказского жилища. Примером может служить работа архитектора А.В.Саркисова, посвященная исследованию народ¬ного зодчества нагорных районов Азербайджана, в которой основным признаком, определяющим принадлежность жилища к тому или иному типу, был принят характер террасы (эйвана) или балкона (Саркисов, 1952, с. 565). С точки зрения архитектуры, решающей свои сугубо специальные задачи, эта систематизация, возможно, чем-то и оправ¬дана, хотя и она вызвала возражения среди архитекторов. В част¬ности, архитектор А.А.Садых-заде в своей кандидатской диссерта¬ции о жилище примерно того же географического района Азербайджа¬на отмечал, что "разделение жилых домов на два типа в зависимос¬ти от наличия антовых стен (боковых ограждений балконов, - В.К.), которые обычно защищают дома от солнечной радиации, не освещает все стороны развития жилища" (Садых-заде, 1956, с, 49).
Со своей стороны А.А.Садых-заде предложил систематизировать народное жилище северо-восточной зоны Азербайджана на основе внут¬ренней планировки, разделив все виды жилища этой зоны на дома с однородным и двурядным расположением помещений. В этой классифи¬кации, в свою очередь, полностью игнорировались различия в жили¬ще в зависимости от материала стен, этажности, формы крыши, лест¬ничных переходов, которые в изучаемых автором районах обычно вклю¬чены в объем жилища, а иногда вынесены в особую пристрой!^ башне¬образного вида, что весьма существенно отражалось на облике по¬стройки в целом.
Многолетние исследования в области народного зодчества Кав¬каза привели к твердому убеждению, что тшюлогизировать жилище этого региона на основе одного какого-либо признака, будь-то стро¬ительный материал, планировка или любой другой конструктивный элемент, невозможно если, разумеется, преследуется генеральная, а не узко специальная, оговоренная цель (Кобычев, 1957, 1957а, 1962, 1964, 1982). Объясняется это тем, что при всем разнообра¬зии внешних форм народного жилища, многие его элементы чрезвычай¬но близки между собой, в том числе планировочная схема, система
отопления, обстановка, убранство и т.д. Поэтому при разработке принципов типологии кавказского жилища помимо таких основных его элементов как материал стен, планировка, этажность, форма крыши и другие, следует учитывать и многие иные детали, характерные для того или иного конкретного этно-культурного района либо географи¬ческой зоны, которые могут дать надлежащее представление о спе¬цифике данного жилого комплекса.
Указанный принцип комплексного подхода при типологической систематизации можно проследить практически во всех более или менее значительных исследованиях по народному жилищу Кавказа, вы¬полненных применительно к отдельным этническим или административ¬ным подразделениям, включая сюда и те исследования, в которых ав¬торы не задаются специально рассмотрением теоретических основ типологии (Османов, 1965; Чиковани, 1965; Чибиров, 1964; 1970; Магометов, 1968; Калоев, 1973; Асанов, 1976 и др.). Из этого сле¬дует, что отстаиваемый нами комплексный метод типологии жилища Кавказа разделяет большинство современных этнографов-кавказове¬дов. Этот же принцип в качестве основополагающего принят и други¬ми этнографами, работающими над составлением региональных истори- ко-этнографических атласов нашей страны (Кушнер, 1955; Рабинович, 1963; Ганцкая, 1964; Беларускае народнае жыллё, 1973; Косм[на, 1980).
Говоря о комплексном подходе в вопросах типологии жилища, следует, однако, подчеркнуть, что сам выбор систематизирующих признаков не может быть произвольным, а определяется теш задача¬ми, которые ставит перед собой исследователь, "Каждая классифика¬ция жилища, - пишет Л.Н.Чижикова в работе, посвященной изучению и классификации сельского жилища восточных славян, - должна быть целенаправленной" (Чижикова, 1976, с. 36). В качестве доказатель¬ства этого положения автор приводит убедительные доводы из этно¬графии европейских народов,преимущественно русских, украинцев, белорусов, отмечая, что систематизация жилища на больших террито¬риях (добавим от себя: особенно с охватом различных этносов) всегда будет существенно отличаться от типологической классифика¬ции жилища локального региона или одного народа. Если в последнем
случав спектр избирательных признаков может быть довольно широ¬ким и разнообразным, то при попытке сведения местных форм и кон¬структивных и планировочных решений к одному знаменателю, чем-то неизбежно приходится поступаться. Наглядной иллюстрацией этому служит сравнение классификации жилища восточных славянских наро¬дов с классификацией жилища сельского населения в рамках всего Европейского региона, типология которых давно и тщательно разраба¬тывается в этнографической науке.
Еще в начале XX в. на основе, главным образом, высотного по-казателя было выделено два ведущих типа восточнославянского жи¬лища: северо-русский (изба на подклете) и жно-русский (наземная одноэтажная хата) и несколько типов дворово-усадебной застройки (ге1еп!п ,1927). В 1920-х годах эта классификация была детализи¬рована за счет введения дополнительных признаков, связанных глав¬ным образом с планировкой жилища и способами связи его с надвор¬ными постройками (Мачинский, 1924; Феноменов, 1929). В те же го¬ды, в работе С.П.Толстова впервые для целей систематизации был привлечен комплекс морфологических особенностей жилища, который был развит и уточнен в трудах последующих исследователей. (Толс- тов, 1929)» В наиболее законченном виде типология, основанная на совокупности важнейших конструктивно-планировочных элементов жи¬лища и усадебного комплекса нашла отражение в исследовании Е.Э. Бломквист (Бломквист, 1956) и сводном капитальном труде "Русские. Историко-этнографический атлас" (Ганцкая, Бломквист, 1967).
Тем не менее, когда в конце 1950-х годов в Секторе этногра¬фии народов зарубежной Европы приступили к разработке типологии сельского жилища в рамках всего европейского региона, было приня¬то решение систематизировать его на основе фактически одного ос¬новополагающего признака "развития планировки построек", привле¬кая другие признаки лишь в качестве дополнительных показателей
(Типы сельского жилища в странах зарубежной Европы, 1968, с, 9).
Отказываясь от комплексного принципа при систематизации ев-ропейского жилища, авторы вводной статьи этой монографии исходят из того, что I) "всякая классификация должна производиться по единому основанию" и 2) использование в качестве детерминатива группы признаков "приведет не к общей систематике типов построек в Европе, а лишь к ввделению локальных типов и разновидностей, число которых может оказаться неопределенно велико" (Типы сель¬ского жилища..., с. 9).
Приведенное суждение представляется, однако, отнюдь не бес¬спорным по той, хотя бы причине, что понятие систематизации да¬леко не однозначно и включает в себя и классификацию и типологию. Если имеется ввиду простая классификация явлений, то требование однородности основы является непременным условием. Типология же отражает собой более высокий уровень исследования и систематиза¬ции и строится на совокупности морфологических признаков. Иначе говоря, комплексный подход в типологии не отрицает, но лишь услож¬няет избирательную основу систематизации, определяя изучаемое яв¬ление более глубоко и многогранно. Например, для жилища с учетом строительного материала, конструкции, планировочного решения, фор¬мы крыши и т.д. й здесь особую значимость приобретает правильный выбор типологизирующих признаков. Поэтому совершенно правильно отмечают авторы рассматриваемого раздела, когда пишут, что "глав¬ная принципиальная трудность систематики жилищ на большой терри¬тории состоит как раз в выборе принципа классификации" (Типы сельского жилища..., с. 8).
Вместе с тем, следует подчеркнуть, что этнографическая сис-тематизация не должна уподобляться технологической классификации, цель которой дать однозначное, одностороннее представление о той или другой стороне предмета, объекта, пусть даже это будет и пла¬нировка, элемент, бесспорно важный во всех отношениях. Задача эт¬нографического изучения в области материальной культуры, как уже отмечалось выше, состоит в том, чтобы дать, по возможности, наиболее целостное представление о предмете во всей сложности и причинной обусловленности его с внешней и внутренней средой, т.е. в связи с породившими его социальными и экономическими фак-торами и окружающими природными условиями. Соответственно этому и смысл этнографической систематизации заключается в том, чтобы способствовать более полному выявлению и уяснению всех этих взаи¬мосвязей и закономерностей посредством приведения их в определен¬ную систему, отнюдь не обедняя и не выхолащивая сущности рассмат¬риваемого явления. Но последние будут несомненно утрачены, если мы произвольно расчленим объект и ограничимся исследованием его по отдельным параметрам. И если с этим еще приходится сталкивать¬ся в отдельных работах, то единственно по причине недостаточной разработанности методических основ типологии в этнографической науке.
В связи с этим особое значение приобретают работы Ю.В.Бром- лея, посвященные общим вопросам теории этноса, выявлению места этнографических исследований в ряду других научных дисциплин (ис¬тории, социологии), типологии этнических процессов, определению объема понятий объекта и предмета этнографии, как "совокупности изучаемых только ею свойств объективной реальности" (Бромлей, 1973, сс. 204,209,212,213,236).
С точки зрения рассматриваемой тематики весьма важным пред¬ставляется также детальная разработка в работах Ю.В.Бромлея таких понятий как культура в общефилософском и узком значении, ее сиг¬нификативная роль в функционировании этноса, уточнение содержания терминов "бытовая культура" Эвнепроизводственная) и традиционно- бытовая культура" (традиционно-внепроизводственная), которая, по- существу, и "несет основную этнографическую нагрузку" (Бромлей,
1983, с« 88 и след.). Вместе с тем Б.В.Бромлей предостерегает, что "было бы ошибочным вслед за обыденным сознанием абсолютизиро¬вать этническую специфику тех или иных компонентов культуры, счи¬тая их исключительной особенностью какого-либо этноса" (Бромлей, 1981, с. 19)3.
Теоретическое осмысление вопросов типологии материальной культуры и в том числе типологии жилища, основанной на комплексе признаков, содержится также в статье Я.В.Чеснова (Чеснов, 1979). Значение этой работы состоит не только в том, что автор ее пыта¬ется уяснить конкретное содержание таких иерархических детермина¬тивов как "тип" - "подтип" в структуре этнографических исследова¬ний, прежде всего материальной культуры, но и определить для каж¬дого из них таксономический набор специфических "цризнаков-усло- вий", абстрагированный от конкретно-предметного их содержания. "В применении к огромному разнообразию народной культуры, - пишет Я. В Леонов, - под термином "тип" понимается такая группировка фак¬тов, которая учитывает вариационные отклонения. Поэтому типом здесь считается основная форма, прообраз, а не образец или наибо¬лее статистически характерное явление..., т.е. тип в этом смысле выступает в виде комплекса черт" (Чеснов, 1979, с. 189). Именно комплексность, как таковая, отличает, по мнению Я.ВЛеонова, так¬же подлинную типологию (типологизацию) от простой классификации и систематизации (рубрикации), при которых предметы распределяют¬ся по отдельным единичным признакам одного ряда или класса. "Клас¬сификация... заключается в распределении предметов какого-либо ряда на взаимосвязанные классы согласно наиболее существенным признакам, присущим предметам данного рода... В типологии выдви¬гается на первый план комплекс признаков" (Там же, с. 190-191).
Рассматривая далее характер типологизирующих признаков, Я.В. Чеснов подразделяет их на две основные категории: I) формально- морфологические, или "признаки низшего уровня", и 2) признаки- условия ("признаки высшего уровня"), которые обеспечивают возник¬новение и стабилизацию типа и его изофункциональность от другого равноценного ему типа.
Между этими двумя группами признаков располагаются "призна¬ки типологического взаимодействия", выражающие изофункциональную соотнесенность (противопоставленность) и направление варьирования предмета (Чеснов, 1979, с. 189-195, 201).
Эта несколько сложная и, на наш взгляд, нуждающаяся еще в доработке, схема предназначена, по мысли автора, помочь исследо¬вателям правильнее оценивать таксономичность тех или иных сторон (черт, признаков) всех явлений народной культуры. Однако в ходе изложения Я.В.Чеснов оперирует преимущественно примерам из облас¬ти материальной культуры, в частности - жилища. Тем самым можно сказать, что отстаиваемый наш принцип комплексности в типологии получил дополнительное теоретическое обоснование.
Что касается других сторон традиционно-бытовой культуры, на что претендует заглавие статьи, то они, по большей частью, оста¬лись вне поля зрения автора, в том числе и поселения, как некая совокупность того же самого жилища. Здесь схема, разработанная Я.В.Чесновым, к сожалению, оказывается практически неприменимой.
Между тем, типология поселений в этнографической науке раз¬работана крайне недостаточно. Причиной этого является, на наш взгляд, исключительная множественность факторов, воздействующих на формирование и развитие поселений и трудность сведения их к одному знаменателю. Помимо ведущих социально-исторических и эконо¬мических причин важную роль здесь играет географическая среда - рельеф, почва, местный микроклимат, наличие водных источников, особенно в горных районах с каменистой почвой, а также в засушли¬вых местностях и многое другое.
По существу, имеется лишь одна работа М.В.Витова двадцати¬летней давности, в которой вопросы классификации поселений рас¬сматриваются в обобщенно теоретическом плане. Суммировав предшест¬вовавшие попытки специалистов различных дисциплин - археологов, географов, историков и других, М.В.Битов предложил следующую клас¬сификацию различных сторон сельских поселений: I) тип заселения (на основе разработки В.П.Семенова - Тянвшанского) - расположение поселений на местности в зависимости от физико-географических ус¬ловий; 2) тип расселения - группировка поселений в зависимости от социально-бытовых различий, направленности хозяйственной деятель¬ности; 3) тип поселения - подразделение поселений по социально- экономической принадлежности; 4) форма поселений - разновидности планировочной структуры и застройки (Битов, 1953). Эта четырех¬мерная таксонометрическая характеристика поселений получила широ¬кое признание среди советских этнографов и практически использу¬ется во всех исследованиях, где рассматриваются сельские поселения.
Свою классификацию М.В.Витов разрабатывал на материале посе¬лений русского Севера, преимущественно Заонежья, поэтому исследо¬ватели, использовавшие его схему, не только наполняли ее своим конкретным содержанием, но, приспосабливая к местным условиям, вносили в нее нередко существенные коррективы. Так например, Е.Э. Бломквист, детально проработав материал по поселениям восточно¬славянских народов, выделила пять типов заселения, в том числе "горный (внсокогорный) тип", в который включила наряду с другими и поселения русского населения Закавказья. В то же время, касаясь типов планировки Е.Э. Бломквист отождествила кучевую форму поселе¬ний с гнездовым типом расселения, от рассмотрения которого она вообще уклонилась под предлогом неразработанности вопроса (Блом¬квист, 1956, с. 27, 30 и след.).
Еще более углубленную градацию типов поселений на той же ос¬нове мы находим в коллективной монографии "Этнические процессы в СССР", в разделе "Поселения и жилшце", написанном Т.В.Станюко¬вич, где у земледельческих народов выделены три разновидности (типа) селений: многодворные, малодворные и хутора, а у скотовод¬ческих групп населения - два: зимники и летовки (Станюкович, Рож¬дественская, 1977, с. 16). В вопросе о расселении авторы главное внимание обратили на существование в дореволюционный период у мно¬гих народов России национально-смешанных поселений и поселений (или концов в селениях), образованных по "родовому" признаку и конфессиональной принадлежности. Эти традиции сохранения сложив¬шихся этнических и соседних связей наложили отпечаток и на новые укрупненные поселения советского времени, в которых жители одной или близких национальностей часто, по-прежнещу, селятся в отдель¬ном квартале. (Там же, с. 166-174).
Значительное внимание вопросам типологии поселений уделяют в своих работах географы, социологи, архитекторы. Однако каждая из этих дисциплин решает вопросы типологии с точки зрения сугубо своих профессиональных интересов. Так географы рассматривают по¬селения в основном как экономическую категорию (Ковалев, 1968, с.8), социологи - как объект социального прогнозирования (Развитие сельских поселений, 1977, с. 23). В связи с этим их классификации, порой весьма сложные, многомерные и детально проработанные, стоят довольно далеко от целей историко-типологического осмысления и ин¬терпретации интересующего нас предмета. Отметим только, что в тех случаях, когда эти исследования непосредственно стыкуются с этно¬графическим изучением, в них обычно также используется методика, разработанная М.В.Витовым.
В качестве примера укажем на диссертацию В.Ф.Вавилина, в ко¬торой поселения рассматриваются в историко-социаологическом разре¬зе и подразделяются по социально-экономическим типам, форме длани- ровки и типам заселения. Наряду с этим в работе используются и такие признаки как величина, людность, плотность поселений, уда¬ленность их от административных и городских центров, степень на¬сыщенности культурными учреждениями, уровень бытового обслужива¬ния, высота стояния грунтовых вод на селитебной площади, форма фасадных линий и другие параметры. Всю эту гамму признаков В.Ф. Вавилин объединяет в четыре группы: I) качественная типология, 2) количественная типология, 3) морфологическая типология и 4) ге¬нетическая типология, именуя в целом свою схему "типологической классификацией" (Вавилин, 1977, с. 8-9). Качественная типология, по мысли автора, имеет целью учет различий поселений в социально- экономическом плане, количественная - по величине, людности, плот¬ности населения; морфологическая - по форме поселений, типам уса¬дебной застройки и типам заселения. Помимо этого в особую катего¬рию под литерой "Б" автор выделил "Классификацию расселения", ко¬торую подразделил на I) качественную типологию - социально-эконо¬мические и внутрихозяйственные типы расселения и 2) морфологи¬ческую классификацию - классификация по формам расселения соответ¬ственно ввделенным типам и их ареалам. (Там же, с. 9)^. К сожа-лению, эта "типологическая классификация", как именует ее автор, оказалась у него практически оторванной от конкретного исследова¬ния, что не позволяет оценить ее результативность. Кроме того, многбе в предлагаемой им схеме представляется неясным и противоре¬чащим общепринятым представлениям. Например, классификация и ти¬пология представляют собой две последовательные ступени системати¬зации явлений, в то время как В.Ф.Вавилин эти понятия употребля¬ет в обратном значении: в состав классификации поселений и класси¬фикации расселения в качестве подразделов им введена количествен¬ен
ная, качественная и морфологическая типология . Отступлением от классификации М.В.Витова является и включение в понятие "тип рас¬селения" подраздела "тип заселения", который на деле характери¬зует поселения совершенно с другой стороны, а именно с точки зрения освоения территории в самом широком смысле. В целом же попытки В.Ф.Вавшшна углубить систематизацию поселений следует всячески приветствовать.
Из числа последних работ, вышедших в свет уже после опубли¬кования нашей монографии, на основе которой базируется данная диссертация, особо следует остановиться на первом совместном эт- нографо-культуроведческом исследовании, посвященном изучению культуры жизнеобеспечения армянского села (КЖ, 1983). В водной части работы целесообразность проведения подобного рода совмест¬ных исследований, в которых бы органически сочитались эмпиричес¬кий (этнографический) материал с обобщающей культуроведческо- филоеофской его интерпретацией, указывается на особую близость задач и методов этих двух дисциплин, в частности на характерный для них комплексный подход при изучении явлений культуры; В то же время "теоретическое самообеспечение", отличавшее развитие этно¬графии в прошлом, в современных условиях, выдвигающих, - по сло¬вам авторов, - "качественно новые по своей масштабности и слож¬ности задачи, оказывается уже недостаточным" ввиду того, что для решения этих задач "требуется проведение значительно более систе¬матических и многосторонних исследований по теоретическому, сис¬темному осмыслению явлений культуры в общем контексте обществен¬ной жизни людей!" (КЖ, 1983, с.6).
Данный тезис, несмотря на некоторую категоричность (на это, кстати, было обращено внимание при обсуждении книги в Институте этнографии АН СССР), представляется весьма конструктивным, по¬скольку нацелен на поиск новых путей оценки и интерпретации куль¬туры с позиции не только анализа, но прежде всего синтеза эмпи¬рических данных. Конкретные примеры применения указанной методи¬ки приводятся во второй части монографии, где исследуются такие категории материальной культуры, в системе жизнеобеспечения ар-мянского села, как поселения, жилище, пища.
В качестве исходной основы для типологии поселений взят "фундаментальный принцип" общественного разделения труда, пред¬ложенный эконом-географом Э.Б.Алаевым, в соответствие с которым все поселения подразделяются на две основные группы: городские поселения и сельские поселения, что соответствует ведущему об¬щественному разделению труда на промышленный и сельскохозяйствен¬ный (земледельческий). Сельские поселения определяются как некий "пространственный локус, включающий все необходимые условия и средства для обеспечения жизнедеятельности лвдей, занятых в сельскохозяйственном производстве". В понятие "пространственный локус" включается вся территория, занятая жилыми, хозяйственными, производственными, культовыми и иного рода постройками, связанны¬ми с ними функционально сельскохозяйственными угодьями. В связи с этим выделяются три типа поселений: I) поселения, в которых жилая часть (селитьба) и другие элементы расположены компактно, составляют единое целое, 2) поселения, жилая часть которых распо¬ложена вне административного, хозяйственного и культурного цент¬ра, 3) поселения типа американских ферм, не связанных между собой экономическими взаимоотношениями и лишенных определенного куль¬турного и административного центра. Армянские поселения в рамках этой генеральной типологии целиком вписываются в первый из ука-занных типов. Но такого рода типология не дает возможности выя¬вить различия на региональном уровне, поэтому дополнена авторами морфологической классификацией по отдельным составляющим элемен¬там (в числе их отмечены: селитьба, хозяйственные постройки, обо¬ронительные сооружения и др.) и способу их соединения, т.е. по форме, или конфигурации поселений, подобно тому, как это принято
в советской этнографии. При этом выделяются кучевой, компактно- слитный, улично-ветвистый и др. типы поселений, которые дают пред¬ставление о последних как о целостных объектах. Наряду с этим признается, что конкретные варианты "отмеченных комбинаций эле¬ментов поселений", зависят от уровня социально-экономического развития изучаемых этнических культур, природно-экологической среды, формы социальной организации (общинной, а для советского времени также кооперативно-колхозной и государственно-хозяйст¬венной) и структуры сельского населения, направленности сельско-хозяйственной деятельности внешней социокультурной среды, при¬быльности хозяйства, численности населения, удаленности поселе¬ний от городских центров и проч. (КЖ, 110-115).
Таким образом, и в данной работе наряду с сугубо этнографи¬ческими критериями также привлекаются социологические показатели, которые, впрочем, остаются фактически за рамками исследования, когда речь заходит о конкретном изложении материала. Тем не менее, уже сама постановка вопроса о необходимости совокупного аналити¬ческого подхода к социально-поселенческой среде (шире - всей ма¬териальной и духовной культуре) представляется несомненно плодо¬творной и заслуживает самого пристального внимания.
Однако синтез наук может дать положительные результаты толь¬ко в том случае, если будут четко определены все дефиниции внутри каждой из привлекаемых дисциплин, в нашем случае - этнографии и социологии. Между тем, как мы могли убедиться выше, здесь в инте¬ресующей нас области многое еще остается требующим дополнительного изучения и доработки, в том числе и используемая в эмпирических исследованиях классификация поселений М.В.Витова, которой следуют и авторы "Культуры жизнеобеспечения". Это хорошо осознавал и сам создатель последней. Так, касаясь особенностей заселения, М.В. Битов взял за основу классификацию В.П.Семенова-Тянь-Шанского, оговорившись, однако, что она "нуждается в серьезных дополнениях и уточнениях", а относительно классификации по типам расселения подчеркнул, что "вопрос этот требует специального изучения" (Би¬тов, 1953, с. 36,37). Кроме того классификация М.В.Витова, пост¬роенная на материале поселений Восточно-Европейской равнины, не учитывает специфику таких своеобразных регионов, как Кавказ, Средняя Азия или Сибирь. В результате применение ее в условиях этих регионов (даже в тех разделах, которые разработаны автором наиболее подробно) сталкивается с большими трудностями. Так напри¬мер, подразделение поселений на типы в зависимости от "историчес¬ки сложившейся" терминологии на деревни, погосты, починки, хуто¬ра и т.п. оказывается практически неприменимым на материале на¬родного жилища Кавказа, или дает невыразительную картину, лишен¬ную какой-либо практической значимости.
Поэтому в настоящем исследовании мы предложили подразделение поселений на основе важнейшего их признака - социальной структу¬ры - на два основных типа: моногенные (однофамильные) и поли¬генные (многофамильные). Такое разделение позволяет выявить глав¬ную специфику сельских населенных пунктов, связанную е уровнем общественного развития народа, что имело большое значение еще в недавнем прошлом.
Классификация по форме (планировке) в условиях горного рель¬ефа отличается еще большим разнообразием, хотя и в этом случае ведущим критерием является социальный фактор.
По форме планировки поселения Северного Кавказа можно под¬разделить на слитно-кучевые, разбросанные и поселения правильной улично-квартальной планировки. Классификация такого рода отража¬ет важнейшие морфологические особенности местных поселений и в то же время, в случае необходимости, (при расширении рамок ис¬следования) может быть без труда состыкована с аналогичной клас¬сификацией смежных регионов и историко-культурных областей и провинций.
Вместе с тем в каждом из указанных типов и форм планировки поселений при желании можно выделить несколько подтипов и разно¬видностей в зависимости от целей исследования в каздом конкрет¬ном случае. Так например, по генетическому признаку в составе полигенных и моногенных типов можно различать старые княжеско- владельческие поселения и центры крупных общинных объединений (у так называемых демократических племен) »которые в сравнительном плане могут быть приравнены к городским поселениям и поселениям с административно-управленческими функциями центральных районов России или Закавказских республик.
В составе слитно-кучевой формы планировки можно ввделить в особый вид поселения круговой формы, характерные преимущественно для равнинных районов периода позднего средневековья, но в руди¬ментах сохранившиеся и в последующем времени. В противоположность этому ярко выраженной чертой селений слитно-кучевой формы горной зоны была ярусность застройки, которая проявлялась тем сильнее, чем плотнее было селение и круче занимаемый им склон горы.
Значительные различия имеют место и среди поселений с "эле¬ментами правильной планировки", возникновение которой связано с переселенческой политикой и деятельностью русской администрации во второй половине XIX в. Если на равнине многие переселенческие селения с самого начала строились на основе правильной улично- квартальной сетки, то в горных и предгорных районах регулярность планировки ограничивалась в большинстве случаев проведением одной главной улицы, служившей зачастую единственной проезжей дорогой для всего селения. И такое положение в силу условий горного рель¬ефа в некоторых селениях края сохраняется и по настоящее время.
Можно указать и на некоторые другие отличия в типах и форме
планировки поселений региона, но целесообразнее это сделать при разработке сводного Кавказского историко-этнографического атласа, когда будут выявлены специфические черты поселений всех субаре¬алов Кавказа.
Здесь же отметим лишь одно принципиальное положение, а имен¬но, что сочетание двух выше названных классификаций (по типу и по форме поселений) усложняет систематизацию до комбинации двух признаков и тем самым поднимает ее до уровня типологии.
Несколько иначе обстоит дело с классификацией по типам за¬селения и типам расселения. Первая из этих классификаций пред¬ставляет собой явление более крупного порядка, отражающее общее развитие производительных сил и направленность хозяйственной дея¬тельности населения, соответствующие тому, что в советской этно¬графии принято суммарно именовать хозяйственно-культурными типа¬ми (ХКТ). На Северном Кавказе можно выделить четыре основных типа заселения, связанных с формированием ХКТ и зональной дифференци¬ацией региона: I) горно-долинный тип, 2) водораздельный, 3) при- брежно-речной, 4) очагово-степной^.
Первые два типа относятся исключительно к горной зоне, тре¬тий характерен для предгорной равнины, четвертый возникает с раз¬витием кочевого скотоводства в специфических условиях безводного Предкавказья. Водораздельный тип заселения обусловлен становле¬нием феодальных отношений в период средневековья и отличается тем, что при основании поселений (как уже отмечалось выше), предпочте¬ние отдается не экономической целесообразности, а соображениям внешней безопасности. После вхоздения Северного Кавказа в состав России в условиях политической стабильности этот тип заселения полностью утрачивает под собой почву, но сохраняется некоторое время, как анахронизм, вследствие высокой плотности в горах и по чисто утилитарным соображениям (наличие готового жилого фонда в виде прочных каменных домов старой постройки и устойчивостью ве¬ками складывавшихся общественно-экономических связей, прежде все¬го в области землевладения и землепользования).
Характер этих последних (т.е. локальных общественно-хозяйст¬венных отношений) в свою очередь определяет особенности, или ти¬пы расселения. В зависимости от их развития на том или ином эта¬пе можно выделить четыре основных типа расселения: гнездовой, соседско-территориальный, хуторской и сельско-поселенческий. В первом случае характер расположения поселений (взаимная группиров¬ка) определяется господством родовых, а на позднем этапе - фа¬мильно-патронимических связей; во-втором - экономическими взаи-моотношениями смежных сельских общин; в третьем и четвертом - капиталистической, а в последнем - в дальнейшем и социалистичес¬кой формами сельскохозяйственной кооперации в различных ее прояв¬лениях. Например, в форме колхозно-кооперативной и государствен¬но-совхозной собственности и организацией труда в условиях социа¬листической системы (КЖ, с. 114).
Хуторской тип на Северном Кавказе не получил большого раз¬вития, поскольку как социальная категория связан с капиталистичес¬кой формацией, не успевшей пустить в крае настолько глубокие кор¬ни, чтобы отразиться на характере расселения. Но в ряде мест (например, в Баксанском ущелье Балкарии) образование хуторских поселений в пореформенный период шло весьма активно, чему способ¬ствовал значительный фонд ранее не освоенной земли (Асанов, 1976, с.20). Впрочем, вопрос об образовании хуторов-отселков на Кавказе совершенно не изучен и поэтому в настоящем исследовании говорить об их социальной природе затруднительно. Известно, что многие хутора-отселки, например, существовали и в прошлом и связаны бы¬ли с простым увеличением народонаселения и острой нехваткой зе¬мельных наделов, пригодных для сельскохозяйственного использова¬ния. Очевидно, что при всем сходстве по своей форме хутора-отсел¬ки первого и второго ряда представляют собой два разнородных яв¬ления в социальном отношении.
Еще менее изучен вопрос о систематизации усадьбы, которая с формально-морфологической стороны представляет собой как бы пере¬ходное звено между поселением и жилищем.
Нет ни одной работы по народам Северного Кавказа, в которой усадьба рассматривалась бы в качестве специального предмета иссле¬дования даже в эшшрическом плане, не говоря уже о теоретическом осмыслении вопроса. Поэтому в своих изысканиях нам вновь прихо¬дится обращаться к восточнославянскому материалу, как наиболее глубоко и полно изученному. И здесь из обобщающих работ снова об¬ращает на себя внимание статья М.В.Витова, в которой автор пред¬лагает в качестве основы систематизации использование морфологи¬ческого и генетического принципов (Битов, 1958), Последний из них, на поверху, имеет к систематизации лишь косвенное отношение и используется исключительно для установления времени формирования тех или иных типов усадебных комплексов, которые устанавливаются единственно на основании планировки - способе связи жилища с хо¬зяйственными постройками (Там же, с. 130).
Вместе с тем, нам представляется недостаточно обоснованной критика М.В.Витова систематики усадьбы, разработанной Е.Э.Блом- квист на основе двух ведущих признаков: связи жилища с хозяйствен¬ными постройками и этажности, в чем М.В.Битов усматривает наруше¬ние "принципа деления" (Витов, 1958, с. 130).
Не вдаваясь в другие подробности не имеющие прямого отноше¬ния к предмету нашего исследования, отметим только, что в усло¬виях такого, в высшей степени, изрезанного в орографическом отно¬шении региона как Кавказ, использование для целей систематизации одного признака - планировки, или различия в способах связи жили¬ща с хозяйственными постройками только на горизонтальном уровне, не всегда может дать исчерпывающее представление о характере и особенностях дворово-усадебного комплекса. Объясняется это, в частности, и тем, что многие усадьбы в горах располагаются на разной высоте, при чем хозяйственные помещения в них устраивают¬ся либо в нижних этажах жилища, либо возводятся уступом ниже по склону горы. Наряду с этим имеются и такие усадьбы, в которых жилище связано с хозяйственными помещениями на одном уровне, что также придает усадьбе своеобразный вид. Б настоящей монографии все эти различия в планировке усадеб мы специально оговариваем в тексте, что позволило нам избежать усложнения классификации при их картографировании.
Изложенные принципы классификации поселений и усадеб затраги¬вают систематизацию указанных объектов прежде всего в историчес¬кой их ретроспективе. Что касается современности (последнего пери¬ода нашего исследования), то здесь решающее значение приобретают закономерности, обусловленные социалистическим способом производ¬ства и производственных отношений. В результате этого многие прежние критерии оценки интересующих нас явлений материальной куль¬туры теряют свое ведущее значение, уступая место социологическим и демографическим факторам. В этом легко убедиться на нескольких примерах самого общего порядка.
Так на протяжении длительного периода позднего средневековья - начала нового времени селения Северного Кавказа в социально-поли¬тическом отношении были практически недифференцированы. Города как сосредоточие административно-управленческих функций и торго¬во-промышленной деятельности возникают в крае лишь после присоеди¬нения его к России, в конце ХУШ - первой половине XIX в. Их воз¬действие, за небольшим исключением, не отразилось на типах посе¬лений и характере расселения и заселения территории региона. Кня¬жеские селения-резиденции в ряду других поселений отличались лишь, наличием усадьбы владельца, которая выделялась в основном только своими размерами. Правда, в горах Северной Осетии и Чече¬но-Ингушетии, и отчасти Балкарии, имелись поселения замкового типа, но их социальная природа до конца еще не выяснена. Часть из них была типичными феодальными гнездами, другая - поселениями патронимического типа, но в обоих случаях влияние их на характер расселения был крайне ограничен.
Селения региона не имели также четкого деления на селитебную (жилую) и обособленную производственную части. Скот обычно содер¬жался большую часть года (а иногда и круглогодично) на летних пастбищах и зимних кошах, а необходимый в повседневном быту при усадьбе.
ЛЗдиничные промышленные предприятия и торговые заведения по¬являются в селениях края в самом конце пореформенного периода, тогда же вводятся и первые элементы упорядоченной планировки,про¬кладываются проезжие дороги и как продолжение их - сравнительно широкие сквозные улицы. До этого для всех, как горных, так и рав¬нинных селений была характерна неупорядоченная застройка и под¬разделение на родственные кварталы. Такие кварталы (иногда более крупные объединения нескольких кварталов - концов: верхний, сред-ний, нижний и т.п.) были в известной мере самодовлеющим целым, что нашло отражение в существовании квартальных мечетей, кладбищ, мест собраний. Общесельские места собраний, там где имелись тако¬вые, располагались зачастую вне пределов селения, что подчеркива¬ло изначальную функциональную самобытность квартальной инфраструк¬туры. Вместе с тем, во внешних сношениях в качестве субъекта де¬ятельности в дореволюционный период выступала, как правило, сель¬ская община в целом. Это проявлялось, в частности, в коллектив¬ном владении всем сельским обществом водными источниками, лесными
■ - ьь -
и пастбищными угодьями, отчасти выгорами и некоторыми сенокоса-ми и в ряде других прерогатив, хозяйственного, юридического и сакрального порядка.
Социалистические преобразования, происшедшие в нашей стране после Великой Октябрьской социалистической революции, привели к коренной перестройке всей социально-экономической организации сель¬скохозяйственного производства и, как следствие этого, изменению параметров структуры и внешнего облика северокавказских селений.
Коллективное хозяйство повлекло выделение в составе сел осо-бой общественной усадьбы, обобществленных животноводческих и про-изводственных помещений, как-то: животноводческих ферм, машино- тракторных и ремонтных станций и мастерских.
Рост культуры сельского населения привел к появлению в селе-ниях многочисленных просветительных и обслуживающих учреждений, - школ, домов и дворцов культуры, предприятий бытового обслуживания. Все это способствовало выдвижению на первый план качественно иных характеристик развития поселений и "угасанию" других формообразу¬ющих факторов.
Из сказанного можно заключить, что использование единых прин-ципов типологии и классификации для поселений и усадеб дореволю-ционного и советского периода представляется задачей чрезвычайно трудной и практически невыполнимой, что уже отмечалось в кавказо-ведческой литературе (Мелконян, 1983, с. 149). В этом, между прочим, наглядно проявляется коренное отличие систематизации по-селений от типологии жилища, основной набор морфологических сла-гаемых которого остается сквозным на всем протяжении его развития.
В заключение считаем необходимым еще раз подчеркнуть, что все выше сказанное о систематизации жшпшца, поселений и усадьбы имеет силу применительно лишь к рассматриваемой теме и в пределах заданного региона, т.е. Северного Кавказа. Механическое распро-странение разработанной схемы и основ типологии на другие суб-регионы даже в границах Кавказа конечно недопустимо. Это, однако, не означает, что предложенные нами принципы типологизации и сис-темы классификации не могут быть использованы при изучении мате-риальной культуры других районов и этнических групп. Напротив, конечная цель нашего исследования предполагает стыковку его с аналогичного рода разработками по смежным подрегионам Кавказа, а в будущем и сведение воедино с историко-этнографическим атласом Европейской части СССР, Средней Азии и других сопредельных терри-торий Советского Союза. И здесь комплексный принцип типологизации представляет собой единственную возможность сведения воедино раз-нотипных явлений. В самом деле,систематизация жилища /равно как и усадьбы и поселений/ по планировке отражает в конечном счете эта¬пы эволюции его в хронологическом разрезе, в зависимости от по-ступательного развития общества, его общественных и семейных от-ношений; классификация по строительному материалу, форме и кон-струкций крыши, характеру отопления выявляет зависимость построек /особенно в прошлом/ преимущественно от географической среды в конкретном ее проявлении, /если не брать во внимание влияние строительно-эстетических традиций/, а рубрикация по связи жилища с хозяйственными постройками дает представление лишь о направлен-ности и специфике хозяйственной деятельности создавшего его насе-ления. Но взятые в комплексе все эти показатели характеризуют ин-тересующий нас объект всесторонне, в его социальной сущности. Именно поэтому, разрабатывая свою систематизацию, мы стремились максимально приблизить ее к общепринятым стандартам как в отноше-нии выбора принципов классификации и типологизарш, так и при оп-ределении основных параметров конкретного исследования, которое и предлагается ниже.

ПРИМЕЧАНИЯ

К главе - Принципы типологии жилища и классификации поселений и усадьбы
1. Такое противопоставление понятий применяется обычно в социологических исследованиях. Например, в одной из последних ра¬бот в связи с этим указывается, что "для большей четкости изложе¬ния будем использовать термин "типологизация" для обозначения про¬цесса разбиения, оставив термин "типология" для обозначения его результатов" (Типология и классификация, 1982, с. 8).
2. Здесь и далее приводится лишь основная литература.
3. О различных аспектах, связанных с понятием и изучением традиционно-бытовой культуры см.также: Цименов, 1967; Козлов,1979; Арутюнов, 1980.
4. Краткое теоретическое обоснование приводимой типологии см. также Вавилин, 1975, с. 122-123.
5. Соотношение понятий классификация и типология, предлагае¬мое В.Ф.Вавилиным, находится в противоречии также с использовани¬ем этих терминов не только в этнографических работах, но и в со¬циологических исследованиях, где "классы объектов" выделяются по любому основанию", а "типы строятся на основе полной системы свойств" (Развитие сельских поселений, 1977, с. 23).
6. М.В.Битов различия между поселениями, связанные с воз¬действием различных социальных и географических факторов именует "типами", что в свете сформулированных нами выше критериев пред¬ставляется не совсем удачным и, если может иметь место, то разве что в рамках сравнительно узколокальных построений. Это видно уже из самого перечня выделенных им типов: I) гнездовой, 2) скученный, 3) скученно-гнездовой, 4) хуторскойДБитов, 1953, с.37). Между тем, первые три из приведенных им "типов" отражают, по сути, одну и ту же группу поселений, отличающуюся лишь плотностью (смен¬ностью) и, следовательно являются разновидностями одного типа рас¬селения.

Продолжение III главы

0 чеченских и ингушских селениях на равнине и в предгорьях размером до 100 и более дворов согласно говорят все авторы конца ХУЖ - первой пошовины XIX в. Так, по сообщению Штедера, ингуши,
проживавшие в долине р. Камбилеевки и в окрестностях Назрани,
обитали в селениях в 80-100-200 дворов в количестве около 300 фа-
20
милий. (Штедер, 1967, с. 32) . Их соседи с востока, западные ка- рабулаки, в 1830-х годах жили в 6 селениях, в которых насчитыва-лось до 868 дворов, что в среднем составляет 144 двора на селе¬ние (МИЧИД, с. 280-282). Были и селения-гиганты, как, например, Большие Атаги, Истису, Герменчук, достигавшие 500, 600 и,700 дво-ров (АКАК, т. Л, ч. 2, с. 508; т. УШ, с. 685).
Столь крупный размер чеченских селений на равнине был обу-словлен рядом причин. Прежде всего к укрупнению поселений жите¬лей толкала внешняя опасность, а с другой - более глубоко зашед¬ший процесс классового расслоения по сравнению с населением гор¬ных обществ. Большинство селений на равнине с основания находи¬лось в подчинении своих или соседних феодалов - кумыкских и кабар¬динских князей. Чеченские поселения на Тереке, отмечает Г.Ф.Розен,
от
"управляются князьями, коим довольно послушны" (МИЧИД, с. 233) . По показанию чеченца - офицера на русской службе Сулеймана Чулико- ва, его родное селение на равнине было основано отцом в 1808 г., когда отец вывел с гор несколько зависимых от него семей (Грицен-ко, 1961, с, 179). Другой пример - история создания аула Ногай- мирза-юрт, основанного прадедом У.Лаудаева, в котором, по словам последнего, его дед и отец пользовались правами владельцев и счи-тались старшинами всего селения. "Истинность этого, - добавляет автор, - могут подтвердить все жители надтеречных аулов" (Лауда- ев, 1972, с. 40,41).
Часть селений иа притеречной равнине имела не только полиген-ный, но даже смешанный этнический состав, происшедший вследствие постоянных переселений безземельных горцев из высокогорных райо¬нов Чечни. В этом смысле весьма любопытно свидетельство П.Г.1>утко- ва о том, что владельческие поселения кабардинских и кумыкских
князей на равнине состояли "меньше из их природных холопов, как из присоединившихся к ним добровольно чеченцев" (Бутков, 1869, ч. 2, ч. 112).
Образованию крупных полигенных поселений на равнине в нема¬лой степени содействовала и деятельность царской администрации, для которой наличие большого числа мелких поселений было невыгод¬но с точки зрения управления и осуществления надзора за состояни¬ем умонастроения коренного населения. Поэтому командование Кавказ¬ской линии в течение всей первой половины XIX в. предпринимало меры по укрупнению мелких поселений. Так, в 1840-х годах было сведено в одно гигантское поселение Урус-Мартан (численностью в 1600 дворов) население, жившее по рекам Мартану, Рошни-чу, Теньге (Берже, 1859, с. 21-25). Жители селений, находившихся в верховьях рек Гойты и Энгелика, были слиты в сел. Гелен-Гойта числом в 450 дворов; жители мелких поселений в долине р. Валерик были объедине¬ны в сел. Валерик в 172 двора; население ущелья р. Гехи (Чермхой- юрт, Мозгорой, Магома-ирзау, Мачи-юрт, Сунтой, Дахни-ирзау, Зан- дак и др.) поселено в одно селение Гехи, насчитывавшее около 600 дворов, и т.п. (Волкова, 1974, с. 214).
Эту же цель преследовало и переселение горцев на равнину, которое начали осуществлять царские власти сразу же по окончании военных действий в Чечне и в других районах Северного Кавказа (подробнее см.ниже). Наконец, развитие капиталистических отноше¬ний в пореформенный период окончательно подорвало и экономическую основу существования патриархально-феодальных поселений моноген-ного типа. По словам известного дореволюционного исследователя общественного быта на Кавказе М.М.Ковалевского, "родовые", патри-архальные поселения уже в 1880-х годах представляли собой не бо¬лее как исключение даже в самых отдаленных горных уголках (Кова¬левский М.М., 1886, с. 70). В конце XIX в. эта социальная катего¬рия сельских поселений окончательно прекращает свое существова¬ние.
По форме поселения народов Северного Кавказа довольно четко подразделяются на два основных вида: горные и равнинные. Горные селения в силу ряда исторических обстоятельств и особенностей рельефа отличались скученной застройкой, развернутой в вертикаль-ном плане, и характерным местоположением где-нибудь на крутом склоне горы, на вершине хребта или холма-останца и т.п. "Деревни издали похожи на орлинные гнезда, - писал один исследователь местного быта в 1880-х годах - ... не удивительно, что 20 дворов помещаются иногда на участке в 100 квадратных саженей, но жителю долины нельзя не подивиться тому, что такой участок... на котором взгромождаются дома из каменных плит почти без цемента, занимает часто обрывистую вершину высокой скалы, откуда нервному человеку даже страшно взглянуть вниз. (Кипиани, 1884, с. 21,22).
Такая форма поселений возникла еще в период позднего средне-вековья, в период постоянных междоусобных распрей и внешних опас-ностей. Поэтому можно даже сказать, что чем древнее было селение, тем, как правило, неудобнее оно было расположено, тем плотнее бы¬ла его застройка. Примером тому может служить поселение Хакуна, или Сакуна, в Куртатинском ущелье Северной Осетии, возвышающееся на вершине безлесой горы, в котором, по преданию, жили братья Кур- тат и Тага, легендарные родоначальники местных осетин. Со временем, однако, братья якобы спустились ниже и основали новое большое по¬селение Даллакау на берегу р. Фиагдон, где и сегодня еще стоят
22
приписываемые им склепы . Другой аналогичный пример - ингушское селение Ольгете в долине р. Армхи, основанное в конце ХУШ - нача-ле XIX в. выходцами из заброшенного ныне селения Эрзи, руины ко-торого находятся на склоне прилегающей горы. В памяти ольгетин- цев, однако, сохранилось воспоминание, что жители Эрзи (селение
существовало уже в ХУП в.) в свою очередь переселились некогда из еще более высокогорного поселения Кербите, расположенного на гребне того же горного хребта, но значительно выше и неудобнее Эрзи (Семенов Л.П., 1963, с. 67). Точно так же жители другого гор¬ного ингушского селения Салги, покинутого уже в советские годы, помнят о том, что предки их в незапамятные времена проживали в ове¬янном легендарным туманом селении Магат, лежащем в развалинах на заросшей вековым лесом горе Заглдук (АИЭ, 1969, тетр. I).
Еще выше и неудобнее с точки зрения жизнедеятельности были расположены селения замкового типа, принадлежавшие племенной и феодализирующейся знати. Многие из таких поселений-усадеб занима-ли вершины отвесных скал, холмов-останцев, представлявшие собой естественные укрепления. К числу их относятся давно заброшенные селения: Басхой в Чечне в долине р. Чанты-Аргуна, расположенное на оконечности острого как нож хребта; Вовнушки в Ингушетии, сед-лающее вершины двух обрывистых холмов; замок Сидановых в Дигор- ском ущелье Северной Осетии, высящийся на вершине отвесной скалы; заброшенный в заоблачную высь замок Жабоевых в Балкарии и многие другие.
Селения замкового типа чаще всего встречались в западных рай-онах Чечни, в Ингушетии и высокогорной зоне Северной Осетии вслед-ствие более замедленного социально-экономического развития этой части края по сравнению с другими его регионами, где феодализм пустил более прочные корни. Красочное описание поселения-усадьбы этого типа мы находим у Я.Рейнеггса в разделе, посвященном осети-нам. "Вожди и знатные люди этого народа обносят, кроме того, свои жилища высокой крепкой каменной стеной, в каждом углу которой на-ходятся маленькие сторожевые помещения. На верхней части стены находятся длинные, выдающиеся наружу острые колья или частокол, на которых висят лошадиные головы и другие кости (магические обе¬реги жилища. - В.К.); за этим частоколом и между кольями наложе¬ны в аршин вышины камни, чтобы можно было незамедлительно вос-пользоваться ими при внезапном нападении; однако они (камни) час¬то проламывают голову самому хозяину, его детям и коровам. Снару¬жи кругом стены лежат от 10 до 12 локтей в ширину низкие груды камней, остовы лошадей и другие кости, которые закрывают доступ как пешему, так и конному и оставляют только узкую тропинку, ве-дущую к двери дома" (Рейнеггс, 1967, с. 91-92).
Соображения обороны оказывались решающими при расположении поселений на местности. Отдельные селения в ущельях строились так, чтобы между ними сохранялась визуальная связь, позволявшая в слу-чае опасности быстро передать весть о ней всему ущелью. В качест¬ве сигнала при этом использовали огонь, который разводили на верх¬ней площадке боевых башен. Там, где конфигурация ущелья или пере¬пад высот мешали визуальному наблюдению, на возвышенных местах возводили специальные сторожевые башни, с которых сигнал передава-ли в близлежащие селения. Дежурство на таких башнях осуществляли по очереди все семьи сельской общины.
Другим важнейшим условием выбора места для поселения явля¬лось наличие источников воды - ручья, ключа и т.п., ввиду того, что каменный грунт практически исключал возможность рытья колод¬цев. Источники тщательно оберегали, каптировали, подводя иногда воду издалека с помощью специальных канав и водостоков. В поселе¬ниях замкового типа, расположенных на вершинах гор и безводных скалах, за водой приходилось порой ходить за многие сотни метров вниз к реке, поэтому в таких поселениях рыли специальные водо¬сборники и хранилища для воды. Доставка воды в этих случаях ло¬жилась тяжелым бременем на плечи женщин, которые носили воду в больших медных кувшинах.
Стратегические соображения были на единственной причиной не-удобного местоположения и скученной застройки поселений в горах. Не меньшую роль играж общая высокая плотность населения в гор¬ной полосе Северного Кавказа и, как следствие ее, крайнее мало¬земелье. "Учитывая незначительное количество мест, пригодных для использования, горы действительно очень заселены", - пишет Ю.Клапрот (Клапрот, 1967, с. 174), добавляя в другом месте, что иногда цена земли настолько высока, что "за несколько квадратных саженей уплачивают одним рабом или 100-160 овцами" (Там же). Су-ществовала даже поговорка, что земля стоит того животного, кото¬рое может на ней уместиться (Еяиев, 1959, с. 17,18; Материалы и исследования...,1962, с.46). По этой причине всякий мало-мальски пригодный для обработки участок стремились использовать под паш¬ню, сенокос или выгон и никогда не занимали под поселение. "Кар¬низы утесов, крутизны и гребни скал, безопасные от снежных, зем¬ляных и каменных завалов и сползания почвы, непригодные для об¬работки и менее доступные для нападения, были наиболее предпочи¬таемы для поселений", - замечает Коста Хетагуров, осетинский поэт, писатель и общественный деятель, сам выросший в одном из таких затерянных горных уголков (Хетагуров, 1961, с. 315).
Лишь после присоединения края к России, особенно с середины XIX в., когда политическая обстановка стабилизовалась и горцы по-лучили возможность спуститься на равнину, наиболее неудобно распо-ложенные поселения стали быстро пустеть, а жители их "переселять¬ся в долины рек, на более ровные участки. И хотя, как отмечалось выше, малоземелье в горах продолжало оставаться бичом коренного населения вплоть до Великой Октябрьской революции, характер рас-положения селений существенно изменился, а вместе с этим и форма их планировки. Теперь при выборе места под поселение в первую оче-редь стали учитывать удобство его с точки зрения ведения хозяй-ства. "Аулы дигорцев обыкновенно расположены на таких местах, - пишет К.Ф.Ган, автор второй половины XIX в., - где долина немно¬го расширяется и допускает обработку земли, или же поблизости легко доступных пастбищных и сенокосных мест" (Ган, 1898, с. 29).
В качестве примера поселения нового типа, основанного с
учетом исключительно лишь хозяйственной целесообразности, укажем
на уже упомянутое выше ингушское селение Ольгете. возникновение
?я
которого относится к первой половину XIX в. . В Дигории, о кото¬рой только что шла речь в приведенном отрывке, таким селением, расположенным на открытых землях в пойме р. Уруха, было сел.Дзи- нага (в материалах начала XIX в. - Хинагикау) (Клапрот, 1967, с.146). "Сползание" поселений в горных круч зафиксировано также в многочисленных дублях названий селений, распространенных повсе-местно в горной полосе, как-то: "Верхний и Нижний Кий, Верхний и Нижний Кокадой (оба в Чечне), Верхний и Нижний Хули (Ингушетия), Верхний и Нижний Кобан (Северная Осетия), Верхний и Нижний Чегем (Балкария) и т.п. В других случаях такого рода повторы наименова-ний отразили особенности расселения в горах в связи с ростом на-родонаселения и процесс переселения горцев на свободные земли в предгорьях и на равнине, о чем говорилось в предшествующем разде-ле.
Новые (в том числе "нижние") селения отличались, как прави¬ло, значительно менее плотной застройкой, однако по-прежнему име¬ли неупорядоченную планировку, развернутую в вертикальном направ-лении, Такие селения были характерны для высокогорных районов Чечни, Ингушетии, Северной Осетии и большей части Балкарии. Толь¬ко в верховьях Баксанского ущелья и далее на запад в Карачае, где речные долины были шире, или, как в горной полосе Черкесии и Ады-геи, рельеф был более сглажен, селения имели свободную разбросан-ную планировку. Отдельные жилищ в них стояли в окружении дворов и приусадебных участков, а сами усадьбы группировались по фамиль¬но-патронимической принадлежности. В целом подобного рода селе¬ния по форме представляли собой сумму моногенных кварталов-досел- - ков, территориально ничем не связанных друг с другом. Объединяю¬щим признаком здесь выступала исключительно общность экономичес¬ких интересов (совместное владение земельными и лесными угодья¬ми, пастбищами и выгонами) и как отражение этого - общность идео-логических представлений, выражавшаяся в устройстве общеаульных собраний, отправлении религиозных праздников и т.п. действиях и преданиях.
Селения со свободной разбросанной планировкой тянулись за-частую на многие километры вдоль по ущелью и были особенно харак-терны для западноадыгских "демократических" племен Причерноморья и нижнего Прикубанья. Так, например, сел.Фагуа, начинаясь в трех верстах от моря, было растянуто по долине одноименной реки почти на 18 км (Фелицын, 1884, с. 22). Сел.Лохотх, расположенное в до-лине р. Ме, занимало территорию в несколько десятков километров и состояло из 9 самостоятельных патронимических поселений (хаблей), в каждом из которых проживало около 20 больших семей численностью от 30 до 60 человек; сел.Шахачей, совр.Кичмай, также подразделя-лось на 9 хаблей и имело протяженность до 70 км (Очерки, 1957, с. 226).
Один из первых адыгских этнографов Султан Крым-Гирей, писавший в 60-х годах прошлого столетия, так характеризовал селения совре¬менных ему горцев-адыгов: аулы "натухайцев", как и прочих вообще горцев, не отличались такой скученностью саклей, как аулы на плос¬кости, например бжедугов. То были нескончаемые цепи дворов, раз¬бросанных по вкусу их хозяев всюду по ущельям, горным террасам, долинам... Очень естественно, что человек, незнакомый еще с дет¬ства с топографией натухайских поселений, мог чрезвычайно затруд¬няться в точном разграничивании непрерывной цепи хуторов по аулам;
но аулы эти имели каждый свое предание, свои основания называть-ся так, а не иначе" (Крым-Гирей, 1866).
Селения со сравнительно свободной разбросанной планировкой, правда, выраженной значительно менее аморфно, были распростране¬ны в лесистых предгорьях и на прилегающей к ним равнине также и у других народов края, как о том можно заключить по описаниям. "Сак-ли располагаются без всякого порядка, - замечает один современник о чеченцах, - каждый строится там, где захочет; оттого чеченские аулы представляют собой не более как неправильную кучу домов, с кривыми и узкими переулками между ними, по которым едва может про-ехать одна арба; оставляется только небольшая:площадь посреди ау-ла, около мечети" (Иванов И., 1851, с. 5).
Более плотную застройку и упорядоченную планировку имели традиционные поселения адыгов, живших в Прикубанье, темиргоевцев, бжедугов, хатукайцев и других более мелких племен, а также кабар-динцев, обитавших в сравнительно обезлесенной местности. Внешняя опасность вынуждала здесь жителей прятать свои поселения за проч-ную ограду или возводить жилища по кругу или квадрату. Такой тип поселений фиксируется источниками здесь на протяжении нескольких столетий вплоть до начала XIX в. "Их селения находятся в густых лесах и окружены переплетенными деревьями, чтобы затруднить до¬ступ татарской коннице", - пишет Жан де Люк, автор середины ХУЛ в., об адыгских племенах шапсугов и натухайцев (Жан де Люк, 1879, с. 490). В описании начала XIX в. вновь читаем: "Каждое их селе¬ние укреплено по углам плетневыми оборонительными башнями" (ЩША, кол.414, д.300, л.85 об)24.
Укрепленные поселения имели сравнительно упорядоченную пла-нировку, при которой жилые и подсобные сооружения возводились по окружности или по периметру квадрата со входами, обращенными внутрь. В середину такого замкнутого поселения на ночь загоняли скот. "Жилища черкесов просты: дома строятся более из плетня и бывают обмазаны глиною внутри и снаружи. Деревню составляют 40 или 50 подобных домиков, крытых камышом или соломою и расположен¬ных кругообразно" (Живописное обозрение, 1874, с. 238).
Замкнутый укрепленный тип поселений круговой и кареобразной планировки, кроме адыгов, источники отмечают еще у ингушей Тар-ковской долины и чеченцев, живших на равнине и в лесистых пред-горьях. В единичном числе подобные поселения встречались и в гор-ной полосе. Иллюстрацией последнего может служить сел.Цизды в горной Ингушетии, расположенное на оконечности небольшого хребта и представляющее собой группу мощных трех- и четырехэтажных жилых башен, поставленных полукругом вплотную одна к другой. Однако значительно чаще в горах, как уже говорилось, встречались поселе-ния замкового типа.
Говоря о форме и планировке поселений, необходимо оговорить-ся, что приведенная их классификация является в известной мере условной, ввиду того, что границы между выведенными типами были крайне нечеткими. Так, селения свободной разбросанной планировки в зависимости от местности могли иметь террасное расположение, когда отдельные усадьбы или группы усадеб располагались на раз¬ном уровне. С другой стороны, эти селения чрезвычайно трудно от¬делимы от подворно-гнездовых поселений, представляющих собой как бы переходную ступень между моногенными однодверными отселками хуторского типа и большими полигенными селениями со свободной планировкой.
Приведенные" выше некоторые западноадыгские поселения, раз-бросанные на много километров, имели настолько аморфную планиров-ку, что в равной степени могут быть отнесены как к первому, так и ко второму из указанных типов. Имеющиеся источники далеко не всегда дают возможность четко их разграничить. Тем не менее, учи-тывая широкое бытование в рассматриваемую пору селений моноген¬ного типа, имеются веские: основания выделить последние с точки зрения планировки в особую категорию поселений подворно-гнездовой формы, состоящих из отдельных усадеб с прилегающими к ним пашнями, садами, огородами и другими сельскохозяйственными угодьями. Для ряда районов, в частности для норной Адыгеи, данный социальный тип и соответствующая ему подворно-гнездовая форма планировки бы¬ли преобладающими на протяжении всей первой половины XII в. У "живущих между верхней Кубанью и рекою Белою...селения...состоят из отдельных разбросанных дворов", - читаем в одном документе то¬го времени (АКАК, т. УП, с. 905). В другом сообщении, датируемом 1834 г., об абадзехах, одном из самых значительных по величине адыгских племен, говорится, что они "живут не селениями, но рас¬сеянно по речкам и местам по одному, по два и редко по три двора вместе" (Там же, т. УШ, с. 740).
Необходимо учитывать, что даже в первой половине XIX в. фор¬ма поселений на равнине у ряда народов края неоднократно изменялась под влиянием внешнеполитической ситуации, переселений на равнину и некоторых других факторов. Так, в 1840 г. чеченцы, по словам М.Я.Ольшевского , под давлением Шамиля "оставили свои большие ау¬лы в Большой Чечне и расселились хуторами по горам и лесным тру¬щобам" (Ольшевский, с. 96; АКАК, т. X, с. 471). В 1846 г. при учреждении Сунженской линии ушли с равнины ингуши, а их "хутора" подверглись уничтожению. По окончании военных действий, когда эти народы смогли вновь вернуться на свои места, их поселили уже в укрупненных селениях полигенного типа (Христианович, 1928, с.65; Берже, 1859, с. 17-21; Максимов, 1892, с. 30). Кабардинские поселе¬ния в источниках начала XIX в. характеризуются как укрепленные с замкнутой периметральной застройкой. Однако с упрочнением власти русской администрации надобность в подобной форме планировки от-пала, и они превратились в обычные поселения со свободной квар- татальной застройкой. Естественно, что на приводимой карте форм поселений середины XII в. отразить указанную эволюцию не было ни-какой возможности. На карте зафиксированы традиционные виды пла-нировки поселений, которые существовали на Северном Кавказе в пе-риод присоединения края к России.
Окончание войны на Северо-Восточном (1859 г.) и Северо-Запад¬ном Кавказе (1864 г.) и последовавшее затем переселение значитель¬ной части горцев в Турцию, а также проведение ряда земельных и переселенческих реформ во второй половине XIX в. привели к сущест¬венным переменам в расселении коренного населения и дальнейшему изменению формы и типа поселений в крае, особенно на равнине.
Так, в ходе Кавказской войны были выселены со своих прежних мест обитания западные адыги, большая часть которых переселилась в Турцию, а те, которые остались, были сведены с гор на равнину и расселены в крупных поселениях чересполосно с казачьими станицами (Берже, 1887; Лайпанов, 1966). В 1859-1864 гг. из района Бештау и междуречья Кумы, Калауса и Сабли ушли в Турцию ногайцы, а остав-шиеся были сведены в одно селение Канглы, в котором обосновалось около 300 семейств (Кужелева, 1964, с. 208; Волкова, 1974, с.220). Царская администрация приступила к планомерному сселению горцев в крупные поселения с учреждением в них должностей аульных старшин и квартальных помощников (Дзагуров Г.А., 1925; Касумов, 1967, с.10, II).
В 1865 г. была осуществлена переселенческая реформа в Большой Кабарде, в результате которой вместо 93 прежних небольших поселений было образовано 35 крупных селений размером в среднем по 100 и бо¬лее дворов в каждом (Кумыков, 1965, с. 151-157). В 1868 г. анало¬гичное укрупнение селений было проведено в Малой Кабарде: здесь из 32 селений было образовано 9 новых селений (Сборник статистических |
сведений..., 1869, с. 43; Волкова, 1974, с. 225-228). В те же го-ды по распоряжению наместника на Кавказе карачаевцам взамен арен-дуемой у кабардинцев земли было выделено два участка на равнине: первый - между реками Кумой и Кубанью размером в 26 тыс.дес.; второй - в долине р. Теберды - 14 тыс.дес. На новых землях в 1868¬1883 гг. было основано шесть селений, заселенных в большинстве получившими освобождение крепостными и рабами. (Дьячков-Тарасов, 1968, с. 53). В 1909 г. к ним прибавилось еще селение Воронцово- Карачаевское (по-местному Ак-къала). Вновь образованные поселения вкупе получили наименование Малого Карачая, в отличие от первона¬чальной территории расселения карачаевцев, которая с этих пор ста¬ла называться Большим или Старым Карачаем (Чурсин, 1915 г., с.156; Невская, 1964, с. 34).
В 1870-х годах в связи с размежеванием земель в Кабарде не-сколько тысяч десятин на равнине были переданы балкарцам, поселив-шимся в селениях Хасаут, Хабез, Гунделен, Чижок-кабак, Кашкатау (Месяц, 1928, с. 47).
В пореформенный период продолжалось интенсивное переселение на равнину осетин. В течение 1850-1370-х годов здесь возникает целый ряд новых переселенческих и укрупненных селений, как-то; Ги- зелъ, образованное в 1858 г. из слияния нескольких прежних одно- фамильных поселений тагиатов, Ногкау им Пысылмонкау (Мусульманс¬кое село), составленное также из жителей нескольких мелких моноген¬ных поселков куртатинцев, Брут, Дарг-кох, Хумалаг, Кардаин и др. Среди них выделялись своими размерами селения Волъно-Магометановс- кое (совр.Чикола) и Вольно-Христиановское (Дигора), в которых жи¬тели были сведены по их религиозному признаку (Гарданов М.К.,1925, с. 151-153; Цаллагов, 1893, с. I).
Переселенческое движение в Северной Осетии в эту пору отли¬чалось той особенностью, что большая часть земель на равнине к
этому времени была уже поделена между переселенцами предшествую-щего периода и казаками Первого Владикавказского полка, поселенны¬ми на левобережье Терека для охраны Военно-Грузинской дороги. Это порождало постоянные трения между переселенцами и администрацией и более ранними поселенцами. Поэтому значительная часть переселе¬ний происходила посредством подселения к уже имевшимся селениям. "Переселение с гор на плоскость совершается следующим образом, - писал один современник в 80-х годах. - Горец отыскивает невесту из семейства плоскостных жителей и временно поселяется у родственни¬ков жены; пробыв в селении год-другой и пользуясь гостеприимством, он без всяких предварительных разъяснений на каком-либо незанятом месте устраивает себе жилище будто бы для родственников своей жены, а потом перевозит свою семью во вновь устроенный дом и окончатель¬но здесь поселяется". Разумеется, что обосновавшийся таким путем на равнине горец не получал от сельской общины земельного надела, а юридически оказывался лишенным всяких прав, в том числе не имел "голоса" на сельских сходах. В официальных документах эта катего¬рия переселенцев получила наименование "временно проживающих". Вплоть до Великой Октябрьской революции "временно проживающие" сос-тавляли наиболее обездоленную часть населения, подобно "иногород-ним" в казачьих станицах Кубани и Терека.
По окончании военных действий на Северо-Восточном Кавказе на¬чалось массовое переселение на равнину чеченцев, которым специаль¬ной прокламацией главнокомандующего кн.Барятинского было обещано возвращение их прежних земельных владений. В итоге в короткий срок на территории Большой Чечни (к востоку от р. Гойты) возникло 29 крупных селений общим числом 8390 дворов и 15 селений в Малой Чечне (к западу от р. Гойты) общим числом около 5900 дворов, что в среднем составляло по 300-400 дворов на селение. В те же годы вернулись на свои старые места ичкеринцы, расселив¬шиеся в 29 селениях и ауховцы, поселенные в 8 селениях. Между 1856-1859 гг. были выселены из ущелий Черных гор жившие там ингу¬ши, галашевцы и карабулаки, и расселены в крупных поселениях в Назрановском округе. По завершении этой переселенческой кампании руководящий ею ген.Кундухов писал в своем рапорте: "В ущельях по Фортанте, Ассе, Сунже и Камбилеевке мелких хуторов и жителей нико¬го не осталось, и дело это, к удовольствию своему, я считаю окон¬чательно завершенным" (АКАК, т. X, с. 471¿Материалы по истории..., с. 313, 314; Максимов, 1893, с. 32).
Осуществляя переселение и укрупнение поселений, царские влас-ти преследовали отнюдь не филантропические, но сугубо свои колони-альные интересы. Однако справиться полностью с развязанным им пе-реселенческим процессом царизм оказался не в состоянии. Многие гор¬цы на свой страх и риск, часто вопреки администрации, перебирались на свободные земли на равнине и поселялись в малодворных и одно- дворных селениях хуторского типа. В результате из основанных в Чечне 438 селений (на равнине) 132 селения, т.е. более трети, на¬считывали едва по одному десятку дворов (Максимов, 1893, с. 32).
Расселение на равнине по соседству с русским населением и вблизи городов незамедлило отразиться на форме и планировке посе-лений коренного населения края. Уже в начале второй половины XIX в. многие селения на равнине стали приобретать черты правильной пла¬нировки, особенно те, при основании которых удавалось произвести поусадебные размежевания. Так, об осетинском селении Кадгарон А.Головин писал в 1854 г., что оно по виду "совершенно русское се¬ление: такие же срубы, отвесные соломенные кровли; неподалеку от дворов у каждого почти хозяина несколько запасных скирд хлеба" (Головин, 1854, с. 448). Также точно охарактеризован спустя не¬сколько лет это селение и соседнее с ним Гизель В.Б.Бфаф: "Обе эти деревни, хотя и населены осетинами, совершенно новые и ничем не отличаются от обыкновенных русских деревень с длинными улицами и деревянными хатами" (Пфаф, 1871, с. 12). А в конце 1880-х годов процесс переустройства селений на равнине охватил и более отдален¬ные от Владикавказа чеченские селения. "Мне как участнику прошлой Кавказской войны было приятно видеть вместо старых плетеных хуто¬ров благоустроенные обширные аулы с правильными улицами, чистень¬кими, нередко каменными постройками, садами и даже виноградниками и табачными плантациями", - писал один современник (Казбек, 1888, с. 10).
Наряду с упорядочением планировки в пореформенный период на-блюдается также значительное уплотнение застройки в селениях на равнине. Известную роль в этом сыграл распад больших семей, выз-ванный развитием капиталистических отношений и существовавшей прак¬тикой подымного наделения землей. В горах этот процесс сдерживало острое малоземелье и невозможность дробления.и без того мизерных земельных наделов. Так, если на равнине Чечено-Ингушетии в конце XIX в. большие семьи составляли едва 3,5$, а в Адыгее - 8,5$ от общего числа дворов, то в горах, например в Дигомском приходе Се¬верной Осетии, по данным А.Скачкова, даже в начале XX в. на одну разделившуюся семью приходилось 20 неразделившихся семей (Скачков, 1905, № 221; Пантюхов, 1900, с. 128). Впрочем, и здесь исследова¬тели отмечают постепенное уменьшение размеров семей. Так, например, по данным В.П. Христиановича, с 1889 по 1916 г. средний размер семьи у ингушей снизился с 6,9 до 5^7 человека (Христианович, 1928, с. 62).
Рост торговой и промышленной деятельности населения имел сво-им следствием появление в селениях (особенно на равнине) многочис-ленных лавок и различного рода кустарных промышленных заведений. "Лет двадцать назад в аулах совсем не было лавок, - писал в 1890-х годах публицист А.Г.Ардасенов. - Если и случалось, то ее исключи-тельно держал горский еврей. Ныне же не найдете ни одного (сельс-кого) общества без нескольких лавок, содержимых тз^земцами, вытес-нившими евреев. Нередкость, когда на 300 дворов населения насчи-тывается 4-5 лавок. Особенно это относится к Осетии, менее к Чеч-не, где хотя и есть лавки, но все же в меньшем числе. В Кабарде... число лавок еще очень невелико". И в другом месте: "Он (горец. - В.К.) спит и видит во сне лавку: лавка поправит его дела" (В.-Н.-Л. 1896, № 4266). Обилие лавчонок, в которых, "кроме нескольких ко¬робок спичек, кусков мыла, гвоздей и керосина, ничего не было", отмечает в адыгейском ауле Хакуринохабль (совр.Шовгеновск), А.Н, Дьячков-Тарасов (Дьячков-Тарасов, 1902, с. 19).
Действительно, списки населенных мест Северного Кавказа той поры показывают чуть ли не в каждом селении 3-4 лавки, мельницы, а также заводики и кустарные предприятия по производству кирпича, черепицы, изготовлению свечей, выделке кожи и т.д. (.Аутлев, Лавров, 1964, с. 29,30).
Все это коренным образом меняло внешний облик селений, кото-рые быстро теряли черты прежней феодально-патриархальной замкну-тости и национального своеобразия.
Великая Октябрьская революция и последовавшие за ней социа-листические преобразования в хозяйстве, культуре и быту народов СССР привели к кардинальным изменениям в расселении, форме и внеш¬нем облике поселений народов Северного Кавказа. Советская власть законодательным путем закрепила за местным населением обширные земли на равнине. Так, например, Северная Осетия получила 400 тыс. га земель на плоскости, куда в течение 1920-1921 гг. было пересе¬лено около 200 тыс.горцев, основавших 15 новых селений (К 40-ле-
о п
тию Северной Осетии, 1964) . В числе их Ногир (1920), Коста (1921), Нарт (1921), Красногор (1922), Став-Дурта (1923) и др. (ЦГА СОАССР, ф.42, оп. I, д. 45, л.Ю9).
Значительное число переселенцев подселялось к уже существо-вавшим плоскостным селениям: в станицу Змейскую подселилось II дворов, в хутор Ардонский - 29 дворов, в сел. Ново-Христиановское - 40 дворов, Кора-Урсдон - 20 дворов, Магометановское - 15 дворов, Дур-Дур - 87 дворов, Хаталдон - 10 дворов, Лескен - 51 двор, Фиаг- дон - 8 дворов, всего 363 двора (Баев, 1925, с. 279). В результа¬те уже к середине 1920-х годов в горах Северной Осетии осталось немногим более 20 тыс.человек, или около 14% от общего числа коренного населения области (Рклицкий, 1925, с. 21) .
Переселенцам выдавали денежную ссуду, отводили под поселение землю и т.п. К примеру, с 1921 по 1923 г. осетинцы-переселенцы через Кавказский сельский банк получили 200 тыс.руб. денежной ссуды (Дзакоев, Архив Северо-Осетинского НИИ, 11-24, № 62). Одновре-менно было осуществлено межаульное землеустройство и вновь возник-шие селения получили - юридическое признание (Баев, 1925, с.277). Наркомзем РСФСР разработал специальные правила застройки новых поселений и организации переселения. Тогда же был поставлен вопрос о присоединении к Северной Осетии Моздокского сельскохозяйственно-го района, где осетинские селения существовали с ХУШ в. (ЦГА ЧИАССР ф. 79, оп. I, ед.хр.5, л.167-177).
Окончание гражданской войны создало благоприятные предпосыл¬ки для переселения на равнину и улучшения материального положения чеченцев и ингушей. Как и в соседней Осетии, процесс переселения здесь начался стихийно. Горцы сами захватывали земли, которые до революции они арендовали у казаков и собственных помещиков, выпла-чивая ежегодно огромные суммы (Там же, л. 235-338J. Однако резервы свободных земель здесь были сравнительно невелики, среднее Прите- речье издавна было плотно заселено. Ввиду этого при образовании Чеченской автономной области к ней были прирезаны дополнительные площади. Таким образом территория области увеличивалась на II0400
дес. (ЦГА ЧЙАССР, ф.79,оп.1,ед.хр.45, л.277 об, 299). В результа¬те уже в 1925 г. средний надел на равнине в расчете на одно хо¬зяйство возрос до 2,2 га (по сравнению с 1,6 га в 1922 г. - год образования области). В дальнейшем,в связи с проведением в 1927¬1930 гг. сплошного уравнительного землеустройства и присоединения к Чеченской области Грозненского и Сунженского округов этот надел достиг 2,6 га (10 лет Советской Чечни, 1933, с. 80).
С целью оказания помощи переселенцам правительство Российс¬кой Федерации выделило Чеченскому ревкому 531 тыс.золотых рублей дотации (Там же, с. 122). Из этих средств земельное управление об-ласти наделяло каждого переселенца лошадью со сбруей и телегой и выдавало в течение первого лета по пуду кукурузной муки на каждо¬го члена семьи (ЦГА ЧЙАССР, ф.79, оп.1, ед.хр.92,л.69). Общая сме¬та на одну семью в 5-6 человек составила 500 руб. (Там же, ед.хр. 120, л. 64 и об). Сюда входили:
Проезд и питание на расстояние до 80 верст 75 руб.
Ссуда на домообзаведение, лесной материал и проч 300руб.
Семенная ссуда 100руб.
Врачебно-ветеринарная помощь 25 руб.
В других случаях переселенцев вдали уже готовые дома и на-резанные участки приусадебной земли размером в 1250 дес. на посе-лок, состоящий из 15 дворов (Там же, л. 70). Тем не менее пересе-ление шло довольно медленно, несмотря на то что для подъема хо-зяйства переселенцев в районе образования новых селений был соз¬дан тракторный отряд из 12 машин, один из первых в области. По пе¬реписи 1926 г. в горах Чечни оставалось еще около 126 тыс.человек, или более 39% общего числа населения области (Знаменский, 1929, с. 55). Основную часть переселенцев составляла молодежь, преимущест¬венно из Итумкалинского района, расположенного в бассейне р.Ченты- Аргуна.
В течение 1920-1922 гг. постановлением съезда Советов Ингу-шетии в области было осуществлено предварительное распределение бывших казенных и частновладельческих земель, главным образом экс-проприированных у поселенного здесь казачества, "впредь до прове-дения уравнительного землеустройства". Территория Ингушетии по сравнению с дореволюционным временем увеличилась к середине 1920-х годов с 184438,9 дес. до 292193 дес. Однако из-за отсутствия водо-снабжения почти 75% земель не использовались. И тем не менее за 1921-1923 гг. на землях четырех выселенных казачьих станиц по Сун- же и Камбилеевке (Сунженской, Тарекой, Ахки-юртовской и хутора Тарского) было основано 24 сельскохозяйственных объединения пере-селенцев с общим клином в 26642 дес.земли. С гор было выведено 2743 семьи, или 13715 человек. (ЦГА ЧИАССР, ф. 79, оп.1,ед.хр.71, л. 61,62,64,71,188; ед.хр.92, л.69).
После выделения Ингушетии из состава Горской республики был разработан перспективный план на пятилетие (1925-1930 гг.), кото-рым намечалось создание сети артезианских колодцев в районах буду-щих поселений. К 1926 г. на плоскость здесь переселилось до 86% населения (Христианович, 1928, с. 65).
В два раза (с 178 тыс.га до 350 тыс.га) увеличилась в совет-ские годы территория Карачая. Вновь присоединенные земли находились в нескольких верстах от Кисловодска и получили наименование Малого Карачая (Батчаев, 1932, с. 102,103). В первой половине 1920-х го¬дов здесь возникло 7 новых селений, в которых поселилось около 20 тыс.карачаевцев, или около трети всего коренного населения облас¬ти (А.Б. 1930, с. 49,50). В 1926 г. в Старом Карачае осталось око¬ло 64% прежнего населения (29454 человека против 45391 человека в 1916 г.) (Батчаев, 1932, с. 103; Студенецкая, 1960, с. 246). В начале 1930-х годов в Малом Карачае насчитывалось 14 селений, т.е. больше, чем их было до революции в Старом и Новом Карачае, вместе
ВЗЯТЫХ.
Процесс переселения с гор наиболее интенсивно шел в середи¬не - второй половине 1920-х годов, но в отдельных случаях он про-должался и после коллективизации и даже в послевоенные годы. В частности, в 1957 г. почти полностью переселились на равнину и в предгорья чеченцы и ингуши, а также большая часть карачаевцев и балкарцев. В эти же годы имело место переселение 200 семей осетин- дигорцев Ирафского района (ЦГА ЧИАССР, Ф.Р707, оп.1, ед.хр. 35, л. 1,2).
Переселение горцев на равнину было важнейшим социально-поли-тическим мероприятием Советской власти. Оно коренным образом из-менило географию размещения населения Северного Кавказа, а шесте с этим и тип, и форму его поселений и жилищ.
Новые селения с самого основания складывались как многодвор- ные полигенные поселения, где поселялись представители различных фашлий и родственных группировок. Инструкции и положения о пере-селении и устройстве поселений неукоснительно требовали при осно-вании новых поселений соблюдения санитарных норм и правил противо-пожарной охраны. Так, во временных правилах распланирования и за-стройки селений, разработанных Наркомземом РСФСР в 1925 г. на слу-чай переселения и устройства новых поселений, подробно указывалось, какой должна быть ширина улиц в селениях (25 м при двусторонней и 13 м при односторонней застройке). Для отвода грунтовых и сточных вод и осадков предлагалось прокладывать кюветы. Сами улицы надле¬жало проводить таким образом, чтобы они шли поперек направления господствующих ветров. Протяженность кварталов в селениях опреде¬лялась в 250 м, а отдельных усадеб - 30 м по фасаду и 120 м в глу¬бину, На каждые 25 дворов предлагалось устраивать колодец или во¬доразборную колонку (ИГА ЧИАССР, ф. 79, оп.1, ед.хр. 5, л.167-174).
На практике, правда, выполнить все перечисленные требования
удавалось далеко не всегда, особенно в отношении водоснабжения, ввиду того, что многие плоскостные районы были чрезвычайно бедны грунтовыми водами. Поэтому нередко новые селения (например, в Че-чено-Ингушетии в районе рек Назрани и Сунжи) жажсь к берегам рек и другим естественным источникам воды и были настолько близко рас¬положены одно от другого, что нередко сливались в один огромный аул, растянувшийся на несколько километров. По этой причине, а также вследствие постоянных подселений многие селения на равнине, как новые, так и старые, в советские годы значительно выросли, до¬стигнув огромных размеров в 600-800 и более дворов. Так, по р.Ача- луку на протяжении шести верст осело три крупных селения - Верхние, Средние и Нижние Ачалуки, в районе Пседахского ключа, питавшего водой три других больших селения, на площади в 3 кв.версты оказа¬лось скучено 7 тыс.человек. В этих селениях воду приходилось во¬зить за несколько километров.
Естественно, что в горах размер многих селений сократился до минимума. "Посетив в 1922 г, селение Даллакау (в Северной Осе¬тии. - В.К.) - писал В.П.Пожидаев, - я насчитал в нем до 60 дво¬ров, а спустя два года, в 1924 г., при моей вторичной поездке в этот же аул, я нашел только три бедные сакли, остальные выселились на равнину" (Пожидаев, 1926, с. 110). Такая же картина наблюдалась в соседней Ингушетии: "Современная Ингушетия (речь идет о горной части. - В.К.) - страна почти безлюдная, - писал В.П.Христианович в середине 1920-х годов. - Два-три двора на все селение, иногда даже только один, два человека жителей, чаще стариков, охраняющих древние очаги рода..." (Христианович, 1928, с. 61). Исключение в этом плане составляли лишь Карачай да отчасти Балкария и Чечня,
где сохранялись горные селения, насчитывавшие по нескольку десят-
27
ков и даже сотен дворов . Подавляющее большинство мелких поселе-ний в горах после революции прекратило свое существование: жители
их либо выселились на равнину, либо перебрались в соседние более крупные и благоустроенные в культурном и бытовом отношениях селе¬ния и рабочие поселки, как, например, Мизур, Садон, Бурон - в Се¬верной Осетии, Тырныауз, Былым (Угольный) - в Балкарии и т.п.
Важную роль в изменении социальной структуры и архитектурно¬го облика северокавказских селений сыграли культурная революция и коллективизация. С первых лет Советской власти в селениях Северно-го Кавказа основывается целая сеть школ, ликбезов, клубов, библио-тек, изб-читален, больниц и т.п. Коллективизация добавила к этому общественные усадьбы, обобществленные скотные и конные дворы, си-лосные башни, машинно-тракторные станции и ремонтные мастерские и множество других подсобных, хозяйственных и бытовых построек и предприятий. В отдельных селениях наряду с указанным появились и крупные промышленные предприятия, связанные с первичной переработ-кой и хранением сельскохозяйственной продукции колхозов и совхозов: мукомольные и маслоделательные заводы, элеваторы, кенафо-костра- литовые полигоны и пр. Сплошная электрификация и радиофикация со¬вершенно преобразили облик северокавказского села, менее чем за полстолетие проделавшего колоссальный путь от феодализма к социа¬лизму.
В настоящее время почти все селения Северного Кавказа имеют правильную улично-квартальную планировку, подчеркнуто выделенный общественный центр, в котором сосредоточены административные, куль¬турно-бытовые и торговые здания. Особенно выделяются своей величи¬ной, отделкой и выразительным обликом многоэтажные здания школ, административные здания и дворцы культуры. Центральная площадь и улицы во многих селениях покрыты асфальтом и украшены газонами и зелеными насаждениями. По вечерам улицы освещаются электрическими фонарями. Производственные и хозяйственные предприятия располага¬ются на окраине селений или, что еще чаще, вынесены за их пределы.
Во всех селениях на равнине в настоящее время имеется водо-провод, организуется баллонное газоснабжение. Все селения на рав¬нине и в горах связаны между собой и с ближайшими городами сетью шоссейных дорог, а наиболее крупные из них - также регулярным ав¬тобусным сообщением.
Неузнаваемо изменились форма и облик горных селений. За ред-ким исключением все они в настоящее время располагаются в долинах рек на сравнительно ровной местности. Это обстоятельство позволи¬ло значительно расширить и спланировать их уличную сеть, упорядо¬чить застройку. Как и на равнине, новое строительство в горных селениях ведется в строгом соответствии с требованиями санитарной гигиены и архитектурными правилами. Это относится прежде всего к тем селениям, которые по экономическим, топографическим и иным соображениям вошли в число так называемых "перспективных поселе¬ний", куда со временем должны быть переселены жители остальных, более мелких и отдаленных населенных пунктов. Укрупнение поселе¬ний является безусловно правильным мероприятием,полностью соот¬ветствующим политике Коммунистической партии и Советского прави¬тельства направленной на скорейшее преодоление социально-экономи¬ческих и культурно-бытовых различий между городом и деревней. Вместе с тем следует иметь в виду, что ликвидация большого числа "неперспективных" селений, ведет к выпадению из сельскохозяйст¬венного оборота значительного клина окультивированных сельскохо¬зяйственных угодий, расположенных в прежде обжитых местах. С чем мы мириться никак не можем. И здесь неоценимую услугу может ока¬зать вдумчивое использование народного опыта по устройству сезон¬ных и передвижных селений, наподобие прежних кошей,при чем не только в животноводстве, но и в рекультивации пропашных культур, садов и сенокосов на отдаленных от новых поселений земельных участках.

ПРИМЕЧАНИЯ

К главе - Поселения
1. Поселениям народов Северного Кавказа в этнографической литературе посвящено всего лишь несколько частных исследований, из которых в трех рассматриваются поселения балкарцев (Робакидзе, 1960; 1963; 1968; Чибиров, 1970; Мамбетов, 1971; Асанов, 1976). Частично материал по поселениям народов края содержится также в работах, посвященных материальной культуре народов Северного Кав¬каза и в обобщающих трудах (Магометов, 1968; Калоев, 1971; Гаджи- ева, 1976).
2. Ср..например, в описании "Закубанского пространства", сос-тавленном Генеральным штабом Кавказской линии в 1851 г.: "0 зала- бинских народах, находящихся в ведении нашего правительства... все определено приблизительно. Что касается абадзехов, нам непокорных, то о них мы знаем еще гораздо менее" (ЦГВЙА, ф.ВУА, д.19051, л.П5 об.).
3. В одном документе, датированном 1811 г., говорится, напри¬мер, о карачаевцах, живущих "небольшими усадьбами в бревенчатых домах" в количестве до 600 человек (ЦГВИА, кол.414,д.300,л.78).
- 251 г
4. Аналогичную мысль о проживании предков балкарцев в прош¬лом на равнине высказывал еще в начале XI в. Н.А.Караулов, кото¬рый в специальной работе о балкарцах ("болкарах") в частности пи¬сал: "По преданию, болкары некогда жили на равнине в северокавказ¬ских степях, но затем, теснимые сильным и многочисленным племенем кабардинцев, принуждены были уйти в горы, вверх по течению рек Те¬река, Чегема и Баксана" (Караулов, 1908, с.132). Аналогичные пре¬дания были записаны нами в 1968 г. в сел.Верхний Баксан со слов 1улиева Габо, 91 год (АЭИ, 1968, тетр.2, с.55). Относительно кара¬чаевцев см.: Дьячков-Тарасов, 1898, с. 65. Более подробно о проис¬хождении балкарцев и карачаевцев см.: Материалы научной сессии по проблеме происхождения балкарского и карачаевского народа (1959); Алексеева, 1971.
5. Записано в сел.Былым со слов Узденова Адабека, 88 лет. (АИЭ, 1968, тетр.2, с.38). Отбрасывая легендарный сюжет "о воров¬стве князя со стороны, отметим, что владельческий род Урузбиевых, как установил Л.И.Лавров на основании эпиграфической записи, най¬денной в сел.Хулам (Безенгийское ущелье), в первой четверти ХУШ в. действительно обитал в долине Черека (Лавров, 1968, с.124-125). По данным М.А.Иванова, баксанские фамилии Джапнуевых. Гаккиевых наря¬ду с фамилиями Тылаевых и Курдановых некогда также проживали в Бе- зенгийском ущелье (Иванов, 1902, с.17). Все это подтвервдает до¬стоверность исторического ядра предания о движении балкарцев с востока на запад и о смешанном, полигенном характере большей час¬ти их поселений.
6. По материалам А.И.Робакидзе, процесс образования полиген¬ных селений "начался в Балкарии задолго до крестьянской реформы", поскольку "моногенный признак оказался в них нарушенным даже внут¬ри кварталов" (Робакидзе А.И., I960, с.196).
7. Ср. у К.Коха: "Башни построены из камня, в то время как дома частично бывают из дерева" (Кох, 1967, с. 262).
- 252 -
8. Ср. у А.Г.Ардаеенова: осетины жили "в большинстве случа¬ев отдельными родовыми группами и только в редких случаях (?) об-разовывали крупные аулы... из соединения нескольких родов и фами¬лий" (В.-Н.гЛ., 1896, № 4162). Некритическое восприятие источников о "родовых" поселениях у осетин встречается порой и в современных изданиях (см., например, Магометов, 1968, с. 228, 229).
9. Ю.Гельденштедт по этому поводу сообщает: "В связи с внут¬ренними неурядицами... они (осетины), за исключением южной части, добились свободы" (Гюльденштедт Ю., 1967, с.88). Под "свободой" здесь подразумевается освобождение от власти феодалов-князей.
10. Подробнее о поселениях осетин см.Калоев, 1968, с. 210.
11. См.также Христианович В.П., 1928, с. 76.
12. Записано в 1969 г. в сел.Дарго со слов %ртазаева Мурди, 79 лет, АЭЙ. Материалы Северокавказского отряда 1968 г., тетр. I, с. 21.
13. Записано со слов Эдельханова Мата, 72 года. - Там же, с. 28.
14. Там же, с, 22.
15. В одном из подобных обзоров конца 1820-х годов, например, говорится, что территория Галгая (восточной части Ингушетии) сос¬тавляет 321 кв.версту, на которой располагается 55 селений с 213 дворами и 1065 жителями, при этом самое большое селение Хамхи на¬считывает всего 10 дворов (см.: Волкова Н.Г., 1974, с.157). Приве¬денные цифры, как видим, находятся в резком противоречий с данными ведомости по западной части той же Ингушетии (Джераховскому ущелью) и не соответствуют числу сохранившихся жилых комплексов в селениях горной полосы, не говоря уже о том, что получить их можно лишь пу¬тем точной переписи, что в указанное время было совершенно невоз¬можно, поскольку восточная часть Ингушетии пребывала в ту пору вне пределов досягаемости русской администрации.
- 258 -
16« Что касается Салги, то есть основания сомневаться, что жители его были однородными по составу. По преданию, записанному Л.П.Семеновым (в те же годы, когда там собирал свой материал и В.П.Христианович), часть салгинцев считала себя выходцами из со¬седнего заброшенного уже несколько веков тому назад сел.Магат (разночтения: Магалт, Магт). Поверье это живо в народе и поныне. Материалы Северокавказского отряда 1970 г., тетр.1, с.75).
17. Христианович В.П. Горная Ингушетия, с. 34. Существующее мнение о том, что название сел. Лялах (Лейлах) ведет свое начало от ингушек, лей - "раб" (Семенов Л.П. 1963, с.34), несостоятельно. Этому противоречит как приведенное выше предание об основании се¬ления, так и сам облик последнего (в селении до настоящего време¬ни возвышаются три великолепные боевые башни со ступенчато-пира¬мидальной кровлей, которые, как известно, рабам и "худородным" фа¬милиям строить не разрешалось).
18. В.П.Христианович, Л.П.Семенов и ряд других авторов при¬водят данные об основании селений Джейрах, Фуртоуг, Кашиете и ря¬да других, из которых следует, что если не изначально, то с давних пор селения эти были населены представителями различных ингушских, а отчасти и осетинских фамилий. По нашим полевым материалам, раз¬нородный состав имели также селения Хули и Доургишт (АЭИ. Материа¬лы Чечено-41нгушского отряда 1970 г., тетр. I, с. 16,17).
19. Ряд фактических данных содержится также в рукописи Д.А. Милютина "Материалы по истории Кавказа. Чечня" (Рукописный фонд ГШ им. В.И.Ленина, ф. 169, с. 81, 97), но достоверность их весь¬ма относительна, поскольку в рассматриваемое им время (1830-е го¬ды) горная часть Чечни была фактически недоступна для русской ад¬министрации. По Д.А.Милютину, в высокогорном Чеберлоевском общест¬ве в сел. Кезеной насчитывалось около 300 дворов, в Сада (Садой) 80, в Рига (Ригахой) до 100 дворов. В Аргунском ущелье показано
14 селений шатоевцев общей численностью 876 дворов, в среднем по 63 двора на одно селение (Там же, с. 22,23).
20. В противоположность этому И.Гюльденштедт утверждает, что ингуши в Тарковской долине жили в селениях, состоявших в среднем из 20 дворов (Гюльденштедт И., 1967, с. 478), что, впрочем, не отменяет их полигенного характера.
21. Вопрос о том, до какого времени у чеченцев сохранялась княжеская власть, - один из самых темных в их истории. П.Г.Бутков, например, в противоположность Розену утверждает, что они изгнали своих князей между 1760-1770чу1 годами (Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа. СПб., 1869, ч.2, с.112).
22. АЭЙ. Материалы Северокавказского отряда 1969 г., тетр.1; Штедер, 1967, с.47; Ю.Клапрот указывает, что Хакуна (у автора - Гакуна) частично была обитаема еще в его время (Клапрот, 1967,
с.140).
23. По словам Магомета Евкурова, одного из информаторов Л.П.Семенова, Ольгете было основано переселенцами из Эрзи при его деде, т.е. всего три поколения назад, считая от конца 1920-х годов (Семенов Л.П., 1963, с.67).
24. Цит. по Волкова Н.Г., 1974, с. 36.
25. Поселения с замкнутой круговой и квадратной планировкой существовали у адыгских народов и в более раннее время, в ХУП-ХУШ вв. о чем упоминают Тавернье и Паллас (АЕКИЕА, с. 76, 219).
26. Процесс переселения с гор с перерывами длился в течение многих лет, поэтому в разных трудах имеются различные сведения о числе основанных поселений и численности переселенцев. Так К.Х.Дза- коев называет 10 селений и 21 тыс.жителей (Дзакоев, 1941, с. 7),
в другой работе этот автор называет уже II селений и 30 тыс.чело¬век (Экономическое развитие североосетинского крестьянства. 1860¬1925. - Архив Северо-Осетинского НИИ, П-24, № 62). С последними данными согласен Б.А.Цуциев (1925, с.105); А.Баев, ссылаясь на
- 255 -
статистические данные, указывает 19 селений (Баев А., 1925, вып. 2, с.279).
27. В начале 1930-х годов в Хурзуке, например, насчитывалось ИЗО дворов, в сел.Учкулан - 11046 дворов (см.: Тамбиев, 1931, с.79).

ГЛАВА V. ЖИЛИЩЕ Фундамент
В традиционном северокавказском жилище как на равнине, так и в горах до начала IX в. практически не устраивали специально¬го фундамента, его роль выполняла в одних случаях каменистая поч¬ва, в других - специально подбираемые твердые и водостойкие мате-риалы. Поэтому к выбору места под жилшце подходили чрезвычайно внимательно и осторожно. Существовало множество способов провер¬ки пригодности почвы, в которых рациональные методы переплетались с суевериями и предрассудками.
Адыгейцы и черкесы, к примеру, различали "счастливое" и "не-счастливое" место ("мафэ" и "мыго"). Если в доме часто умирали, считали, что в этом повинна почва (сырая, с вредными испарениями), и дом переносили на другое место. Перед постройкой дома в землю закапывали сырое яйцо. Через трое суток яйцо вынимали, аккуратно разбивали и смотрели, насколько уменьшилось (усохло) его содержи¬мое. Если яйцо "усыхало", подыскивали другой участок (АИЭ. Поле¬вой материал, 1962 г., Сел. Мамхег, тетр. I, л. 79,83). Кабардинцы перед постройкой дома выкапывали в почве небольшую ямку, а затем снова засыпали ее; если выкопанная земля полностью заполняла преж¬ний объем, участок считался пригодным (Там же. 1968 г. Сел.Урух, тетр. I, л. 30 об.). Чеченцы вместо этого зарывали в землю на не¬сколько дней, а то и месяцев, глиняный кувшинчик, наполненный во¬дой и наглухо запечатанный сверху воском. Если при проверке ока¬зывалось, что вода в сосуде убыла, место забраковывали (Там же, 1969 г. Сел.Дарго, тетр. I, л. 13). Так же поступали и осетины, с той лишь разницей, что вместо воды в кувшин наливали молоко (Чур¬син, 1928, с. 147). Испытание места с помощью сосуда с водой и молоком было известно ж осетинам (Чибиров, 1970, с. 123), и кабар- - I3i -
динцам (АИЭ. Полевой материал, 1968 г. Сел.Старый Чегем, тетр.1, л. 46), и балкарцам (АИЭ. Полевой материал 1962 г. Сел.Гундален, тетр.1, л. 86 об.,90). По материалам Л.П.Семенова, ингуши при строительстве жилых башен также поливали землю молоком до тех пор, пока оно не переставало просачиваться, а затем рыли на соот-ветствующую глубину котлован под фундамент. Кроме испытания моло-ком, балкарцы иногда пускали на участок усадьбы быка и там, где бык ложился, начинали строить жилье, поскольку скотина обычно вы-бирает для отдыха сухое (в понятии народа - "счастливое") место (Семенов Л.П., 1963, с. 72; Асадов, 1976, с. 30). На выбранном месте резали барана и по его лопатке гадали, где заложить первый камень (АИЭ. Полевой материал 1968 г., тетр. I, л. 77 об.,78). Соблюдали и другие обычаи и суеверия. Так, осетины перед началом строительства разжигали на облюбованном месте костер, чтобы очис-тить место от "злых духов" (Чибиров Л.А., 1970, с. 124). Иногда на предполагаемом месте строительства ложился спать сам хозяин, и если ему снились хорошие сны, место признавали пригодным. Б каж¬дой семье, фамилии соблюдали наряду с этим так называемые "запрет¬ные" дни, в которые никогда не начинали стройки.
При постройке нового дома его обязательно выдвигали несколь¬ко вперед по отношению к месту старого жилища; дом для женатого сына непременно возводили позади родительского. Впрочем, уже в конце XIX в. все эти и многие другие обряды и суеверия стаж быст¬ро исчезать из практики, поскольку свободной земли становилось все меньше; чаще строились там, где указывала сельская община, ко¬торой было, по словам Ю.Н.Асанова, "небезразлично, где выбирала себе участок под усадьбу та или иная семья" (Асанов, 1976, с. 30).
При строительстве турлучного жилища первый кол вбивали в юго-западном углу (в направлении Мекки, как говорили в старину) и дальнейшее движение совершали слева направо (против часовой стрел- ~ 132 -
ки). В некоторых местах в землю под углы дома зарывали "на сча-стье" монету, зерно, поливали почву медом и т.д. Карачаевцы, по сообщению К.М.Текеева, в старину высевали под основание дома яч¬мень "на счастье", а под жилище молодоженов лили бузу, чтобы свадьба была "хмельной и веселой" (Текеев, 1972, с. 78).
Для забивки первого кола приглашали уважаемого старика со "счастливою" рукой. Вбивая первый кол, он произносил "хохи" - здравницы и благопожелания хозяевам, желая, чтобы жизнь их в но-вом доме была "полной чашей". Вслед за первым колом вбивали в указанном направлении другие угловые колья и только после этого - промежуточные.
В горах при возведении каменного жилища, особенно при соору-жении многоэтажных жилых и боевых башен, роль фундамента играли твердые скальные породы. Иногда в крутом склоне вырубали котлован, равный площади будущего жилища, которое, таким образом, оказыва¬лось своим задним фасадом как бы углубленным в гору. В более по¬логих склонах предпочитали вместо рытья котлована выравнивать площадь под жилищем посредством возведения подпорных стенок-цоко¬лей.
При строительстве срубного жилища под нижние венцы выбирали наиболее прочные смолистые и водостойкие породы - дуб, сосну, под- кладывая под углы, где почва была мягкой, валуны. При этом стены сруба для црочности заваливали иногда камнями почти под самую кры¬шу. Когда появились каркасные дома, валуны стаж подкладывать также под углы нижнего венца.
На рубеже Х1Х-ХХ вв. в ряде горных и предгорных районов (Ка- рачае, верховьях Баксанского ущелья, в долине Уруха, Хулхулау и некоторых других местах) появляются дома на высоком цоколе из кам¬ня или дерева в срубной и закладной технике. Строили эти дома в большинстве случаев грузины-рачинцы и сваны. В цокольных этажах
- 133 -
устраивали хлев, иногда летнюю кухню. Срубные дома русского типа возводили на столбовом и базовом кирпичном фундаменте.
В начале XI в. в турлучном жилище вместо фундамента внутри и снаружи у стен стали делать небольшие завалинки из глины, с тем чтобы стекавшие с крыши осадки не проникали внутрь дома (Миллер А., 1914, с. 15,16). Затем между кольев под плетень стали укладывать прямо на почву один или два ряда камней, и только с появлением каркасных и кирпичных домов появляется врытый в землю фундамент, сложенный из речных голышей или рваного камня на глиняном и из¬вестковом растворе. В советские годы "ленточный" кирпичный и ка¬менный фундамент, по единодушному свидетельству информаторов, по¬лучает всеобщее распространение, а примерно со второй половины 1950-х годов появляется литой бетонный фундамент с высоким цоко¬лем, сооружаемым в опалубке.
На строительство фундамента принято приглашать родственников и ближайших соседей. Пришедшие на строительство приносят с собой весь необходимый инструмент, а также подарки строящейся семье. В свою очередь хозяин-застройщик в конце трудового дня устраивает праздничное застолье с музыкой и танцами. К подобного рода трудо¬вой взаимопомощи во время строительства жилища прибегают еще при плетении и обмазке стен и при покрытии крыши. При этом на обмазку
с
стенфиходят исключительно женщины, на строительство и покрытие крыши - мужчины.
Материал стен и строительная техника
Выбор материала для стен в прошлом определялся естественно- географической средой, т.е. наличием в данной местности того или иного строительного материала: леса, камня, глины, извести, камы¬ша и пр. Это обстоятельство и устойчивость сложившихся веками
традиций обусловили довольно четкое разделение региона на ряд ло¬кальных областей с преобладанием в каждом из них определенных ма¬териалов: камень - в горах, турлук, а с конца XIX в. также саман¬ный кирпич - на равнине, дерево - в лесистых предгорьях и отчас¬ти в горных районах, там, где еще сохранились более или менее значительные массивы леса.
Наряду с вертикальной зональностью наблюдалась также опреде-ленная закономерность в распределении лесной растительности и в широтном направлении. В связи с тем, что осадки на Северный Кав-каз приходят в основном со стороны Черного моря, леса заметно ре¬деют по мере движения с запада на восток. В соответствии с этим в Карачае и прилегающем к нему Баксанском ущелье Балкарии, а также в горах Закубанья, где в первой половине XIX в. проживали адыги, жилище было преимущественно срубным. Далее на восток, в Чегемском ущелье, в Дигории, Куртатинском, Кобанском и Даръяльском ущельях, в Ингушетии и Чечне, срубные конструкции бытовали локально и, как правило, в сочетании с каменной кладкой.
Есть основания предполагать, что еще в начале прошлого века площадь лесов на Северном Кавказе была значительно больше и, сле¬довательно, распространение форм деревянного зодчества было так¬же намного шире. Н.Е.Тадицкий писал, что, по преданиям и воспоми¬наниям стариков, карачаевские аулы раньше стояли в окружении дре¬мучих лесов (Талицкий, 1909, с. 34). В Баксанском ущелье вековые сосновые леса были сведены лишь в пореформенный период местным владельцем Урусбиевым, продававшим их на снос и спил. О лесах упо¬минается и в других балкарских ущельях, ныне совершенно обезлесен¬ных. "Существуют предания у местных жителей, что некогда скалы Верхней Балкарии также были покрыты густым лесом", - писал один автор в начале XX в. (Белоконский, 1906, с. 34, прим.1). В сел. Безенги еще в 1930-х годах была жива старуха, которая помнила о
- 135 -
существовании густых лесов вокруг этого села (Максимов П., 1931, с. 165). Естествоиспытатель Н.Я.Динник, посетивший сел. Стур-Ди- гора в 90-х годах XIX в., встретил там 90-летнего старика, кото-рый рассказал, что в дни его молодости окрестности селения были сплошь покрыты лесом, от которого к описываемому времени осталось лишь несколько священных рощ (Данник, 1890, с. 33). То же самое рассказали этому автору старики и в другом дигорском селении За- далеске (Там же, с. 13).
Существование в прошлом в названных районах больших лесных массивов нашло отражение в том, что на протяжении всего минувше¬го столетия жилище здесь строили зачастую целиком либо частично из дерева. "В горах также встречаются иногда деревянные дома, по-строенные из сосновых бревен, но постройки очень плохие и крайне неудобные для жилья", - сообщает Ю.Клапрот (Клапрот, 1967, с.170). "Особенность дигорского дома состоит в том, что передняя стена у него сложена из толстых досок", - замечает К.Ф.Ган, побывавший в конце XIX в. в ряде горных ущелий центральной части Северного Кав-каза (Ган, 1898, с. 30). В советские годы лингвист-кавказовед В.И.Абаев, вспоминая о своем посещении карачаевского селения Хур- зук, писал: "Наряду с каменными встречались сакли большой древ-ности, сложенные из таких толстых бревен, что мы диву давались: где же тот лес, где были срублены эти гиганты" (Абаев, 1949,с.2721 Такие старинные срубные дома в небольшом числе можно встретить и в наши дни почти во всех упомянутых выше ущельях: в верховьях Ку¬бани (в Большом Карачае), в Баксанском ущелье (в сел.Верхний Бак- сан) , в Чегемском (в сел.Булунгу), в Дигорском (в селениях Куссу и Моска).
Далее на восток леса все более редели и покрывали главным об-разом северные склоны гор и боковые ответвления ущелий. Деревян¬ные дома здесь строили преимущественно в закладной и турлучно-кар- - 136 -
касной технике, но встречались и срубные конструкции. Интересно, что в одних случаях деревянное зодчество, по-видимому, предшест-вовало каменному, тогда как в других, напротив, наследовало ему. Так, в осетинском селении Чми в Дарьяльском ущелье, по свидетель¬ству Ю.Клапрота, дома в его время были выложены из камня, а хо¬зяйственные постройки, которые обычно сохраняют более древние формы и материал, "были частью из камня, частью из плетеного кус¬тарника" (Клапрот, 1967, с. 119). В соседнем же ущелье в долине
МОЛ. Шли <
р.Армхи, ингуши,/в~старину в многоэтажных каменных жилых башнях, в середине ИХ в. стали переходить к строительству небольших одно- и двухраздельных домов, сложенных наполовину из дерева, а наполо¬вину - из камня (Гегечкори, 1968, с. 252).
В восточной Ингушетии в долине р. Ассы, в Цоринском общест¬ве и прилегающих высокогорных районах Чечни, где леса были сведе¬ны человеком еще в средневековье, бытование деревянных форм жили¬ща фиксируется лишь в старинных преданиях*. Иначе обстояло дело в окрестностях так называемых "Черных гор" (географическое их наз-вание "Лесистый хребет") и примыкающих к ним предгорьях. Леса здесь занимают огромные площади, но в отличие от высокогорных рай-онов состоят почти исключительно из лиственных пород. Строевого леса здесь нет, поэтому до самого конца XIX в., до развития меха-нического лесопиления, жилище в этих местах строили в турлучно- каркасной и закладной технике из стекла подтесанных тонких бревен и балок. "Дома селений, расположенных в предгорье, сплошь дере-вянные; они построены из бревен красного бука и покрыты соломой или липовой корой", - сообщает Ю.Клапрот всякий раз, когда речь идет о поселениях данной географической зоны (Клапрот, 1967,с.170). "В связи с тем, что леса на правом берегу Уруха дают прекрасней¬шее: дерево, жители Маскуава, в противоположность осетинскому обы¬чаю, построили свои дома из дерева" (Там же, с. 149). И еще: "В
Саурове (несуществующее ныне селение в окрестностях г. Орджони-кидзе. - В.К.) живут ингуши вместе с осетинскими беглецами, поч¬ти все в деревянных домах" (Там же, с. 117).
Под "деревянными домами" в приведенных выдержках следует по-нимать жилище, сложенное срубом либо в каркасно-закладной технике. Это видно из беглого замечания того же Ю.Клапрота об одном доме в осетинском селении Балта, в котором ему довелось переночевать. "Дом был построен очень неправильно из бревен и толстых досок и походил более на лавку, нежели на жилище" (Там же, с. 118).
Леса в предгорьях Северного Кавказа тянутся от самого Черно¬го моря вплоть до границы с Дагестаном, и на всем этом протяжении мы встречаем в XIX в. деревянные формы зодчества. "Керетшау - большое селение... между крутым и высоким берегом Уруга и берегом реки Харсин... Местечко имеет удобное и хорошев местоположение, деревянные строения, сады, поля" (Штедер, 1967, с. 52). В селени¬ях Верхний и Нижний Гярит, Халхарой, Мереджа и Цеча-акх (в бас¬сейне р. Фортанги) "преобладают деревянные постройки" (Иванов, 1904, с. 50). В долине р. Хулхулау дома "из дерева" (ЗеЦдлиц,1894, с.154), также и далее на восток в междуречье Аксая, Яман-су и Ярык- су.
Срубное и каркасно-закладное деревянное жилище в Черных го¬рах и предгорной зоне местами строится и в наши дни. Разумеется, за столь солидный срок техника его постройки претерпела немалые изменения. Первоначально при строительстве пользовались одним то-пором, поэтому валка леса и сооружение сруба были делом чрезвычай-но трудоемким. Сруб ставили прямо на земле без какого-либо цоколя или фундамента, если не считать подкладываемых под углы валунов. Для предохранения от гниения и большей прочности нижний венец со-бирали из предельно толстых бревен, используя для этой цели наи-более крепкие или смолистые породы деревьев: дуб, сосну и т.п.
Венцы в углах соединялись неглубокой односторонней врубкой "в чашку", а щели между венцами забивали мелкими камнями, щепой и глиной. Сберегая труд, концы бревен сруба снаружи не обрубали и они часто выступали на метр и более от угла жилища.
Окон в срубах, построенных в первой половине - середине XIX в., не было. Дверной проем был настолько низким, что для того, чтобы войти в жилище, приходилось низко нагибаться. Дверную короб¬ку сбивали из цельных, слегка подтесанных бревен или толстых плах, соединяя их с помощью простых зарубок. Верхний косяк делали в ви¬де дуги, для чего подбирали дерево с соответствующим изгибом ли¬бо подтесывали его в форме арки. Традиция эта в некоторых районах (например, в Карачае, Балкарии, Дигорском ущелье Северной Осетии) была настолько устойчивой, что когда в конце XIX - начале XX в. в строительный обиход вошли рамы, ее перенесли и на них. Тимпан над верхним косяком рамы забивали при этом досками, которые порой ук¬рашали розетками - символами солнца.
Полотнища дверей вырублали из цельного ствола, как и все другие детали дверных и оконных проемов, в одну или две створки, в зависимости от величины входа и имеющегося материала. Случалось, что в качестве двери использовали старые молотильные доски.
В многокамерных домах, в том числе подобных карачаевскому "башни джабылгъан арбазы", отдельные срубы пристраивали либо впри¬тык один к другому, либо соединяли простейшей врубкой. Встреча¬лись жилища, выстроенные в срубной и закладной технике одновремен¬но.
Закладные конструкции были двух видов: с горизонтальной и вертикальной закладкой бревен. При вертикальной закладке на зем¬лю между угловыми столбами укладывали лежни, в которых были про¬резаны по всей их длине неглубокие пазы треугольной формы. Такие же лежни укрепляли на верхних концах угловых столбов. Между леж¬нями забивали стоймя жерди или плахи с заостренными с обеих сто¬рон концами. При горизонтальной закладке плахи укладывали после¬довательно одна на другую, загоняя их в пазы между врытыми в зе¬млю столбами или каменными базами.
Закладная техника получила наибольшее распространение во второй половине XIX в. и в предреволюционные годы и была обуслов-лена сокращением площади строевого леса. При закладной технике в дело шли и горбыли, и мелколесье, и даже кустарник, из которого делали плетни, заполняя ими пространство между столбами и базами. В последнем случае, впрочем, говорить о закладной технике можно лишь в той мере, что она послужила исходной основой для конструк-ции, которую правильнее было бы квалифицировать как каркасно-тур- лучную.
Важным аргументом в пользу того, что закладная техника раз-вивалась в результате исчезновения строевого леса, служит то об-стоятельство, что жилища, выстроенные целиком в закладной техни-ке, встречались в прошлом довольно редко. Намного чаще закладная техника сочеталась со срубом и кладкой из камня. Сочетание со сру¬бом характерно для Карачая, отчасти для верховьев Баксанского ущелья Балкарии и юго-восточной Чечни (сел. Дарго), а сочетание закладной техники с каменной кладкой бытовало в горной Ингушетии и Северной Осетии. Описание одного такого дома в сел.Хули в вер-ховьях р.Армхи предположительно второй половины XIX в. приводит Г.Г.Гегечкори: "Передняя и левая боковая деревянные стены обмаза-ны глиной и выбелены известью, остальные две каменные стены - су-хой кладки..." Деревянные стены выстроены в вертикально-закладной технике "из пополам разрубленных бревен. Заостренными концами эти бревна сверху и снизу упираются в гнездо, специально вырубленное по всей длине поперечных балок. Топором обструганные четырехгран-ные балки прерываются в тех местах, где в стену встроены каменные
- 140 -
столбы. В передней стене таких столбов два, и их высота, как и высота стен дома, не превышает 2,5 м" (Гегечкори, 1968, с.252).
Особым видом деревянного зодчества являлось турлучное жилище. В течение всего XIX в. турлук, т.е. плетень, обмазанный глиной с добавлением половы или мелко рубленой соломы, был основным стро- тельным материалом на всей обезлесенной Лредкавказской равнине. Сходной в основных чертах была и техника постройки турлучного жи¬лища. По углам и периметру площади, намеченной под жилище, вбива¬ли колья на ровном расстоянии один от другого, точно так, как это делали при возведении плетеной изгороди. Затем колья оплетали ло¬зой в горизонтальном направлении, ведя плетение слева направо и закрепляя его через каждую пядь (25-30 см) более толстым прутом. Таким же утолщенным прутом и завершали все плетение (Мамбетов, 1971, с.157), возводя переднюю и заднюю стены до высоты 2-2,5 м. Торцовые стены в средней части поднимали несколько выше, перево¬дя их во фронтон. Судя по материалам А.Миллера, так поступали да¬же в тех случаях, когда крыши делали четырехскатными (Миллер.А., 1914).
Плетение было обычно однорядным, но применялась и двурядная изгородь с засыпкой землей внутри. Такие дома строили преимущест¬венно зажиточные слои населения, поскольку на их сооружение тре-
р
бовалось вдвое больше лесоматериала и затрат труда .
Дверные и оконные проемы в турлучном жилище делали самой про-стейшей формы, без коробок, оставляя в плетении стен в соответствую¬щем месте между кольями свободное пространство. На высоте немно¬гим более 1,5 м и у земли эти колья, делавшиеся обычно значитель¬но более толстыми, чем остальные, при помощи простейшей врубки со¬единяли поперечными перемычками. С каждого конца балки возле коль¬ев выжигали по неглубокой лунке (гнезду), в которой вращались вы¬ступы (пяты) дверных створок. Аналогичным образом устраивали и не¬многочисленные крохотные окна величиной менее полуметра (В.-Н.-Л., 1896, № 4216). Окна были расположены чрезвычайно низко (соответ¬ственно росту взрослого мужчины, сидящего на топчане или низень¬кой горской скамье) и служили, по словам Н.Ф.Дубровина, "более для наблюдения за тем, что делается во дворе", нежели для освеще¬ния жилища (Дубровин, 1927, с. 5). Ни рам, ни тем более стекол в окнах до самого конца XII в. не было. У богатых окна закрывали иногда бычьим пузырем, а более бедные попросту затыкали их тряпь¬ем и пучками соломы. На ночь окна закрывали деревянными ставнями и так же, как и дв;да, забивали специальными клиньями, отчего ве¬черами в селениях "поднимался всеобщий стук, знаменовавший собой окончание дневной деятельности (Там же, с. 6).
Почти в идентичных формах турлучное жилище было известно всем народам края, обитавшим на равнине. Об этом согласно свиде-тельствуют источники. "Закубанцы (т.е. адыги, адыгейцы. - В.К.) большей частью строят жилище турлучное, т.е. плетеное, обмазанное глиною, и только весьма немногие, обитающие в горах, по недостат¬ку леса, имеют каменные здания, без всякой, однако ж, известковой связи", - сообщает автор середины III в. (АКАК, 1878, т. УП, с.905). Кабардинцы строят свои "сакли из плетня, покрытого соломой", - пишет И.П.Дельпоцо (Дельпоцо, 1957, с. 382). У равнинных чеченцев "турлучные дома, стены сплетены из хвороста, внутри и снаружи тол¬сто обмазаны глиною", - замечает Норденстамм (МЙЧИД, т. 3, в.1, с.317). "Дома жителей равнин (речь идет о селениях равнинной час¬ти Северной Осетии. - В.К.) похожи на казачьи станицы; это бедные избушки, построенные из глины, покрытые известью с соломенными крышами (сакли)", - вторит им. Е.Зичи, посетивший Северный Кавказ в конце XIX в. (ОГРИП, с. 294).
Наряду с этим по крайней мере в первой половине XIX в. в равнинных районах края бытовало, по-видимому, также жилище, стены
которого были оплетены не из хвороста, а из пучков и связок ка-мыша и соломы. Об этом можно заключить из замечания Бековича- Черкасского о кабардинцах, что они проводят "свой век в хижинах из тростника и соломы" (АКАК, 1878, т. УП, с. 872). Если обра-титься к материалам более раннего времени, то подобные упоминания можно без труда умножить. Вероятно, использование этих облегчен¬ных материалов было обусловлено большой подвижностью быта некото¬рых адыгских пленен, вызванной внешней опасностью в период до вхождения их в состав России.
Имеется единичное известие конца 1720-х годов о том, что ка-бардинцы жили в домах, сложенных из каких-то "сушеных глиняных глыб" (Гербер, 1760, с. 22,23), в которых скорее всего следует видеть глинобитное жилище, выстроенное в "пахсовой технике", ха-рактерной для среднеазиатского жилищного строительства. На Север-ном Кавказе этот строительный прием мог сохраниться от времени су¬ществования золотоордынских городов, таких, как, например, Татар- туп, Маджары и др., в строительстве которых принимали участие среднеазиатские мастера (Городцов, 1911, с. 102). В пользу этого говорит их местоположение по соседству с Кабардой. Считать, что "сушеные глыбы" - это саманный кирпич, оснований гораздо меньше, источники второй половины XIX в., когда этот строительный матери¬ал начал входить в строительную практику, обычно связывают его появление с влиянием русской домостроительной культуры. "Жилища ингушей, - писал Н.Ф.Грабовский, автор середины 1870-х годов, - также начинают изменять свою внешность: вместо жалких турлучных лачут, называемых саклями... можно увидеть рубленные из дерева или сложенные из саманного кирпича дома с черепичными крышами, ок¬нами и дверьми на русский манер (Грабовский, 1876, с. 33). К тако¬му?,/ же выводу склоняются и современные исследователи: "Появление саманных домов, видимо, связано с усилением русского влияния", - - 143 -
пишет Г.Х.Мамбетов (Мамбетов, 1971, е. 153). Сходное заключение можно вывести ж из сопоставления статистических архивных данных. Например, в 1890 г. у русского населения, жившего в Кабарде, из общего числа 1767 домов 841 дом был выстроен из саманного кирпи¬ча (более 47,5%), тогда как у коренного населения,- кабардинцев на 7404 дома насчитывалось лишь 677 таких домов (9,1%), а их сосе¬дям-балкарцам жилище из саманного кирпича вообще не было известно .
Русское влияние проявилось также в широком распространении срубного жилища, прежде не характерного для равнинных районов края. В качестве примера можно указать на Большую Кабарду, где в 1890 г. только в шести селениях из общего числа 1332 дома 827 до-мов были деревянными (Мамбетов, 1971, с. 152,154). "Особенно мно¬го их (деревянных срубных домов, - В.К.), - пишет Г.Х.Мамбетов, - в селениях Лафишево (181 дом из 183), Куденетово (228 домов из 248), Среднем Урухе (65 домов из 69), Догужоково (153 дома из 173). В других же 15 кабардинских селениях, по которым мы располагаем данными, их было значительно меньше: на 4682 двора всего 94 дома, а в селениях Иналово, Кармово, Тыжево, Мисостово, Бабуково, Тох- тамышево не было ни одного деревянного дома (Там же).
Столь же разнообразным по строительному материалу становит¬ся в рассматриваемое время жилище и в других районах края. Н.К. Зейдлиц, побывавший в середине 1890-х годов у чеченцев Харачоев- ского общества, писал, что их сакли выстроены из "дерева, плете¬нок или саманного кирпича" (Зейдлиц, 1894, с. 154). В Черкесии и Адыгее новые веяния получили отражение не столько во внедрении новых материалов, сколько в изменении техники строительства тур- лучного жилища, которое стали возводить на фундаменте и каркасной основе. Так, например, в Хакуринохабле, одном из крупнейших ады-гейских аулов в Закубанье, в 1897 г. насчитывалось 519 турлучных и всего 10 деревянных и I кирпичный дом (Культура и быт колхозно- - 144 -
го крестьянства..., 1964, с. 32). Е.Н.Студенецкая, изучавшая хра-нившиеся в архивах описи имущества тех лет, пишет: "Не всегда в описях указан материал (жилища. - В.К.), но почти во всех случаях, где указания имеются, значатся турлучные дома и лишь один раз упо-минается деревянный дом". Однако в отличие от предшествующего пе-риода "турлучные дома, - добавляет она, - вероятно, разнятся по способам постройки. Описи различают понятия "сакля" и "дом". Под первым, по-видимому, понималось традиционное жилище с земляным по-лом, без потолка, а под вторым - жилище, приближающееся к русско-му" (Студенецкая, 1971, с. 76).
На рубеже XIX-XX вв. появляются дома, сложенные из обожженно¬го кирпича: "У богачей кирпичные дома, крытые железом и черепицей, с голландскими печами, с кухней и плитой", - замечает М.Гарданов об осетинском селении Христиановском (гарданов M., 1925, с. 185). Строительство жилища из обожженного кирпича на первых порах было по средствам только верхам местного населения. Об этом можно су-дить, например, по тем же имущественным описям: в 34 описях, вы-явленных Е.Н.Студенецкой, жилшце из обожженного кирпича упоминает-ся всего один раз - у князя Базруко Болотокова из аула Хатажукай (Адыгея). При этом следует отметить, что Болотоков "был не только князем, но и собственником газомоторной мельницы и кузницы", на которых работали наемные рабочие (Студенецкая, 1971, с. 76). В Ка- барде у узденя 1-й степени Астемирова, владевшего селом, носившем его имя, в кирпичном доме, крытом железом, насчитывалось 9 комнат общей площадью 247 кв.м. (ЦГА КЕАССР, ф. 2, оп.1, д.414, л. 15).
Высокая стоимость новых стройматериалов породила комбиниро-ванное жилище, в котором сочетались с одной стороны, обожженный и саманный кирпич, а с другой - саманный кирпич, турлук, дерево и даже камень. В первом случае из обожженного кирпича возводили обычно лицевую стену, выходившую на улицу, а из саманного кирпича
сооружали остальные три внешние и все внутренние стены. Раньше всего подобные дома появились в Осетии, в районах, прилегающих к Владикавказу и Военно-Грузинской дороге. Во втором случае вместо обожженного кирпича использовали саманный кирпич либо дерево. Число таких домов было довольно значительным. Например, в 22 се¬лениях Большой Кабарды из общего числа 7404 домов 2419 домов (32,6$) было выстроено из смешанных материалов (Мамбетов, 1971, с. 153,154).
Новые материалы и новые технические приемы до революции по-лучили распространение главным образом на равнине и в предгорных районах, в горах же основным строительным материалом в течение всего XIX в. оставался камень. При этом техника кладки в XIX в. по сравнению с более отдаленным временем в известной мере даже деградировала. Это с очевидностью следует из сопоставления древних фортификационных и культовых сооружений (башен, склепов, святилищ) с жилищем позднейшей поры. Первые из них сложены, как правило, на извести, из хорошо отесанных каменных блоков, в то время как вто¬рые выстроены из необработанных камней без какого-либо связующе¬го раствора. Утрачена была в XIX в. и техника штукатурки зданий, и только в отдельных случаях сохранилась традиция побелки стен бе¬лой глиной вокруг дверных и оконных проемов. "В высоких горах до¬ма сложены из камня, не связанного ни известковым раствором, ни глиной; камни просто положены друг на друга, а промежутки между ними заложены землей и мхом... Тем не менее эти стены прочны и стоят в течение многих поколений", - пишет Ю.Клапрот о жилище осе¬тин (Клапрот, 1967, с. 170). В другом месте, упоминая о сел.Дал- лагкау (Багирикау, или Нижний Чим) в Даръяльском ущелье, этот же автор сообщает; "Даллагкау плохо построен и состоит всего из 20 каменных хижин, стены которых сделаны из неотесанных камней и ва¬лунов, не скрепленных никаким известковым раствором. Щели между
камнями заделаны землей или навозом (Там же, с. 118). Точно так же вяглядели каменные дома и в других горных районах, с той лишь разницей, что там,где имелась возможность, передние стены домов устраивали иногда из дерева или плетня, обмазанного глиной; вы¬строить деревянные стены было намного легче, к тому же жилище с добавлением деревянных конструкций было суше и теплее каменного.
Подобно срубному жилищу, каменные дома середины ИХ в. обыч¬но не имели окон. "В саклях своих горцы не имели обыкновения де¬лать окна, - писал в конце 90-х годов XIX в. о балкарцах Е.Бара¬нов, - их заменяют одна-два небольших отверстия в стене, без рам и стекол, через которые свет в саклю проникает очень скудно; у большинства же горцев единственным проводником света в саклю яв-ляются очаговые трубы и двери, которые в течение целого дня почти не закрываются (Баранов, 1894, 2 дек.). Но уже в начале XX в., описывая быт тех же балкарцев, М.А.Караулов указывает, что у них в каждой комнате одно-два окна, преимущественно с рамами и стекла¬ми (Караулов, 1908, с. 137).
В первые годы Советской власти основным строительным матери-алом на равнине, как и прежде, оставался турлук, а в горах - не-обработанный камень. Из строительной практики почти исчезли обож-женный кирпич и пиломатериалы - сказывались последствия гражданс-кой войны и хозяйничания интервентов. К тому же начавшийся массо-вый процесс переселения горцев на равнину привел к появлению до-мов-времянок простейшего типа, выстроенных из подручных материа-лов (Культура и быт народов Северного Кавказа, 1968, с. 114). Так, по данным специальной комиссии Особлздравотдела, в 1924 г. 70% домов во вновь образованных переселенческих селениях Северной Осетии представляли собой "плетеные едва обмазанные примитивные постройки", 8% - землянки, 5% - шалаши и только 17% - деревянные, саманные и кирпичные более или менее благоустроенные дома. Сред- - 147 -
няя общая стоимость всех построек крестьянского двора, по оцен-ке комиссии, составляла около 70 руб. (по курсу того времени) и, как говорится в документе, была "не дороже двух пар сапог сред¬него качества" (ЦГА 00АС0Р, ф.707, оп.1, д.36, л.1,2).
Положение улучшается лишь во второй половине 1920-х годов, когда крестьянское хозяйство и индустриальная база страны значи-тельно окрепли и стабилизировались. В эти годы вновь возрождает-ся производство и продажа населению пиломатериалов, кирпича, че-репицы, скобяных изделий, а вместе с этим и строительство дере¬-    4
вянных и кирпичных домов .
Существенные изменения в сельском жилищном строительстве на¬чинаются с 1930-х годов, после осуществления коллективизации, когда в строительную практику повсеместно входит саманный кирпич, вытесняющий в большинстве равнинных районов все другие виды стро¬ительных материалов. Турлук остался преобладающим строительным материалом только на северо-западе края, в Адыгее, да в лесистых предгорьях и примыкающих к ним равнинных районах Чечни.
В распространении саманного строительства большую роль сыг-рали организационные мероприятия Советской власти, а также помощь, которую стали оказывать колхозы и совхозы членам своих сельхоз¬артелей. Издаются постановления и рекомендации по упорядочению индивидуальной застройки в селениях края, оптимальному использо¬ванию местных строительных материалов, улучшению конструкции жи¬лища, техники постройки и т.п. Тогда же были разработаны первые типовые проекты жилых домов с использованием каркасной конструк¬ции и новых тепло-изоляционных материалов из спресованной стружки и опилок в качестве заполнителей.
Начавшаяся война на время затормозила процесс перестройки сельского жилища края, но наметившаяся тенденция сохранилась и получила дальнейшее развитие в конце 1940-х - начале 1950-х годов,
когда в сельских районах Северного Кавказа вновь развернулось жилищное строительство. В послевоенный период происходит оконча-тельное вытеснение турлука как строительного материала на боль¬шей части территории края, его повсеместно сменяют саманный, а затем (с середины 1960-х годов) обожженный кирпич. Дерево с эле¬ментами турлучной техники оставалось преобладающим строительным материалом лишь в Карачае, горной Ингушетии, отчасти в Адыгее и кое-где в Чечне. Сама техника строительства деревянно-турлучных жилищ претерпела коренные изменения.
В настоящее время деревянно-турлучное жилище строится двоя¬ким способом: либо в виде сруба, сложенного из тонких жердей, с последующей обрешеткой прутьями и обмазкой с обеих сторон, либо в виде каркасно-столбовой конструкции. При строительстве каркас¬ного жилища на фундамент укладывают продольные лежни, соединенные наподобие венца. В углы венца врубают стояки, верхние концы кото-рых снова скрепляют венцом из брусьев. После этого всю конструк¬цию укрепляют откосами и зашивают снаружи и внутри досками, гор¬былем или оплетают прутьями. Поверх обшивки набивают обрешетку, которую затем обмазывают глиной или заштукатуривают цементом. Ког да появились литые бетонные фундаменты, стойки вместо врубки в лежни нижнего венца стали монтировать прямо в цоколь жилища.
В послевоенные годы значительное распространение получили также дома, выстроенные из обожженного и саманного кирпича. Из обожженного кирпича выкладывают обыкновенно лицевую сторону жили-ща, обращенную к улице, а из саманного - три остальные наружные и все внутренние стены (Магометов, Научный архив СОНИИ, П-40, £ 117). В других случаях из обожженного кирпича выкладывают угол дома, отводимый под веранду, а собственно жилище возводят из са-манного кирпича, считая, что он лучше сохраняет тепло. Кладку из обожженного и саманного кирпича выводят обычно толщиной в два
кирпича, на веранде, в хозяйственных и подсобных помещениях - преимущественно в один кирпич, в этом случае через равные проме-жутки стены укрепляют столбами-контрфорсами в два ряда кирпича. Стены из саманного кирпича выкладывают на глиняном растворе с добавлением навоза, из обожженного кирпича - на цементном. Стены из саманного кирпича в последние годы снаружи штукатурят цемент-ным раствором по проволочной алюминиевой сетке, прибиваемой к стене железными гвоздями. Стены из обожженного кирпича штукатурят исключительно с внутренней стороны.
В послевоенные годы обожженный и саманный кирпич проник и в горные районы, оттеснив в ряде случаев на второй план традици-онный для этих мест камень, из которого в настоящее время новые дома строят редко. Наряду с этим в горах сохраняется деревянное срубное и каркасно-турлучное жилище указанного выше типа.
Планировка
Планировка теснее, чем какой-либо другой элемент жилища, связана с уровнем социально-экономического развития народа, с об¬щественным положением той или иной социальной группировки. В пер¬вой половине - середине XII в. у всех народов Северного Кавказа в разной мере существовали феодальные отношения, что и нашло свое отражение в планировке жилого комплекса, которая в основных чер¬тах была сходной во всем крае и своеобразно варьировала лишь в зависимости от социального положения владельца жилища.
Древнейшей формой планировки было однокамерное жилище, в ко¬тором у беднейшей части населения содержался обычно и немногочис¬ленный домашний скот. "Дома, - заключает свои наблюдения над бы¬том осетин К.Кох, - как правило, имеют одну-единственную комнату, которая помимо людей должна вмещать также и весь скот. Только у богатых осетин имеются стойла. Двухэтажных домов я нигде не видел.
- 150 -
Форма дома так же как и комнаты, четырехугольная" (Кох, 1967, о. 262,263). Примерно также выглядело жилище соседей осетин - ин-гушей, о котором Н.Ф.Грабовский замечает, что оно представляло собой темное и тесное, продолговатое и узкое помещение, в котором иногда бывает семья из 8 душ с прибавкою в зимнее время новорож-денного телка. При каждой сакле имеется маленькое отделение, неч¬то вроде кладовой в 1,5 аршина ширины, где помещаются кадки с хлебом и другой незатейливый скарб ингуша" (Грабовский, 1876,с.37).
К этому же типу планировки относились древние чеченские "желе" и значительная часть срубных карачаевских и балкарских до¬мов; имелись они и у кабардинцев и других адыгских народов. Об этом говорят, в частности, данные их языков, в которых слова, обозначающие "жилище" и комнату с очагом или печью, являются или синонимами, или относятся к одному корню, например: адыг. "унэш- хо", кабард, "унэшхуэ", карач. и балк. "уллу-юй" - дословно "большой дом"; осет. "хадзар" - "дом" и одновременно главная комната в нем, чечено-ингуш. "ц1а" - комната, однокорневое с "ц1с" - "огонь" (в смысле очаг).
Однокамерное жилище просуществовало до конца XIX в. и встре-чалось как в горах, так и на равнине. "Нередко в горах можно встретить и такие сакли, в которых под одной крышей вместе с жи-лым помещением людей находится помещение и для домашнего скота. - ишаков и лошадей", - писал в конце XIX в. Е.Баранов о жилище балкарцев (Баранов, 1894, 2 дек.). "В "хозяйской" были и спальня, и детская, и кухня, и кладовая, - пишет А.Н.Дьячков-Тарасов об абадзехах Х1Х-ХХ вв., - часто все это совмещалось в одной комна¬те" (Дьячков-Тарасов, 1902, с. 15). Некоторые из таких домов е недифференцированной жилой площадью, если не считать легких внут¬ренних перегородок, не достигавших крыши, полуразвалившихся от времени, были зафиксированы нами в балкарских селениях Шики и 7л- луэль, в карачаевском селении Учкулан и ряде других мест. В ПЗики, например, в одном подобном доме площадью около 100 кв. м. в левой стороне был устроен открытый очаг с плетеной трубой над ним, а в правой вдоль стен тянулись каменные кормушки для скота (МЭД963, ф.1,ед.хр.76,№ 3748, л.55 и об.). В сел.Верхний Чегем (Думала) в жилище площадью 56 кв.м у левой боковой стены за перегородкой из тонких жердей была устроена кладовая "гуму", а справа возле вхо¬да находились хлебные закрома (АЙЭ, 1963, ф.1, ед.хр.135, № 3746, л.21 об, 22).
Состоятельные слои населения уже в середине XIX в. жили в двух-трехкамерных домах, состоявших из общесемейной комнаты и гос-тевой (кунацкой), к которой иногда пристраивали еще конюшню для лошади гостя.
"В каждом доме, - сообщает И.И.Норденстамм о чеченцах, - есть особое отделение для гостей, которое называется кунацким; оно состоит из одной или нескольких комнат (смотря по состоянию хозяина), которые всегда содержатся в большой чистоте" (МИЧИД, 1940, т. 3, вып. I, с. 317). Кроме того, скот в таких хозяйствах всегда содержался в отдельном помещении, которое в горах в зави-симости от рельефа пристраивалось либо сбоку, либо ниже по скло¬ну от жилища. На равнине и в предгорьях, где земли было больше и усадьбы не были столь скучены, кунацкая и помещения для скота строились отдельно от основного жилища и по большей части на осо-бом дворе.
Устройство кунацкой было обусловлено широко развитым обыча¬ем гостеприимства и имело престижный характер. "У кего кунацкой нет, - гласила адыгейская поговорка, - того за дворянина не счита¬ют" (СМОМПК, 1899, вып.26,с.4). М.О.Косвен возводил кунацкую к древним "мужским домам" и "клубам холостяков" (Косвен, 1961, с.126- 129).
- гьг -
В зажиточных хозяйствах кухню также строили отдельно, здесь готовили пищу для всех обитателей семьи и дворовой прислуги. "Каждый старшина имеет один опрятный дом, другой - предназначен¬ный для гостей и третий - для хранения необходимых в хозяйстве вещей и приготовления пищи", - сообщает Ю.Клапрот, 1967, с. 170). В горах под кухню отводили первый этаж жилища. Так, К.Ф.Ган, опи¬сывая дом состоятельного чеченца в Аккинском ущелье, отмечает, что в нижнем этаже его находились хлев и кухня, а во втором была расположена гостевая комната (Ган, 1902, с. 217),
В пореформенный период двух- и трехкамерные жилища становят¬ся самыми распространенными и вытесняют все другие виды планиров¬ки. Наличие в жилище гостевой комнаты, в которой обычно проводи¬ла досуг мужская часть семьи, привело к возникновению ошибочной литературной традиции, удержавшейся вплоть до советского времени, о разделении якобы жилища на Кавказе на женскую и мужскую полови-ны. Сакли состоят "из двух небольших комнат: мужской и женской половины", - замечает Н.Карлгоф об адыгейском (черкесском) жили¬ще (Карлгоф, 1890, с. 535). "Жилище состоит из двух половин: муж¬ской - уннашкуа и женской - пыт", - утверждает А.Миллер (Миллер A.A., 1914, с.II). В эту последнюю, по словам А.Н.Дьячкова-Тара- сова, "запрещен был доступ мужчинам и куда сам хозяин осмеливал¬ся прокрадываться только позднею ночью" (Дьячков-Тарасов, 1902, с. 15).
Между тем дело обстояло отнщць не столь сурово. Далеко не все слои населения имели обособленную гостевую комнату, тем более дом, и поэтов говорить о какой-либо строгой изоляции членов семьи по половому признаку нельзя. Кроме того, женщины в отсутст¬вие гостя часто входили в кунацкую для уборки, топки камина, а невестка перед сном мыла тестю ноги. В свою очередь мужчины захо¬дили в общесемейную комнату для еды и за всякими хозяйственными
надобностями. Более того, в общесемейной комнате было принято принимать близких друзей и родственников. Кунак, - пишет В.К. Гарданов, "мог останавливаться не в гостином доме, находящемся в отдалении от жилого дома хозяина, а в самом доме хозяина или же (если хозяин был достаточно состоятельным) в специальном доме, построенном внутри хозяйского двора для приема приезжих родствен¬ников и самых близких знакомых" (Гарданов В.К., 1967, с. 309). В действительности, если обстоятельства позволяли каким-либо об¬разом дифференцировать жилую площадь, мы сталкиваемся прежде все¬го с "функциональным, но отнюдь не половым в своей основе разде¬лением жилья. Бросавшееся же исследователям в глаза видимое груп¬пирование мужчин в гостевой комнате, а женщин - в общесемейной, или в кухне, диктовалось существовавшим в прошлом на Кавказе чет¬ким хозяйственно-бытовым разделением труда между полами, при ко¬тором представительство семьи перед внешним миром осуществлялось мужчиной, а ведение домашнего хозяйства являлось женским уделом" (Кобычев, 1956, с. 59).
Частный, хотя и глубоко своеобразный вариант двух- трехка- мерной планировочной схемы, развернутой в вертикальном направле-нии, представляли так называемые жилые башни, которые в XIX в. еще довольно широко бытовали в горной Чечне, Ингушетии и Север¬ной Осетии. В преобладающем большинстве жилые башни имели три эта¬жа, каждый из которых представлял собой одну большую комнату площадью от 36 до 50 кв.м и более. Первый этаж использовался для скота и хозяйственных нужд, во втором жили, а третий служил ку¬нацкой и местом обороны. С этой целью в некоторых башнях на верх¬нем этаже над входом устраивали специальные защитные балкончики без пола - машикули, откуда обороняющиеся безопасно для себя мог¬ли кидать на нападавших камни и лить на них расплавленную смолу и кипяток. На плоской крыше всегда про запас были заготовлены кам¬ни, уложенные по краям наподобие парапета. Намного реже встреча¬лись жилые башни в два и четыре этажа.
Во второй половине XIX в., когда надобность в подобных по-стройках окончательно отпала, владельцы их стали переходить к строительству двухэтажных домов открытого типа, в которых сохра-нился прежний принцип расположения помещений: первый этаж отводил¬ся под хлев и конюшню, а второй - под жилье.
Ослабление патриархально-феодальных отношений и участивший¬ся распад больших семей во второй половине XIX в. привели к даль-нейшему усложнению планировки северокавказского жилища: к роди-тельскому дому начинают пристраивать отдельные комнаты для жена-тых сыновей. В результате возникает необычный по внешнему виду так называемый "длинный" дом, состоящий из ряда жилых помещений, расположенных по прямой линии в один ряд (жилище однорядного пла-на). В горных районах, где рельеф и плотность застройки не позво-ляли "растягивать" жилище в длину, отдельные помещения пристраи-вали под углом к основному дому или поднимали на второй этаж. От-личительной чертой "длинных" домов является полная изолирован-ность в них всех жилых помещений, каждое из которых имело свой вход со стороны общей для всего дома галереи или крыши ниже рас-положенного по склону хлева, как это имело место в горнвх районах. И только много позднее, в конце XIX - начале XX в. между некоторы¬ми из смежных комнат начинают устраивать двери, ведущие в сени, прежде неизвестные в планировке местного жилища.
Имея в виду возникшую тенденцию к обособлению взрослых жена-тых сыновей, один современник писал: "Молодой человек, задумав жениться, должен был предварительно обеспечить себя помещением, иначе ему жены не дадут родственники ее. Помещение строится на его же средства и не им одним, а по возможности при участии всех членов семейства и даже приятелей, друзей, охотно принимающих
участие в этих случаях в надежде на будущую взаимную помощь или в уплату прежних услуг (от женатых). Но все же главная забота об устройстве и обстановке помещения лежит на самом женихе (Коки- ев С., 1885, с. 77).
Будучи сравнительно новой частью в жилище, комната для мо-лодых была окружена некоторым отчуждением и таинственностью. "Около нее, - пишет современный черкесский этнограф И.Х.Калмыков, - не разрешалось громко разговаривать, выполнять какую-либо хо¬зяйственную работу, запрещалось находиться вблизи нее посторон¬ним лицам и даже чужим кошкам и собакам. В комнату могли захо¬дить только дети, а также младшие члены семьи молодожена. Неред¬ко в жизни случалось так, что родители молодожена умирали в пре¬клонном возрасте, так ни разу и не посетив "лэгъунэ" (адыгское название комнаты женатого сына)" (Калмыков, 1974, с.140,141).
Необходимо отметить еще одно помещение в традиционном жи-лище - обособленную кладовую. В старых однокамерных домах под кладовую отгораживали часть жилой площади возле входной двери либо устанавливали на этом месте большой деревянный многосекци-онный ларь. В старинных жилых башнях Чечни и Ингушетии иной раз вместо этого сооружали закром из камня в одном из передних уг¬лов жилого этажа. С появлением многокамерного жилища кладовую стали выделять в отдельное помещение, которое пристраивали сза¬ди или сбоку от общесемейной комнаты. Кладовую в еще большей степени, чем комнаты молодых, окружали ореолом святости и недо¬ступности. Входить в нее имела право только старшая женщина в доме, которая ежедневно выдавала нужное количество продуктов не¬весткам. Мужчина не имел права заглядывать в кладовую (Магометов, 1969, с. 262; Калоев, 1971, с. 151). Во всем этом видны пережит¬ки далекого матриархата и высокое уважение, которое питали горцы к пищевым продуктам, достававшимся в прошлом, нелегким трудом.
В конце XIX - начале XX в. в связи с окончательным распа¬дом большееемейной общины и возросшим влиянием русской и город¬ской строительной культуры появляется еще один вид трехкамерно- го жилища с линейно-однорядной планировкой, состоящий из обще-семейной комнаты, комнаты молодоженов и расположенных между ни¬ми сеней. Новая планировочная схема очень близка южнорусскому варианту трехкамерного жилища и, вероятно, возникла под его влия-нием. В то же время переход к жилищу с одним общим входом означал дальнейший существенный сдвиг в семейных отношениях и изживание в повседневном быту коренного населения прежних феодально-патри-архальных устоев. "Появление трехкамерного дома с одним входом говорило о том, что у хозяина нет сына или о желании отца отде-лить сына и создать ему самостоятельное хозяйство сразу же после женитьбы, а также о значительном изменении во внутрисемейных от-ношениях, не требующих столь строгого соблюдения снохой и сыном обычаев избегания", - пишет Г.Х.Мамбетов (Мамбетов, 1971, с.134, 135).
Более строго соблюдался обычай "субординации" отдельных жи-лых помещений в общей планировке жилища. Общесемейная комната, в которой устраивался традиционный очаг, служивший для приготовле-ния пищи всей семьи, в том числе и для женатых сыновей, занимала неизменно правую часть жилища, а все остальные комнаты пристраи-вались слева от нее. В левой части дома устраивали и кунацкую, которая у бедных совмещалась нередко с комнатой женатого сына.
С русским влиянием связано и появление в конце XIX - начале ХК в. принципиально новой планировочной схемы: домов квадратного плана с двурядннм расположением помещений. Существовало несколь-ко разновидностей жилища квадратного плана: с одним входом и дву¬мя парами смежных комнат, одна из которых (ближайшая ко входу) играла роль прихожей или сеней; со сквозным коридором, разделяв¬шим жилище на две независимые половины, на который выходили две¬ри всех жилых помещений, с выходами из жилых комнат на две сто¬роны - передний и задний фасад, на открытые или остекленные га¬лереи. До революции жилище квадратного плана, для постройки кото¬рого приходилось прибегать к найму мастеров и закупать дорогие материалы - доски, обожженный кирпич, кровельное железо, скобя¬ные изделия и пр., из-да дороговизны не получило широкого распро¬странения.
Положение в корне меняется лишь с установлением Советской власти, особенно после коллективизации. К концу 1920-х годов из строительной практики исчезают длинные дома, а двухраздельное жилище, состоящее из сеней и жилой комнаты (кунацкая с ликвида-цией феодальных классов постепенно теряет свое значение), сохра-няется в единичном числе в качестве исключительно временной по-стройки, в основном в селениях переселенцев с гор да в хозяйстве молодоженов. В противоположность этому все большее распростране-ние получают трехраздельное жилище и дома квадратного плана с одним входом. Принципиально меняется и функциональное назначение отдельных помещений в жилище. Самые большие комнаты отводят под кухню и гостиную, которая в отсутствие гостя используется в ка-честве столовой и комнаты, где дети-школьники готовят уроки. Одна из комнат выделяется для взрослых детей, одна - для престарелых родителей (чего раньше никогда не делали). Кухня в трехраздель- ном жилище теперь неизменно устраивается в сенях, а в домах квадратного плана - в комнате, смежной с прихожей. В кухне в до-мах квадратного плана также ставят кровати (для отдыха родителей), здесь же иногда спят маленькие дети.
Указанная тенденция все большей дифференциации жилой площа¬ди получила дальнейшее развитие в послевоенные годы. Прямым ее следствием было окончательное вытеснение из строительства трех- раздельного жилища и переход к сооружению домов исключительно квадратного плана с 4 и 6 жилыми комнатами, с крыльцом и веран¬дой на главном фасаде. Разновидностью подобной планировочной схемы являются дома с внутренним коридором, двумя верандами (по переднему и заднему фасаду) и с двумя выходами во двор и сад (ввиду того, что большинство современных домов строится на крас-ной линии или боком к улице).
Жилище квадратного плана строится в настоящее время повсе-местно и на равнине и в горах. Все другие планировочные схемы встречаются единично и большей частью представляют собой построй-ки предыдущих десятилетий либо сугубо временные сооружения.
Форма крыши и материал покрытия
Крыша является одним из главных элементов жилища. "Дом без крыши - не жилище", - говорится в старинной кабардинской песни (Песни живших до нас, 1966). В народном сознании крыша олицетво-ряла обычно все жилище целиком. Д.Белль, английский резидент на Северо-Западном Кавказе в первой половине XII в., сообщает о любопытном обычае сооружения соломенной кровли во время сверше¬ния правосудия у западных черкесов (адыгейцев): "Когда мы приеха¬ли во двор временного суда, то уже упала сгоревшая соломенная крыша, чем мы получили самое явное доказательство того, что суд окончился, так как соломенная крыша надевается (сооружается. - В.К.) только в подобных случаях" (Белль Д. Дневник, т.Ш, с. 726, 727). Это перекликается с обычаями многих других народов рушить крышу в доме при смерти кого-либо из старших домочадцев.
Указанное значение крыши определяется тем, что она первона-чально предназначалась для предохранения очага от осадков, и в этом смысле не будет преувеливением сказать, что жилище появляет-ся там и тогда, где появляется крыша. В некоторых местностях Се- - - (
верного Кавказа в отдельных надворных постройках крыша покоилась на особых столбах и не соединялась наглухо со стенами, откуда можно заключить, что в какое-то отдаленное время эти два элемен¬та жилища существовали и развивались независимо один от другого.
Форма и материал крыши в еще большей степени, чем материал стен, связаны и обусловлены природно-климатическими условиями то¬го или иного района. В местах, обильных осадками, крышу делали более крутой, а в засушливых - плоской или пологой. Эта законо¬мерность прослеживается и на Северном Кавказе. Количество осад¬ков здесь, как уже говорилось, убывает по направлению с запада на восток, в соответствии с этим меняется и форма кровли от остро¬верхой камышовой и соломенной до плоской земляной. Северо-Запад¬ный Кавказ по форме крыши сближается с Юго-Восточной Европой (в первую очередь с Северным Причерноморьем и Балканами), тогда как в юго-восточных районах края форма крыши однотипна с таковой в Передней и Средней Азии. Между этими двумя крайними точками ле¬жит широкая полоса, представленная переходными формами - пологой земляной крышей, в конструкции которой органически сочетаются элементы как первой, так и второй формы.
До середины XIX в. ареал той или иной формы крыши был доста-точно определенным. Островерхие двух- и четырехскатные крыши с соотношением высоты к основанию 1:2 были характерны для равнинных и предгорных северо-западных районов Кавказа, начиная от Черно-морского побережья и вплоть до Большой Кабарды и Северной Осетии. Пологая двускатная земляная крыша бытовала в горах северо-запада края, в Карачае, в верховьях Баксанского и отчасти Чегемского ущелий (селения Булунгу, Кям, Думала, Орсундак, Верхний Чегем), в районе Моздока и в притеречных селениях Чечни. В горах же от средней части Баксанского ущелья на западе и дальше на восток вплоть до Макажойской котловины, а также на прилегающей части че-ченской и ингушской плоскости преобладало плоское земляное покры-тие.
Плоская и пологая земляная кровля была одной из характерных черт жилища коренного населения, которое в остальном внешне ма-ло чем отличалось от хат и мазанок соседнего казачьего и русско¬го населения. "Только обилие плоских с едва заметным скатом зем¬ляных крыш с торчащими к верху коническими трубами да отсутствие правильных улиц выдает, что это не казачьи станицы", - писал в конце прошлого столетия Г.Вертепов об ингушском жилище плоскост¬ных районов (Вертепов, 1892, с. 97).
На исходе минувшего столетия картина начинает постепенно ме-няться. Втягивание Северного Кавказа во всероссийский рынок, со-провождавшееся распространением домов нового типа, выстроенных в подражание русскому и городскому дому, появление новых кровель-ных материалов способствовало расширению ареала островерхой двух- и четырехскатной крыши и одновременно постепенному исчезновению из строительной практики прежних традиционных форм перекрытий. Об этом свидетельствуют письменные и архивные материалы, в которых сообщается о появлении многочисленных кирпично-черепичных заво¬дов, а также фотоснимки отдельных селений. Так, например, на вы¬пущенных в эту пору почтовых открытках с видами чеченских селений Харачой и Итум-кале можно различить несколько жилых домов, крытых железными и черепичными крышами (Республиканский музей краеведе¬ния, фотоархив, № НВ 2537/31; 2880).
Естественно, что процесс внедрения новых кровельных материа-лов и форм покрытия был неравномерным и обусловливался порой слу¬чайными и привносными обстоятельствами. Например, в сел. Белгатос, по свидетельству информаторов, первая черепичная крыша появилась в начале XX в., материал для нее был привезен хозяином из Баку (АйЭ, 1969, тетр. I, л. 18 об.). Напротив, в сел.Хакуринохабль в
Адыгее появление черепицы было связано с основанием в селении в начале 1870-х годов своего "кирпичного промышленного заведения" (АОА, ф.Р-8, оп.1, ед.хр.61, л.12). Небольшой "островок" дву-скатной тесовой кровли, возникший в предреволюционные годы в вер-ховьях Баксанского ущелья и в некоторых североосетинских селени¬ях бассейна Лескена и Уруха, обязан жвоим появлением грузинским мастерам-отходникам (Робакидзе, 1960, с. 102).
Окончательное вытеснение плоской и пологой двускатной крыши и замена ее крутой островерхой дву- и четырехскатной кровлей, крытой черепицей и шифером, происходит только в советские годы и завершается в послевоенное время. Сейчас земляную кровлю в еди-ничном числе можно встретить только в горах на сохранившихся кое- где домах дореволюционной постройки или на хозяйственных построй-ках. Почти исчезли из строительной практики крыши, крытые соломой и камышом, которые еще в предвоенные годы составляли на плоскости довольно значительный процент.
В послевоенные годы четырехскатные крыши постепенно вытесни-ли двускатные. Этот процесс почти завершился в Северной Осетии, ' где двускатная кровля сохраняется в основном лишь на хозяйствен-ных постройках. Сокращение числа домов в двускатной крышей отме-чается в новостройках Адыгеи, Чечни, Ингушетии, Балкарии, Кара-чаево-Черкесии, в том числе в горных районах, и только в Кабарде в большинстве районов преобладает двускатная крыша.
Обращаясь к описанию устройства крыши, прежде всего следу¬ет отметить, что первоначально, как установил А.Миллер, остро¬верхие четырехскатные подшатровые крыши не имели стропильной конструкции, но возводились на кокорах - жердях с крючком на вер¬хнем конце из обрубка ветви, которым они зацеплялись за централь¬ный столб или коньковый брус (Миллер А., с. 13,14). Центральный столб в свою очередь опирался на матицу, положенную поперек жили¬ща на столбы с развилкой; коньковый брус поддерживался на таких же столбах с развилкой, но поставленных снаружи у торцовых стен. Нижние концы кокор лежали на стенах жилища. Позднее, с появлени¬ем двухкамерных и "длинных" домов, под нижний концы кокор стали подводить подстропильные балки, которые в свою очередь опирались на развилки кольев стен или же на специальные пристенные столбы, которые и принимали на себя всю тяжесть перекрытия. "Кровля в ка¬бардинском жилище (и любом другом подобном ему. - В.К.) опиралась на особо поставленные столбы, а не стены, слишком жидкие для это¬го" (Попко, 1880, с. 115). Таким образом, крыша не была связана конструктивно со стенами, что было характерно для всех видов тур- лучного жилища края (и сопредельных областей) (Аг ларов, 1965).
Неплотное прилегание кровли к стенам пытались исправить тем, что низ скатов с внутренней стороны обмазывали глиной. Но обмазка в местах стыка со стенами держалась плохо и не спасала жилище от холода и проникновения в него осадков. Об этом очень выразитель¬но высказался один местный автор того времени: "Ну что за сакли у нас были? - курятники какие-то, не избавлявшие нас от холода зи-мой, а летом - ош дождей, даже самых незначительных. На дворе ка-пает - и в сакле капает. Зимой сколько дров мы истребляем! В про-должение зимы привезешь по крайней мере арб сто, огонь всегда пы-лает среди сакли, а все-таки бывает мало тепла. Рукам бывает теп-ло и ногам тоже, потому что зарывали под золу, а спина мерзнет" (Кануков, 1875, с. 141). Приведенное высказывание относится к осе¬тинам, но.оно было справедливо и в отношении жилища других наро¬дов края."В хижинах этих зимой очень холодно, - замечает о жилище абадзехов А.Махвич-Мацкевич. - Ветер наносит хлопья снега в дымо¬вое отверстие... ветер свободно проникает в хижину" (Махвич-Мац- кевич, 1864, с. 2).
В качестве покрытия при островерхих крышах использовали пре-имущественно солому, которую настилали "внатруску" по подстил¬ке из хвороста или камыша. Закрепляли солому веревками, свитыми из травы, которые перекидывали через гребень крыши. К концам ве¬ревок привешивали камни, подобно тому как это делали при закреп¬лении стогов. Другой не менее распространенный способ крепления соломы заключался в обвязке крыши несколькими последовательными рядами колец, составленных из горизонтально уложенных прутьев или тонких жердей.

В настоящее время обстановка и интерьер сельского жилища Северного Кавказа почти ничем не отличаются от обстановки и ин¬терьера городского дома, особенно в среде сельской интеллигенции. В то же время именно у последней чаще всего можно встретить чер¬ты быта, заимствованные из прошлого и воспринимаемые ныне как нечто национальное и самобытное. Это превде всего повышенная лю¬бовь к пышному убранству жилища коврами, паласами и ковровыми дорожками, циновками.
Здесь также нередко можно увидеть выставленные в серванте или на особой полочке высокогорлые декоративные кувшины, картины с изображением горного пейзажа и местной фауны: орлов, оленей, горных козлов-туров. Среди рукоделий присутствуют вышивки с нацио¬нальным орнаментом или жанровыми сценами из старого быта: скачки джигитов, национальные танцы. В серванте за стеклом либо на сте¬не можно увидеть рог, оправленный серебром, или какую-либо иную
- 198 -
щцелку в национальном стиле. Все это. вместе взятое придает интерьеру своеобразный кавказский колорит.
Пристройки (тарраса, галерея, веранда, крыльцо)
В древнейших из бытовавших в середине XIX в. типов жилища - жилых башнях - мы не находим никаких дополнительных наружных при¬строек. Это противоречило самой их сущности. Нет пристроек и у большинства наиболее старых одноэтажных и двухэтажных домов, ес¬ли не принимать в расчет кое-как сложенные из каменных плит и валунов приступки и лестницы там, где вход был устроен на некото¬ром возвышении над землей-^.
Немногочисленные отрывочные описания, зарисовки цутешест- венников первой половины XIX в. и более раннего времени, отдель¬ные сохранившиеся экземпляры срубных домов (типа карачаевского "баши джабалгъан арбаз") позволяют распространить сказанное и на деревянное и турлучное жилище. Тем не менее археологические материалы свидетельствуют, что террасы и простейшего вида гале¬реи-навесы были известны на Северном Кавказе уже с апохи разви¬той бронзы.
Во второй половине XIX в. галерея перед жилищем получает широкое распространение во всех горных районах. "Дома, - пишет К.Ф.Ган о жилище дигорцев, - прилегают террасами к склонам гор; они большей частью двухэтажные, сложенные из неотделанных камней без цемента, внутри замазанные глиной и выбеленные. Нижний ,«таж предназначается для скота, верхний служит жилищем для людей. Впереди почти всегда устроено нечто вроде балкона или веранды" (Ган, 1898, с. 2930).
Как полагает Г.Х.Мамбетов, галерея перед жилищем развилась из помещений для скота, которые, по свидетельству очевидцев се¬редины прошлого столетия, иногда устраивали перед жилыми поме¬щениями. "Сакли жителей вырыты в земле, - писал Станкевич в се¬редине XIX в. о жилище балкарцев, - и всякая сакля состоит из двух галерей, разделенных перегородкой. Только передняя галерея с малыми отдушинами вроде окон с дверьми... в передней галерее помещаются рогатый скот, бараны и лошади, а в задней - люди" (Мамбетов, 1971, с. 141). Во второй половине XIX в. для скота стали строить специальные скотные дворы и "переднее помещение превратилось в глубокий навес перед жильем", заключает Г.Х.Мам¬бетов (Там же). Такая эволюция галереи вполне возможна, но не исключен и другой вариант, вытекающий из особенностей конструк¬ции самого плоского перекрытия.
Консольные балки (а для них, учитывая тяжесть земляного пе¬рекрытия, подбирают обычно мощные стволы деревьев) намного пре¬вышали ширину жилых помещений. При отсутствии пилы обрубка их, как о том свидетельствует пример карачаевского срубного жилища, была делом трудоемким. Ввиду этого концы таких бревен, для того чтобы они не продавили стены, которые в каменном жилище выкладывали без связующего раствора, приходилось подпирать специальными стол¬бами, в результате чего и возник своеобразный навес, црообраз позднейшей галереи. В условиях южного климата для жилища, не имевшего иного освещения, кроме открытой двери и отверстия над очагом, это оказалось весьма кстати: можно было производить до¬машние работы и в зной, и в дождь.
Во второй половине XIX в. галерею начинают пристраивать и к срубным домам, используя для поддержания ее кровли помимо опорных столбов также антовые выступы боковых стен. В турлучном жилище галерею образовывали посредством удлинения свеса (карниза) скатов кровли. Такой круговой навес был особенно характерен для жилища адыгов Северо-Западного Кавказа с его влажным климатом. Впослед¬ствии для этой цели начинают удлинять подстропильные балки, что позволило существенно увеличить ширину галереи. С наружной сто¬роны стен стали устраивать глиняную отмостку, которая после по¬явления фундамента с цоколем превратилась в приподнятую над уровнем почвы террасу. Примерно тогда же появляется и ограждение галереи, получившее наибольшее распространение в горах и в пред¬горном жилище.
До начала XX в. круговой навес и галерею можно было встре¬тить только в жилище зажиточных слоев населения ввиду дороговиз¬ны дерева и плотничьего труда, но со временем галерея становится неотъемлемой частью жилища почти всех слоев населения. Круговой навес преобладал в западных районах^плоскости, а галерея - в цен¬тральных и восточных, но и там и тут их строили под одной общей крышей с остальной частью жилища, кроме срубных домов. В западных районах под навесом галереи устанавливали порой сапетки с куку¬рузой, зернохранилища, складывали дрова, в восточных же районах в одном из углов галереи иногда ставили летние печи.
В предреволюционные годы, когда в селениях края появляется заимствованное от русских жилище трехраздельного плана с сенями- прихожей в средней части, под воздействием местной традиции к не¬му с фасада начинают пристраивать открытую галерею, а сами сени поперечной стеной разгораживают на две половины: в дальней уст¬раивают кухню, а передняя часть превращается в своего рода откры¬тую веранду. В первые десятилетия Советской власти этот вид жи¬лища приобретает большую популярность и на какое-то время вытес¬няет все другие формы жилища. В послевоенные годы веранду начина¬ют стеклить, отчего все жилище приобретает уютный и нарядный вид. В таком виде трехраздельное жилище просуществовало до начала 1950-х годов, когда на смену ему пришло жилище квадратного плана с угловой остекленной верандой и с верандой в средней части,выд- - 201 ~
винутой за линию фасада. С появлением в современном жилище высо¬кого цоколя возникла необходимость в устройстве особого выносно¬го крыльца с несколькими ступенями, иногда полуциркульного абри¬са, которое прикрывают обычно отдельной двускатной жестяной кры¬шей-" зонтиком" .
Архитектурные украшения
Старое народное жилище на Северном Кавказе не знало специ¬альных архитектурных украшений. Однако в кладке некоторых чечен¬ских и ингушских жилых башен порой можно видеть отдельные камни, отличные по структуре, с нанесенными на них незамысловатыми ри¬сунками. Рисунки выбиты обычно контурной линией или изредка в "пунсонной технике", т.е. по всей площади. Единично встречаются объемные изображения, выложенные в самой кладке, и рельефные фи¬гуры. В отличие от петроглифов, выбитых на скалах, рисунки на жи¬лых постройках можно назвать "бытовыми петроглифами" и в извест¬ной мере отнести к своеобразным архитектурным украшениям, несущим определенную семантическую нагрузку.
Число петроглифов заметно увеличивается по направлению с запада на восток, максимум их - в Макажойской котловине (в быв¬шем Чеберлоевском обществе Чечни), на границе с Дагестаном, где декоративное камнерезное искусство и культура петроглифов пред¬ставлены еще шире и многообразнее.
Чаще всего петроглифы украшают арочные камни над входами в жилые башни, но иногда их можно встретить и в кладке фасадных и боковых стен, на угловых блоках и под карнизом зданий. При этом животные и люди, изображенные на таких камнях, иногда оказываюся в перевернутом виде, т.е. лежащими на боку, вверх ногами, откуда следует, что они вставлены в кладку вторично, в качестве просто "красивых" камней.
По характеру сюжетов петроглифы весьма разнообразны и мо¬гут быть подразделены на три группы. К первой относятся разного рода знаки и символы небесной космогонии - круги, косые и равно¬конечные кресты, в том числе вписанные в круг, звезды, розетки, свастики, волнистые линии и т.п. Вторую группу образуют изобра¬жения людей, животных в виде отдельных фигур или сложных компо¬зиционных соединений. Часто это подлинные художественные панно, изображающие сцены охоты, сражений, хозяйственные занятия и пр. И, наконец, третья группа петроглифов - тамги, т.е. знаки фамиль¬ной и личной частной собственности, которые в ряде случаев гости выбивали на стенах и дверях домов принимавших их кунаков. Напри¬мер, на башне Шаухаловых в ингушском селении Бейни на камнях во¬круг входа и арки второго этажа выбито семь таких тамг . Л.П.Се¬менов сообщает о виденной им двери дома в сел.Нижние Ачалуки в плоскостной Ингушетии, на которой было вырезано пять подобных тамг ЭСеменов Л.П., 1963, с. 36). Такими дверями гордились и сох-раняли их из поколения в поколение. При наличии у хозяина отдель¬ной гостиной-кунацкой фамильные памятные тамги вырезали в первую очередь на ее дверях. "Всякий гость, посетив где-либо в дальнем ауле своего кунака, уезжая, почитал своей обязанностью и актом вежливости вырезать на дверях кунацкой на память о себе свое ро¬довое тавро... - писал В.П.Пожидаев, собиравший материал по дан¬ному вопросу в первой половине 1920-х годов и успевший застать многое из рудиментов прошлого быта. - Мне лично удалось видеть... около полдюжины таких старых кунацких с дверьми, покрытыми ро-довыми таврами... Такие двери нередко существуют несколько поко¬лений и навешиваются в новых кунацких в случаях их перестройки" (Пожидаев, 1925, с. 55). По-видимому, именно эти тамги-тавро имел в виду Ш.Б.Ногмов, кабардинский историк середины прошлого века, когда писал, что у адыгов в старину было принято записывать на
дверях домов деяния своих предков.
Нам уже цриходилось писать, что при отсутствии в прошлом письменности многие горские народы использовали тамги, простей¬шие графические рисунки-петроглифы, а также разного рода предме¬ты, рога и черепа жертвенных животных, амулеты, навешиваемые им на шею, в качестве своего рода "узелков на память". По ним вос¬станавливали в памяти важнейшие события общественной и семейной жизни, отделенные порой многими десятилетиями и даже сотнями лет (Кобычев, 1975, с. 132-141). Определенную семантическую нагрузи несли и многие другие виды петроглифов, служившие оберегами и одновременно отражавшие эстетические вкусы и идеологические пред¬ставления их владельцев. Тамги же, указывая на связь владельца
дома с другими фамилиями и родами, повышали его общественное по- 17
ложение '.
Распространение христианства в горах Северного Кавказа в позднем средневековье привело к появлению иного вида "украшений" • разнообразных крестов, в частности популярных в ту пору так на¬зываемых "крестов с Голгофой". Подобные кресты выкладывали чаще всего под кровлей или под машикулями боевых башен в выемочной технике, т.е. посредством образования пустот в кладке за счет утоныпения стены. И хотя такого рода декор в какой-то мере ослаб¬лял крепость постройки, вера в его охранительную силу была, ви¬димо, намного сильнее.
Кресты разного рода покрывают иногда стены башен снизу до верху с двух и даже с трех сторон и смотрятся как цельное и за¬конченное архитектурно-декоративное произведение. В свое время этому способствовали обмазка и побелка стен башен, скрывавшие фактуру кладки. С ослаблением христианства и проникновением ис¬лама крест с голгофой стал восприниматься населением как некий антропоморфный символ и "знак арбалета", как его трактуют некото¬рые из современных местных исследователей.
Наряду с указанными украшениями можно отметить также разно¬образные приемы кладки жилых башен и расшивки швов, имевшие так¬же декоративное назначение. Среди них и чередование больших и бо¬лее мелких каменных блоков и квадратов, и кладка "в елочку", уст¬раивавшаяся, по общему мнению, в антисейсмических целях, и укра¬шение карнизов особой "мережкой" - чередованием полупустот в ви¬де маленьких квадратиков, и множество других технических приемов, способствовавших украшению внешнего вида жилища.
Как всюду на Востоке, на Кавказе придавали большое значение украшению интерьера, в котором главное место занимал в прошлом огромный срединный очаг и находившийся неподалеку от него централь¬ный опорный столб.
В прошлом этот столб сплошь покрывали разного рода оберега¬ми: кругами, розетками, лепестками розеток, равноконечными крес¬тами, изображениями рук и т.п. Резьбой покрывали и капитель этого столба (подбалку), концы которой обыкновенно завершали завитка¬ми - стилистическим изображением рогов барана, излюбленного жерт¬венного животного.
С появлением во второй половине прошлого столетия домов русского типа в моду входит резьба по дереву, для выполнения ко¬торой первое время приглашали русских плотников. Как и в русских домах, резьбой покрывали наличники окон, карнизы и кромки кровли, ставни, фронтоны, столбы и ограждения крыльца и прочие деревян¬ные части жилища. Характер резьбы зависел от уменья и вкусов рез¬чиков. С появлением в начале XX в. железной кровли и водостоков приемы прорезной резьбы перенесли также на гребень кровли и на- вершия печных труб и водостоков. К этому времени плотницким ре¬меслом и искусством црорезной резьбы по доскам овладели и местные мастера. Это вскоре привело к тому, что в декоре жилища стал ощу- щатьоя национальный колорит. Вместо растительного орнамента в декор вводятся зооморфные мотивы: стилизованные изображения ро¬гов быков, баранов, оленей, геометрические фигуры. В районах с мусульманским населением в декор вплетаются изображения полуме¬сяца со звездой, арабские надписи и т.д. Такого рода декор наря¬ду с изредка встречавшейся скромной росписью стен просуществовал до начале коллективизации, когда в связи с сокращением срубного строительства и переходом на строительство домов из саманного кирпича наблюдается некоторый спад в украшательстве жилища.
Интерес к архитектурному украшению жилища вновь возрождает¬ся в послевоенные годы. Современный декор в принципе отличается от прежнего, довоенного, дореволюционного как с технической точ¬ки зрения, так и с художественно-эмоциональной. В основных своих чертах он сходен с украшением жилища, характерным для всех южных районов Европейской части СССР, и прежде всего для Черноморского побережья Кавказа, Украины и Молдавии, однако в деталях и элемен¬тах орнамента декор народов Северного Кавказа представляет нечто глубоко самобытное, присущее исключительно данному региону. Это его своеобразие выражается уже в том, что жилище коренного насе¬ления края украшается неизмеримо богаче, чем жилшце соседнего русского населения.
Большое внимание обращается на украшение стен жилища, уходя¬щее своими корнями, как мы видели выше, в глубь веков. При шту¬катурке стен, сложенных из саманного кирпича, в цемент добавля¬ют разнообразные красители: цвета спелой вишни, апельсинового, желтоватого, голубоватого оттенков и т.п. Поверхность штукатурки делают неровной, "рытой" или, наоборот, глянцуют и разрисовывают, имитируя каменную и кирпичную кладку. В плоскость стен вставляют медальоны в виде ромбов, кругов, звезд, вылепленные по трафарету из алебастра и цемента иногда с вкраплениями битого стекла, цвет- - 206 -
ных камней и т.п. Особое внимание уделяют отделке углов построй¬ки, которые украшают профилированными пилястрами с фасонными леп¬ными капителями, резным цоколем и такими же вставками посередине. Применяется также украшение с помощью комбинирования разнородных материалов: саманного кирпича - с обожженным кирпичом;из послед¬него выкладывают часть стены у веранды.
Дома, выстроенные из камня и обожженного кирпича, украшают с помощью расшивки швов, фасонной кладки и резьбы по камню и кир¬пичу. В чеченских селениях преобладают резные украшения по кирпи¬чу в виде столбиков, женаличников, фигурно выложенных карнизов и т.п. Широкое распространение получило устройство памятных ме¬дальонов с указанием даты возведения жилища и имени и фамилии хо¬зяина дома. Фасонной кладкой порой выкладывают таюке цоколь, фун¬дамент, карнизы, простенки окон.
В домах, построенных из саманного кирпича, всегда нарочито подчеркивают цоколь фундамента и окрашивают его в более интенсив¬ный цвет, чем стены. В отдельных случаях цоколь декорируют под кирпичную кладку, а в кирпичных и каменных домах цоколь отделяют от стен особым бордюром из кирпичей, вставленных углом, ребром или еще каким-либо отличным способом.
В отличие от жилища дореволюционного времени и первых лет Советской власти в современных домах ставни и наличники устраива¬ют крайне редко, а в тех немногочисленных случаях, где они еще продолжают бытовать, украшение их стало намного скромнее и стро¬же. Пышный прорезной орнамент растительного характера не встреча¬ется совершенно, его сменили лаконичные геометрические фигуры и стилизованные изображения животных.
Преобладающие в настоящее время в большинстве местностей четырехскатные черепичные крыши представляют очень мало возмож¬ностей использовать этот элемент в декоративных целях. Но в тех селениях, где еще бытует двускатное перекрытие, а также в домах, крытых железом, кровля неизменно богато орнаментируется. Помимо множества разнообразных приемов зашивки фронтона досками орнамен¬том обычно покрывают карниз и гребень кровли. В верхнем углу фронтона прибивают флагшток, заканчивающийся звездой, полумеся¬цем, изображением ракеты, рыбы или какой-нибудь иной замыслова¬той эмблемой с элементами старинных фамильных тамг. Такие же там- гообразные знаки прибивают и на фронтоне (иногда по неокольцу изображений сразу) жилища и крыльца. В иных домах фронтон украша¬ют изображениями животных: оленей, лосей, туров, птиц, цифрами с датой постройки дома и пр. Самым излюбленным украшением фронто¬нов является розетка, символизирующая солнце.
Затейливо орнаментируют железные крыши, печные трубы и во¬достоки. Гребень железной кровли украшают сложным метрическим узором, разнообразными виньетками, остроконечниками, резными фи¬гурами животных, ракет, звезд и т.п. С большой ввдумкой декориру¬ют печные трубы, которые снаружи оббивают листовым железом и ук¬рашают накладными цветами, коньками, шпилями, коронами ж пр. Над крыльцом дома сооружают специальный "зонтик", который подобно крыше жилища орнаментируют узором из гнутой проволоки и другими способами. Над входом по старой традиции иногда прибивают охот-ничьи трофеи - рога оленей, косуль, горных козлов и других живот¬ных.
Типы жилища
Рассмотренный в предыдущих разделах материал позволяет вы¬делить несколько основных типов народного жилища, которые быто¬вала на той или иной территории региона в каждый из принятых хронологических периодов. Для полноты характеристики привлекает¬ся целый ряд признаков, как это принято в этнографической литера¬туре и отмечено выше в главе I.
В первой половине XIX в. в равнинных районах Северного Кав¬каза было распространено одно-двухкамерное турлучное жилище с двух- и четырехскатной соломенной или камышовой крышей, с отно¬сительно крутыми (около 30°) скатами в северозападной части края и пологой, иногда обмазанной глиной кровлей на востоке региона. Различали две разновидности этого типа жилища: западную и восточ¬ную. На западе края, у адыгских народов, абазии и ногайцев, пре¬обладало однокамерное жилище, в том числе обособленные постройки для взрослых женатых сыновей и для приема гостей. В результате число домов на усадьбе достигало порой десятка и более. Наоборот, на востоке, у чеченцев, ингушей, осетин, гораздо чаще встречалось двухкамерное жилище, в котором под одной крышей объединялись и жилые помещения и гостевая18.
У ногайцев, большая часть которых в середине XIX в. продол¬жала вести еще кочевой образ жизни, бытовало передвижное войлоч¬ное жилище в разборном и неразборном вариантах.
Отапливалось турлучное жилище преимущественно камином, мес-тоположение которого было самым различным: у передней стены, по¬средине торцовой удаленной от входа ©тены, в переднем удаленном углу и т.д. Юрты отажшвались открытым срединным очагом.
В горах Северо-Западного Кавказа, а отчасти также в лесистых предгорьях и на востоке Чечни (в Ичкерии) бытовали срубные жилища разных видов в зависимости от особенностей конструкции (сруб, за¬клад), планировки и формы крыши.
Основной и более ранней формой было, по-видимому, однокамер¬ное жилище квадратной или прямоугольной формы с плоской земляной крышей и открытым очагом, расположенным посредине помещения. Так выглядел, например, дом, сохранившийся в сел. Хурзук еще в пред¬военные годы, который, по преданию, принадлежал Боташу, одному из легендарных первопоселенцев в Карачае (Студенецкая, 1960, с. 251). Таким же оно изображено на старых фотографиях и рисун¬ках конца XIX - начала XX в. в работах Е.Зичи и Г.Мерцбахера.
Особый тип многокамерного жилища представлял собой так на¬зываемый карачаевский "крытый двор" (баши джабылгъан арбаз),сос¬тоявший из нескольких жилых помещений, расположенных по перимет¬ру квадрата, в середину которого на ночь загоняли скот. Жилые помещения в "баши джабылгъан арбаз" перекрывались обычно пологой двускатной земляной крышей, а внутренний двор - плоской земляной кровлей, которая в центре поддерживалась деревянной опорой, сло¬женной в виде клети. На Северном Кавказе подобный строительный прием больше, кажется, нигде не отмечен, но до настоящего време¬ни используется для поддержания матицы двускатной кровли в сосед¬ней Сванети, расположенной за Кавказским хребтом (АИЭ, 1978,тетр. I, л. 22}.
Жилище типа "баши джабылгъан арбаз" сформировалось в усло¬виях господства большой патриархальной семьи и тревожной внешней обстановки. По своей планировочной схеме оно близко напоминает круговые и кареобразные поселения кабардинцев, черкесов и других в прошлом скотоводческих народов Северного Кавказа, встречавшие¬ся на равнине еще в начале XIX в., с которыми, по-видимому, и было генетически связано.
Срубное жилище бытовало также у адыгских народов, обитавших в первой половине XIX в. в горной полосе по верховьям левых при¬токов Кубани - Большому и Малому Зеленчукам, Лабе, Белой, Пшехи, Псекупсу, Адагуму, А.П.Берже писал 6 Черкесии и Имерети (часть западной Грузии, прилегающая к местам расселения адыгских племен), что тамошние "жители спокон века жили в деревянных домах" (Берже, 1876, с. 3). Бытописатель середины XIX в. И.Л.Серебряков выражает¬ся еще конкретнее: "Дома они(черкесы-адыги. - В.К.) устраивают из плетня или простого сруба" (Серебряков, 1861, с. 17). По сло¬вам Н.Каменева, жившие в горах абадзехи, "заняв землю, ставили сруб" (Каменев, 1867, № 20). Когда в 1960-х годах в станице Клю¬чевой при штаб-квартире Псекупского полка была сделана попытка основать один из первых в нашей стране этнографический музей под открытым небом, для него с гор была привезена рубленая абадзех- ская изба (Волкова, 1965, с. 272).
О срубном жилище у горных адыгов упоминают и другие авторы той поры. У абадзехов, пишет А.Махвич-Мацкевич, "все хижины вы¬строены из дерева или сплетены из ивовых прутьев" (Махвич-Мацке- веч, 1964, с. 2). "Дом горца есть сакля, т.е. изба, обыкновенно плетневая, обмазанная внутри и снаружи глиною, но иногда и до- счатая (Венюков, 1863, с. 57), - замечает М.И.Венюков. Под дос¬ками здесь следует понимать расколотые надвое бревна-плахи или же слегка подтесанные стволы (пила на Северном Кавказе входит в обиход только во второй половине XIX в.).
К сожалению, источники ничего не говорят о форме и плани¬ровке срубных домов у адыгов, и мы можем лишь предполагать, что дом был самой простейшей формы, подобно наиболее ранним срубам карачаевцев, коль скоро авторы, упоминающие об этом жилище, не отличают его от турлучных хижин, а в одном случае сообщают даже о транспортировке его на другое место. Это последнее позволяет также допустить, что срубное жилище адыгов, скорее всего имело, двускатную тесовую кровлю, а не земляную, как у карачаевцев, бал¬карцев и других горцев Центрального Кавказа.
Крайним восточным пределом распространения срубных форм жи¬лища в крае во второй половине XIX в. было Баксанское ущелье, но в более ранний период нельзя исключить его бытование и в других ущельях Балкарии и даже Северной Осетии. Об этом свидетельствуют
~ 2П -
отдельные рудименты деревянных домов в указанных местах, цреДа¬ния и некоторые другие косвенные данные, в том числе воспомина¬ния информаторов о наличии в прошлом крупных лесных массивов в ряде ущелий, ныне полностью обезлесенных (Белоконский, 1906, с. 34; Максимов П., 1931, с. 165). В частности, на бытование не¬когда срубного жилища в Балкарском ущелье указывает название се¬ления "Турахабла" - производное от тура - тюрк, (диалект.) "руб-
то
леный дом" и хъеблэ - кабард. "квартал", в прошлом также "пат-ронимический поселок". Однако в конце ХУШ - начале XIX в. в свя-
ОГ)
зи с интенсивным заселением последних двух ущелий и леса здесь были почти полностью сведены и население вынуждено было перейти к строительству домов исключительно из камня, который до этого использовался в основном лишь для фортификационных целей.
Еще дальше на восток деревянные формы жилища, выстроенного в срубной и каркасно-закладной технике, в том числе в комбинации с камнем и турлуком, фиксируются по линии предгорий, но по свое¬му виду, главным образом по форме крыши и кровельному материалу, они несколько отличались от срубного жилища Карачая и западной Балкарии, представляя собой особый переходный тип между описанны¬ми типами и турлучным жилищем равнинных районов. "Дома селений, расположенных в предгорьях, сплошь деревянные, - читаем у Ю.Клап- рота об осетинах, - они построены из бревен красного бука и пок¬рыты соломой или липовой корой" (Клапрот, 1967, с.170). К.Кох также отмечает, что в предгорьях Северной Осетии, там, "где име¬ется много дерева, наклонные крыши покрыты деревом или камышом" (Кох, 1967, с. 262,263).
Район ерубрых жилищ бытовал такие на крайнем востоке Чечни, в Ичкерии, тогда как в других горных районах этой части края де¬рево использовалось преимущественно в виде добавлений в каменные конструкции.
Каменные формы зодчества охватывали большую часть горной полосы, начиная от средней части Баксанского ущелья на западе и вплоть до границы с Дагестаном на востоке, и были представле¬ны двумя основными типами: жилищем замкнутой формы, развернутом в вертикальном направлении (жилая башня), и в виде открытой со стороны фасада одно-двухэтажной постройки с плоской земляной кры¬шей, которая в дореволюционной литературе получила наименование "горской сакли" (от груз, сахли - "дом").
Жилые башни имели наибольшее распространение в Ингушетии, западной Чечне и Туалетии, высокогорной части Северной Осетии, и в несколько меньшей мере - в других районах очерченного ареала. К середине XIX в. жилые башни, несмотря на сравнительно широкое их бытование, представляли собой уже исторический анахронизм, так
от
же как и встречавшиеся в единичном числе пещерные жилища . После присоединения Северного Кавказа к России население начинает поки¬дать их и переходить к строительству жилища открытого типа. Од¬нако в силу традиции (быть ближе к родным пенатам и могилам пред¬ков) и в целях экономии земли и стройматериалов новые дома стре¬мились возводить по возможности поблизости от руин заброшенных башен и даже пристраивали к ним впритык. Бывало и так, что ста¬рую башню не бросали, но перестраивали ее в соответствии с новы¬ми потребностями: прорезали в стенах дополнительные окна и входы, возводили снаружи каменную лестницу для более удобного подъема в жилые этажи, а внутренний объем разделяли перегородками на от¬дельные помещения соответственно числу проживавших в башне брач¬ных пар и семей.
Такое сочетание старых перестроенных башен и новых построек придавало многим горным селениям, в первую очередь Северной Осе¬тии, где этот процесс протекал особенно интенсивно, чрезвычайно хаотичный архаический вид. "Издали каждый осетинский аул, - пи¬сал В.Б.Пфаф в начале 1870-х годов, - создает впечатление раз¬валившейся крепости, доказательство глубокой древности этих со¬оружений. В некоторых аулах на Ардоне и в Дигории я старался снять планы таких построек, чтобы приблизительно рассчитать вре¬мя их основания. По расчету выходило баснословное число лет" (Пфаф, 1871, с. 139).
Среди старых своеобразных типов жилища, выстроенных цели¬ком из камня, следует выделить чеченский дом-хлев ("желе"), ко¬торый единично встречался в селениях высокогорного Чеберлоевско- го общества. Специфической особенностью "жёлё" было его перекры¬тие, сложенное из каменных плит в технике ложного свода с после¬довательным перерезанием углов в каждом ярусе кладки. Подобный строительный прием на Северном Кавказе больше нигде не зафиксиро¬ван, но зато широко представлен в древних типах жилища Закавказья, известных у армян под названием "тун", у грузин - "дарбази" и у азербайджанцев - "карадам" (Ильина, 1946).
В центральной части горной полосы края, в большинстве гор¬ных ущелий Балкарии, во многих селениях Северной Осетии и в не¬сколько меньшей мере в Чечне и Ингушетии издревле бытовало жили¬ще открытого типа горизонтальной планировки, сооружавшееся в комплексе с хозяйственными постройками, которые в зависимости от рельефа и некоторых причин социально-экономического порядка уст¬раивали сбоку от жилища или уступом ниже по склону горы. В пос¬леднем случае жилище приобретало как бы двухэтажный вид. "Для сохранения своих пашен в целости они (горцы. - В.К.) строят свои дома в два этажа", - разъясняет дореволюционный экономист М.С.Ка- пиани (Капиани, 1884, с.21). "В аулах, где преобладают постройки в два этажа, нижний служит конюшней, а верхний - жилым помещени¬ем, в которое нужно забираться по крутой, плохо устроенной лест-нице", - пишет о балкарцах Е.Баранов (Баранов, 1894, 2 дек,).
Однако если рельеф участка позволял, жилище предпочитали возводить в один этаж, даже если для этого приходилось его не¬сколько углублять в почву. "Сакли жителей врыты в землю", - про¬должает далее Е.Баранов, описывая жилище балкарцев других ущелий (Там же).
Особо следует остановиться на жилище ногайцев, обитавших в степной местности в различного вида передвижных кибитках и юртах, которые выше не были описаны детально.
Самым распространенным типом передвижного жилища, которое у оседлых ногайцев использовалось в качестве летнего местопребыва¬ния, была разборная решетчатая юрта с округлым полусферическим верхом, носившая название "терме" ("тэрмэ"), Каркас юрты состоял из нескольких складных решеток, составленных из планок диаметром около 3-4 см и высотой до 2 м. В местах перекрещивания планки связывались ременной петлей, что позволяло при перекочевке скла¬дывать решетки в сравнительно компактные вязанки, удобные для транспортировки. При установке #рты решетки раздвигались и состав¬лялись по кругу, образуя стены жилища. Обыкновенно средняя по ве-личине юрта состояла из 6-8 решеток, но были юрты, у которых ос¬тов состоял из 10 и более решеток.
Смежные решетки связывались друт с другом шерстяной тесьмой, а крайние привязывались к дверной раме. На решетки опирались планки каркаса кровли, которые верхними своими концами вставля¬лись в особый обод - "шагъаракъ" ("чъангарак#). Планки каркаса кровли и решетки также связывали кожаными ремнями, для чего в местах их соединения прожигались специальные отверстия. Такие же отверстия прожигались и в ободе. Для придания конструкции большей жесткости, необходимой при сильных ветрах, обод привязывали к вбитому в землю посередине юрты колу, а снизу подпирали 3-4 шес¬тами с развилками на верхних концах. (Харузин, 1896, с. 29).
Двери юрты делали в виде решетки либо вытесывали из дере¬ва в одну или две створки, которые раскрашивали в различные цве¬та. Вращались дверные створки на деревянных шижах-пятах. Двери всегда устраивали с южной или подветренной стороны и в зимнюю по¬ру завешивали еще куском прямоугольного войлока, покрытого слож¬ным узором-оберегом. Такой же войлок прямоугольной формы, при¬крепленный к шесту, прикрывал вытяжное отверстие в центре купо¬ла. По-видимому, именно этот войлок-покрытие имел в виду Клееман, когда писал об обычае вывешивать на шесте над дымовым отверстием "нечто вроде флага" синебелого цвета (Харузин, 1896, с. 43).
Покрытием юрты служили войлочные кошмы, которые крепились на каркасе шерстяными веревками и тесьмой. Внизу кошмы привязы¬вали к вбитым в землю колышкам и к решеткам таким образом, чтобы в жаркую погоду их можно было откидывать и проветривать юрту. Зимой юрту дополнительно утепляли камышовыми циновками, как это можно видеть на приводимом рисунке А.Олеария.
Центральное место в юрте занимал слегка углубленный в зем¬лю очаг, в котором целый день горел хворост или тлел кизяк.
Зажиточные ногайцы имели отдельные юрты для женатых сыновей, для приготовления пищи и для приема гостей.
Совершенно иной вид имела свадебная юрта, называвшаяся "куйме". Это передвижное жилище сооружалось прямо на арбе и в более позднее время нередко сколачивалось из досок в форме про¬долговатого ящика с двускатной или коробовой крышей и двуствор¬чатой дверью в передней торцевой стене и крохотным оконцев в про¬тивоположной боковой стене. В такой юрте или лучше сказать, ки¬битке перевозили невесту в дом жениха, чтобы по дороге ее никто не мог разглядеть (Малявкин, 1893, с. 150). После свадьбы куйме использовалась в качестве дополнительного спального помещения. По мнению известного венгерского путешественника и исследователя
Вамбери, неразборная кибитка на колесах ведет свое происхожде¬ние от плетеных корзин-сидений на верблюдах и использовалась первоначально для перевозки при перекочевках детей и больных и немощных стариков и старух. Но с этим утверждением можно поспо¬рить. Кибитки на колесах были издревне известны широкому кругу индоевропейских народов, в частности ираноязычным племенам, ски¬фам и аланам, от которых, вероятно,и были заимствованы их тюрко- язычными соседями. Сама форма некоторых неразборных кибиток - прямоугольный "ящик" с двускатной крышей - указывает на связь с оседлым шалашом или плетеной турлучной хижиной. Иное дело круг¬лая полусферическая и коническая юрта; ее иетоки, как уже отме¬чалось, следует искать в коническом шалаше древних лесных охотни¬ков и скотоводов.
Передвижные формы жилища просуществовали у ногайцев вплоть до пореформенного времени, когда были окончательно вытеснены оседлыми турлучными и саманными домами, аналогичными тем, кото¬рые бытовали у их соседей (Фарфоровский, 1909, с. 16; Ананьев, 1894, с. 41)22.
Во второй половине XIX в. в результате развития капиталисти¬ческих отношений и втягивания Северного Кавказа во всероссийский рынок в жилище народов края все сильнее стало ощущаться воздей¬ствие русской домостроительной культуры. Вначале это нашло свое отражение в таких частных проявлениях, как использование новых строительных материалов - пиленых досок, обожженного кирпича, че¬репицы, кровельного железа, в улучшении конструкции сруба, в уст¬ройстве крыши на стропилах, замене традиционного открытого очага и камина русской печью с плитой и трубой, в увеличении площади окон и остеклении рам, настиле деревянных полов и потолков и т.д. Так, в отчете по Лабинскому округу за 1867 г., в частности, го¬ворилось, что "знакомство с устройством русских хат и выгоды их
в гигиеническом и экономическом отношениях вызвали между неко¬торыми племенами сознание пользы их, а потому некоторые жители уже устроили русские дома, а другие сделали в саклях потолки и устроили русские печи" (Студенецкая, 1971, с, 85). И еще: "Соз¬нание пользы русской хаты проникает между туземцами и особенно между темиргоевцами, и до I января вызвалось желающих устраивать русские хаты до 200 человек, заготовивших уже лес" (Там же). В друтом отчете по Кубанской области за 1863-1869 гг. говорится, что "горские армяне и ногайцы почти все, а у шапсуг - весьма многие семейства уже имеют хотя и небольшие домики с печами для зимы. У зеленчугских абазинцев, у темиргоевцев и урупских бес- ленеевцнв также довольно заметное число домов с печами, но все кабардинцы, зеленчугские бесленеевцы, кумские абазинцы и массы бжедух (имеющие дрова в избытке) весьма мало поддались на это нововведение в домашнем быту" (Там же, с. 83,84).
В том же архивном деле приводятся сведения о числе домов русского типа с печами в аулах Лабинского, Лсекупского, Зелен- чугского и Эльбрусского округов, из которых следует, что новые веяния в жилищном строительстве охватили довольно значительные слои местного населения, особенно в западных районах края. Так, в Лабинском округе насчитывалось 340 подобных домов, в Псекупс- ком - 232, тогда как в крайнем восточном из названных округов - Эльбрусском всего лишь 30 (Там же, с. 84).
Подробнее о характере и объеме заимствований можно судить по прилагаемой к документам ведомости построек, возведенных жителя¬ми Зеленчугского военного округа в 1868 г.
Название строений Число
У горцев
Пристроек к домам рубленых и турлучных (черкесской системы) с голландскими и русскими печами и русскими 
окнами
Домов рубленых под железною кровлею
Домов рубленых под тесом
Домов рубленых под камышовою кровлею
Мельниц под железными крышами о 3-х поставах
Запасных магазинов хлебных рубленых под камышовой
II
2
46
2
20
крышей

 
"Из этой ведомости, - замечает Е.Н.Студенецкая, у которой мы заимствуем цриводимые данные, - видна постепенная эволюция жилища от пристройки с печью до домов русского типа, от камышо¬вых до железных крыш. Это позволяет судить о степени влияния рус¬ского населения на материальную культуру горцев" (Студенецкая, 1971, с. 84,85).
В пореформенные годы в связи с ломкой прежних патриархально- феодальных устоев и ускорившимся распадом больших семей изменения проникли и в планировку местного жилшца. Это нашло выражение в пристройке к нему дополнительных жилых помещений для взрослых же¬натых сыновей. В результате возникает своеобразный так называе¬мый "длинный" дом, состоящий из нескольких жилых комнат, располо¬женных в один ряд, каждая из которых имела независимый выход на галерею, пристроенную вдоль фасада. "Каждому члену семьи отводит¬ся особая комната с сенцем; все такие комнаты располагаются в один ряд и покрываются общей кровлей", - писал в конце XIX в. А.Г.Ардасенов о жилище осетин (А.-Н.-Л., 1896, Ш 4146).
В конце XIX - начале XX в. "длинные" дома получают широкое распространение не только на равнине, но и в горных районах. "Дом состоятельного чеченца, - сообщает К.Ф.Ган, - построен обык¬новенно из известняка в два атажа под плоской крышей. В нижнем этаже помещаются хлев и кухня. К верхнему, отступающему на сажень
назад, снаружи ведет каменная лестница. Этот этаж делится на четыре помещения, из которых первое, у входа, самое большое, имеет шагов 12 в ширину и 20 в длину. Тут стоит несколько дере¬вянных кроватей и высокие кадки, выдолбленные из цельного дере¬ва, диаметром в 2-3 фута, где хранится пшеница и кукуруза; тут же стоят громадные мешки, набитые шерстью. Налево от этого по¬мещения - гостиная, или кунацкая, с двумя кроватями, нескольки¬ми сундуками и полками на одной стене; на другой висит разного рода оружие; пол тут, как и в других комнатах, земляной, но здесь покрыт коврами. К кунацкой примыкает маленькое помещение с хозяй¬ственными принадлежностями. За всеми комнатами расположена гро¬мадная кладовая, таких же размеров, как входная комната (Ган, 1902, с. 7 (217)).
Такие же удлиненные дома строятся в пореформенное время и в Карачае, этой классической области деревянного зодчества, где ввиду отсутствия навыков плотного сочленения срубов они приобре¬тают весьма своеобразные черты. "У зажиточных карачаевцев дома были суставчатые, т.е. состояли из девяти отдельных составленных вместе помещений размером каждое 6 на 9 аршин и кладовой - 6 на 9 арш. В трех из девяти помещений имелись небольшие окна, в ос¬тальных - только двери размером 2 аршина на аршин с четвертью" (Алиев, 1927, с. 105-107).
Под влиянием русского населения срубное жилище в описывае¬мый период получает широкое распространение и на равнине, где строится, однако, не из бревен, а из толстых полувершковых досок. Один такой дом постройки 1904 г. сохранялся еще в конце 1960-х годов в Кабарде в сел. Старый Урух. В доме во время его построй¬ки жили четыре взрослых женатых брата с матерью. Каждый из брать¬ев имел по две комнаты, в одной из которых находился камин, дру¬гая комната отопления не имела и использовалась в качестве летней
спальни. Наряду с этим в доме имелось помещение с так называе¬мым "большим очагом", где готовилась пища для всей семьи. Всего в доме было десять жилых комнат, расположенных в один ряд, что составляло в длину почти 40 м (ЖЭ, 1969, тетр.1,л.37 об.).
Строительство подобного "длинного" дома да еще с применени¬ем покупных материалов - досок, черепицы, оконного стекла, ско¬бяных изделий и т.п. - было под силу далеко н© каждой горской семье. По сравнению с прежними незамысловатыми турлучными жили¬щами традиционного одно-двухкамерного плана "длинные" дома оце¬нивались во много крат дороже. В уже приводившихся описях, выяв¬ленных Е.Н.Студенецкой, упоминаются на одной усадьбе два таких разнородных дома: один турлучный под камышом, оцененный в 30 руб., и второй тоже турлучный, но покрытый железом, с четырьмя комната¬ми, со стеклянным коридором и четырьмя выходами, стоимостью 800 руб. "Ясно, - замечает по этому поводу Е.Н.Студенецкая, - что за¬житочный хозяин выстроил себе вместо старого дома новый, отвечаю¬щий повышенным требованиям. Но цри этом он сохранил старую схему постройки - длинный дом из четырех комнат с четырьмя выходами, с изоляцией каждого помещения, что связано с обычаем избегания не¬весткой старших родственников мужа, Подобные сочетания старого дома с новым встречаются в нескольких описях, относящихся главным образом к I9II-I9I2 гг., когда наиболее интенсивно шла смена жи¬лища" (Студенецкая, 1071, с. 77,78).
Наряду со строительством "длинных" домов на рубеже XIX-XX вв. в строительную практику входят и совершенно новые типы жили¬ща, заимствованные у соседнего русского населения и отражающие становление более прогрессивных семейных отношений. Один из та¬ких новых типов лшлшца почти в неизменном виде повторяет извест¬ный вариант южнорусского трехчастного жилища: изба+сени+комора (горница). Разница состояла лишь в несколько ином функциональном распределении жилой площади. А именно, одна из комнат служила спальней родителей и младших детей, другая соответствующая рус¬ским сеням, так и называлась "сена", "сене", "сено" и использо¬валась в качестве кухни и кладовой, а третья предназначалась для взрослого женатого сына. При отсутствии специальной кунацкой,что в это время становится не редким, эта последняя комната служила одновременно и гостевой. Вход в общесемейную комнату вел через сени (кухню), сюда же выходила дверь и из комнаты молодоженов. Однако если указанная комната использовалась и в качестве госте¬вой, то в ней прорезали дополнительную дверь наружу и устраивали пристенный камин для обогревания помещения во время пребывания гостя (Иваненков, 1910, с. 147). Забегая несколько вперед отме¬тим, что трехкамерное жилище с одним общим входом получило осо-бенно большое расцространение в 1920-1930-е годы в результате ко-ренных изменений в хозяйстве и быту (коллективизация, осуществле¬ние культурной революции на селе) (Мамбетов, 1971, с. 134).
Еще более отличным от традищонной планировочной схемы был так называемый "квадратный" дом (он же "крестовик", "круглый" дом), состоявший из трех-четырех жилых помещений, расположенных в два ряда по отношению к фасаду, со входом через одно из угловых помещений. Строили такой дом на кирпичном или столбовом фундамен¬те с цоколем из пиленых досок и крыли четырехскатной (реже дву¬скатной) железной или черепичной крышей.
Строительство новых домов квадратного плана приобрело осо¬бенно широкий размах в последней четверти XIX - первом десятиле¬тии XX в. в связи с ломкой старых социально-экономических отно¬шений. "Домами горцы просто увлекались, - писал А.Г.Ардасенов в середине 1890-х годов. В былое время встретить сколько-либо поря¬дочный дом в ауле представлялось явлением редким: строился только редкий туземец-чиновник, один на десятки тысяч населения. Все жи¬ли в самых простых саклях, построенных кое-как, в дучшем случае из бревен, зачастую же просто из мелких стоячих жердей, обмазан¬ных глиной в смеси с мякиной и свежим навозом. Простой четырех¬угольное отверстие величиною от 1/2-3/4 кв.аршина составляло ок¬но; днем чаще закрывавшееся тряпками, а ночью ставней. Посереди¬не комнаты располагался очаг, а в потолке, чтобы не задохнуться, устраивали трубу с расширенным основанием... Пол земляной, пото¬лок иногда дощатый или плетневый, только в горницах и кунацких устраивали камины, печей же вовсе не бывало". В другом месте: "Если вы теперь пройдете по аулам плоскостной Осетии... вы най¬дете много довольно приличных домов, крытых черепицею, имеющих вместо крошечных отверстий большие светлые окна в шесть и восемь стекол, закрывающиеся филенчатыми ставнями.Если вы войдете в один из таких домов, вас введут в просторную и светлую комнату с хоро¬шим деревянным полом, с потолком, обшитые шилевками; вместо ка¬мина чаще увидите печку, снабженную всеми принадлежностями,вмес¬то цростых мазаных стен зачастую найдете оштукатуренные или об¬клеенные обоями; двери, створчатые рамы - все снабжены медными ручками, петлями, крючками..." (ВтНтЛ., 1896, №4216).
Почти в те же годы В.Тепцов писал о балкарцах и карачаевцах, что у них "кулаки живут в домах русского стиля с деревянной кры-шей, окаймленной резьбой, с расписными ставнями, с русской печью и выбеленными стенами" (Тепцов, 1892, с. 120). Накануне первой мировой войны А.Миллер также писал о западных адыгах, что тради-ционный тип жилища у них можно было сыскать только среди бедней¬шей части населения (Миллер A.A., 1914, с. 64,67).
Новые дома резко контрастировали со старыми жилищами,тчто неоднократно отмечали современники. "По внешности селения черке¬сов производят довольно смешанное неопределенное впечатление: ря¬дом с домами старой, довольно убогой внешности стоят дома в под- ражение русским, более прочные, с несколькими окнами, со стек¬лами в рамах, разделенные на две половины", - читаем у К.И.По- дозерского о приморских шапсугах (Подозерский, 1907, с. 191). Еще более резко пишет об этом А.Г.Ардасенок: "Прежде существова¬ла известная гармония между всеми постройками во дворе горца... Новые дома нарушили эту целостность и соответствие в расположении отдельных частей усадьбы: выстроенные на самых видных местах,они как бы выросли из пепла и разрушения" (B.-H.-JI., 1896, № 4216).
Причины столь резкой контрастности коренились в резком со-циальном расслоении горского общества в предреволюционное время. Так, описывая осетинское селение Христиановское (современный го¬род Дигора), местный исследователь М.К.Гарданов, в частности,от¬мечал: "У богачей дома кирпичные, крытые железом и черепицей, с голландскими печами, кухней с плитой... полы крашеные, потолки и стены оштукатурены..." И далее, касаясь рядовой массы горцев,вы¬разительно добавляет: "Рядом с этим кулаком доживает свой век деревенский бедняк. Живет он в кукольном домике, крытым соломой и черепицей. Пол земляной. Печки в доме нет, огонь разводится сре¬ди хаты, и едкий дым невыносимо ест глаза непривычному к нему по¬сетителю. Помещение без потолка, стены продуваются насквозь... В жилище сыро и грязно" (Гарданов М.К., 1925, с. 183, 185).
Таким было жилище народов Северного Кавказа в канун Октябрь-ской революции и в 1920-е годы. Немецкий этнограф Б.Плечке, посе-тивший в середине 1920-х годов ряд высокогорных районов Чечни,пи¬сал о сел.Шарой, что юно состоит наполовину из жилых башен, а на-половину - из плоскокрышных каменных домов однорядного традицион-ного плана ( P-£cL&ht-h^t t 1928, с. 68). Однако в селениях, распо-ложенных ближе к равнине и связанных с городскими и администра-тивными центрами, уже начали сказываться последствия социальных перемен. "Боевые и жилые башни теперь редко бывают использованы
- 224 -
под жилье. Полутемные, тесные сакли постепенно заменяются более просторными и светлыми постройками", - писал в те же годы об ин-гушах Л.П.Семенов (Семенов Л.П., 1963, с. 30).
Коллективизация, рост материального благосостояния и куль-турного уровня населения края способствовали дальнейшему измене¬нию формы северокавказского жилища. Меры по упорядочению сельско¬го жилищного строительства (разрешение на строительство давалось только при наличии утвержденного сельским Советом плана с указа¬нием местоположения жилища и хозяйственных построек на усадьбе), по возможности типовая застройка усадеб привела к существенному изменению облика колхозных селений Северного Кавказа.
В 1930-1940-х годах, а также в первые послевоенные годы в крае бытовали три уже известных нам основных типа жилища: тради-ционный вытянутый в длину однорядный дом, описанный выше Л.П.Се-меновым, жилище квадратного плана с двурядным расположением по-мещений и промежуточное между этими полярными формами полугора- рядное жилище с сенями-прихожей и находящейся позади сеней кухней.
Жилище квадратного плана преобладало в западных районах края, в Адыгее, Черкески, несколько меньше - в Кабарде и Северной Осе¬тии. На востоке, в Чечне и Ингушетии, преимущественное распростра¬нение имело жилище вытянутой планировки. Полуторядное трехкамер- ное жилище встречалось чаще всего в Кабарде (Газ.Социалистичес¬кая Кабардино-Балкария), 1935, 22 сент,; 193?, 24 фев.). В горных районах и в Северной Осетии жилище строилось в комплексе с хозяй-ственными постройками.
Строили жилище в разных районах Северного Кавказа в предво-енное время из местных материалов: на равнине в западной части края - из турлука на каркасной основе и на фундаменте с цоколем, в Кабарде, Северной Осетии - главным образом из саманного кирпи¬ча, в Чечне и Ингушетии в зависимости от наличия - из обоих мате¬риалов, в горах - из камня. В Карачае устойчиво удерживалась традиция возведения жилища из дерева (досок, жердей) в срубной и каркасно-закладной технике с последующей обмазкой глиной с обе¬их сторон.
Начиная примерно с конца 1950-х - начала 1960-х годов в развитии жилища края отмечается важный качественный скачок; в строительную практику широко входит обожженный кирпич, цемент, кровельное железо и другие прогрессивные материалы, а преобладаю¬щей планировочной схемой становится подквадратный тип жилища с двурядным расположением помещений. В новом жилище отмечаются су¬щественные конструктивные изменения: увеличивается общая жилая площадь, прежде всего за счет пристройки к дому остекленной веран¬ды и крыльца под отдельной односкатной или двускатной крышей.Там, где в качестве строительного материала используется саманный кир¬пич или турлук, доски и т.п., стены тщательно штукатурят цементом по металлической сетке или деревянной обрешетке с добавлением в тесто разного рода красителей. Кроют жилище преимущественно че¬тырехскатной черепичной или железной крышей, гребень, карниз и водостоки которой украшают вычурной резьбой.
Современное жилище отличают наличие смежных комнат и устрой-ство общего входа через крыльцо или остекленную галерею. Для жи¬лища последних лет характерно также устройство литого бетонного фундамента с высоким цоколем и высоких потолков (до 2,5 м и выше).
Таким образом, современное жилище у разных народов края и в разных географических зонах по своей сущности является однородным. В пользу этого говорит сходство его внешнего облика и одинаковая двурядная подквадратная планировочная схема. В этом проявляется близость уровня социального, экономического и культурного разви¬тия народов Северного Кавказа - одно из важнейших достижений со-ветского социалистического строя.

ПРИМЕЧАНИЯ

К главе - Жилище
1. В одном предании, записанном нами в 1971 г. от пастухов, уроженцев сел. Акки, говорится о сожжении аула Шинджи в окрест¬ностях сел.Итум-кале (верховья р.Чанты-Аргуна), откуда следует, что жилище в какую-то отдаленную пору в этих местах было деревян- ням (АИЭ, ф. 8; ед.хр. 24, № 3750, л.ЗГ об., 32).
2. АИЭ. Полевые материалы 1962 г. Информатор Хандоков Хакиш. Сел.Баксан, тетр. I, л.15 об.
3. Подсчет произведен по материалам, приведенным в работе Г.Х.Мамбетова.
4. Например, в сел.Псыгансу в Кабардино-Балкарии в 1927 г.
из 589 домохозяйств 15 имели дома, выстроенные из обожженного кир¬пича, I - из досок и 50 - из саманного кирпича; остальные имели турлучные стены (ЦГА КЕАССР, ф.Рб, оп.1, д.398, л. 7-17).
5. Об использовании липовой коры в качестве покрытия упомина¬ет еще Аммиан Марцеллин (История, кн. XXX, гл. 2, 18).
6. Устное сообщение чеченского этнографа Ибрагима Саидова.
7. 0 происхождении указанных форм перекрытий имеются и другие мнения. Например, известный кавказовед второй половины XIX в. В.Ф.Миллер считал ступенчатую форму кровли отражением конструкции ложного свода (Миллер В.Ф., 1888, с. 39), а советский архитектор И.П.Щеблнкин видел в шиферных плитах, покрывавших кровлю, "водо¬сливы" (Щеблыкин, 1930, с. 415).
8. Бытование этого вида отопления в прошлом отмечается так¬же в Крыму, на Украине, на Балканском полуострове и в ряде райо¬нов Западной и Восточной Сибири. Относительно Сибири, правда, су¬ществует мнение, что очаг с дымарем был занесен туда русским на¬селением, но Б.А.Куфтин категорически утверждает, что сами славян¬ские народы заимствовали эту форму отопления у тюрок-османов (Куф- тин, 1925, с.45). Интересно, что на Украине, в Карелии и некоторых местностях Западной Сибири очаг с дымарем в недавнем прошлом уст¬раивали в углу или на шестке кирпичной или глинобитной печи для приготовления еды на скорую руку. На сибирском материале можно проследить и происхождение этого вида отопления, представляющего собой как бы уменьшенную копию берестяной шатровой юрты. При своем изживании очаг с дымарем использовался на Украине и в Белоруссии
в качестве вытяжной трубы над подвесным светильником, устраивавшим¬ся в углу напротив печи (подробнее об эволюции очага с дымарем см.: Кобычев В.П., 1956, с. 64-66, там и соответствующая литерату¬ра).
9. На первоначальное значение этого слава, известного широко¬му кругу народов, в том числе и за пределами Кавказа, указывает пережиточно сохранившееся ингушское ердо в значении "храм", перво¬начально "место разведения жертвенного огня" (ср.святилища Маги- ерда, Тумгой-ерда).
10. АИЭ. Материалы Адыгейского отряда 1961 г., тетр. I. л.32 об. Сел.Шовгеновское, Информатор Хатков Трах, 77 лет.
11. Сообщение чеченского этнографа Сайда-Магомеда Хасиева.
12. У черкесов, кабардинцев и чеченцев, у которых большая семья исчезла значительно раньше, чем у других соседних с ними на¬родов, камин в качестве преобладающего вида отопления отмечается уже с начала XIX в. См.: Мамбетов Г.Х. Материальная культура..., с. 170; Очерки истории Чечено-Ингушской АССР. Грозный, 1967, ч.1, с.281.
- 23? -
13. В остальных пяти случаях ввиду отсутствия указания на местоположение входной двери в планах картина остается недостаточ¬но ясной.
14. Толковый словарь адыгейского языка. Майкоп, I960, с.515. Термин "собэ" в значении "печь", "комната с печью" известен многим народам, в том числе на Балканах, в Крыму, в Молдавии. Б.А.Куфтин связывал появление этого помещения и термина с проникновением в Причерноморье жилища альпийского типа (Куфтин, 1925, с. 47,48).
15. Таково, например, жилище Эмазы Бетанова в сел.Лесгор Ирафского района СО АССР. АИЭ. Материалы Северокавказского отряда 1974 г.
16. О петроглифах Северного Кавказа см.подробнее: Марковин, 1964, с. 134; Крупнов, 1971, с. 188-193; Кобычев, 1973, с.149-159; 1974, с. 141-148; Лавров, 1978, с.91-175. Там и соответствующая литература .
17. Наиболее полный перечень и семантику известных на сегод¬ня тамг и значение их как исторического источника см.:Лавров, 1978, с. 91-175).
18. Сравни, например, в описании чеченцев у И.Иванова: "Каж¬дый дом состоит из двух отделений: в одном живет хозяин и там же принимает гостей, в другом - жена его и дети; эти отделения не име¬ют между собой сообщения и дверь каждого ведет под общий навес" (Иванов И., 1851, с. 52,53).
19. Сохранилось в языке алтайцев (Шибаев,1964,с.46)»
20. По свидетельству И.А.Гольденштедта (1770-1773) и Ю.Клап- рота (1807-1808), во время их путешествия по Северному Кавказу значительная часть балкарцев проживала еще на равнине по рекам Псыгансу и Аргудану. На Псыгансу (балкарское наименование Суган) находилось также главное селение балкарских таубиев (князей) Уллу- Малкар, насчитывавшее 180 дворов (Волкова Н.Г., 1974, с.104). В Безенгийском ущелье, по словам Гюльденштедта, имелось всего два
селения: Еизенге, или Бизниге, с населением в 100 семейств (т.е. около 20 дворов) и Холам (Хулам), "столь же малое" (Лавров Л.И., 1969, с. 82).
21. В первой половине XIX в. некоторые из пещер и пещерных укреплений были, по-видимому, еще обитаемы, о чем можно судить по замечанию известного историка Кавказа середины прошлого столетия А.П.Берже, который сообщает про карачаевцев, что многие из них "поселялись в отдаленных пещерах на вершинах речек, вытекающих из подошвы Эльбруса" (Берже, 1858, с. 25) Жилые пещеры, огороженные каменными стенами, и пещерные укрепления до настоящего времени мож¬но видеть в долине р. Мереджи в Чечне, у сел.Дзивгис в Куртатинс- ком ущелье и в сел.Нузал в Алагирском ущелье Северной Осетии.
22. Подробное описание различных форм передвижного и более позднего оседлого жилища ногайцев см.: Кужелева, 1964; Шенников, 1973; Гаджиева, 1976.

ГЛАВА УЛ. БАШНИ, СКЛЕПЫ, СШТШШЩА
Во многих горных селениях Чечни, Ингушетии, Северной Осетии и в несколько меньшей мере - Балкарии среди полуразвалившихся древних домов возвышаются стройные боевые башни, придающие этим селениям неповторимый архитектурный облик и аромат седой старины. Сохранившиеся боевые башни восходят преимущественно к ХУ1-ХУШ вв., хотя истоки башенной культуры на Кавказе прослеживаются неизмери¬мо раньше^. Строительство башен в позднем средневековье было свя¬зано с усилением классовой борьбы в среде горского общества и развитием института кровной мести.
В башнях отсиживались во время междуусобных столкновений и внешних нашествий целые фамилии. Со временем, однако, строитель¬ство боевых башен приобрело сугубо престижный характер, что нашло свое выражение в серии запретов, имевших целью ограничить возмож¬ность их постройки "худородными" фамилиями. Так, например, по обычному праву строительство боевой башни должно быть завершено в течение одного года, в противном случае башня так и оставалась недостроенной (Семенов Л.П., 1963, с. 71) (ряд таких незавершенных башен можно и сегодня видеть в ингушских селениях Морч, Терши,
Лейлаг). При сватовстве принято было справляться о наличии у не¬весты боевой башни и родового (фамильного) склепа (Яковлев, 1925, с.90).
Для строительства башни требовалось огромное количество кам¬ня. Существовала даже поговорка, что из одной башни можно постро¬ить целый аул, но из аула нельзя выстроить и одной башни.
Большой хорошо обработанный камень, пригодный для укладки в основание башни, считался одним из лучших подарков в составе при¬даного невесты.
Складывали башни из слегка подтесанных камней на прочном из-вестковом растворе. Самые большие и тщательно обработанные камни укладывали в основание и в утлы башни. Кладку вели в два ряда та¬ким образом, что стены кверху постепенно сужались, в результате чего постройка приобретала большую прочность.
Форма и конструкции боевых башен в разных частях региона су-щественно различались. В Чечне и Ингушетии башни были более высо¬кими и стройными, чем в других местах, и завершались обыкновенно четырехскатной ступенчатой крышей, каждый уступ которой был пок¬рыт шиферной плиткой. Крыша венчалась высоким конусообразным бе¬лым камнем, что шесте с черным цветом плитки красиво контрастиро¬вало с желтоватой облицовкой стен. Наряду с этим здесь же встре¬чались изредка башни с плоским земляным перекрытием и с так назы¬ваемыми "гуртами" - остроконечными вертикальными выступами на уг¬лах кровли. Кроме того, чеченские и ингушские башни имели в верх¬ней части с каждой стороны особые балкончики бед дна - машикули, позволявшие защищавшимся с безопасностью для себя оборонять бли¬жайшие подступы к башне.
Вход в боевую башню обычно устраивали с южной или восточной стороны на уровне второго этажа, оформляя его в виде невысокой арки с полуциркульным верхом. Для ингушских боевых башен характер- - 234 -
но также устройство между вторым и третьим этажами четырехскат¬ного свода с выступающими наружу вертикальными карнизами - гурта¬ми (ингушское "моартол"). Свод сооружали посредством последова¬тельного напуска камней до тех пор, пока камни не смыкались в вершине перекрытия (так называемое "ложносводчатое перекрытиёО. Также сооружали и крышу, в то время как межэтажные перекрытия бы¬ли плоскими и настилались по балкам, упиравшимся в специально оставляемые в кладке стен гнезда. В углах башен с внутренней сто¬роны примерно через полуметровые промежутки устраивали каменные перемычки, служившие для укрепления стен и установки строительных лесов.
При основании в среднем 5 х 5 м башни насчитывали до 5-6 этажей и достигали в высоту нередко 20-25 м. Нижний этаж боевой башни предназначался для хранения запасов воды и пищи и содержа¬ния пленников (с этой целью в толще цоколя устраивали в каждом углу по яме), второй - для членов семьи, третий и четвертый - для защитников и пятый - для наблюдателей и защитников (Щеблыкин,1930, с.277). Сообщение между этажами осуществлялось при помощи бревна с зарубками через лаз, который устраивали в углу. Свет в помеще¬ния проникал через небольшие отверстия-бойницы. Судя по их вели¬чине, бойницы предназначались преимущественно для ружейного боя (Крупнев, 1971, с. 75), что до некоторой степени может служить отправной точкой для установления начальной даты строительства су¬ществующих боевых башен.
Осетинские боевые башни отличаются от чеченских и ингушских более массивными формами. Основание их составляет квадрат со сто¬ронами 7 х 7 м, а высота редко превышает четыре этажа. Кладка осетинских башен выполнена менее тщательно и порой даже без свя¬зующего раствора (как, например, в башне сел. Куссу в Дигорском ущелье) и без утловых перемычек. Среди осетинских башен совер¬шенно отсутствует башни со ступенчато-пирамидальным перекрытием и внутренним сводом на уровне второго этажа (Марковин, 1976, с.222-236). Единственное исключение представляет башня в сел. Даргавс, которая, по свидетельству местных жителей, была выстрое¬на ингушскими мастерами (Там же, с.228). Машикули, арочные завер¬шения входных и оконных проемов в осетинских башнях выполнены также более примитивно, что в целом придает им древний, архаи¬ческий вид. Однако это не всегда соответствует действительности. Так, в дигорском селении Ахсау имеется боевая башня, которую, по словам мейтного жителя, 97-летнего Хаджи-%ссы Бузоева, выстроил старший брат его отца, живший во время правления Николая I. Баш-ня, по мнению информатора, не имела практической надобности и строилась его родичем исключительно с целью самоутверждения и вскоре после постройки, где-то в конце 30-х годов црошлого столе¬тия была им покинута (ЖЭ,1973, л.37). (Ср.приведенное выше заме¬чание Вахушти об осетинах: "Если овс разбогатеет, то он или берет вторую жену, или строит себе башню"). Но в более раннее время, по утверждению Х.М.Бузоева, боевые башни дигорцы строили для защиты от бадилят (феодальное сословие в Дигории) и от нападений кабар¬динцев из фамилии Озданте, которые жили в Кабарде в местности,где сегодня находится осетинское селение Озрек (Там же, л. 35).
В Балкарии боевые башни встречаются в основном в Черекском утцелье, далее на запад они исчисляются единицами, причем некото¬рые несут откровенный отпечаток влияния сванского фортификацион- р
ного зодчества . В Карачае сохранилась всего одна боевая башня, известная под названием Маммия-кала. Башня находится на вершине горы Кала-Баши вблизи сел.Хурзук . Балкарские и карачаевская баш¬ни по ряду признаков сближаются с осетинскими, но имеют и свои отличительные черты.
Боевые башни в прошлом различались по своему назначению. Од¬ни из них были расположены непосредственно в селениях, поблизос¬ти от жилища, другие сооружались на стратегических высотах и пред¬назначались для наблюдения за проезжими путями, для подачи сигна¬лов и охраны горных проходов. Башни, находившиеся в селениях, не¬редко соединялись с жилищем переходными мостками или обносились дополнительно высокими стенами, в результате чего усадьба приоб¬ретала черты крепостного укрепления-замка.
В первой половине XIX в. в ходе Кавказской войны многие бо¬евые башни были разрушены, а те из них, которые уцелели, по окон¬чании военных действий были покинуты владельцами ввиду полной их бесполезности.
Минули годы. Искусство строительства боевых башен было ос-новательно позабыто горцами, но сами башни, добротно сработанные их далекими предками, продолжают и сегодня поражать взор своей величавой и мрачной красотой. О многих башнях, особенно располо¬женных в отдаленных и недоступных местах, окружающее население сложило красочные легенды, будучи не в состоянии понять, каким образом и для чего люди поселялись на этих отвесных скалах. Так родилась поэтическая сказка о мифических "летающих людях", кото¬рые строили свои жилища в заоблачной выси, куда обычно люди без специального снаряжения не могут даже взобраться.
В пределах почти того же ареала, где встречаются боевые баш¬ни, на окраинах многих селений, а иногда и прямо между жилыми до¬мами и башнями можно видеть как бы другие маленькие поселения, состоящие из небольших каменных домиков-склепов. Иногда склепы разбросаны по окрестным полям и горам поодиночке, но иногда сос¬тавляют большие некрополи, настоящие "города мертвых". Наиболее известные из таких крупных некрополей находятся у селений Даргавс, Денифарс и Фаснал в Северной Осетии, на горе Мохде неподалеку от сел.Терши в Ингушетии, на горе Цой-педе и в Майстинском обществе
Чечни. На западе края, в Балкарии, склепы столь же немногочис¬ленны, как и боевые башни. Самый крупный склеповый могильник здесь находится возле сел.Верхний Чегем. В Карачае известно всего три склепа у сел. Карт-Джурт.
Склепы служили фамильными усыпальницами, в которых горцы хоронили своих умерших кое-где вплоть до начала XX в. Накануне присоединения к России захоронения в склепах были массовым явле¬нием (Кокиев Г., 1928, с.40)4. Склеповые захоронения окружены множеством фантастических легенд. Одна из таких легенд объясняет строительство склепов эпидемией чумы, которая в прошлом не раз производила страшные опустошения на Северном Кавказе (последний раз в начале XIX в.). В склепах мертвых хоронили прямо в одевде, без гробов. Трупы укладывали на продольные полки, устроенные в два и более ряда, с которых старые костяки по мере накопления просто сбрасывали на пол. С умершими рядом ставили миски с поми¬нальной пищей. Находясь в сухом достаточно вентилируемом помеще¬нии, трупы высыхали и долго сохраняли человеческое подобие. Все это и породило легенды о том, что во время чумы люди строили се¬бе эти небольшие домики, куда удалялись от остальных здоровых жителей и пребывали там в ожидании неминуемой смерти.
Полуподземные и подземные склепы сравнительно однородны по форме. Они представляют собой прямоугольную в плане камеру, сло¬женную из камня в грунте и перекрытую двускатным ложным сводом. У подземных склепов наружу выходит один только лаз, ведущий в не¬большой коридор-дромос, откуда через другой лаз попадали в погре¬бальный отсек. Таковы, например, подземные склепы на горе Мохде в Ингушетии, в долине р.Армхи. У полуподземных склепов, устраивае¬мых всегда в склоне горы, наружу выступают лишь одна торцовая (она же фасадная) и часть прилегающих к ней продольных стен. По-средине торцовой стены, несколько ближе к подножью, находится
квадратной формы лаз, закрывающийся деревянной заслонкой с засо¬вом, спрятанным в толще кладки. Сбоку от лаза в некоторых скле¬пах имеются небольшие ниши, в которые ставили миски с заупокой¬ной пищей. В других склепах в фасадную стену встроен выступающий камень со сквозным отверстием. В это отверстие, по рассказам ста¬рожилов, вставляли ритуальные флаги, ветки хвойных деревьев, при¬вязывали коня, посвященного покойному (Семенов Л.П., 1963, с.20, 75,77). В Дигорском ущелье Северной Осетии к некоторым склепам у сел.Махческ пристроены каменные стелы, а в сел.Ахсау с боков фа¬сада выступают некие подобия каменных "рогов".
Намного разнообразнее по форме наземные склепы. Среди них выделяются склепы с прямоугольным основанием и двускатной ступен¬чатой крышей, склепы с особым преддверием на фасаде в виде лоджии, служившей поминальной камерой; прямоугольные склепы с гладкой двускатной слегка выпуклой кровлей; многоярусные "башенные" скле¬пы со ступенчато-пирамидальным шиферным покрытием или с выступаю¬щими гуртами-шпилями на углах плоской кровли; склепы, имитирующие разные виды шатрового жилища, характерного для кочевых народов,в том числе многогранные с пирамидальным коническим верхом, круглые с полусферическим перекрытием, и множество других разновидностей.
Большинство наземных и полуподземных склепов имеют одну по-гребальную камеру, но изредка встречаются двухкамерные склепы с одним или двумя лазами. В башенных склепах в каждый ярус ведет свой лаз. Все склепы выстроены на прочном известковом растворе и снаружи и внутри покрыты штукатуркой желтоватого цвета. Перекры¬тие всегда выполнено в технике ложного свода.
В количественном отношении преобладают прямоугольные склепы с двускатным ступенчатым перекрытием. Ареал их охватывает факти¬чески всю горную полосу от р. Чанты-Аргуна на востоке (чеченские общества Майе ты, Малхиста) до верховьев Кубани на западе (склепы у сел.Карт-Джурт в Карачае). Но более всего наземные склепы со ступенчато-пирамидальным перекрытием (в том числе и башенного ти¬па) характерны для горной Ингушетии и восточной части Северной Осетии. Все другие виды склепов встречаются значительно реже и имеют преимущественно узколокальное распространение. Так, напри¬мер, шатровые виды склепов бытуют главным образом в Дигории и Че- гемском ущелье Балкарии, круглые склепы с полусферическим верхом встречаются в ряде селений Ингушетии, Северной Осетии (у селений Кобан и Кани) и Балкарии (у селений Ташлы-Тала и Цухол)^.
О происхождении традиции склеповых захоронений имеется мно¬го предположений. Неясно время возникновения склепов разных форм, причины, вызвавшие их появление, и даже то, какие из погребений следует считать склеповыми, а какие отнести к другим видам погре¬бальных сооружений . Безусловно лтппь одно - тееная связь захоро¬нений с культом мертвых, который в прошлом имел широкое распро¬странение у народов Северного Кавказа. Считалось, что умершие и в загробной "жизни" не порывают связи с оставшимися на земле ро¬дичами и нуждаются в поминках и прочих знаках внимания с их сторо¬ны. Оскорбление памяти умерших расценивалось как одно из самых тяжких преступлений. Поэтому склепы нередко устраивали в непосред¬ственной близости от жилища и даже на участке усадьбы (Кокиев Г., 1928, е. 37,64,66). Известны случаи похищения покойников с целью получения выкупа. С другой стороны, поражает полное равнодушие горцев к "чужим" склеповым погребениям.
По материалам, собранным Г.Кокиевым, полуподземные склепы у сел.Дзивгис осетины приписывали легендарным богатырям-нартам и ми-фическому народу царцатов (Там же, с. 41-43); другие склепы,пов¬торявшие в своей форме передвижные кочевнические шатры и юрты, местная традиция считает "ногайскими могилами". Изучение склепо- вой и других видов культовой архитектуры, отличающейся большим
- 240 -
консерватизмом форм, может помочь восстановить утраченные этапы развития местного жилища, на что нам уже приходилось указывать (Колычев, 1977, с. 71-82) и что с успехом продемонстрировал архи¬тектор А.Ф.Гольдштейн (Гольдштейн, 1975, с. 82-84).
От прошлых времен на территории края сохранились языческие святилища и христианские храмы. По-внешнему облику святилища и храмы, за небольшим исключением, почти тождественны прямоугольным наземным склепам с двускатной ступенчатой крышей. Различие состо¬ит лишь в величине: святилища и храмы обычно, хотя далеко не всегда, несколько больше по размерам. Вход у них оформлен входной аркой. Более существенны отличия во внутренней планировке и уст¬ройстве. Преобладающая часть святилищ и храмов разделена внутри стрельчатыми арками на две или три части, в чем многие исследова¬тели справедливо усматривают влияние христианского церковного зодчества (Семенов Л.П., 1928, с. 134; Щеблыкин, 1930, с.412; Крупнов, 1971, с. 107; Марковин, 1972, с.226,227; Виноградов,1977, с.61-63; Кобычев, 1979). Воздействие христианства проявилось в канонической ориентации многих храмов по линии восток-запад, в устройстве алтаря (храм Маги-ерда в Ингушетии) или подобия камен¬ного иконостаса (святилище Итаз-ерда у сел.Эрзи, святилища у се¬лений Морч, Карт, Бархин в Ингушетии), в выкладке крестов и т.д.
Однако христианизация горцев носила весьма поверхностный ха¬рактер, что нашло отражение в многочисленных отступлениях в архи¬тектуре указанных памятников от требований христианской религии, в частности в южной ориентации ряда из них. Все это дало повод ингушскому археологу М.Б.Мужухоеву выдвинуть предположение о су¬губо местном происхождении этих культовых памятников, за исключе¬нием трех известных христианских храмов на территории Ингушетии: Тхаба-ерды,Галь-ерды и Таргимского (%жухоев, 1977, с.122,123). Но подобные нестандартные формы церковной архитектуры были харак- - 2А ± -
терны и для других районов Кавказа, на что обратил внимание В.Б.Виноградов в одной из своих последних работ, приведя описа¬ние церкви в Т^шети, сделанное русскими послами в середине ХУП в. "Да палата же, а называется церковью, а креста на ней нет. А зделана на четыре угла и покрыта палаткою (т.е. имеет прямоуголь¬ный базиличный план и перекрыта на два ската. - В.К.). А вход у нее с полуден... А жертвенника и северских дверей нет, а где се- верские двери - живут, и тут окно большое... Да перед царскими дверьми зделан столб, вышиною в сажен, да на столбе, что болван, да кругом столба перед тем болваном ставят свечи" (Виноградов, 1977, с.64). Приведенное описание ценно тем, что снимает вопросы и недоумения, вызываемые как неустойчивой ориентацией многих гор¬ских храмов, так и отсутствием требуемого членения внутреннего пространства их на канонические притвор, храм и алтарную часть. Влияние местных языческих верований сказалось и в том, что боль¬шинство горских культовых памятников имеет крайне незначительнее размеры, исключающие пребывание в них верующих. Извеатно, пишет в связи с этим В.А.Кузнецов, что, согласно местной традиции, ха¬рактерной для всего горного Кавказа, правом входа внутрь святили¬ща обладает исключительно жрец или священник (Кузнецов, 1977, с.157). Возможно, что возникновению подобной традиции во многом способствовало извечное горское малоземелье и известное равноду¬шие к новой для них религии. Все это привело автора к заключению о христианской принадлежности преобладающей части горских (в част¬ности, осетинских) святилищ. В одной из своих работ мы попытались также показать, что этот вывод справедлив и в отношении святилищ Ингушетии и некоторых других районов края (Кобычев, 1979, с.137- 150). Это, однако, не снимает вопроса о причинах сходства местной храмовой и склеповой архитектуры. Здесь нам кажется близкой к ис¬тине мысль, высказанная А.Ф.Гольдштейном, о том, что в основе
местного культового зодчества лежат какие-то "не дошедшие до нас формы горского жилища", продолговатого в плане, с крутой двускат¬ной крышей, разделенного на два помещения поперечной стеной с проемом (Гольдштейн, 1975, с. 80,84).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, изучение поселений народов Северного Кавказа по двум основным показателям (типу и форме планировки), выявило непосред¬ственную зависимость этого важнейшего компонента материальной культуры от уровня социального и экономического развития населения, В первой половине XIX в, у большинства народов края на равнине преобладал феодальный способ производства, для которого было ха¬рактерно частновладельческое поселение полигенного (многофамиль¬ного) типа. Наряду с этим в горах слабо развитые феодальные отно¬шения тесно переплетались с архаическими пережитками более ранних ступеней общественного развития, что способствовало сохранению здесь значительного числа небольших поселений патронимического типа, населенных ближайшими кровными родственниками. Однако во второй половине XIX в. втягивание Северного Кавказа в русло капи¬талистического развития подорвало экономическую основу существова¬ния подобных однофамильных поселений и привело со временем к пол¬ному их исчезновению.
На характер расположения поселений (тип заселения и тип рас¬селения) и форму планировки большое влияние оказывала внешнеполи¬тическая обстановка и острое малоземелье особенно в горных райо¬нах края. В результате этого селения на равнине в первой половине XIX в, жались к густым лесам, а в безлесной местности возводились в виде круга или квадрата. В горах селения карабкались на крутые склоны и вершины хребтов, непригодных для хозяйственного исполь¬зования.
Только после окончания Кавказской войны и последовавшего затем массового переселения горцев на равнину селения стали постепен¬но приобретать более свободный и упорядоченный вид. В советские годы процесс перепланировки и благоустройства селений принял все¬общий характер в соответствии с выдвинутой Коммунистической пар¬тией программой мероприятий по стиранию бытовых различий мезду городом и деревней.
Указанные выше факторы во многом определяли также тип за¬стройки усадьбы коренного населения, которая на равнине отлича¬лась сравнительно большой величиной и многодворностыо, а в горах имела минимальные размеры. Встречались и вовсе бездворные усадь¬бы, а также замкнутые укрепленные комплексы замкового типа, при¬надлежавшие местным феодалам и феодализирующейся знати горского общества.
С неспокойной обстановкой феодального быта были связаны опре¬деленные типы традиционного жилища и среди них в первую очередь специфические для многих горных районов так называемые жилые баш¬ни, представлявшие собой многоэтажные каменные сооружения, раз¬вернутые по вертикали. К жилым башням в некоторых случаях примы¬кали еще более высокие боевые (оборонительные) башни, составляв¬шие вкупе с первыми мощные укрепленные комплексы. К этому же ти¬пу укрепленных усадебных комплексов следует отнести и своеобраз¬ный карачаевский "крытый двор" - глухую срубную многосекционнуто постройку подквадратной формы, в середине которой в окружении жи¬лых помещений находился скотный двор.
К более позднему времени относится сложение одно- двухкамер¬ного жилища открытого типа, возводившегося в комплексе с хозяйст¬венными постройками, которое на востоке и в центральной части горной полосы сооружалось из камня и крылось плоской земляной крышей, а в Карачае и горах Северо-Западного Кавказа рубилось из
~ 244 -
дерева и покрывалось пологой двускатной земляной крышей. Дере¬вянные формы жилища бытовали также издревле в лесистых предгорь¬ях, где соседствовали с шгетеным турлучным жилищем, преобладаю¬щим в равнинной местности.
Изменения в семейном быту горцев, происшедшие в пореформен¬ные годы, вызвали появление новых типов жилища. Это так называе¬мый "длинный" дом, представлявший собой механическое (неорганич¬ное) соединение нескольких однокамерных жилшц традиционного типа, составленных в один ряд и покрытых одной общей крышей.
В те же годы в строительную практику входит трехраздельное (трехкамерное) жилище южнорусского типа со входом через сени, расположенные между двумя жилыми помещениями. В местных условиях это жилище подверглось существенной перестройке: сени были цри- способлены под кухню, а одно из жилых помещений, предназначенное в качестве гостиной, получило дополнительный выход.
Одновременно зажиточные слои населения переходят к сооруже¬нию четырехраздельных домов квадратного плана, в которых жилые помещения были расположены в два ряда по отношению к главному фа¬саду (тип жилища, заимствованный также у соседнего русского и ка¬зачьего населения). Этот последний тип жилища в советские годы получил преобладающее распространение, отличаясь в разных районах лишь строительным материалом и формой крыши (цреимущественно че¬тырехскатной, реже двускатной).
В советские годы в строительную практику широко внедряются саманный и обожженный кирпич, черепица, кровельное железо, листо¬вой шифер, оконное стекло, цемент в качестве связующего материала, разного рода скобяные изделия и т.п. ранее либо совершенно неиз¬вестные традиционному жилищу, или применявшиеся в крайне ограни¬ченном количестве.
г
С осуществлением коллективизации большие изменения претер- - 243 -
певает усадьба колхозников, в которой за ненадобностью исчезает целый ряд хозяйственных построек - обширные помещения для скота, перешедшего большей частью в коллективное владение сельхозарте¬лей, помещения для хранения зерна, сельскохозяйственных орудий, арбы и др. Все это позволило уменьшить размеры усадеб и значитель¬но уплотнить застройку селений. В то же время возросшие культурно- эстетические запросы колхозного крестьянства вызвали к жизни появ¬ление таких новых видов хозяйственных сооружений, как летняя кух¬ня и трапезный навес, ранее встречавшиеся в единичном числе лишь в усадьбах верхушки местного населения. В целом современное жили¬ще колхозного крестьянства Северного Кавказа по своему внешнему облику и бытовым удобствам почти ничем не отличается от индивиду¬ального жилища городского населения, а в некоторых отношениях (величиной жилой и полезной площади) нередко даже превосходит его.
Радикальные изменения претерпели за рассматриваемый период интерьер и внутреннее убранство северокавказского жилища. Окон¬чательно исчезли из строительной практики открытый срединный очаг с плетеным дымарем и столь же малоэффективный пристенный камин с прямоточным дымоходом; их место заняла неизмеримо более экономич¬ная печь-плита, которая в новых домах квадратного плана сооружа¬ется обычно в центре жилища, обогревая одновременно все жилые комнаты. В отдельных домах можно встретить и паровое отопление и ванные комнаты. Повсеместно в жилище стали устраивать деревянные полы, потолки, большие остекленные окна.
В обстановке жилища прочное место заняла современная удоб¬ная мебель: столы, стулья, шкафы и даже целые гарнитуры. Рудимен¬ты старой национальной обстановки, главным образом низенькие круглые треногие столики и такие же низенькие скамеечки, там,где они еще сохранились, используются обычно в кухне и для придания
жилищу национального колорита, ценимого особенно сельской интел-лигенцией. По-прежнему с большой тщательностью убирается гости¬ная, под которую отводится одна из самых больших комнат жилища, а иногда возводится и особая постройка на участке усадьбы. В го¬стиной стоит самая лучшая мебель, содержится на случай приезда гостя чисто застеленная кровать. Пол и стены гостиной застелены самыми дорогими коврами. На стенах развешены музыкальные инстру¬менты, рога, оправленные металлом, картины с видами гор, рукоде¬лия, выполненные в национальном стиле.
В обстановке и убранстве других комнат в качестве положи¬тельных новшеств следует отметить ранее неизвестные в сельском жилище книжные шкафы и полки, а также радиоприемники, телевизоры и магнитофоны, что вкупе свидетельствует о неизмеримо возросших духовных и культурных запросах современного национального колхоз¬ного крестьянства края, проделавшего за короткий исторический от¬резок путь от феодализма до развитого социалистического общества.
Таким образом, сельские поселения и жилище народов Северного Кавказа прошли длительный путь развития и трансформации в соот¬ветствии с изменением социальной структуры горского общества. На формирование их большое влияние оказали также природно-экологи- ческая среда и особенности трудовой деятельности населения. По¬этому при разработке и прогнозировании сельской поселенческой по¬литики и жилищного строительства в экстремальных горных условиях региона следует чрезвычайно бережно относиться к многовековому народному опыту, сохраняя и беря из него все то ценное, что может быть использовано в условиях современного развитого социалистичес¬кого общества. Именно в этом, в первую очередь, автор видит одно из возможных практических применений проделанной им многолетней работы по выявлению и обобщению народного зодчества края. И,если этот его труд найдет хоть какой-то отклик у соответствующих спе¬циалистов, он будет считать свою задачу выполненной.

ПРИМЕЧАНИЯ

К главе - Башни, склепы, святилища
I. Первые сведения о жилых и боевых башнях на Кавказе содер¬жатся у Ксенофонта (У в. до н.э.), который упоминает племя "меси- ников" ("мосиноиков"), живших в горах на излучине Понта, имя кото¬рых дословно означает "башенники" (ср.осетинское масыг - "боевая башня"). В I в. н.э. римский архитектор Витрувий описал своеобраз¬ный тип жилища, распространенный в Колхиде, который представлял собой высокую башню, сложенную наподобие клети и перекрытую ступен- чатопирамидальной срубной крышей (Витрувий,4 1936, с.59). Реконст¬рукцию дома, описанного Витрувием: см.: Джандиери М.И., Лежава Г.И., 1970, с. 52,53. Подробнее о боевых башнях на Северном Кав¬казе см.: Кокиев Г., 1935, с. 217-235; 1928; Семенов Л.П., 1963, с. 8,9,22,39,70-72,92 и сл.; Щеблыкин И.П., 1928; Робакидзе А.Й.,
- 259 -
1968, с.60-85; Чеченов И.М., 1969; Мизиев И.М., 1970; Крупнов, 1971, с.70-81; Гольдштейн, 1975; Мужухоев, 1977.
2. Башня сванского типа, построенная, по преданию, пригла¬шенными из Сванети мастерами, находится у сел.Верхний Чегем. (Под¬робнее см.: Лавров, 1969, с. 101, там же помещено изображение этой башни и соответствующая литература). Другая башня, в постройке которой принимали участие сванские мастера, находится в Баксанском ущелье сел.Эльджурту; принадлежала она, по преданию, легендарному родоначальнику карачаевцев - Карче (Лавров, 1939, с. 175,176).
3. Изображение этой и ряда других балкарских башен см.: Кобы- чев В.П., 1974, с. 164, рис.7; в литературе имеются известия о на¬личии на территории Карачая еще нескольких укрепленных сооружений, но были ли это башни или иного рода постройки крепостного типа, из приводимых описаний недостаточно ясно (ср.:Мизиев И.М., 1970,с.24).
4. Раскопки, произведенные В.Х.Тменовым в "городе мертвых" у сел.Даргавс в Северной Осетии, показали, что этот могильник функ-ционировал вплоть до "конца XIX в." (см.: Тменов В.Х., 1973,с.57).
5. 0 типологии и периодизации склепов см.: Семенов Л.П.,1963, с.136, 137; Мизиев И.М., 1970, с. 72-81, табл.6; Тменов В.Х.,1973, с.60.
6. Некоторые соображения относительно этих вопросов см. в ра¬ботах: Кокиев Г., 1928, с. 57; Яковлев, 1927, с. 23; Нечаева,1967, с.39-41; 1969, с. 67-71.
БИБЛИОГРАФИЯ
Ленин В.И. Развитие капитализма в России. - Поли.собр.соч., т.З, с. 1-609.
Программа Коммунистической партии Советского Союза: Принята XXII съездом КПСС. - М.: Политиздат, 1976. - 144 с.
0 продовольственной программе СССР на период до 1990 года и о ме¬рах по ее реализации. - Материалы Майского пленума /1982/ ЦК КПСС. - Агитатор, 1982, № 12. М.: Правда, 1982. - 94 с.