쿺

Настоящий Ингушский Форум

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Настоящий Ингушский Форум » Архитектура » -=К Поселения и жилища народов Северного Кавказ - Кобычев В. П.


-=К Поселения и жилища народов Северного Кавказ - Кобычев В. П.

Сообщений 1 страница 13 из 13

1

1 Тематическое начало здесь Башни Северного Кавказа - Сулименко

2 Тематическое начало здесь Средневековое зодчество Чечено-Ингушетии и Северной Осетии - Гольштеин

ВВЕДЕНИЕ     3
ГЛАВА. I. ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ ПОСЕЛЕНИЯ И ЖИЛИЩА ДО
НАЧАЛА XIX в    14
ГЛАВА П. ПРИНЦИПЫ ТИПОЛОГИИ ЖИЛИЩА И КЛАССИФИКАЦИИ
ПОСЕЛЕНИЙ И УСАДЬБЫ     37
ГЛАВА Ш. ПОСЕЛЕНИЯ: типы, размер и форма     65
ГЛАВА 17.УСАДЬБА: двор, ограда, ворота     118
ГЛАВА У. ЖИЛИЩЕ:
Фундамент     130
Материал стен и строительная техника    133
Планировка     149
Форма крыши и материал покрытия        158
Пол, потолок, межэтажные перекрытия     167
ВВЕДЕНИЕ     3
ГЛАВА. I. ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ ПОСЕЛЕНИЯ И ЖИЛИЩА ДО
НАЧАЛА XIX в    14
ГЛАВА П. ПРИНЦИПЫ ТИПОЛОГИИ ЖИЛИЩА И КЛАССИФИКАЦИИ
ПОСЕЛЕНИЙ И УСАДЬБЫ     37
ГЛАВА Ш. ПОСЕЛЕНИЯ: типы, размер и форма     65
ГЛАВА 17.УСАДЬБА: двор, ограда, ворота     118
ГЛАВА У. ЖИЛИЩЕ:
Фундамент     130
Материал стен и строительная техника    133
Планировка     149
Форма крыши и материал покрытия        158
Пол, потолок, межэтажные перекрытия     167
Виды отопления и его местоположение     172
Интерьер, обстановка, утварь     182
Пристройки (терраса, галерея, веранда»крыльцо)198
Архитектурные украшения    201
Типы жилища     207
ГЛАВА 71 .ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ПОСТРОЙКИ    226
ГЛАВА УП.БАШНИ, СКЛЕПЫ, СВЯТИЛИЩА    232
ЗАКЛЮЧЕНИЕ    242
ПРИМЕЧАНИЯ    247
БИБЛИОГРАФИЯ    260
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ    297
КАРТЫ     300
ВВЕДЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ
К числу проблем, постоянно являющихся предметом исследова¬ния советской этнографической науки, следует отнести историю ма¬териальной культуры народов СССР. В последние десятилетия в свя¬зи с углублением изучения этой тематики особую значимость и акту¬альность приобрела разработка типологии различных объектов мате¬риальной культуры, в том числе поселений и жилища"*". Данная про¬блема имеет не только важное общетеоретическое и историческое зна¬чение, но и большое практическое применение. Без разработки этой проблемы невозможна, в частности, подготовка региональных истори- ко-этнографических атласов нашей страны, которая в настоящее вре¬мя является одной из первостепенных задач многих советских этно¬графических учреждений. По существу, каждое исследование, посвя¬щенное изучению явлений материальной культуры (кстати, как и ду-ховной) должно начинаться с теоретического обоснования той или иной их научной систематизации. Эта систематизация, или типологи- зация, всегда представляет собой результат теоретического обоб¬щения определенного конкретного исторического материала и в то же время кладется в основу его классификации. При таком подходе каждая типология выступает как бы в двух измерениях: во-первых, как ведущий критерий отбора, выявления и подачи эмпирического ма¬териала, а во-вторых, как конечный результат исследования.
Настоящая диссертация посвящена исследованию проблемы типо¬логии поселений и жилища народов Северного Кавказа. Эта проблема до сих пор еще не была предметом ни одного обобщающего кавказо¬ведческого исследования. Данная диссертация является для Северо¬Кавказского региона первым исследованием такого рода, в котором вопросы типологии поселений и жилища рассматриваются одновременно и в теоретическом и конкретно историческом аспектах. В диссерта¬ции подробно в хронологической последовательности рассматривает¬ся разнообразный фактический материал по поселениям и жилищу на-
о
родов Северного Кавказа (без Дагестана) и обосновывается его типология.
Сложность изучения поставленной в центре предлагаемого иссле¬дования проблемы объясняется прежде всего чрезвычайным типологи¬ческим разнообразием поселений и жилищ у народов Северного Кавка¬за, что обусловлено различием природно-географической среды, не¬равномерностью социально-экономического развития отдельных наро¬дов региона в прошлом, а также этно-культурными особенностями, которые играют столь важную роль в таком многонациональном по сос¬таву своего населения крае.
Устанавливая общие черты, характерные для поселений и жилшц всех народов региона, автор в то же время отмечает особенности этих элементов материальной культуры у отдельных народов данного края. Б связи с этим в диссертации пришлось учесть своеобразие формирования и развития поселений и жилища у десяти коренных на¬родов Северного Кавказа: адыгейцев, черкесов, кабардинцев, аба¬зин, балкарцев, карачаевцев, осетин, чеченцев, ингушей и ногай¬цев.
Подчеркивая многообразие форм народного зодчества Северного Кавказа, автор останавливается также и на таких его элементах, бытование которых выходит далеко за пределы данного региона, вы¬являя прежде всего этно-культурные связи с соседними областями Кавказа - народами Дагестана и Закавказья.
Стремясь, по возможности, выявить исторические корни рассмат-риваемых элементов материальной культуры, автор главное внимание в диссертации уделяет при этом предреволюционному периоду и со¬ветской эпохе, детально прослеживая процесс трансформации тради¬ционных элементов материальной культуры и возникновение новаций,
обусловленных сменой общественно-экономических отношений: патри-архально-феодальных через неразвитые капиталистические, а иногда и минуя их, к социалистическим.
В диссертации подробно характеризуются типы поселений, фор¬мы усадеб и дворов, хозяйственные постройки, типы ограды и ворот, детально рассматриваются все основные элементы жилища: его пла¬нировка, строительный материал и техника постройки, виды фунда¬ментов, форма крыш, конструкция потолков и межэтажных перекрытий, виды отопления и их местоположение, интерьер, домашняя обстанов¬ка и утварь и т.д. Специальное внимание уделено также таким свое¬образным видам зодчества народов Северного Кавказа, как жилые и боевые башни, склепы, святилища. При этом прослеживается процесс исторического изменения каждого из перечисленных элементов мате¬риальной культуры. В диссертаций на конкретных материалах пока¬зана тесная связь поселений и жилищ народов Северного Кавказа с их хозяйственными занятиями, превде всего земледением и ското¬водством, с общественным и семейным бытом. Для дореволюционного периода подчеркивается полунатуральный характера хозяйства горцев Северного Кавказа и особенности проникновения в горский аул ка¬питализма. Вместе с тем в диссертации отмечается прогрессивное влияние в ИХ - начале XX вв. материальной культуры русского наро¬да на поселения и жилище народов Северного Кавказа. Для советско¬го периода автор показывает органическую связь в переустройстве поселений и жилищ народов Северного Кавказа с общей социалисти¬ческой реконструкцией их хозяйства, культуры и быта, выделяя при этом первые годы советской власти, когда были проведены такие важные мероприятия, как переселение значительной части горцев на равнину. Характеризуя современный период, автор подчеркивает про¬цесс сближения формы и типов поселений и жилища народов Северного Кавказа как результат общего сближения материальной культуры на¬родов Советского Союза в эпоху развитого социализма.
Для большей наглядности тех коренных изменений, которые про¬изошли на протяжении Х1Х-ХХ вв. в поселениях и жилищах народов Северного Кавказа, автор дает три серии карт, посвященных трем важнейшим периодам: I) середина XIX в., 2) конец XIX - начало ХХв. и 3) советский период (1950-1970-е годы). Б первый период матери¬альная культура горцев в основном еще сохраняла свою самобытность, отражающую особенности общественных отношений, свойственных так называемому горскому феодализму. Второй период фиксирует измене¬ния в характере поселений и жилища, происшедшие в результате раз¬вития на Северном Кавказе капиталистических отношений, а также усилившегося проникновения в среду горцев элементов русской домо¬строительной культуры. Третий период отражает те коренные переме¬ны в поселениях и жилище народов региона, которые произошли за годы советской власти.
В качестве основы картографирования для дореволюционного пе¬риода взято административное деление на округа и отделы на нача¬ло XX в., а для советского периода - районы в границах 1950 - на¬чала 1960-х годов, соответственно конечному периоду исследования. Для середины XIX в. в качестве основы картографирования принята та же административная сетка, что и для пореформенного периода. Это вызвано тем, что в первой половине XIX в. административное деление Кавказа было значительно менее дробным, что практически исключает сопоставление картируемых по нему материалов с более поздними периодами.
Следует, однако, отметить, что принятое для историко-этно- графических атласов административное деление в качестве основы для картографирования, которому слешем и мы в настоящей диссер¬тации, сопряжено с некоторыми издержками, поскольку не отражает специфику рельефа. На Кавказе, например, значительная часть сов¬ременных районов (также как и дореволюционных отделов и округов) объединяет в своих границах как горную, так и равнинную зоны. По¬этому, несмотря на детальную градацию исследованных объектов по количеству (преобладающие, бытующие, единичные)^, нанесенные на карты значки представляют собой, в известном смысле, усредненные показатели, не отражающие в полной мере различий в поселениях и жилище, связанных с влиянием природных условий. Этот недочет об¬щепринятой методики картографирования этнографических объектов по административным единицам выправлен в текстовой части диссертации, где описание ведется применительно к конкретным народам и эколо¬гической среде.
Итогом исследования явилась разработка сводной типологии по¬селений и жилища региона, в основу которой положен комплекс наибо¬лее показательных признаков, дающий возможность систематизировать многообразие форм народного зодчества Северного Кавказа. В числе этих признаков - планировка в горизонтальном и вертикальном раз¬резе, форма и материал крыши, материал стен, местоположение отоп¬ления, связь жилища с хозяйственными постройками. Картографичес¬кий материал, отображающий все эти компоненты и окончательные вы¬воды по жилищу составляет главное содержание проведенного иссле¬дования и поэтому помещен в диссертации непосредственно в связи с соответствующим текстом.
Теоретической основой исследования послужили труды классиков марксизма-ленинизма, касающиеся проблем исторического материализ¬ма, в частности, истории материальной культуры. Особое значение для характеристики процесса проникновения капитализма на Кавказ имел труд В.И.Ленина "Развитие капитализма в России", в котором проводится четкая и предельно сжатая формулировка смены старых феодально-патриархальных устоев на Северном Кавказе новыми соци¬альными отношениями, основанными на товаро-денежном обращении.
Русский капитализм втягивал Кавказ "в мировое товарное обращение, нивелировал его местные особенности - остаток старинной патриар¬хальной замкнутости, - создавал_себе .¡эшок для своих $абрикА Стра¬на... заселенная горцами, стоявшими в стороне от мирового хозяй¬ства и даже в стороне от истории, превращалась в страну нефтепро¬мышленников, торговцев вином, фабрикантов пшеницы и табака, и господин Купон безжалостно переряживал гордого горца из его поэти¬ческого национального костюма в костюм европейского лакея (В.И.Ле¬нин. Полн.собр.соч., т. 3, с. 594-595).
При характеристике процесса переустройства поселений и жили¬ща в годы социалистического строительства, автор руководствовал¬ся соответствующими указаниями и решениями Коммунистической пар¬тии и Советского правительства, показывая как они практически претворялись в жизнь в на!щональных районах Северного Кавказа. Рассматривая вопросы строительства сельских поселений и жилища на селе в период развитого социалистического общества, решающее зна¬чение приобретают указания, содержащиеся в Программе Коммунисти¬ческой партии Советского Союза и постановления Майского пленума (1982 г.) ЦК КПСС "О продовольственной программе СССР на период до 1990 года и о мерах по ее реализации", нацеленные на скорейшее выполнение задачи по ликвидации социально-экономических и куль¬турно-бытовых различий между городом и деревней и создание аграр- но-промышленных комплексов как важнейшей основы развития сельских поселений в ближайшем будущем.
Источниковедческая база.
Диссертация написана на основе полевого этнографического ма¬териала, собранного автором за период с 1960 по 1980 годы. Привле¬чены также имеющиеся по теме архивные и литературные источники. Полевым обследованием в разные годы были охвачены практически все
районы автономных республик и национальных областей Северного
Кавказа. Тем самым был получен достаточно представительный и дифференцированный материал, как по отдельным народам, так и по различным природно-географическим зонам, что для такого изрезан¬ного в орографическом отношении региона как Кавказ, имеет перво¬степенное значение.
Собранный материал увязывался с административными подразде¬лениями региона: районами для советского времени, отделами и участками - для дореволюционного периода. Это, в свою очередь, позволило при изложении использовать выразительный и лаконичный картографический метод, дающий возможность графически отобразить пространственное (ареальное) распространение изучаемых объектов и их слагаемых, о чем выше уже говорилось.
Полевой материал собирался по Программе и Вопроснику, разра¬ботанным автором совместно с доктором исторических наук А.И.Роба- кидзе, которые в свое время были опубликованы в журнале "Совет¬ская этнография" (Кобычев, Робакидзе, 1967, с. 26-45). В инстру¬ментарий исследования входили традиционный для этнографии метод индивидуального опроса, личные наблюдения, выборочный статисти¬ческий подсчет бытования изучаемых объектов и их отдельных эле¬ментов, а также планы, обмеры, зарисовки и фотографии. Собранный материал разносился по отдельным карточкам и картам-бланковкам.
Полевые материалы проверялись и дополнялись, где это было возможно, письменными источниками и литературными описаниями. К числу наиболее ранних из них относятся научные отчеты ученых-пу¬тешественников второй половины ХУШ - первой трети XIX вв. - И.Гвдь- денштедта, Я.Рейнеггса, П.Палласа, Ю.Клапрота, Ф.Добуа де Монпере, К.Коха и других, связанных преимущественно с деятельностью Россий¬ской Академии наук, по инициативе которой организуется несколько научных экспедиций с целью систематического исследования природы и жизни народов края. Одновременно резко возрастает поток разно¬образной информации, исходящей от кавказской администрации и других официальных учреждений. Наиболее ценными являются разного рода военно-тожографические и статистико-экономические обзоры и обследования, рапорты о военных действиях, в которых порой содер¬жатся некоторые сведения по поселениям и жилищу коренного населе¬ния. Часть этих материалов в дореволюционные и советские годы была опубликована, другая хранится в центральных и местных респуб¬ликанских и областных архивах.
Из наиболее важных дореволюционных публикаций архивных мате¬риалов следует выделить 12 томов "Актов, собранных Кавказской ар¬хеографической комиссией" (1866-1888, 1904), в которых представ¬лена переписка и материалы стола Главного управления наместника на Кавказе, хронологически охватывающие ХУШ-ПХ вв. В советские годы архивные материалы публиковались преимущественно по отдельным на¬родам и национальным автономиям Северного Кавказа (Кокиев, 1934; МИДИЧ, 1940; Скитский, 1956; Кабардино-русские отношения, 1957; Гамрекели, 1968 и другие). Наряду с этим в диссертации использо¬ваны материалы, хранящиеся в ЦГДЦА, ЩША, ГА АО, ЦГА Кабардино- Балкарской АССР, ЦГА Северо-Осетинской АССР, ЦГА Чечено-Ингушской АССР, а также в архивах-хранилищах различных научных учреждений Москвы (АИЭ), Ленинграда (ЛОИА), Майкопа, Черкесска, Нальчика, Орджоникидзе и Грозного.
С середины XIX в. появляются первые обобщающие труды, посвя¬щенные суммарному описанию народов края, среди которых можно от¬метить исследования А.П.Берже (1859), А.Ф.Грабовского (1870,1876), А.Н.Дьячкова-Тарасова (1801, 1902), Г.Вертепова (1892), Евг.Мак¬симова (1893), С.Ф.Фарфоровского (1909), Н.С.Иваненкова (1910) и другие. В работах этих исследователей наряду с материалами по ис¬тории, хозяйству, духовной культуре обычно содержатся и краткие сведения о поселениях (их размерах, форме) и жилище рассматривав- мых народов. Особую ценность представляют работы исследователей и бытописателей из среды горской интеллигенции, которая была хо¬рошо знакома с жизнью своего народа (Х.Г. (Хан-Гирей), 1842,1878; Каламбий, 1861; Лаудаев У., 1872; Кануков И., 1875; Хетагуров, 1861; Кокиев С., 1885; Ардасенов (В.-Н.-Л.), 1896; Гарданов М.К., 1925). Произведения этих авторов отличаются точностью и детализа¬цией описаний фактического материала, которые обычно отсутствуют в трудах других исследователей. В ряду ценных источников следует особо отметить также произведения мемуарной литературы, авторам которых по тем или иным причинам довелось какое-то время жить среди местного населения (Люлье, 1857; Т. (Торнау), 1835; Зиссер- ман, 1879).
Отдельные статьи по интересующей нас тематике содержатся также в периодической печати и особенно в таких серийных этногра¬фических изданиях, как СМОМПК, ССКГ, ССК, ЭО, в КВВ, КОВ, газете Кавказ и ряде других.
В годы первой мировой войны выходит в свет первое ж единст¬венное в дореволюционной кавказоведческой литературе научное ис¬следование А.Миллера, посвященное целиком изучению жилища одного из народов Северного Кавказа - адыгов (черкесов) (Миллер А.,1914).
В послевоенные годы интерес к изучению материальной культуры коренного населения края возрождается с новой силой, что нашло свое отражение в ряде статей и монографических исследований, по¬священных описанию жшшща (в меньшей мере поселению) отдельных на¬родов Кавказа (Студенецкая, 1948; Бинкевич, 1949; Робакидзе, i960, 1964, 1968), Кобычев, 1964, 1974; Чибиров, 1970; Мамбетов, 1971; Текеев, 1972; Асанов, 1976 и другие). Из этих работ наиболее цен¬ными являются исследования Л.А.Чибирова "Осетинское народное жи¬лище" и Г.Х.Мамбвтова "Материальная культура сельского населения Кабардино-Балкарии", содержащие большой фактический материал по
интересующей нас тематике в исторической его интерпретации. Од¬нако до самого последнего времени, до выхода в свет нашей моно¬графии, выполненной в плане подготовки Кавказского историко-этно- графического атласа (Кобычев, 1982) не имелось ни одной сводной работы, в которой народное зодчество рассматривалось бы всего се¬верокавказского региона. Это последнее обстоятельство имеет боль¬шое принципиальное значение по той причине, что явления общест¬венного порядка, в том числе материальную культуру, нельзя по на¬стоящему правильно понять, замыкаясь рамками национальных постро¬ений и этносов. Формирование и развитие поселений и жилища проис¬ходит в русле единых исторических законов. Большую роль при этом оказывает на них географическая среда, которая в своих основных чертах идентична на всем протяжении Северного Кавказа. Немаловаж¬ное значение имеют и культурные контакты, вследствие чего у близ живущих народов возникают нередко сходные формы зодчества, истоки которых уходят в глубочайшую древность. Ввиду этого только срав¬нительное изучение материальной культуры в пределах целого регио¬на с учетом исторической ретроспективы в состоянии дать надлежа¬щее представление об искомом предмете, в данном случае о поселе¬ниях и жилище края.
Основные положения диссертации опубликованы в монографии "Поселения и жилище народов Северного Кавказа в Х1Х-ХХ вв.", М.: Наука, 1982. - (29,6 п.л.), в ряде статей, помещенных в журнале "Советская этнография", коллективных монографиях и сборниках, вы¬пущенных сектором этнографии народов Кавказа и других научных изданиях, а также в докладах и сообщениях, в разное время зачи¬танных на 1У Международном Конгрессе антропологических и этногра¬фических наук в Москве в 1964 г., П-м Конгрессе Международного общества европейской этнологии и фольклора в Суздале (1982 г.), на различных Всесоюзных отчетно-экспедиционных сессиях и совеща¬ниях по проблемам разработки историко-этнографических атласов
(см. Библиографию). Всего по теме диссертации опубликовано 27 научных работ общим объемом 57,6 п.л. На основную работу по те¬ме - книгу "Поселения и жилшце" народов Северного Кавказа" име¬ются ряд положительных рецензий в журн. "Сов.этнография", 1 I, 1984 и ряде местных периодических кавказских изданий.
Настоящая диссертация состоит из введения, семи глав, зак¬лючения, 30 тематических карт, примечаний, библиографии и списка принятых сокращений.
Во введении обосновывается научная и практическая значимость и актуальность работы, ее новизна, дается обзор источников и ли¬тературы. Главы диссертации выделены по основным объектам иссле¬дования: Поселения, Усадьба и двор, Жилище, Хозяйственные построй¬ки, Башни, склепы, святилища. Помимо этого основному содержанию предпослана краткая сводная историческая справка, посвященная ис¬тории развития поселений и жилища Северного Кавказа до XIX в. и особая глава, в которой рассматриваются и обосновываются принци¬пы принятой в исследовании типологии жилища и классификации посе¬лений и усадьбы народов репа она. В заключении подводятся резуль¬таты исследования, учет которых может оказаться полезным при ре¬шении практических задач по сельско-поселенческому прогнозирова¬нию и жилищному строительству в крае. В настоящее время ни у ко¬го не вызывает сомнения, что многовековым опыт народа по оптими¬зации освоения территории, сельскому расселению - увязке располо¬жения поселений с конкретными хозяйственными и экологическими ус¬ловиями в каждом отдельном случае, а также выверенные временем навыки жилищного строительства в сельской местности заслуживают самого пристального внимания со стороны специалистов с целью вы¬явления в них всего рационального, что может быть использовано в условиях современного развитого социалистического общества и в его ближайшем будущем.

ПРИМЕЧАНИЯ
Введение
1. См.например: "Типы сельского жилища в странах Зарубеж¬ной Европы", 1968; "Проблемы типологии в этнографии", 1979; "Типы сельского жилища народов Юго-Восточной и Центральной Азии", 1969.
2. В археологических и этнографических работах последнего времени Северный Кавказ все чаще выделяется в особый подрегион, или историко-этнографическую область, во многом отличную от дру¬гих частей Кавказа - Закавказья и Дагестана. (Сравни: Крупнов, 1960; Кузнецов, 1962; Культура и быт народов Северного Кавказа, 1968; Смирнова, 1983). Основанием для такого выделения служит
то обстоятельство, что помимо природно-экологических различий, "местная, и безусловно самобытная культура Дагестана, - как пи¬сал в свое время К.И.Крупнов, - с древнейших времен обнаруживала какие-то общие черты с культурами Закавказья, что также отличает ее от культуры интересующей нас эпохи на территории, простираю¬щейся от Чечено-Ингушской АССР до Кабардино-Пятигорья, Черкесии и Карачая" (Крупнов, 1960, с. 18). Различия эти в ряде случаев сохранились и в последующие столетия вплоть до советского времени.
3. При подразделении изучаемых объектов по количественному показателю на три указанные категории - преобрадающие, бытующие и единичные - в качестве основы приняты нормативы, разработанные в историко-этнографическом атласе "Русские": преобладающие - это объекты, составляющие 2/3 или на менее 60% всей их совокупности, бытующие - от 49 до 51% и единичные - не более Ъ% (Подробнее см.: Рабинович, 1974, е. 66). Там же и обоснование различных единиц картографирования, рубежей исследования и детальное рассмотрение других проблем, связанных с разработкой тематики историко-этногра- фических атласов.

0

2

ГЛАВА I. ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ ПОСЕЛЕНИЯ И ЖИЛИЩА ДО НАЧАЛА XII В.

Жилищное строительство на Северном Кавказе уходит своими корнями в глубокую древность. Многие конструктивные решения и элементы народного зодчества ведут свое начало с древнейших вре¬мен. Это обязывает нас предпослать основному изложению материала краткий очерк истории развития поселений и жилища народов края, который позволит лучше понять как генезис отдельных строительных приемов, так и причины разнообразия изучаемых явлений.
На ранних этапах освоения края, соответствующих периоду мустье и времени существования неандертальца, жилищем человеку служили главным образом естественные пещеры и скальные навесы, часто встречающиеся в горных районах. К мустьерскому периоду, на¬пример, относятся нижние слои Ахтырской пещеры в ущелье р.Мзымта неподалеку от Адлера; находки мустьерских орудий известны также в Навалишинской и Хостинской пещерах, расположенных в ущельях рек Кудепсты и Хосты, на Лысой горе в окрестностях г. Орджоникид¬зе. Временные стоянки полупещерного типа этого времени обнаруже¬ны у селений Гамурзиево, Экажево, Кезеной в Чечено-Ингушетии. (Замятнин, 1940, с. 101; Обзор..., 1939, с. 29; Марковин, ЭДунчаев, 1965, с. 40).
Наряду с пещерами человек в мустьерскую эпоху использовал и какие-то другие виды укрытия (навес, шалаш), о чем можно дога¬даться по наличию стоянки под открытым небом у станицы Ильской на Кубани (между Краснодаром и Новороссийском). Ильекая стоянка существовала длительное время. Об этом свидетельствует остеологи¬ческий материал - около 2400 костей зубров, кроме того, остатки мамонта, пещерного медведя, большерогого и благородного оленя, волка и многих других животных и зверей, жиших в тот период.
Временные стойбища, пещеры и легкие наземные шалаши и наве¬сы были характерны также для верхнего палеолита (40-12 тыс.лет до н.э.), памятники которого представлены на Северном Кавказе до¬вольно скромно; несколько разрозненных находок на северо-востоке края, в районе высокогорных чеченских селений Хой, Макажа, Кезе- ной, у сел. Балан-су (в долине р. Яман-су) и в предгорной зоне. Вместе с тем в эпоху верхнего палеолита намечаются первые отли¬чия в хозяйственной деятельности и культурном облике населения различных частей края. Можно предполагать, что главную роль в этой дифференциации сыграли природные условия, способствовавшие изоляции отдельных групп древних охотников и собирателей. В верх¬нем палеолите происходит становление человека современного вида и идет процесс интенсивного заселения территории Северного Кав¬каза.
В эпоху неолита в связи с возникновением земледения и ран¬них форм скотоводства появляются первые постоянные поселения. На Северном Кавказе неолитические поселения известны в ногайских степях, возле озера Кезеной-ам, на Терском хребте (у станицы Воз¬несенской) , в окрестностях Нальчика (Агубековское поселение и Нальчикский могильник). Правда, население, жившее в этих местах, еще не было знакомо с земледением, которое развивается на Север¬ном Кавказе только в эпоху металла.
Раннеметаллические поселения раскопаны полнее всего в До- линске (ныне пригород Нальчика), у селений Серженьюрт и Луговое (оба в Чечено-Ингушетии). На всех указанных поселениях открыты остатки наземных, построек прямоугольной формы, сооруженных из жердей и прутьев, обмазанных снаружи глиной (турлучная техника). При этом в Долинске стены выстроены из двух рядов плетня, засыпан¬ных внутри землей вперемежку с рубленой соломой. В Серженьюртов- ском поселении одно из жилищ было сложено зш "обожженных глиняных блоков" ("пахсовая техника"). В каждом из жилищ обнаружены очаж¬ные ямы (в некоторых случаях имеющие форму, близкую к распростра¬ненному в Закавказье очагу-тондыру) и ямы для хранения зерна. Пол в жилище был земляной (в Серженыорте - обмазанный глиной). Жили¬ща были расположены на некотором расстоянии одно от другого без какого-либо заметного порядка. Установлено, что земля между по¬стройками была взрыхлена в древности, что дает основание полагать наличие вокруг жилищ обработанных полей (Лавров, 1951, с.44)-*-.
К периоду энеолита относятся во многом еще представляющие загадку своеобразные каменные погребальные домики-дожьмены, встре¬чающиеся в большом числе на Черноморском побережье и в прилегаю¬щих районах северо-западной части края. Подавляющее большинство дольменов сложено из огромных тщательноотесанных плит таким обра¬зом, что одна плита составляет целиком стену, другая - пол, третья - перекрытие и т.д. Попадаются дольмены, сложенные не из целиковых плит, а из крупных каменных блоков (так называемые сос¬тавные дольмены), и дольмены, часть камеры которых выбита в скаль¬ном основании (ладьеобразные дольмены) (Лавров, 1960, с. 101-178; Марковин, 1974).
По своему назначению дольмены - это специфические культовые погребальные сооружения, но в некоторых своих чертах они отража¬ют форму жилища оставившего их населения. Особенностями жилой ар¬хитектуры подсказаны, по-видимому, двухкамерная планировка неко¬торых дольменов и устройство подчеркнутых порталов перед их вхо¬дом, образованных выступами боковых стен и нависающей сверху на¬подобие козырька плитой перекрытия, которые как бы имитируют уст¬ройство навесов-галерей перед входом в жилище, столь характерных для архитектуры южных широт.
Действительно, жилой дом, сходный по планировке с двухкамер¬ными дольменами, раскопан на поселении бронзового века, относя¬щемся к северокавказской культуре П тыс.до н.э., у сел.Асламбек- Шерипово в Чечено-Ингушетии. Жилище общей площадью около 25-30 кв.м. имело прямоугольную планировку и стены, сплетенные из хво¬роста, обмазанного с обеих сторон глиной. Внутренняя стена, разде¬лявшая жилище на две неравные половины, была выложена из камня. В одной из половин находился открытый очаг, обложенный камнями, вдоль стен тянулись невысокие возвышения - вероятно, лежанки. Пол в жилище был покрыт каменными плитками. С фасада к жилищу примы¬кал навес длиной около 3 м и шириной 1,5 м (Марковин, %нчаев, 1965, с. 44).
Распад патриархально-родовых устоев и вторжения кочевых скифских и сарматских племен вызвали появление укрепленных посе¬лений, обнесенных высокими земляными валами и рвами. Поверх валов на некоторых городищах обнаружены дополнительные укрепления, ко¬торые состояли из двух рядов плетня, засыпанного внутри землей. В других случаях вокруг поселений возводили стены из камня. На одном из городищ, расположенном на р. Адагум близ зут.Батарейно¬го, каменная стена имела протяженность до 4 км (Лавров, 1951, с. 47-50). Некоторые поселения имеют определенные элементы бла¬гоустройства. На Серженьюртовском поселении в слоях кобанской Культуры периода поздней бронзы - начала железного века вскрыты три улицы, расходящийся веером и вымощенные галькой, производст-венные помещения отделены от жилых построек. Все постройки вы¬строены в турлучной технике с основой из плетня и дерева. На дру¬гих городищах обнаружены остатки горелой глины со следами камыша (Крупнов, Марковин, Козенкова..., 1967, с. 59).
Городища сарматского времени, обследованные А.П.Кругловым в долине Терека и Сунжи (у селения Алханюрт), были связаны между собой визуальной связью, что позволяет говорить о гнездовом типе расселения и сохранении у населения патриархально-родовых устоев
(Круглов, 1938, с» 27).
Укрепленные городища и турлучные дома с основой из двух или одного ряда плетня либо из связок камыша бытовали и в других районах предгорной равнины. В частности, в Прикубанье на Елиза¬ветинском городище были вскрыты остатки нескольких домов площадао в среднем 7 х 5,5 м с глинобитными полами и следами очагов и пе¬чей неясной формы, находившихся как внутри жилища, так и вне его. Многие из домов на этом и других городищах и селищах Таманского полуострова были покрыты обожженной черепицей, в чем отразилось влияние греческих городов-колоний Боспорского царства и сущест¬вование оживленных торгово-экономических связей между греческими поселенцами и местным населением. Греческим влиянием объясняется, по мнению Л.И.Лаврова, также использование в качестве строитель¬ного материала сырцового (саманного) кирпича, встречающегося на некоторых городищах скифо-сарматского времени на Тамани и в ниж¬нем Прикубанье (Лавров, 1951, с. 48,49). Помимо узкой локализа¬ции его применения в пользу этого свидетельствует то обстоятель-ство, что до этой поры и позднее, после падения Боспорского цар¬ства, сырцовый кирпич в жилищном строительстве края не встречает¬ся вплоть до новейшего времени.
Подражая грекам, адыгская родо-племенная знать строила свои дворцы и замки из тесаного и колотого камня, складываемого насу¬хо или на глиняном растворе (как, например, в одном из раскопан¬ных дворцов на Семибратнем городище у станицы В&рениковской) в два ряда с забутовкой щебнем. В упомянутом дворце площадью более 458 кв.м были полы, выложенные каменными плитами, внутренний дво¬рик с колодцем; в одной из комнат сохранился цоколь от колонны и т.д. (Амфимов, 1941, с. 258-263; 1950, с. 94) . Все это позво¬ляет утверждать, что местное население в лице своей военно-пле¬менной верхушки использовало при строительстве домов достижения
греческой архитектуры. Даже много позднее, в период средневе¬ковья, у местных племен в Прикубанье еще встречались каменные укрепления и замки, где предки адыгов с успехом отстаивали свою независимость от алан.
Жилище из камня в раннем средневековье бытовало и в пред¬горьях центральной части края. Один такой дом был раскопан Б.Е. Деген-Ковалевским на городище У1-УШ вв. у современного селения Заюково в Кабарде. Жилище имело площадь около 60 кв.м, стены его, сложенные насухо из булыжника, снаружи были обмазаны известью, смешанной с глиной, пол выложен галькой и щебнем. Жшшще состоя¬ло из двух или трех жилых помещений, в большем из которых у зад¬ней стены находился углубленный очаг, обложенный керамической плиткой. Другой очаг находился в меньшей комнате. Кроме того, во дворе неподалеку от жилища обнаружена яма-печь в форме усеченно¬го конуса, обращенного широким основанием вниз. Глубина ямы 1,5м, Б.Е.Деген-Ковалевский сравнивает ее с закавказским тондыром (Де- ген-Ковалевекий, 1935, с. 12-26). Ближайшее жилище от раскопанное го дома находилось на расстоянии 100 м, что свидетельствует о свободной разбросанной планировке всего поселения.
Некоторые исследователи гипотетически допускают существова¬ние каменных домов во всей горной полосе края, как, например, это делает Е.И.Крупнов для эпохи поздней бронзы (Крупнов, 1936, с.42). Его поддерживает Л.И.Лавров, замечая, что "против этого нельзя возражать"; более того, Л.И.Лавров считает, что и в последующую скифо-сарматскую эпоху "в горах Центрального Кавказа существова¬ли каменные дома типа сакли" (Лавров, 1951,. с. 46). Однако, если следовать строго имеющимся в нашем распоряжении фактам, такое за¬ключение выглядит мало обоснованным. Страбон, автор I в. н.э., сообщает, что в его время в горах Северного Кавказа обитали "не¬которые троглодиты, жившие вследствие холодов в пещерах" (Латы¬шев, 1890, с.4753. Л.И.Лавров категорически возражает против того, чтобы понимать эти слова буквально. "Во время Страбона жи-лищное строительство на Кавказе, пройдя до этого длинный путь, успело накопить большой опыт, который позволил местному населе¬нию не только давно отказаться от пользования естественными пе¬щерами, но в ряде случаев сооружать большие и сложные постройки вроде замка фатейского царя Арифарна. Страбон мог называть трог¬лодитами (т.е. "пещерниками". - В.К.) обитателей катакомб... Под троглодитами Страбон мог разуметь также горцев Центрального и Вос¬точного Кавказа, которые до наших дней сохранили традицию жить в сложенных из камней домах, издали напоминающих катакомбы" (Лав¬ров, 1951, с. 46,55).
Не отрицая в принципе возможность знакомства с каменным зод¬чеством горцев Северного Кавказа в рассматриваемое время (в поль¬зу этого свидетельствуют, в частности, гораздо более ранние цик¬лопические сооружения), трудно согласиться с приведенной трактов¬кой сообщения Страбона, который достаточно хорошо знал Кавказ и, надо полагать, был способен отличить пещеру от наземного жилища или землянки (катакомбы). Во-первых (ниже об этом будет сказано более подробно), пещеры в качестве жилья на Кавказе и в сопре¬дельных странах, например в Малой Азии, использовали и в более позднее время, в Зангезуре в них жили даже в первые годы Советс¬кой власти. Во-вторых, имеются веские основания утверждать, что на Северном Кавказе жилищу из камня предшествовало во многих районах деревянное зодчество, поскольку лесов в горах в древнос¬ти было гораздо больше, а главное, деревянное жилище гигиеничнее и теплее жилища из камня. Такое положение было характерно даже для высокогорного, ныне совершенно безлесного Дагестана, как это убедительно доказал Г.Я.Мовчан (Мовчан, 1969, с. 51). В-третьих, историческое развитие далеко не всегда представляет собой прямо¬линейный поступательный процесс, в нем имеют место и регресс и другие более сложные явления. На Кавказе с его разнообразными природно-климатическими условиями и сложной социально-политичес¬кой расстановкой сил в отдельные периоды истории рядом уживались порой совершенно различные культурно-бытовые уклады: оседлый зем-ледельческий, кочевой с преобладанием охоты в хозяйстве и др., и то, что во время существования греческих городов-колоний на Чер¬номорском побережье ближайшие к ним племенные группы могли быть знакомы с достижениями греческой архитектурной мысли, отнюдь не означало, что ёто было известно и их сородичам и соседям, жившим в замкнутых и труднодоступных горных ущельях.
В самом деле, выше шла речь о наличии постоянных поселений и жилища у местного населения равнин и предгорий Северного Кавка¬за в античное время. Но в эту же пору бок о бок с коренными наро¬дами в степных районах края обитали бесчисленные орды кочевников - скифов, сарматов (в том числе алан), болгар, барсилов, савиров, хазар и множество других племен, у которых бытовали совершенно от¬личные формы передвижного жилища, пока они не осели на землю и не смешались с местными племенами.
Согласно сообщениям античных и раннесредневековых писателей, у индоевропейских народов - скифов и сармато-алан была распростра¬нена в качестве жилища передвижная кибитка на колесах.
Лукиан Самосатский пишет о скифах, что беднейшие из них име¬новались "восьминогими", так как владели только одной парой бы¬ков и одной повозкой (ВДИ, 1947, с. 300). Не иметь повозку у ски¬фов считалось бесчестием. Как отголосок этой далекой эпохи в жиз¬ни народа у осетин до настоящего времени сохранилась поговорка: "беден, но с арбой" ("щуыр л*г ужрдонджын") (Гаглойти, 1967, с. 93).
В хронике Захария Ритора перечисляются кочевые народы, оби¬тавшие в середине У1 в. н.э. "за Каспийскими воротами", т.е. на Северном Кавказе, и в их числе: "авнагур народ... авгар, бургар, аланкуртаргар, авар, хасар, дирмар, сирургар, баграсик, кулас, абдель, ефталит. Эти тринадцать народов, - пишет автор, - живут в палатках, существуют мясом скота и рыб" (Ритор Захария, 1941, с. 165). Наиболее видную роль среди этих племен, как мы знаем, играли аланы - непосредственные предки осетин по языку, в описы-ваемое время еще не осевшие на землю. Аммиан Марцеллин (вторая половина ГУ в.) говорит об аланах, что "у них не видно ни храмов, ни святилищ, нигде не усмотреть у них даже покрытых соломою хижин", но <рни "живут в кибитках с изогнутыми покрышками из древесной ко¬ры и перевозят их по беспредельным степям... Придя на изобильное травой место, они располагают в виде круга свои кибитки, а истре¬бив весь корм для скота, они снова везут свои, так сказать, горо¬да, расположенные на повозках" (Аммиан Марцеллин, 1949, с. ).
Круговое расположение кибиток и повозок было характерно не
только для алан, но и для других племен и народов, в том числе
я
для аваров , а позднее - кабардинцев и ногайцев. Одинаковой бшга также антипатжя кочевников к укрепленным поселениям и прочному жилищу. Тот же Аммиан Марцеллин сообщает о гуннах, что "они ни¬когда не прикрываются никакими строениями и питают к ним отвраще¬ние, как к гробницам... У них нельзя найти даже покрытого трост¬ником шалаша... и на чужбине они не входят в жилища, за исключе¬нием разве крайней необходимости; у них даже не считается безопас¬ным находиться под кровлей" (Аммиан Марцеллин, 1949, с. ).
Формы жилища у индоевропейских племен существенно отличадись от формы жилища тюрко-монгольоких кочевников. Так, например, если у скифов и сармато-алан бытовала прямоугольная в плане кибитка с коробовым покрытием, то у тюркских народов мы находим круглую в плане юрту, истоки которой можно видеть в коническом шалаше,сцен¬трированном вокруг живого дерева» подобно тому как это описыва¬ет Геродот. Рассказывая о странах, лежащих "у подножия высоких гор" (по мнению одних - Южный Урал, по мнению других - Алтай), Геродот упоминает о "лысых" от рождения людях, в которых все ис¬следователи согласно видят какие-то тюркские или монгольские древние племена. "Каждый (из этих людей. - В.К.) живет под дере¬вом. На зиму дерево всякий раз покрывают плотным белым войлоком, а летом оставляют без покрышки" (Геродот, 1972, с. 193). В цриве- денном описании нетрудно распознать истоки будущего конического шалаша и его более развитой разновидности позднейшей поры - раз¬борной передвижной юрты. В связи с указанным небезынтересно отме¬тить, что в старинных домах аварцев Дагестана опорный столб,^нахо¬дившийся ближе всего к очагу, носил выразительное наименование "столб корня" (Исламмагомедов, 1966, с. 12).
В раннем средневековье различные тюркские племена в своем многовековом движении на запад постепенно полностью вытеснили или ассимилировали проживавшее до них в евразийских степях древнее ираноязычное население, восприняв при этом отдельные элементы их передвижного жилища. Судя по миниатюрам Радзивилловской(Кенигсбер- гской) летописи, половцы южнорусских степей жили в четырехуголь¬ных шатрах, стоявших на двухколесных повозках, которые можно со¬поставить с четырехгранными склепами, сохранившимися в селениях Фаснал и Дзинага в Дигорском ущелье Северной Осетии и воспроизво¬дившими, по-видимому, соответствующие формы передвижного жилища кочевников^. Потомки половцев и татаро-монголов - ногайцы в ХУ1- ХУП вв., по свидетельству А.Олеария, жили также в передвижных кибитках со стенами, сплетенными из камыша или тростника, с полу¬сферическим войлочным верхом, с отверстием в центре. Через это отверстие пропускали палку с куском кошмы, которую поворачивали для улучшения тяги в зависимости от направления ветра в ту или иную сторону, а когда очаг прогорал, палку убирали и кошмой при¬крывали отверстие, сохраняя в кибитке тепло. При больших холодах кибитку снаружи дополнительно окутывали войлочными полстями (Оле- арий, 1906, о. 403). Ферран, посетивший ногайские стойбища в са¬мом начале ХУШ в., пишет, что "кибитки ногайцев, похожие на вет¬ряные мельницы, делаются полукругом (т.е. имеют полусферическое перекрытие. - Б.К.) и покрываются полстями" (Ферран, 1842, с.44). По словам Н.Харузина, детально исследовавшего историю развития жилища у кочевых и полукочевых народностей России в XIX в. и в более раннее время, такое полусферическое завершение (или, по вы-ражению автора, "шарообразный контур") составляет главное отличие тюркской кибитки (позднее - юрты) от передвижного жилища монголь¬ских племен (Харузин, 1896, с. 24).
Передвижное жилище ногайцев было разборным и неразборным. Неразборные кибитки, по описанию источников, предшествовали позд¬нее возникшим разборным юртам, которые бшш заимствованы ногайца¬ми у калмыков (Бонч-Осмоловский, 1926, с. 107,108). "Свои жилища, очень красиво сделанные из войлока и хлопчатобумажной ткани раз¬ных цветов и похожие на небольшие палатки (только что верхушки их совершенно круглые), они возят за собой на повозках о двух коле¬сах, куда впрягаются верблюды", - писали в начале ХУП в. Какаш и Тектандер о приволжских и астраханских татарах (Какаш, Тектандер, 1896, с. 26).
По словам доминиканца Д'Асколи, префекта г. Каффы в Крыму, писавшего в 30-х годах ХУП в., ногайцы в отличие от крымских та¬тар не имеют постоянных жилищ, "а живут в степи на повозках, на коих устраивают как бы комнаты, прикрепляя к повозкам крыши из тонких прутьев, формой напоминающие церковные купола, покрытые войлоком (Д'Асколи, 1909, с. 121). И еще одно описание, относя¬щееся к более позднему времени, к концу ХУШ в. "Юрты их (речь
вдет о кундровских ногайцах. - В.К.) похожи на кубанские: при переноске не могут ни разбираться, ни раскрываться. И на арбах или телегах лежат они некоторым образом на подпорках или на пе¬ревесе, так что одна пара волов может очень легко перевезти це¬лую юрту со всею семьею. Поелику юрты их с телег не снимаются,то и в летнее время спят под оными" (Георги, 1799, с. 44).
Таким образом, из приведенных описаний выясняется, что не¬разборные кибитки у ногайцев не только предшествовали разборным решетчатым юртам (о них подробнее будет сказано ниже), но и в свою очередь по форме подразделялись на круглые и прямоугольные. Круглые кибитки накрывали арбу шесте с колесами, а прямоуголь¬ные возводились на основании телеги или арбы. Круглые кибитки, по-видимому, могли сниматься с повозки, прямоугольные крепились на ней наглухо (Харузин, 1896, с. 40-45). Были, впрочем, и такие круглые кибитки, остов которых цри перекочевках оставляли на мес¬те из-за его величины и тяжести. Это как раз были те кибитки со стенами, сплетенными из камыша и прутьев, о которых упоминает А.Олеарий и которые возводили обычно на зиму в местах, богатых соответствующим материалом. Наряду с этим у зажиточных ногайцев имелись дополнительные юрты для взрослых дочерей, женатых сыно¬вей, прислуги и даже для кухни (Георги, 1799, с. 41).
В какой-то степени формы передвижного жилшца в позднем сред-невековье были известны и некоторым другим народам Северного Кав¬каза, как о том позволяют судить отдельные сохранившиеся памятни¬ки материальной культуры и современные этнографические данные. В этом отношении весьма примечательны бытовавшие у адыгов круглые в плане хижины с плетеными цилиндрическими стенами, обмазанными глиной, с конусообразной соломенной крышей. "Внутри такая построй¬ка, - пишет Е.Р.Бинкевич, - имеет центральную жердь, врытую в глиняный пол, с насаженным на ее верхний конец колесом от обыкно¬венной арбы, поддерживавшим жерди крыши" (Бинкевич, 1946, с. 170). Жилшце аналогичного типа известно широкому кругу тюркских народов под названием "алачук", "алачик", "аласик" и т.п. В одних случаях оно представляло собой легкое передвижное разборное строение, как например, у азербайджанцев (Варавин, 1888, е. 124; Кулиева, 1927, с. 172,173; Авдеев, 1929, е. 36; Кобнчев, 1962, с. 33,34), у дру-гих, давно перешедших к оседлости народов, подобно кумыкам Север¬ного Кавказа, - "большое, довольно массивное, цилиндрической фор¬мы сооружение, плотно сплетенное из прутьев, с конической крышей, сделанной из жердей или прутьев и покрытой соломой, В верхней час¬ти конуса укреплялось колесо, надетое на высокую жердь, укреплен¬ную посередине помещения. Сверху на колесо опирались жерди конуса... (Гаджиева, 1961, с. 204).
Круглые плетеные шалаши "кусонг" были известны до недавнего времени осетинам, у которых они служили жилищем для беднейших слоев населения и в качестве времянок - при полевых работах вдали от селений. "В основании мусонг имел правильный круг, - пишет А.Х.Магометов. - Очаг устраивался в центре. Стены делались пле¬теными из жердей (кольев) и хвороста. Стены поднимались ввысь на высоту 3-4 м, и тут их переплетали в узкое кольцо, оставляя на¬верху дымоход в виде опрокинутой воронки" (Магометов, 1968,с.263).
У чеченцев и ингушей, издавна ведших оседлый образ жизни, передвижное круглоплановое жилище не встречалось в быту, но в го¬рах возле некоторых селений можно видеть отдельные склеповые со¬оружения, имеющие круглое основание и полусферическую каменную кровлю, с которой иногда спускаются вниз пять-семь профилирован¬ных ребер (дуг). Можно полагать, что круглые склепы отражают фор¬му жилища, характерную для кочевого населения, в частности для ногайцев и астраханских татар, кочевавших в непосредственной бли¬зости от предгорий Северо-Восточного Кавказа. Косвенным подтверж¬дением может служить наличие круглых склепов у балкарцев, пред¬ки которых - кипчаки, как известно, вели подвижный образ жизни (Шзиев, 1970, с. 57,60)5.
В то же время в жилище многих народов края, и прежде всего западных адыгов и кабардинцев, проявляются рудименты круглого плетеного жилища, которое своими корнями уходит в местную строи¬тельную традицию и отнюдь не связано с кочевым бытом. В этом от¬ношении большой интерес представляет, как пишет ЕАН.Студенецкая, кабардинское жилище, известное под названием "пшаа хурей" (круг¬лый шалаш) - особого рода круглые постройки, сохранившиеся вплоть до Великой Октябрьской революции и имевшие назначение кухонь (Сту¬денецкая , 1954, с. 157). 0 древности подобных построек можно су¬дить по тому, что у адыгейцев и черкесов круглое плетеное необма- занное жилище называется "пшыи1э", что означает "место хозяина" (Яковлев, Ашхамаф, 1941, с. 213, прим.). Сравнивая это с сосед-ней Абхазией, где круглые в плане дома бытовали еще в годы Совет¬ской власти и обстоятельно описаны в этнографической литературе, можно полагать, что на Северо-Западном Кавказе круглоплановое турлучное жилище уходит своими корнями в глубочайшую древность.
Различные виды плетеного обмазанного и необмазанного жилища круглого и прямоугольного плана были повсеместно распространены в равнинных районах Северного Кавказа в позднем средневековье и начале нового времени. "Дома семендерцев, - пишет арабский геог¬раф X в. ал-Муккадаси, - выстроены из дерева, переплетенного ка¬мышом, и имеют островерхие крыши" (Караулов, 1901, с. 5,9). Тур- лучная и пахсовая (?) техника возобладала даже в тех местностях, где в более раннее время бытовало каменное зодчество, как,напри¬мер, на Северо-Западном Кавказе. Жилые постройки Х-ХП вв., откры¬тые на территории городища у станицы Таманской, замечает Л.И.Лав¬ров, "построены... на каменном фундаменте, но стены у них из гли¬ны. Глинобитные стены были не только у жилых домов. В предпола¬гаемом древнем поселке Патрей открыты глинобитные стены крепости, которые датируются тмутораканским временем (Лавров, 1951, с. 52).
Такие же стены, сложенные из сырцового кирпича, были у кре¬пости, находящейся у станицы Шелкозаводской, которую Л.Н.Гумилев поспешил объявить Семендером, одной из столиц Хазарского кагана¬та (Гумилев, 1966, с. 166-172). Г.Интериано, автор конца ХУ - на¬чала ХУ1 в., писал о жилище адыгов, что его возводили "из соломы, камыша и дерева и большим стыдом для князя или дворянина было бы построить себе крепость или дом с каменными стенами, потому что это показало бы боязнь и неспособность уберечь и защитить себя (от неприятеля)" (Интериано, 1974, с.51). При этом сохранялась традиционная на Северном Кавказе техника возведения стен из двух рядов плетня с забутовкой внутри, вместо возобладавших в дальней-шем однорядного плетения и наружной обмазки. Дома черкесов, писал в начале ХУЛ в. Жан де Люк, "состоят из двух рядов кольев, вотк¬нутых в землю, между коими вплетают ветви; наполняют промежуток глиной и кроют их соломой" (Жан де Люк, 1879, с.490). В качестве основы стен использовались также дерево (жерди,бревна) и связки камыша (Шарден, 1902, с.20; Брун, 1875, с. 182).
Поселения на равнине были небольшими и по возможности распо¬лагались в лесах. Вокруг селений устраивали завалы из деревьев и ограды из плетня со сторожевыми башнями по углам. "Группа, сос¬тоящая из десяти домов, называется кабак, который окружен стеною, подобно замку. Собаки сторожат эти кабаки подобно львам, по необ¬ходимости, так как все их жилища находятся в лесах и каждая де¬ревня опасается другой", - пишет о черноморских черкесах (адыгах) Эвлия Челяби, турецкий путешественник первой половины ХУП в. (Брун, 1875, с.179). Жан де Люк, подтверждая характер расселения адыгов по лесам, добавляет при этом, что "страны черкесов", про¬стирающиеся на 26 дней пути, в целом были чрезвычайно слабо за¬селены, "так как места, в которых лес редок, не населены" (Жан де Люк, 1879, с. 489). Только самые восточные из адыгских племен - кабардинцы осмеливались поселяться в открытой местности, выстраи¬вая свои поселения для защиты от внезапных нападений в виде кру¬га или четырехугольника.
Источники ХУП-ХУШ вв. и более позднего времени единодушно свидетельствуют о том, что поселения адыгов, кабардинцев и других народов Северного Кавказа, которые в рассматриваемую пору появи¬лись на равнине, были непостоянными и часто переносились с одного места на другое, главным образом ввиду неспокойной политической обстановки, а также вследствие преобладания скотоводства над зем¬леделием. Жан де Люк в этом отношении не отличает черкесов от перекопских татар и противопоставляет тех и других абхазам, кото¬рые, по его словам, "выбрав... себе пребывание на одном месте... не покидают его" (Там же, с. 492). Французский консул в Крышу М.Пейссонель (середина ХУШ в.), хорошо знакомый с положением дел на Северо-Западном Кавказе, полностью разделяет точку зрения Жа¬на де Люка: "Черкесы, - пишет он, - живут приблизительно так же, как и ногайцы: у них нет ни городов, ни постоянных жилшц" (- 1787, р.З). "Когда они, - по словам И.Гшгьденштедта, - на¬ходят более подходящую для себя местность в отношении почвы,паст¬бищ, воды, леса и соседей, то они легко переселяются на новое место" (fyiiioitniL'hUatU , 1787, 469). Касаясь поселений осетин, которые с разрешения кабардинских князей в ХУШ в. стали поселять¬ся на равнине, И.Г.Гшгьденштедт отмечает тут же их особенность: "Они (поселения. - В.К.) большие и маленькие, построены аналогич¬но черкесским и также часто переносятся на новые места" (Там же). Наконец, П.С.Даллас, посетивший ряд районов Северного Кавказа во второй половине ХУШ в., сообщает о кабардинцах, что "они кочуют при своих постоянных набегах, (проживая при этом) в маленьких хижинах из войлока, служащих им палатками: они устроены на четы¬рех шестах и прикрыты легкой крышей из планок" (Ра б&з ,1803, с. 341). И в самом деле: археологи знают множество кабардинских и черкесских могильников, относящихся к ХУ1-ХУП вв., но не могут указать ни на одно синхронное им селение.
Были и другие, сугубо внутренние причины непрочной оседлос¬ти адыгских племен, заключавшиеся в обострении у них социальных противоречий, которые в конце концов привели к расколу на так
с
называемые "демократические" и "аристократические" племена . Под¬робнее других об этом сообщает на основании преданий адыгов Н.Ка¬менев, автор середины XIX в. "Со времени появления абадзехов ады- ге начали строить легкие турлучные сакли, селиться большими аула¬ми... стали на походную вооруженную ногу и двигались за князьями от гор к равнинам Лабы и Кубани" (Каменев, 1867, с.20). И в дру¬гом месте: "По примеру адыгских племен, очутившихся соседями во¬оруженных земледельцев, именовавшихся абадзехами, и бжедуги не смели мечтать о прочной оседлости. Вот почему, по-видимому, циви¬лизованные адыгские племена (т.е. оставшиеся под властью князей.- В.К.) низошли на степень кочующих племен" (Там же).
Замечание Н.Каменева подтверждают и другие авторы первой по¬ловины - середины прошлого столетия. "Не только одиночки, - гово¬рится в одном документе указанной поры, - но целые фамилии и се¬ления часто покидают место по причине нападений и внутренних раз¬доров (АКАК, 1878, с. 905).
Другая причина - слабое развитие земледения, носившего экс¬тенсивный характер. "Черкесы обрабатывают поле не более чем в те¬чение 2-3 лет подряд, а затем поднимают новь. При этом если новый участок находится поодаль, то они переселяются туда вместе со сво¬им имуществом" (¡ССсиргоАЬ, 1812, с.468), - пишет Ю.Клапрот. По
словам С.И.Месяца, изучавшего вопрос о землепользовании и земле¬делии в Кабарде в дореволюционные годы, современные кабардинские селения, прежде чем обосноваться на своих нынешних местах,много¬кратно меняли свое местоположение, передвигаясь от подножия Эль¬бруса до Прикумска. Так, например, сел.Заюково, по рассказам старожилов, до 30 раз меняло свое местоположение, при чем сред¬ний период "кочевания" колебался от 7 до 20 лет (Месяц, 1928, с.37).
Значительную подвижность многих адыгских селений подтверж¬дают и эпиграфические памятники, опираясь на которые Л.И.Лавров, например, установил, что адыгское племя бжедухов, жившее вначале в Причерноморье в районе р. Шахе, в ХУТ-ХУП вв. переселилось в окрестности нынешнего поселка Горячий Ключ, а затем в середине ХУШ в. - на берега Кубани. Племя жанэ из-под Туапсе за ХУ-Х1Х вв. передвинулось к Анапе; абазины-кячевцы, занимавшие в прошлом зем¬ли поблизости от Карачаевска, в середине ХУШ в. перебрались на берега двух Зеленчуков и т.д. (Лавров, 1968, с. 136, 137, 142).
Историческая этнография рисует аналогичную картину. "Сами места поселений не были постоянными, - пишет А.Миллер о черкес¬ских селениях, - жилище при нужде разбиралось и главные части увозили на арбе. Поэтому плетеные стены хижин не соединялись на¬глухо в углах и места стыка лишь обмазывались снаружи и внутри глиной" (Миллер А., 1914, с. 63). В нартских сказаниях (о Бадино- ко, Маличипх и др.) упоминаются дома из глины и камыша, которые перевозят волы и которые можно собрать в течение дня. Об этом же косвенно свидетельствует и современная ироническая кабардинская поговорка: "Кто не знает, что делать, (тот) разбирает и вновь со¬бирает дом" (Карданов, 1963, с. 90).
Указанное положение, по свидетельству источников, сохраня¬лось вплоть до начала XIX в. "До сих пор, - замечает И.П.Дельпо- цо, писавший на исходе первого десятилетия XIX в., - они (кабар¬динцы. - В.К.) имеют привычку иж обыкновение переменять свое жилище по своему произволу с одного места на другое верст за 20, 30, 100 далее прежнего. Сия перемена ему (так в источнике, - В.К.) ничего не значит по созданию сакли из плетня, покрытой со¬ломой, и с которой взявши только одну дверь, укладывает свое имение и постель на арбы, запрягает быков и угоняет скотоводство на новое жилище" (Дельпоцо, 1957, с. 382).
Ю,Клапрот, путешествовавший по Северному Кавказу в те же примерно годы, указывает на одно кабардинское селение, которое вначале находилось на р. Арредоне (современный Ардон), а в его время переселилось на Урсдон (К-ва.ргоН) 1812, 471) .
Тезис о подвижности адыгских и кабардинских селений на рав¬нине до недавнего времени не подвергался сомнению в советской этнографической литературе. "Селения (адыгов. - В.К.) довольно часто передвигались, - пишет Е.С.Зевакин в "Очерках истории Ады¬геи". - Этому способствовал ряд причин: во-первых, переложно-за- лежная система земледелия требовала распахивания целины и, в частности, смены пахотных участков. Во-вторых, значительное ко¬личество скота загрязняло место поселения"(Зевакин, 1957, с.228). Но главное, как мы видели, о чем согласно сообщают все источники, заключалось в характере социально-политических отношений, следст¬вием которых были непрекращавшиеся распри и набеги феодальных владетелей и князей один на другого, а также внешняя опасность в виде нашествий крымских ханов, калмыкских князей и других завое¬вателей.
Тем не менее в последние годы В.К.Гарданов выступил с кате¬горическим возражением против этого мнения, ссылаясь на один до¬кумент середины ХУИ1 в., в котором утверждается прямо противополож¬ное. "В нашем распоряжении, - пишет В.К.Гарданов, - имеется ис¬точник, который бесспорно устанавливает, что в ХУШ в. большинст¬во кабардинских селений подолгу оставалось на одном и том же мес¬те. В 1753 г. приезжавшие в Петербург кабардинцы, находившиеся на русской службе в Кизляре, ротмистр Александр Киреев и уздени Умар Минкншев и Мамбет Аджакаев, дали в Коллегии иностранных дел пояснение к карте Большой и Малой Кабарды, составленной в 1744 г. русским геодезистом Степаном Чичаговым... По объяснениям, данным к карте в ноябре 1753 г. А.Киреевым и его товарищами, из 129 ка¬бардинских поселений за 10 лет (с момента составления карты в 1744 г.) лишь четыре деревни переселялись с места на место. При¬чина переселения этих деревень была одна - княжеские междоусоби¬цы. .. Однако и при неблагоприятных условиях кабардинцы стремились по возможности оставаться на своих местах. Так, одна из деревень, менявших в указанное десятилетие свое местожительство, - деревня Бабуково (обозначена на карте 16), переселявшаяся из-за междо¬усобиц с реки Малки на реку Кувду, затем "паки на Малк возврати¬лась", а три другие (обозначены на карте № 13) до переселения на реку Нальчик "издавна были при устье реки Конделен (1уццелен)и. По-видимому, также издавна жило на одних и тех же местах и боль¬шинство других кабардинских деревень. В объяснениях А.Киреева и его товарищей в отношении некоторых из них имеются даже соответ¬ствующие указания. Так, например, в отношении 21 деревни, распо¬ложенной на реке Нальчик (на карте № 32), в объяснении сказано, что "они издавна и ныне живут на сем месте'1... Следовательно, - заключает резонно В.К.Гарданов, - представление о том, что кабар¬динцы и другие адыгские племена, жившие на равнине, в ХУШ в. час¬то меняли свое местожительство в связи с необходимостью перехода к обработке земельных участков, не соответствует действительнос¬ти" (Гарданов, 1967, с. 82,83).
Мы привели эту длинную выдержку, ввиду того что в ней содер¬жится изложение весьма важного свидетельства очевидцев из среды коренного населения, которые несомненно лучше иностранцев были знакомы с истинным положением местных дел. Кроме того, здесь обос¬новывается точка зрения, идущая вразрез с установившимся пред¬ставлением о характере средневековых поселений на Северном Кавка¬зе, которую прддерживалш все без исключения путешественники и ис¬следователи, начиная со второй половины ХШ в. и вплоть до насто¬ящего времени. Как же примирить эти два диаметрально противопо¬ложных мнения, в основе которых свидетельства очевидцев и досто¬верные факты?
Очевидно, истина здесь лежит посередине. Ни кабардинцы, ни адыгейцы (черкесы), ни тем более осетины, чеченцы и ингуши не бы¬ли кочевыми народами. Все они имели свои четко очерченные, зак¬репленные обычным правом и исторической традицией пахотные и юр- товые (пастбищные) земли, в пределах которых и передвигались,ког¬да к тому их вынуждали те или иные обстоятельства (главным обра¬зом внешняя опасность). Об этом прямо пишет М.Пейссонель: "Чер¬кесы кочуют, не выходя, однако, за пределы своего племени" (Р-е^з- &опе€, 1787, р. 3).
Внешняя опасность и феодальные междоусобия явились также од¬ной из основных причин исчезновения в позднем средневековье го¬родской жизни на Северном Кавказе. Выше уже упоминалось о сущест¬вовании в более раннюю эпоху каких-то пяти безымянных городов,на¬ходившихся в У в. в подчинении у болгарских племен, а также о "столице" алан городе Магас (Макас). По утверждению Мае уди, где- то в горах Северного Кавказа находился еще один загадочный "Мед¬ный город", о котором говорит и Фирдоуси в своей поэме "Шахнамс" (Масуди, 1901, с. 44). Вероятно, речь вдет о каком-то крупном центре медеобработки, которой славились средневековые аланы. Го-рода и укрепленные пункты имелись также у предков адыгов - каше- ков (каоогов) и зихов. О последних венгерский миссионер Юлиан писал, что вождь этого племени живет в "городе Матрика", т.е. в Тмутаракани на Таманском полуострове (Анненский, 1940, с. 78). Отголоском этого является, по-видимому, позднейшее черкесское наименование воскресенья (т.е. базарного дня) "Таматкхуа" реи^р-С-ел.., 1812, р. 6). 0 "стольном городе черкесов" говорит¬ся также в грузинской позднесредневековой поэме "Алгузиани", в которой отразились события значительно более раннего времени (.Дданашвили, 1897, с. 181).
Археологическими раскопками на территории Кабарды и Черкесии открыто более 120 раннесредневековых городищ, окруженных в свое время мощными земляными и каменными валами и стенами. Некоторые из них расположены группами либо тянутся длинной цепью вдоль рек и оврагов. По особенностям планировки и застройки И.М.Чеченов де¬лит их на четыре типа: детинец, цитадель, посад, сторожевой пост с прилегающим селищем. Крупнейшие из них 1унделеновское, Камен- номостское, Рим-гора, Хумаринское, Клин-яр (последние три на тер¬ритории современной Карачаево-Черкесии). Большая часть раннесред- невековых городищ была уничтожена в Ж в. татаро-монгольским на¬шествием, а на тех, что сохранились, жизнь продолжалась лишь на территории неукрепленных селищ (Тезисы докладов..., 1971, с.204- 206). Последнее полностью совпадает с указанием источников об опустошении "городов овсов" не только на равнине, но и в горах^. Впрочем, некоторые города, как,например, Маджары, Татартуп (Верх¬ний Джулат), в ХШ-Х1У вв. переживают даже короткий период расцве¬та, но в позднем средневековье жизнь замирает и на них, после то¬го как вместе с падением Золотой Орды в Предкавказье исчезает централизованная власть и воцаряется хаос феодальной анархии.
Совершенно иначе шло в позднем средневековье развитие посе¬лений и жилищ в горной полосе Северного Кавказа. Свободных земель

здесь практически не имелось, и поэтому в случае внешней опас¬ности спасение жителям приходилось искать исключительно за сте¬нами своего жилища, которое постепенно приобрело черты укрепле¬ния. Поэтому в горной части Чечни, в Ингушетии, Северной Осетии и отчасти в Балкарии (в Черекском и Хуламо-Безенгийском ущельях) в описываемое время деревянное зодчество постепенно вытесняется каменным. Русское посольство Ф.Волконского, проходившее через го¬ры Ингушетии, повсеместно зафиксировало каменные дома. Жилые и боевые башни, укрепленные усадьбы замкового типа становятся един¬ственной формой жилища на всем протяжении от восточной границы края вплоть до верховьев Кубани. Правда, в западной части края, в Чегемском и Баксанском ущельях Балкарии и в Карачае подобные па¬мятники встречаются довольно редко, но это объясняется, видимо, тем, что в этих местах на рубеже нового времени произошла почти полная смена населения, а перед этим здесь обитали (судя по сох¬ранившимся могильникам) какие-то кочевнические общества. По край¬ней мере жилища открытого типа, врезанные в склоны гор, сходные с жилищем новейшей поры, прекращают свое существование где-то в пределах ХП-Х1У вв. (Мизиев, 1967, с. 9,10), тогда же возникают и первые укрепленные комплексы. Все это свидетельствует о феода¬лизации местного общества со всеми присущими этому процессу ат¬рибутами. Следует, впрочем, оговориться, что вопрос о социаль¬ном и экономическом развитии горцев Северного Кавказа на исходе позднего средневековья во многом еще остается недостаточно изу¬ченным, также как и детальное развитие народного зодчества регио¬на, Поэтому все выше сказанное касается лишь генеральной линии развития указанных явлений и отнюдь не исключает своеобразия их в рамках отдельных этнических и локальных построений, в выясне¬нии которых решающее слово принадлежит археологии.

ПРИМЕЧАНИЯ

К главе - История развития поселения и жилища до начала XIX в.
1. Подробнее см.: Круг лов, Подгаецкий, 1941, с. 170, 174; Крупнов, 1946, с. 19,20; Иерусалимская, Козенкова, 1965, с. 69.
2. По мнению Гайдукевича описанный дворец принадлежал скорее какому-либо знатному греку, а не представителю местной аристо¬кратии, и указывает на сходное жилище, раскопанное в Крыму у го¬рода Пантикапеи (Гайдукевич, 1949, с. 148). Л.И.Лавров, однако,
в связи с этим справедливо указывает, что адыгская племенная знать была сильно эллинизирована. Примером тому может служить греческая колония Георгиппия (Синдская гавань), которую Страбон именует "столицей синдов", "Синдское" городище у хцтора Раевского вблизи Анапы исследователи обычно сопоставляют с античным городом Абора- кой, название которого звучит совершенно не по-гречески. Диодор Сицилийский (вторая половина I в. до н.э.) упоминает о замке Арифарна, царя племени фатеев, который был защищен "башнями и на¬ружными укреплениями", внутри имел колонны (Л.И.Давров видит в них сваи), а жилые помещения его "находились над водою" (Лавров, 1951, с. 49).
3. См. об этом подробнее: Голубовский П.В. С какого времени можно проследить на юге Руси способ защиты табором? (Голубовский, 1902, с. 73, 74; Плетнева, 1964, с. 133-140).
4. Изображение этих склепов см.: Кобычев В.П., 1977, с. 80, рис. 6,2).
5. Круглые склепы с полусферическим куполом автор относит
к Х1У-ХУШ вв. По преданиям они принадлежат к княжеской балкарской фамилии. В склепе похоронены дети одного из последних князей:
дочь Зирьят и сын Омар (АИЭ, 1963, тетр. I, л. II).
6. О социальных отношениях у адыгов подробнее см.: Гарданов В.К., Наука, 1967.
7. По словам А.Головина, в преданиях осетин сохранилось из¬вестие о том, что современное селение Цымити в Куртатинском ущелье в древности было богатым торговым городом, куда в базарный день съезжались жители со всего ущелья (Головин, 1855, с. 442).

0

3

ГЛАВА П. ПРИНЦИПЫ ТИПОЛОГИИ ЖИЛИЩА И КЛАССИФИКАЦИИ ПОСЕЛЕНИЙ И УСАДЬБЫ
Этнографическое изучение явлений материальной культуры пре¬следует всегда, как минимум, две основные цели: I) дать, по воз¬можности, всестороннее представление о предмете (явлении) в сово¬купности всех его связей и 2) определить место этого предмета (яаления) в ряду ему подобных объектов. При таком подходе типоло¬гия выступает как бы в двух различных измерениях: во-первых, как ведущий критерий отбора, выявления и подачи эмпирического материа¬ла, а во-вторых, как конечный результат исследования, что иногда отражается даже в противопоставлении понятий типология и типологи- зация^. Поэтому теоретическое обоснование той или иной типологи-ческой схемы, принятой в изложении, должно неизменно предшество¬вать любому научному исследованию.
К сожалению, решению этой важнейшей задачи далеко не всегда еще уделяется должное внимание, что не только сказывается на уров¬не многих конкретных исследований, но и существенно затрудняет возможность стыковки их результатов даже в пределах одной и той же области знаний, в том числе и в интересующей нас тематике, на что нам уже приходилось указывать (Кобычев, 1982 а). Причина та¬кого положения кроется как в сложности изучаемого нами предмета, так и в отсутствии соответствующих обобщающих теоретических работ. Достаточно сказать, что по Северному Кавказу до настоящего време¬ни нет ни одного исследования, в котором вопросы систематизации поселений и жилища рассматривались бы в теоретическом плане. От¬сутствуют аналогичные работы и по Кавказу в целом, хотя отдельные попытки в этом направлении предпринимались неоднократно. Все это обязывает нас при рассмотрении типологии поселений и жилища Север¬ного Кавказа использовать опыт накопленный по данной теме как в
соседних частях Кавказа, так и в других регионах нашей страды и, в первую очередь, достижения русской этнографии, где типология материальная культура, и в том числе типология жилища ж поселе¬ний, изучены достаточно всесторонне и глубоко.
Народное жилище Кавказа в типологическом отношении чрезвы¬чайно разнообразно. Это обусловлено различием географических ус¬ловий, неравномерностью социально-экономического развития отдель¬ных народов Кавказа, имевшей место в недавнем прошлом, а также многонациональным составом населения края, в пределах которого насчитывается около пятидесяти народов с самостоятельными языка¬ми и диалектами.
О многообразии форм жилища на Кавказе свидетельствует даже краткий перечень главнейших жилых комплексов, существующих в от¬дельных районах региона. Так в Азербайджане насчитывается свыше десяти разновидностей только летних (временных и постоянных) жи¬лищ типа "дайн", "алачиг", "карачадар", "джома", "мухур", "шга- ры", "лям", "кюляфренги", "талвар", "казма", "чоустан" и особые типы постоянных жилшц в каждой историко-этнографической зоне рес¬публики: из камня и саманного кирпича в два этажа на Северо-Вос¬токе; из камня и сырой (без примеси самана) глины - на Западных склонах Большого Кавказа, каменное одноэтажное со своеобразной планировкой - на Апшеронском полуострове, срубное - в Талышских горах, турлучное - в равнинных районах, полуподзешое со ступен- чато-пирамидальннм (ступенчато-венцобразным) перекрытием - в го-рах Малого Кавказа и ряде других мест (Кулиева, 1927; Кобычев, 1962; Каракашлы, 1964; Насирли, 1959; Салам-заде, 1962; Измайлова, 1964)2.
В Грузии по этнографическим данным Х1Х-начала XX вв. выделя¬ются три ведущих типа жилищ, в каждом из которых имеются свои многочисленные разновидности и варианты. Один из основных типов
жилища - деревянный дом неоложной конструкции бытовал в Колхидс¬кой низменности и западных районах республики. Второй тип - дар- бази, характерной особенностью которого было ступенчато-пирами¬дальное (стуленчато-венцеобразное) перекрытие, основанное на столбах. Этот тип жилища в различных вариантах представлен также в Армении и Азербайджане. Кроме того, в горной полосе Грузии и других районах Кавказа распространены широко укрепленные жилые комплексы башенного типа, которые в различных этнографических районах имеют свои отличительные особенности и разновидности (Чу- бинашвили, Северов, 1926. 1926а, 1927; Лежава, Ддандиери, 1938, 1940; Банек, 1939; Агабабян, 1945; Макалатия, 1945; Ильина, 1953; Чиковани, 1954, 1960а, 1971; Робакидзе, I960, 1962а, 1964; Харад- зе, Робакидзе, 1964, 1965).
Разнообразные формы жилища существовали на территории истори¬ческой Армении, некоторые из них в виде рудиментов сохранились в Советской Армении (Лисициан,1955; Вардумян, 1964; Мкртумян, 1983). Преобладающим типом жилища здесь был глхатун - разновидность древ¬нейшей формы жилища со ступенчато-пирамидальным перекрытием. По способу связи с хозяйственными постройками и по особенностям кон¬струкции перекрытия различали два основных вида этого типа жилища: западный ("х'азарашенк") и восточный ("согомакаш"). Мевду этими двумя основными видами существовали многочисленные переходные фор¬мы, так же как это имело место в соседнем Азербайджане и Нагорно- Карабахской области. В горах восточной части Армении (исторический Арцах и Сюник) существовали вплоть до советского времени также пещерные типа жилища, вырубленные в отвесных скалах (сел.Шинуайр, Tax, Веришен, Алидзор и другие).
В Араратской долине, в Айоц Дзоре (Васпуракан) и в Покр-Айке основным видом жилища были одно- и двухэтажные наземные дома с плоскими земляными крышами, которые составляли также преобладающий
-ПО-ЖИЛОЙ фонд и в Азербайджане.
Большое число самых разнообразных форм жилища встречаем мы на Северном Кавказе у адыгов, карачаевцев, осетин, чеченцев, ин¬гушей (о чем подробно будет сказано ниже, в основной части дис¬сертации) и народов Дагестана (Бакланов, 1935; Любимова, Хан-Маго¬медов, 1956; Гаджиева, 1961, с. 192-222; 1976, с. 16-83; Агларов,
1966, с. 367-397; Ислашагомедов, 1966, 1974, с. 69-119; Османов,
1967, е. 65-177; Мхилов, 1967, с. 143-168; Гаджиева, Гольдштейн, 1974, с« 45-69; Калоев, 1975, с. 67-141; Агаширинова, 1978,
с. 97-202).
Отмеченным многообразием форм народного зодчества Кавказа отнюдь не исчерпывается его специфика и сложность. На Кавказе име¬ется целый ряд типов жилшца, бытование которых далеко выходит за границы отдельных этнических общностей и географических зон. На¬пример, весьма характерные для горной зоны дома-крепости имели практически повсеместное распространение в крае и могут, и должны рассматриваться, по существу, как один тип жилища. Сложившийся в давние времена этот тип жилища в процессе развития и совершен¬ствования стал универсальным на Кавказе. Дома-крепости встречают¬ся в Дагестане, в горной Грузии (у хевсур, мтиулов, мохевцев, сванов, рачинцев), в Чечне, Ингушетии, Северной и Южной Осетии и т.д. Дом-крепость наряду с жилищем со ступенчато-венцеобразной кровлей, имевшим также широкое распространение в Закавказье, пред¬ставляет собой яркий пример общности некоторых форм материальной культуры народов Кавказа.
Помимо этого в жилище народов Кавказа можно выделить ряд элементов, присущих самым разнообразным его архитектурным формам. В числе таких элементов следует прежде всего указать на опорную конструкцию, состоящую из центрального столба и поддерживаемой им балки-матицы, которая еще недавно у многих народов Кавказа по¬читалась как одна из важнейших составных частей жилища и освяща¬лась многочисленными обычаями и суевериями. Почти всеобщее распро¬странение на Кавказе имели также некоторые виды отопительных сис¬тем: - открытый очаг, камин, углубленная в землю конусообразная хлебная печъ-тондир, а также настенные полки, ниши, лежанки и многие другие элементы внутренней обстановки и убранства.
Таким образом при всем разнообразии жилшц народов Кавказа в них имеются ряд существенных элементов и черт, которые позволяют сгруппировать эти жилища в отдельные типы с тем, чтобы в дальней¬шем ввести этот материал в круг исторических источников для реше¬ния самых различных научных проблем.
Попытки систематизировать народное жилище Кавказа как в це¬лом, так и по отдельным районам предпринимались неоднократно еще в прошлом столетии, на заре изучения материальной культуры горцев. Так в 30-х годах XIX в. Орест Евецкий, касаясь жилых построек За¬кавказья, подразделял их на I) деревянные дома, 2) "землянки, кои имеют ровную с возвышением крышу", 3) "четырехугольные ямы».»коих крыша основана пирамидою на столбах и перекладинах", 4) "дома из тростника, наподобие балаганов" и 5) "каменные дома у горских на¬родов" (Евецкий, 1835, с. 46,47).
В конце XIX в. известный врач, антрополог и этнограф И.И.Пан- тюхов разделял жилище всего Кавказа по характеру строительного материала и степени его возвышения над уровнем горищонта (почвы) на полуподземные, подземные, деревянные, глиняные и каменные дома (Пантюхов, 1896, с. 102), т.е. в какой-то степени повторил схевду классификации О.Евецкого. Нетрудно, однако, заметить, что ни та, ни другая систематизация не отражали всего многообразия и слож¬ности народной архитектуры региона. Так, к примеру, согласно клас¬сификации И.И.Пантюхова к одному типу "глиняных"(точнее - турлуч- ных, т.е. плетенных, обмазанных глиной) жилшц следует отнести
такие разнородные виды жилья, как камышовую турлучную мазанку и многокомнатный, нередко двухэтажный дом выстроенный из саманного (сырцового) кирпича или гажи (естественная смесь алебастра с гли¬ной) , бытующие в некоторых районах Азербайджана и Южного Дагеста¬на. К полуподземным домам можно причислить примитивную однокамер¬ную землянку и весьма сложный по планировочной схеме, конструкции и форме перекрытия уже упоминавшийся дом со ступенчато-венцеоб- разной (пирамидальной) крышей, а если стены его выложены еще из камня, что бывает довольно часто, то последний одновременно вхо¬дит и в разряд "каменного жилища".
В первые годы Советской власти тифлисский учитель и этнограф- любитель Ф.Баумхауэр в качестве разделительного детерминатива при классификации жилища Грузии избрал форму крыши (ВаитЬаиег ,1928). Классификация по форме и конструкции кровли, хотя и не является основополагающей, дал Кавказа может дать некоторые интересные ре¬зультаты, Примером тому служит жилшце со ступенчато-венцеобразным перекрытием, которое в прошлом (до конца XIX в.) было довольно широко распространено по всему Закавказью, исключая крайние запад¬ные и восточные районы этого субрегиона. В связи с этим небезынте¬ресно отметить, что видный грузинский этнограф Г.С.Читая, класси¬фицируя в свое время жилище Грузии за основу взял как раз форму перекрытия (Читая, 1948). Могут быть и другие столь же частные принципы классификации кавказского жилища. Примером может служить работа архитектора А.В.Саркисова, посвященная исследованию народ¬ного зодчества нагорных районов Азербайджана, в которой основным признаком, определяющим принадлежность жилища к тому или иному типу, был принят характер террасы (эйвана) или балкона (Саркисов, 1952, с. 565). С точки зрения архитектуры, решающей свои сугубо специальные задачи, эта систематизация, возможно, чем-то и оправ¬дана, хотя и она вызвала возражения среди архитекторов. В част¬ности, архитектор А.А.Садых-заде в своей кандидатской диссерта¬ции о жилище примерно того же географического района Азербайджа¬на отмечал, что "разделение жилых домов на два типа в зависимос¬ти от наличия антовых стен (боковых ограждений балконов, - В.К.), которые обычно защищают дома от солнечной радиации, не освещает все стороны развития жилища" (Садых-заде, 1956, с, 49).
Со своей стороны А.А.Садых-заде предложил систематизировать народное жилище северо-восточной зоны Азербайджана на основе внут¬ренней планировки, разделив все виды жилища этой зоны на дома с однородным и двурядным расположением помещений. В этой классифи¬кации, в свою очередь, полностью игнорировались различия в жили¬ще в зависимости от материала стен, этажности, формы крыши, лест¬ничных переходов, которые в изучаемых автором районах обычно вклю¬чены в объем жилища, а иногда вынесены в особую пристрой!^ башне¬образного вида, что весьма существенно отражалось на облике по¬стройки в целом.
Многолетние исследования в области народного зодчества Кав¬каза привели к твердому убеждению, что тшюлогизировать жилище этого региона на основе одного какого-либо признака, будь-то стро¬ительный материал, планировка или любой другой конструктивный элемент, невозможно если, разумеется, преследуется генеральная, а не узко специальная, оговоренная цель (Кобычев, 1957, 1957а, 1962, 1964, 1982). Объясняется это тем, что при всем разнообра¬зии внешних форм народного жилища, многие его элементы чрезвычай¬но близки между собой, в том числе планировочная схема, система
отопления, обстановка, убранство и т.д. Поэтому при разработке принципов типологии кавказского жилища помимо таких основных его элементов как материал стен, планировка, этажность, форма крыши и другие, следует учитывать и многие иные детали, характерные для того или иного конкретного этно-культурного района либо географи¬ческой зоны, которые могут дать надлежащее представление о спе¬цифике данного жилого комплекса.
Указанный принцип комплексного подхода при типологической систематизации можно проследить практически во всех более или менее значительных исследованиях по народному жилищу Кавказа, вы¬полненных применительно к отдельным этническим или административ¬ным подразделениям, включая сюда и те исследования, в которых ав¬торы не задаются специально рассмотрением теоретических основ типологии (Османов, 1965; Чиковани, 1965; Чибиров, 1964; 1970; Магометов, 1968; Калоев, 1973; Асанов, 1976 и др.). Из этого сле¬дует, что отстаиваемый нами комплексный метод типологии жилища Кавказа разделяет большинство современных этнографов-кавказове¬дов. Этот же принцип в качестве основополагающего принят и други¬ми этнографами, работающими над составлением региональных истори- ко-этнографических атласов нашей страны (Кушнер, 1955; Рабинович, 1963; Ганцкая, 1964; Беларускае народнае жыллё, 1973; Косм[на, 1980).
Говоря о комплексном подходе в вопросах типологии жилища, следует, однако, подчеркнуть, что сам выбор систематизирующих признаков не может быть произвольным, а определяется теш задача¬ми, которые ставит перед собой исследователь, "Каждая классифика¬ция жилища, - пишет Л.Н.Чижикова в работе, посвященной изучению и классификации сельского жилища восточных славян, - должна быть целенаправленной" (Чижикова, 1976, с. 36). В качестве доказатель¬ства этого положения автор приводит убедительные доводы из этно¬графии европейских народов,преимущественно русских, украинцев, белорусов, отмечая, что систематизация жилища на больших террито¬риях (добавим от себя: особенно с охватом различных этносов) всегда будет существенно отличаться от типологической классифика¬ции жилища локального региона или одного народа. Если в последнем
случав спектр избирательных признаков может быть довольно широ¬ким и разнообразным, то при попытке сведения местных форм и кон¬структивных и планировочных решений к одному знаменателю, чем-то неизбежно приходится поступаться. Наглядной иллюстрацией этому служит сравнение классификации жилища восточных славянских наро¬дов с классификацией жилища сельского населения в рамках всего Европейского региона, типология которых давно и тщательно разраба¬тывается в этнографической науке.
Еще в начале XX в. на основе, главным образом, высотного по-казателя было выделено два ведущих типа восточнославянского жи¬лища: северо-русский (изба на подклете) и жно-русский (наземная одноэтажная хата) и несколько типов дворово-усадебной застройки (ге1еп!п ,1927). В 1920-х годах эта классификация была детализи¬рована за счет введения дополнительных признаков, связанных глав¬ным образом с планировкой жилища и способами связи его с надвор¬ными постройками (Мачинский, 1924; Феноменов, 1929). В те же го¬ды, в работе С.П.Толстова впервые для целей систематизации был привлечен комплекс морфологических особенностей жилища, который был развит и уточнен в трудах последующих исследователей. (Толс- тов, 1929)» В наиболее законченном виде типология, основанная на совокупности важнейших конструктивно-планировочных элементов жи¬лища и усадебного комплекса нашла отражение в исследовании Е.Э. Бломквист (Бломквист, 1956) и сводном капитальном труде "Русские. Историко-этнографический атлас" (Ганцкая, Бломквист, 1967).
Тем не менее, когда в конце 1950-х годов в Секторе этногра¬фии народов зарубежной Европы приступили к разработке типологии сельского жилища в рамках всего европейского региона, было приня¬то решение систематизировать его на основе фактически одного ос¬новополагающего признака "развития планировки построек", привле¬кая другие признаки лишь в качестве дополнительных показателей
(Типы сельского жилища в странах зарубежной Европы, 1968, с, 9).
Отказываясь от комплексного принципа при систематизации ев-ропейского жилища, авторы вводной статьи этой монографии исходят из того, что I) "всякая классификация должна производиться по единому основанию" и 2) использование в качестве детерминатива группы признаков "приведет не к общей систематике типов построек в Европе, а лишь к ввделению локальных типов и разновидностей, число которых может оказаться неопределенно велико" (Типы сель¬ского жилища..., с. 9).
Приведенное суждение представляется, однако, отнюдь не бес¬спорным по той, хотя бы причине, что понятие систематизации да¬леко не однозначно и включает в себя и классификацию и типологию. Если имеется ввиду простая классификация явлений, то требование однородности основы является непременным условием. Типология же отражает собой более высокий уровень исследования и систематиза¬ции и строится на совокупности морфологических признаков. Иначе говоря, комплексный подход в типологии не отрицает, но лишь услож¬няет избирательную основу систематизации, определяя изучаемое яв¬ление более глубоко и многогранно. Например, для жилища с учетом строительного материала, конструкции, планировочного решения, фор¬мы крыши и т.д. й здесь особую значимость приобретает правильный выбор типологизирующих признаков. Поэтому совершенно правильно отмечают авторы рассматриваемого раздела, когда пишут, что "глав¬ная принципиальная трудность систематики жилищ на большой терри¬тории состоит как раз в выборе принципа классификации" (Типы сельского жилища..., с. 8).
Вместе с тем, следует подчеркнуть, что этнографическая сис-тематизация не должна уподобляться технологической классификации, цель которой дать однозначное, одностороннее представление о той или другой стороне предмета, объекта, пусть даже это будет и пла¬нировка, элемент, бесспорно важный во всех отношениях. Задача эт¬нографического изучения в области материальной культуры, как уже отмечалось выше, состоит в том, чтобы дать, по возможности, наиболее целостное представление о предмете во всей сложности и причинной обусловленности его с внешней и внутренней средой, т.е. в связи с породившими его социальными и экономическими фак-торами и окружающими природными условиями. Соответственно этому и смысл этнографической систематизации заключается в том, чтобы способствовать более полному выявлению и уяснению всех этих взаи¬мосвязей и закономерностей посредством приведения их в определен¬ную систему, отнюдь не обедняя и не выхолащивая сущности рассмат¬риваемого явления. Но последние будут несомненно утрачены, если мы произвольно расчленим объект и ограничимся исследованием его по отдельным параметрам. И если с этим еще приходится сталкивать¬ся в отдельных работах, то единственно по причине недостаточной разработанности методических основ типологии в этнографической науке.
В связи с этим особое значение приобретают работы Ю.В.Бром- лея, посвященные общим вопросам теории этноса, выявлению места этнографических исследований в ряду других научных дисциплин (ис¬тории, социологии), типологии этнических процессов, определению объема понятий объекта и предмета этнографии, как "совокупности изучаемых только ею свойств объективной реальности" (Бромлей, 1973, сс. 204,209,212,213,236).
С точки зрения рассматриваемой тематики весьма важным пред¬ставляется также детальная разработка в работах Ю.В.Бромлея таких понятий как культура в общефилософском и узком значении, ее сиг¬нификативная роль в функционировании этноса, уточнение содержания терминов "бытовая культура" Эвнепроизводственная) и традиционно- бытовая культура" (традиционно-внепроизводственная), которая, по- существу, и "несет основную этнографическую нагрузку" (Бромлей,
1983, с« 88 и след.). Вместе с тем Б.В.Бромлей предостерегает, что "было бы ошибочным вслед за обыденным сознанием абсолютизиро¬вать этническую специфику тех или иных компонентов культуры, счи¬тая их исключительной особенностью какого-либо этноса" (Бромлей, 1981, с. 19)3.
Теоретическое осмысление вопросов типологии материальной культуры и в том числе типологии жилища, основанной на комплексе признаков, содержится также в статье Я.В.Чеснова (Чеснов, 1979). Значение этой работы состоит не только в том, что автор ее пыта¬ется уяснить конкретное содержание таких иерархических детермина¬тивов как "тип" - "подтип" в структуре этнографических исследова¬ний, прежде всего материальной культуры, но и определить для каж¬дого из них таксономический набор специфических "цризнаков-усло- вий", абстрагированный от конкретно-предметного их содержания. "В применении к огромному разнообразию народной культуры, - пишет Я. В Леонов, - под термином "тип" понимается такая группировка фак¬тов, которая учитывает вариационные отклонения. Поэтому типом здесь считается основная форма, прообраз, а не образец или наибо¬лее статистически характерное явление..., т.е. тип в этом смысле выступает в виде комплекса черт" (Чеснов, 1979, с. 189). Именно комплексность, как таковая, отличает, по мнению Я.ВЛеонова, так¬же подлинную типологию (типологизацию) от простой классификации и систематизации (рубрикации), при которых предметы распределяют¬ся по отдельным единичным признакам одного ряда или класса. "Клас¬сификация... заключается в распределении предметов какого-либо ряда на взаимосвязанные классы согласно наиболее существенным признакам, присущим предметам данного рода... В типологии выдви¬гается на первый план комплекс признаков" (Там же, с. 190-191).
Рассматривая далее характер типологизирующих признаков, Я.В. Чеснов подразделяет их на две основные категории: I) формально- морфологические, или "признаки низшего уровня", и 2) признаки- условия ("признаки высшего уровня"), которые обеспечивают возник¬новение и стабилизацию типа и его изофункциональность от другого равноценного ему типа.
Между этими двумя группами признаков располагаются "призна¬ки типологического взаимодействия", выражающие изофункциональную соотнесенность (противопоставленность) и направление варьирования предмета (Чеснов, 1979, с. 189-195, 201).
Эта несколько сложная и, на наш взгляд, нуждающаяся еще в доработке, схема предназначена, по мысли автора, помочь исследо¬вателям правильнее оценивать таксономичность тех или иных сторон (черт, признаков) всех явлений народной культуры. Однако в ходе изложения Я.В.Чеснов оперирует преимущественно примерам из облас¬ти материальной культуры, в частности - жилища. Тем самым можно сказать, что отстаиваемый наш принцип комплексности в типологии получил дополнительное теоретическое обоснование.
Что касается других сторон традиционно-бытовой культуры, на что претендует заглавие статьи, то они, по большей частью, оста¬лись вне поля зрения автора, в том числе и поселения, как некая совокупность того же самого жилища. Здесь схема, разработанная Я.В.Чесновым, к сожалению, оказывается практически неприменимой.
Между тем, типология поселений в этнографической науке раз¬работана крайне недостаточно. Причиной этого является, на наш взгляд, исключительная множественность факторов, воздействующих на формирование и развитие поселений и трудность сведения их к одному знаменателю. Помимо ведущих социально-исторических и эконо¬мических причин важную роль здесь играет географическая среда - рельеф, почва, местный микроклимат, наличие водных источников, особенно в горных районах с каменистой почвой, а также в засушли¬вых местностях и многое другое.
По существу, имеется лишь одна работа М.В.Витова двадцати¬летней давности, в которой вопросы классификации поселений рас¬сматриваются в обобщенно теоретическом плане. Суммировав предшест¬вовавшие попытки специалистов различных дисциплин - археологов, географов, историков и других, М.В.Битов предложил следующую клас¬сификацию различных сторон сельских поселений: I) тип заселения (на основе разработки В.П.Семенова - Тянвшанского) - расположение поселений на местности в зависимости от физико-географических ус¬ловий; 2) тип расселения - группировка поселений в зависимости от социально-бытовых различий, направленности хозяйственной деятель¬ности; 3) тип поселения - подразделение поселений по социально- экономической принадлежности; 4) форма поселений - разновидности планировочной структуры и застройки (Битов, 1953). Эта четырех¬мерная таксонометрическая характеристика поселений получила широ¬кое признание среди советских этнографов и практически использу¬ется во всех исследованиях, где рассматриваются сельские поселения.
Свою классификацию М.В.Витов разрабатывал на материале посе¬лений русского Севера, преимущественно Заонежья, поэтому исследо¬ватели, использовавшие его схему, не только наполняли ее своим конкретным содержанием, но, приспосабливая к местным условиям, вносили в нее нередко существенные коррективы. Так например, Е.Э. Бломквист, детально проработав материал по поселениям восточно¬славянских народов, выделила пять типов заселения, в том числе "горный (внсокогорный) тип", в который включила наряду с другими и поселения русского населения Закавказья. В то же время, касаясь типов планировки Е.Э. Бломквист отождествила кучевую форму поселе¬ний с гнездовым типом расселения, от рассмотрения которого она вообще уклонилась под предлогом неразработанности вопроса (Блом¬квист, 1956, с. 27, 30 и след.).
Еще более углубленную градацию типов поселений на той же ос¬нове мы находим в коллективной монографии "Этнические процессы в СССР", в разделе "Поселения и жилшце", написанном Т.В.Станюко¬вич, где у земледельческих народов выделены три разновидности (типа) селений: многодворные, малодворные и хутора, а у скотовод¬ческих групп населения - два: зимники и летовки (Станюкович, Рож¬дественская, 1977, с. 16). В вопросе о расселении авторы главное внимание обратили на существование в дореволюционный период у мно¬гих народов России национально-смешанных поселений и поселений (или концов в селениях), образованных по "родовому" признаку и конфессиональной принадлежности. Эти традиции сохранения сложив¬шихся этнических и соседних связей наложили отпечаток и на новые укрупненные поселения советского времени, в которых жители одной или близких национальностей часто, по-прежнещу, селятся в отдель¬ном квартале. (Там же, с. 166-174).
Значительное внимание вопросам типологии поселений уделяют в своих работах географы, социологи, архитекторы. Однако каждая из этих дисциплин решает вопросы типологии с точки зрения сугубо своих профессиональных интересов. Так географы рассматривают по¬селения в основном как экономическую категорию (Ковалев, 1968, с.8), социологи - как объект социального прогнозирования (Развитие сельских поселений, 1977, с. 23). В связи с этим их классификации, порой весьма сложные, многомерные и детально проработанные, стоят довольно далеко от целей историко-типологического осмысления и ин¬терпретации интересующего нас предмета. Отметим только, что в тех случаях, когда эти исследования непосредственно стыкуются с этно¬графическим изучением, в них обычно также используется методика, разработанная М.В.Витовым.
В качестве примера укажем на диссертацию В.Ф.Вавилина, в ко¬торой поселения рассматриваются в историко-социаологическом разре¬зе и подразделяются по социально-экономическим типам, форме длани- ровки и типам заселения. Наряду с этим в работе используются и такие признаки как величина, людность, плотность поселений, уда¬ленность их от административных и городских центров, степень на¬сыщенности культурными учреждениями, уровень бытового обслужива¬ния, высота стояния грунтовых вод на селитебной площади, форма фасадных линий и другие параметры. Всю эту гамму признаков В.Ф. Вавилин объединяет в четыре группы: I) качественная типология, 2) количественная типология, 3) морфологическая типология и 4) ге¬нетическая типология, именуя в целом свою схему "типологической классификацией" (Вавилин, 1977, с. 8-9). Качественная типология, по мысли автора, имеет целью учет различий поселений в социально- экономическом плане, количественная - по величине, людности, плот¬ности населения; морфологическая - по форме поселений, типам уса¬дебной застройки и типам заселения. Помимо этого в особую катего¬рию под литерой "Б" автор выделил "Классификацию расселения", ко¬торую подразделил на I) качественную типологию - социально-эконо¬мические и внутрихозяйственные типы расселения и 2) морфологи¬ческую классификацию - классификация по формам расселения соответ¬ственно ввделенным типам и их ареалам. (Там же, с. 9)^. К сожа-лению, эта "типологическая классификация", как именует ее автор, оказалась у него практически оторванной от конкретного исследова¬ния, что не позволяет оценить ее результативность. Кроме того, многбе в предлагаемой им схеме представляется неясным и противоре¬чащим общепринятым представлениям. Например, классификация и ти¬пология представляют собой две последовательные ступени системати¬зации явлений, в то время как В.Ф.Вавилин эти понятия употребля¬ет в обратном значении: в состав классификации поселений и класси¬фикации расселения в качестве подразделов им введена количествен¬ен
ная, качественная и морфологическая типология . Отступлением от классификации М.В.Витова является и включение в понятие "тип рас¬селения" подраздела "тип заселения", который на деле характери¬зует поселения совершенно с другой стороны, а именно с точки зрения освоения территории в самом широком смысле. В целом же попытки В.Ф.Вавшшна углубить систематизацию поселений следует всячески приветствовать.
Из числа последних работ, вышедших в свет уже после опубли¬кования нашей монографии, на основе которой базируется данная диссертация, особо следует остановиться на первом совместном эт- нографо-культуроведческом исследовании, посвященном изучению культуры жизнеобеспечения армянского села (КЖ, 1983). В водной части работы целесообразность проведения подобного рода совмест¬ных исследований, в которых бы органически сочитались эмпиричес¬кий (этнографический) материал с обобщающей культуроведческо- филоеофской его интерпретацией, указывается на особую близость задач и методов этих двух дисциплин, в частности на характерный для них комплексный подход при изучении явлений культуры; В то же время "теоретическое самообеспечение", отличавшее развитие этно¬графии в прошлом, в современных условиях, выдвигающих, - по сло¬вам авторов, - "качественно новые по своей масштабности и слож¬ности задачи, оказывается уже недостаточным" ввиду того, что для решения этих задач "требуется проведение значительно более систе¬матических и многосторонних исследований по теоретическому, сис¬темному осмыслению явлений культуры в общем контексте обществен¬ной жизни людей!" (КЖ, 1983, с.6).
Данный тезис, несмотря на некоторую категоричность (на это, кстати, было обращено внимание при обсуждении книги в Институте этнографии АН СССР), представляется весьма конструктивным, по¬скольку нацелен на поиск новых путей оценки и интерпретации куль¬туры с позиции не только анализа, но прежде всего синтеза эмпи¬рических данных. Конкретные примеры применения указанной методи¬ки приводятся во второй части монографии, где исследуются такие категории материальной культуры, в системе жизнеобеспечения ар-мянского села, как поселения, жилище, пища.
В качестве исходной основы для типологии поселений взят "фундаментальный принцип" общественного разделения труда, пред¬ложенный эконом-географом Э.Б.Алаевым, в соответствие с которым все поселения подразделяются на две основные группы: городские поселения и сельские поселения, что соответствует ведущему об¬щественному разделению труда на промышленный и сельскохозяйствен¬ный (земледельческий). Сельские поселения определяются как некий "пространственный локус, включающий все необходимые условия и средства для обеспечения жизнедеятельности лвдей, занятых в сельскохозяйственном производстве". В понятие "пространственный локус" включается вся территория, занятая жилыми, хозяйственными, производственными, культовыми и иного рода постройками, связанны¬ми с ними функционально сельскохозяйственными угодьями. В связи с этим выделяются три типа поселений: I) поселения, в которых жилая часть (селитьба) и другие элементы расположены компактно, составляют единое целое, 2) поселения, жилая часть которых распо¬ложена вне административного, хозяйственного и культурного цент¬ра, 3) поселения типа американских ферм, не связанных между собой экономическими взаимоотношениями и лишенных определенного куль¬турного и административного центра. Армянские поселения в рамках этой генеральной типологии целиком вписываются в первый из ука-занных типов. Но такого рода типология не дает возможности выя¬вить различия на региональном уровне, поэтому дополнена авторами морфологической классификацией по отдельным составляющим элемен¬там (в числе их отмечены: селитьба, хозяйственные постройки, обо¬ронительные сооружения и др.) и способу их соединения, т.е. по форме, или конфигурации поселений, подобно тому, как это принято
в советской этнографии. При этом выделяются кучевой, компактно- слитный, улично-ветвистый и др. типы поселений, которые дают пред¬ставление о последних как о целостных объектах. Наряду с этим признается, что конкретные варианты "отмеченных комбинаций эле¬ментов поселений", зависят от уровня социально-экономического развития изучаемых этнических культур, природно-экологической среды, формы социальной организации (общинной, а для советского времени также кооперативно-колхозной и государственно-хозяйст¬венной) и структуры сельского населения, направленности сельско-хозяйственной деятельности внешней социокультурной среды, при¬быльности хозяйства, численности населения, удаленности поселе¬ний от городских центров и проч. (КЖ, 110-115).
Таким образом, и в данной работе наряду с сугубо этнографи¬ческими критериями также привлекаются социологические показатели, которые, впрочем, остаются фактически за рамками исследования, когда речь заходит о конкретном изложении материала. Тем не менее, уже сама постановка вопроса о необходимости совокупного аналити¬ческого подхода к социально-поселенческой среде (шире - всей ма¬териальной и духовной культуре) представляется несомненно плодо¬творной и заслуживает самого пристального внимания.
Однако синтез наук может дать положительные результаты толь¬ко в том случае, если будут четко определены все дефиниции внутри каждой из привлекаемых дисциплин, в нашем случае - этнографии и социологии. Между тем, как мы могли убедиться выше, здесь в инте¬ресующей нас области многое еще остается требующим дополнительного изучения и доработки, в том числе и используемая в эмпирических исследованиях классификация поселений М.В.Витова, которой следуют и авторы "Культуры жизнеобеспечения". Это хорошо осознавал и сам создатель последней. Так, касаясь особенностей заселения, М.В. Битов взял за основу классификацию В.П.Семенова-Тянь-Шанского, оговорившись, однако, что она "нуждается в серьезных дополнениях и уточнениях", а относительно классификации по типам расселения подчеркнул, что "вопрос этот требует специального изучения" (Би¬тов, 1953, с. 36,37). Кроме того классификация М.В.Витова, пост¬роенная на материале поселений Восточно-Европейской равнины, не учитывает специфику таких своеобразных регионов, как Кавказ, Средняя Азия или Сибирь. В результате применение ее в условиях этих регионов (даже в тех разделах, которые разработаны автором наиболее подробно) сталкивается с большими трудностями. Так напри¬мер, подразделение поселений на типы в зависимости от "историчес¬ки сложившейся" терминологии на деревни, погосты, починки, хуто¬ра и т.п. оказывается практически неприменимым на материале на¬родного жилища Кавказа, или дает невыразительную картину, лишен¬ную какой-либо практической значимости.
Поэтому в настоящем исследовании мы предложили подразделение поселений на основе важнейшего их признака - социальной структу¬ры - на два основных типа: моногенные (однофамильные) и поли¬генные (многофамильные). Такое разделение позволяет выявить глав¬ную специфику сельских населенных пунктов, связанную е уровнем общественного развития народа, что имело большое значение еще в недавнем прошлом.
Классификация по форме (планировке) в условиях горного рель¬ефа отличается еще большим разнообразием, хотя и в этом случае ведущим критерием является социальный фактор.
По форме планировки поселения Северного Кавказа можно под¬разделить на слитно-кучевые, разбросанные и поселения правильной улично-квартальной планировки. Классификация такого рода отража¬ет важнейшие морфологические особенности местных поселений и в то же время, в случае необходимости, (при расширении рамок ис¬следования) может быть без труда состыкована с аналогичной клас¬сификацией смежных регионов и историко-культурных областей и провинций.
Вместе с тем в каждом из указанных типов и форм планировки поселений при желании можно выделить несколько подтипов и разно¬видностей в зависимости от целей исследования в каздом конкрет¬ном случае. Так например, по генетическому признаку в составе полигенных и моногенных типов можно различать старые княжеско- владельческие поселения и центры крупных общинных объединений (у так называемых демократических племен) »которые в сравнительном плане могут быть приравнены к городским поселениям и поселениям с административно-управленческими функциями центральных районов России или Закавказских республик.
В составе слитно-кучевой формы планировки можно ввделить в особый вид поселения круговой формы, характерные преимущественно для равнинных районов периода позднего средневековья, но в руди¬ментах сохранившиеся и в последующем времени. В противоположность этому ярко выраженной чертой селений слитно-кучевой формы горной зоны была ярусность застройки, которая проявлялась тем сильнее, чем плотнее было селение и круче занимаемый им склон горы.
Значительные различия имеют место и среди поселений с "эле¬ментами правильной планировки", возникновение которой связано с переселенческой политикой и деятельностью русской администрации во второй половине XIX в. Если на равнине многие переселенческие селения с самого начала строились на основе правильной улично- квартальной сетки, то в горных и предгорных районах регулярность планировки ограничивалась в большинстве случаев проведением одной главной улицы, служившей зачастую единственной проезжей дорогой для всего селения. И такое положение в силу условий горного рель¬ефа в некоторых селениях края сохраняется и по настоящее время.
Можно указать и на некоторые другие отличия в типах и форме
планировки поселений региона, но целесообразнее это сделать при разработке сводного Кавказского историко-этнографического атласа, когда будут выявлены специфические черты поселений всех субаре¬алов Кавказа.
Здесь же отметим лишь одно принципиальное положение, а имен¬но, что сочетание двух выше названных классификаций (по типу и по форме поселений) усложняет систематизацию до комбинации двух признаков и тем самым поднимает ее до уровня типологии.
Несколько иначе обстоит дело с классификацией по типам за¬селения и типам расселения. Первая из этих классификаций пред¬ставляет собой явление более крупного порядка, отражающее общее развитие производительных сил и направленность хозяйственной дея¬тельности населения, соответствующие тому, что в советской этно¬графии принято суммарно именовать хозяйственно-культурными типа¬ми (ХКТ). На Северном Кавказе можно выделить четыре основных типа заселения, связанных с формированием ХКТ и зональной дифференци¬ацией региона: I) горно-долинный тип, 2) водораздельный, 3) при- брежно-речной, 4) очагово-степной^.
Первые два типа относятся исключительно к горной зоне, тре¬тий характерен для предгорной равнины, четвертый возникает с раз¬витием кочевого скотоводства в специфических условиях безводного Предкавказья. Водораздельный тип заселения обусловлен становле¬нием феодальных отношений в период средневековья и отличается тем, что при основании поселений (как уже отмечалось выше), предпочте¬ние отдается не экономической целесообразности, а соображениям внешней безопасности. После вхоздения Северного Кавказа в состав России в условиях политической стабильности этот тип заселения полностью утрачивает под собой почву, но сохраняется некоторое время, как анахронизм, вследствие высокой плотности в горах и по чисто утилитарным соображениям (наличие готового жилого фонда в виде прочных каменных домов старой постройки и устойчивостью ве¬ками складывавшихся общественно-экономических связей, прежде все¬го в области землевладения и землепользования).
Характер этих последних (т.е. локальных общественно-хозяйст¬венных отношений) в свою очередь определяет особенности, или ти¬пы расселения. В зависимости от их развития на том или ином эта¬пе можно выделить четыре основных типа расселения: гнездовой, соседско-территориальный, хуторской и сельско-поселенческий. В первом случае характер расположения поселений (взаимная группиров¬ка) определяется господством родовых, а на позднем этапе - фа¬мильно-патронимических связей; во-втором - экономическими взаи-моотношениями смежных сельских общин; в третьем и четвертом - капиталистической, а в последнем - в дальнейшем и социалистичес¬кой формами сельскохозяйственной кооперации в различных ее прояв¬лениях. Например, в форме колхозно-кооперативной и государствен¬но-совхозной собственности и организацией труда в условиях социа¬листической системы (КЖ, с. 114).
Хуторской тип на Северном Кавказе не получил большого раз¬вития, поскольку как социальная категория связан с капиталистичес¬кой формацией, не успевшей пустить в крае настолько глубокие кор¬ни, чтобы отразиться на характере расселения. Но в ряде мест (например, в Баксанском ущелье Балкарии) образование хуторских поселений в пореформенный период шло весьма активно, чему способ¬ствовал значительный фонд ранее не освоенной земли (Асанов, 1976, с.20). Впрочем, вопрос об образовании хуторов-отселков на Кавказе совершенно не изучен и поэтому в настоящем исследовании говорить об их социальной природе затруднительно. Известно, что многие хутора-отселки, например, существовали и в прошлом и связаны бы¬ли с простым увеличением народонаселения и острой нехваткой зе¬мельных наделов, пригодных для сельскохозяйственного использова¬ния. Очевидно, что при всем сходстве по своей форме хутора-отсел¬ки первого и второго ряда представляют собой два разнородных яв¬ления в социальном отношении.
Еще менее изучен вопрос о систематизации усадьбы, которая с формально-морфологической стороны представляет собой как бы пере¬ходное звено между поселением и жилищем.
Нет ни одной работы по народам Северного Кавказа, в которой усадьба рассматривалась бы в качестве специального предмета иссле¬дования даже в эшшрическом плане, не говоря уже о теоретическом осмыслении вопроса. Поэтому в своих изысканиях нам вновь прихо¬дится обращаться к восточнославянскому материалу, как наиболее глубоко и полно изученному. И здесь из обобщающих работ снова об¬ращает на себя внимание статья М.В.Витова, в которой автор пред¬лагает в качестве основы систематизации использование морфологи¬ческого и генетического принципов (Битов, 1958), Последний из них, на поверху, имеет к систематизации лишь косвенное отношение и используется исключительно для установления времени формирования тех или иных типов усадебных комплексов, которые устанавливаются единственно на основании планировки - способе связи жилища с хо¬зяйственными постройками (Там же, с. 130).
Вместе с тем, нам представляется недостаточно обоснованной критика М.В.Витова систематики усадьбы, разработанной Е.Э.Блом- квист на основе двух ведущих признаков: связи жилища с хозяйствен¬ными постройками и этажности, в чем М.В.Битов усматривает наруше¬ние "принципа деления" (Витов, 1958, с. 130).
Не вдаваясь в другие подробности не имеющие прямого отноше¬ния к предмету нашего исследования, отметим только, что в усло¬виях такого, в высшей степени, изрезанного в орографическом отно¬шении региона как Кавказ, использование для целей систематизации одного признака - планировки, или различия в способах связи жили¬ща с хозяйственными постройками только на горизонтальном уровне, не всегда может дать исчерпывающее представление о характере и особенностях дворово-усадебного комплекса. Объясняется это, в частности, и тем, что многие усадьбы в горах располагаются на разной высоте, при чем хозяйственные помещения в них устраивают¬ся либо в нижних этажах жилища, либо возводятся уступом ниже по склону горы. Наряду с этим имеются и такие усадьбы, в которых жилище связано с хозяйственными помещениями на одном уровне, что также придает усадьбе своеобразный вид. Б настоящей монографии все эти различия в планировке усадеб мы специально оговариваем в тексте, что позволило нам избежать усложнения классификации при их картографировании.
Изложенные принципы классификации поселений и усадеб затраги¬вают систематизацию указанных объектов прежде всего в историчес¬кой их ретроспективе. Что касается современности (последнего пери¬ода нашего исследования), то здесь решающее значение приобретают закономерности, обусловленные социалистическим способом производ¬ства и производственных отношений. В результате этого многие прежние критерии оценки интересующих нас явлений материальной куль¬туры теряют свое ведущее значение, уступая место социологическим и демографическим факторам. В этом легко убедиться на нескольких примерах самого общего порядка.
Так на протяжении длительного периода позднего средневековья - начала нового времени селения Северного Кавказа в социально-поли¬тическом отношении были практически недифференцированы. Города как сосредоточие административно-управленческих функций и торго¬во-промышленной деятельности возникают в крае лишь после присоеди¬нения его к России, в конце ХУШ - первой половине XIX в. Их воз¬действие, за небольшим исключением, не отразилось на типах посе¬лений и характере расселения и заселения территории региона. Кня¬жеские селения-резиденции в ряду других поселений отличались лишь, наличием усадьбы владельца, которая выделялась в основном только своими размерами. Правда, в горах Северной Осетии и Чече¬но-Ингушетии, и отчасти Балкарии, имелись поселения замкового типа, но их социальная природа до конца еще не выяснена. Часть из них была типичными феодальными гнездами, другая - поселениями патронимического типа, но в обоих случаях влияние их на характер расселения был крайне ограничен.
Селения региона не имели также четкого деления на селитебную (жилую) и обособленную производственную части. Скот обычно содер¬жался большую часть года (а иногда и круглогодично) на летних пастбищах и зимних кошах, а необходимый в повседневном быту при усадьбе.
ЛЗдиничные промышленные предприятия и торговые заведения по¬являются в селениях края в самом конце пореформенного периода, тогда же вводятся и первые элементы упорядоченной планировки,про¬кладываются проезжие дороги и как продолжение их - сравнительно широкие сквозные улицы. До этого для всех, как горных, так и рав¬нинных селений была характерна неупорядоченная застройка и под¬разделение на родственные кварталы. Такие кварталы (иногда более крупные объединения нескольких кварталов - концов: верхний, сред-ний, нижний и т.п.) были в известной мере самодовлеющим целым, что нашло отражение в существовании квартальных мечетей, кладбищ, мест собраний. Общесельские места собраний, там где имелись тако¬вые, располагались зачастую вне пределов селения, что подчеркива¬ло изначальную функциональную самобытность квартальной инфраструк¬туры. Вместе с тем, во внешних сношениях в качестве субъекта де¬ятельности в дореволюционный период выступала, как правило, сель¬ская община в целом. Это проявлялось, в частности, в коллектив¬ном владении всем сельским обществом водными источниками, лесными
■ - ьь -
и пастбищными угодьями, отчасти выгорами и некоторыми сенокоса-ми и в ряде других прерогатив, хозяйственного, юридического и сакрального порядка.
Социалистические преобразования, происшедшие в нашей стране после Великой Октябрьской социалистической революции, привели к коренной перестройке всей социально-экономической организации сель¬скохозяйственного производства и, как следствие этого, изменению параметров структуры и внешнего облика северокавказских селений.
Коллективное хозяйство повлекло выделение в составе сел осо-бой общественной усадьбы, обобществленных животноводческих и про-изводственных помещений, как-то: животноводческих ферм, машино- тракторных и ремонтных станций и мастерских.
Рост культуры сельского населения привел к появлению в селе-ниях многочисленных просветительных и обслуживающих учреждений, - школ, домов и дворцов культуры, предприятий бытового обслуживания. Все это способствовало выдвижению на первый план качественно иных характеристик развития поселений и "угасанию" других формообразу¬ющих факторов.
Из сказанного можно заключить, что использование единых прин-ципов типологии и классификации для поселений и усадеб дореволю-ционного и советского периода представляется задачей чрезвычайно трудной и практически невыполнимой, что уже отмечалось в кавказо-ведческой литературе (Мелконян, 1983, с. 149). В этом, между прочим, наглядно проявляется коренное отличие систематизации по-селений от типологии жилища, основной набор морфологических сла-гаемых которого остается сквозным на всем протяжении его развития.
В заключение считаем необходимым еще раз подчеркнуть, что все выше сказанное о систематизации жшпшца, поселений и усадьбы имеет силу применительно лишь к рассматриваемой теме и в пределах заданного региона, т.е. Северного Кавказа. Механическое распро-странение разработанной схемы и основ типологии на другие суб-регионы даже в границах Кавказа конечно недопустимо. Это, однако, не означает, что предложенные нами принципы типологизации и сис-темы классификации не могут быть использованы при изучении мате-риальной культуры других районов и этнических групп. Напротив, конечная цель нашего исследования предполагает стыковку его с аналогичного рода разработками по смежным подрегионам Кавказа, а в будущем и сведение воедино с историко-этнографическим атласом Европейской части СССР, Средней Азии и других сопредельных терри-торий Советского Союза. И здесь комплексный принцип типологизации представляет собой единственную возможность сведения воедино раз-нотипных явлений. В самом деле,систематизация жилища /равно как и усадьбы и поселений/ по планировке отражает в конечном счете эта¬пы эволюции его в хронологическом разрезе, в зависимости от по-ступательного развития общества, его общественных и семейных от-ношений; классификация по строительному материалу, форме и кон-струкций крыши, характеру отопления выявляет зависимость построек /особенно в прошлом/ преимущественно от географической среды в конкретном ее проявлении, /если не брать во внимание влияние строительно-эстетических традиций/, а рубрикация по связи жилища с хозяйственными постройками дает представление лишь о направлен-ности и специфике хозяйственной деятельности создавшего его насе-ления. Но взятые в комплексе все эти показатели характеризуют ин-тересующий нас объект всесторонне, в его социальной сущности. Именно поэтому, разрабатывая свою систематизацию, мы стремились максимально приблизить ее к общепринятым стандартам как в отноше-нии выбора принципов классификации и типологизарш, так и при оп-ределении основных параметров конкретного исследования, которое и предлагается ниже.

ПРИМЕЧАНИЯ

К главе - Принципы типологии жилища и классификации поселений и усадьбы
1. Такое противопоставление понятий применяется обычно в социологических исследованиях. Например, в одной из последних ра¬бот в связи с этим указывается, что "для большей четкости изложе¬ния будем использовать термин "типологизация" для обозначения про¬цесса разбиения, оставив термин "типология" для обозначения его результатов" (Типология и классификация, 1982, с. 8).
2. Здесь и далее приводится лишь основная литература.
3. О различных аспектах, связанных с понятием и изучением традиционно-бытовой культуры см.также: Цименов, 1967; Козлов,1979; Арутюнов, 1980.
4. Краткое теоретическое обоснование приводимой типологии см. также Вавилин, 1975, с. 122-123.
5. Соотношение понятий классификация и типология, предлагае¬мое В.Ф.Вавилиным, находится в противоречии также с использовани¬ем этих терминов не только в этнографических работах, но и в со¬циологических исследованиях, где "классы объектов" выделяются по любому основанию", а "типы строятся на основе полной системы свойств" (Развитие сельских поселений, 1977, с. 23).
6. М.В.Битов различия между поселениями, связанные с воз¬действием различных социальных и географических факторов именует "типами", что в свете сформулированных нами выше критериев пред¬ставляется не совсем удачным и, если может иметь место, то разве что в рамках сравнительно узколокальных построений. Это видно уже из самого перечня выделенных им типов: I) гнездовой, 2) скученный, 3) скученно-гнездовой, 4) хуторскойДБитов, 1953, с.37). Между тем, первые три из приведенных им "типов" отражают, по сути, одну и ту же группу поселений, отличающуюся лишь плотностью (смен¬ностью) и, следовательно являются разновидностями одного типа рас¬селения.

0

4

ГЛАВА III. ПОСЕЛЕНИЯ

Типы размер и форма1
Поселение наряду о жилищем представляет собой один из эле-ментов материальной культуры, развитие которого находится в непос-редственной зависимости от уровня социальной, хозяйственной и идео¬логической жизни народа. Все сколько-нибудь существенные изменения в экономике, социальной организации и идеологических представлениях общества так или иначе накладывают свой отпечаток на облик поселе¬ния. Ввиду этого изучение поселений должно всегда производиться в тесной связи с историей народа (Деген-Ковалевский, 1936, с.24).
Существенное воздействие на формирование поселений,особенно в условиях горного рельефа, оказывает географическая среда, а для ранних этапов развития - также политическая обстановка, вынуждав-шая зачастую население поселяться в совершенно непригодных с точки зрения хозяйства и жизнедеятельности местах - на крутни: склонах гор, вершинах холмов-останцев, в недоступных ущельях и т.п.
Вплоть до середины XIX в. Северный Кавказ, за исключением Ка- барды, Северной Осетии, Балкарии, района Пятигорья и верховьев Ку¬бани, входил в состав Российской империи по существу лишь номиналь¬но. Вся остальная горная полоса, в которой проживала основная мас¬са населения, находилась вне пределов досягаемости русской админи- р
страции . Поэтому до окончания Кавказской войны не могло быть и речи о получении сколько-нибудь систематической и исчерпывающей ин¬формации о поселениях коренного населения. Самое большое,что содер¬жат источники тех лет по вопросу о социальных категориях поселе¬ний аборигенов, - это указание на местоположение,размер и личную зависимость жителей того или иного из них, а также беглые замеча¬ния о характере расселения отдельных народов края, из которых иног¬да можно бывает извлечь и некоторые сведения о преобладающих типах
поселений в данной местности. Вследствие этого для восполнения неизбежных пробелов в информации нам придется в отдельных случаях прибегать к интерполяции материала несколько более раннего време-ни - начала XIX в. и даже еще более отдаленных периодов. Такая ин¬терполяция не приведет, однако, к большой ошибке, учитывая доволь¬но замедленный характер социального и экономического развития на¬родов края до присоединения к России.
Наиболее распространенным типом поселений на Северо-Западном Кавказе в середине XIX в. у большинства адыгских народов, как это видно на карте 2, было небольшое моногенное (однофамильное) посе-ление, состоявшее из нескольких, обычно не более 1-1,5 десятков дворов, все члены которого находились между собой в прямом кров¬ном родстве.
"Каждый черкес стремится жить уединенно, - писал Ф.Дюбуа де Монпере, посетивший Северо-Западный Кавказ в 30-х годах прошлого столетия, - и в своем владении выбирает подальше от соседа место для жилья, стараясь расположить его среди нескольких прекрасных деревьев, так часто встречаемых в этой стране, и вместе с тем вбли¬зи от леса, где его семья могла бы укрыться в случае нападения врага". По этой причине в Черкесии не имеется "ни городов, ни мес-течек, ни настоящих селений" («Ярбуа де Монпере, 1937, с. 41). Аналогичные описания дают и другие авторы. "Широкое пространство между левым берегом Кувани и горами густо заселено небольшими группами черкесских аулов. На каждой версте можно встретить два- три двора, обнесенных оградою", - замечает один бытописатель се-редины XIX в. (Кавказ, 1851, Л 921).
Сказанное в той или иной мере было справедливо для поселений почти всех адыгских народов как в горах, так и на равнине, начиная от Черноморского побережья на западе и вплоть до границ Большой и Малой Кабарды на востоке включительно. "Черкесы и убыхи прибрежно-го края, - пишет Вревский, - живут рассеянно в одиночных домах, нигде не имеют селений" (Вревский, 1847). То же самое сообщает про Кабарду Й.Г.Гербер. "Верхняя (т.е. Большая. - В.К.) Кабарда напол-нена горами, между которыми находятся узкие дороги. Там нет ни го-родов, ни деревень. Всякий, живучи в долинах между горами, делает себе, где ему угодно, небольшой шалаш из тростника или дом из су-шеных глиняных глыб. Напротив того, в Нижней (Малой. - В.К.) Ка- барде по большей части земля ровная, следовательно, довольно паш-ней, лугов и лесу. Однако и там мало деревень" (Гербер, 1760,с.22, 23). О последнем свидетельстве необходимо оговориться, что оно от-носится к 30-м годам ХУШ в.
Указание на "хуторской" тип поселений как наиболее характер-ный для адыгских народов до вхождения их в состав России приводит-ся и многими позднейшими исследователями (Миллер А., 1914, с. 60; Дубровин, 1927, с. 57; Винкевич, 1949, с. 33, Зевакин (б), 1957, с. 227; Коджесау, 1965, с. 81).
Существование у адыгов поселений подобного рода объясняется различно. По мнению Ф.Дюбуа де Монпере, это произошло вследствие того, что "тысячи интересов разделяют этот народ на множество пле-мен и независимых родов... ревниво оберегающих свою свободу" (Дю-буа де Монпере, 1937, с. 40-41).
Однако большинство исследователей преобладания у адыгов данно¬го типа поселений объясняли особенностями географической среды. В горах Закубанья суровая природа, пишет Е.Д.Фелицын, давала мало средств для существования, и поэтому население "жило мелкими посел¬ками или рассеянно по отдельным саклям" (Фелицын, 1885, Л I). Та¬кое же объяснение мы находим у Е.Р.Винкевич (Винкевич, 1949, с.33) и Е.С.Зевакина: "Хутор (т.е. моногенное поселение. - В.К.) - тип адыгейского поселения, являющийся переходным к аулу. У адыгов, жив¬ших в высокогорьях, было меньше удобных земель для полей, чем у жи¬вущих в предгорьях. Приходилось максимально использовать небольшие плато, расположенные среди лесов. Чаще же адыги были вынуздены расчищать поляны в лесистых горах. Маленькими хуторами было легче жить и обороняться при наличии густых лесов. Природные условия не давали возможности разрастаться здесь селениям" (Зевакин (б), 1957, с. 227).
Приведенное утверждение, равно как и точка зрения Ф.Дюбуа де Монпере, представляется мало убедительным. В соседнем Карачае,сход¬ном с горной частью Адыгеи в природно-климатическом отношении,тип поселения был совершенно иным. Еще менее оправданной является ссыл¬ка на то, что "мелкими селениями" было якобы легче обороняться. Ис¬тория свидетельствует совершенно об обратном.
Что касается "тысячи разных интересов" Ф#Дю0уа де Монпере, то это следствие, а не первопричина "разобщенной" жизни черкесов в первой половине - середине XIX в. Основным фактором здесь следует признать социально-экономический строй, который в рассматриваемое время у адыгов характеризовался сравнительно низким уровнем разви-тия производительных сил и производственных отношений, господством натурального хозяйства и наличием патриархальных пережитков в об-щественном и семейном быту. Влияние этих архаических отношений и обусловило преобладание у адыгских племен горной зоны Закубанья небольших поселений моногенного типа, образовавшихся, по мнению М.О.Косвена, в результате распада и сегментации больших патриар-хальных семейных общин. "Уровень развития производительных сил, - пишет он, - ставил предел естественному расширению одной семьи, ко¬торая поэтому с течением времени распалась на две и несколько се¬мей. Коллективно-потребительские условия, вызвавшие данное явление, хорошо характеризуются относящимся сюда осетинским выражением: "арт ныл аххасы" - "огня (очага) не хватает на всех". Такие разде¬лившиеся семьи, которые зачастую сохраняли территориальное и хо¬зяйственное единство, М.О.Косвен предложил называть патронимией (Косвен, 1961, с. 6).
Свое заключение М.О.Косвен сделал на кхгоосетинском материале, но оно целиком применимо и к народам Северо-Западного Кавказа. Об этом можно судить хотя бы по следующему замечанию* К.Ф.Сталя о том, что у черкесов "каждый род живет не вместе, но по семействам и там, где захочет" (Сталь, 1910, с. 149). Из приведенных слов также следует, что сравнивать моногенное поселение с хутором или хуторским поселением в современном его понимании можно лишь услов¬но, несмотря на то, что по размерам это зачастую было типичное од¬нодверное поселение, что отразилось и в наименовании его у аднгов "уна", т.е. "дом". "Я старался узнать, имеют ли натухаджи другое слово для понятия "поселок" или "селение", - пишет Ф.Дюбуа де Мон- пере и заключает: "Кажется, что не имеют и употребляют в этом зна¬чении то же слово ун {онаей )** (Добуа де Монпере, 1937, с. 42).
Отголосок этого термина в форме "пше-уна-хабль" (дословно "по¬селок княжеского дома") мы обнаруживаем в названии другой катего¬рии поселений, связанной по своему происхождению с феодальным бы¬том. Позднее за поселениями моногенного типа закрепился термин "хабль" (адыг. хьабл, кабард. хьэбла, современное значение "квар¬тал", по мнению Л.Я.Июлье, производный от адыгского корня благъэ - "близко", "близкий" (Словарь... Люлье, 1846, с. 7,58) с добавлени¬ем префикса хэ, обозначающего "пространство, обжитое место (Коков, 1965, с. 314). Следовательно, в целом "хабль" можно перевести как "поселение близких родственников" (Словарь... Люлье, 1846; с. 7; Карданов, 1963, с. 32).
Другой социальной категорией поселений у аднгов в середине XIX в. были многодворные полигенные селения, обязанные своим воз-никновением развитию феодальных отношений. Ф.Дюбуа де Монпере ха-рактеризует их следующим образом: "Если несколько жилищ, рассеян*
ных вдоль и поперек, зависит от одного князя или объединены мест-ными условиями и общими интересами, им дают одно название, обыкно¬венно общее с рекою, протекающей по соседству" (Дюбуа де Монпере, 1937, с. 41).
Феодально-владельческие и соседско-общинные многодворные по-селения преобладали в первой половине XIX в. в Кабарде и у так называемых "аристократических" адыгских племен. "Кабардинское се-ление в описываемый период, - указывает Е.Н.Студенецкая, - состоя-ло из усадьбы феодала - владельца селения (аши или тлекотлеш) и беспорядочно группирующихся возле него усадеб его подвластных - уорков, азатов, тлхокотлов и шпитлей. В кабардинском селении фео-дального периода сохранилось отчасти и расселение по родам, но оп-ределяющим было все же феодальное устройство. Селения назывались по фамилии его феодального владельца" (Студенецкая, 1954, с. 157). И далее: "Усадьба князя - в частности его двор и кунацкая (помеще-ние для гостей, где большую часть времени проводил и сам глава до-ма)... представляла одновременно собой и общественный центр селе-ния, где... происходили суд и расправа, совещания феодалов, общест¬венные сборища и увеселения" (Там же). Такую же характеристику по¬лигенного поселения у адыгов дает и Е.С.Зевакин. "Аул, в котором жил князь с зависимыми от него группами населения и рабами, считал¬ся его собственностью. Он управлял подвластной общиной и владел ее территорией« Княжеская усадьба была обнесена забором. Вблизи усадь¬бы жили зависимые от князя крестьяне" (Зевакин (а), 1957, с. 185).
Сохранились документы 1830-1860-х годов, относящиеся к Кабар-де, из которых следует, что в указанное время, в противоположность более раннему свидетельству Й.Г.Гербера, у кабардинцев преоблада¬ли полигенные селения, принадлежавшие различным княжеским фамилиям. Так, по данным русских военных властей, в 1830-х годах в Кабарде насчитывалось 93 населенных пункта с общим числом дворов 4602, что
дает в среднем 49,5 двора на одно поселение. Из этого числа 40 се¬лений находились во владении княжеских фамилий Атажукиных и Мисос- тавых, 36 признавали власть князей из рода Кайтукиных и Бещурзи- ных (Кумыков, 1965, с. 149). 17 малокабардинских селений состояли под властью потомков княжеской фамилии Бековичей-Черкасских.
Тип владельческого поселения был не чужд и адыгским племенам, жившим в условиях "народовластия". В этом нет никакого противоре-чия, учитывая, что все различие между "аристократическими" и "де-мократическими" племенами сводились по существу к различиям в поли¬тическом устройстве и "не затрагивало, - пишет В.К.Гарданов, - са¬мих основ способа производства, социальной структуры общества", которая была как у тех, так и у других одинаково феодальной (Гар- данов В.К., 1967, с. 328).
Упоминание об одном из таких селений-поместий, находившемся в горах Закубанья между реками Пшадом и Курдаипсом и принадлежавшем абадзехскому старшине Даур-Амиш-Гирею, содержится в воспоминаниях барона Торнау (Торнау, 1852). Феодально-княжеская основа абадзех- ских поселений одного из наиболее крупных демократических племен цроступает также в названии их по фамилиям бывших у них некогда дворянских родов Берзекхабль, Нежуко-хабль, Гатюко-хабль и т.п. (Сталь, 1910, с. 154). Правда, в отличие от кабардинских и запад- ноадыгских аристократических племен владельческие поселения у де-мократических племен шапсугов, абадзехов и натухайцев были, по-ви-димому, несколько меньшими по размерам уже в силу отсутствия у них князей с челядью - самого высшего и наиболее могущественного фео-дального сословия.
Впрочем, и поселения аристократических племен, включая и ка-бардинцев, в рассматриваемый период были не столь уж большими. Ос-новываясь на одном документе той поры, Т.X.Кумыков установил, что подавляющее большинство кабардинских селений насчитывало 20-30 дво¬ров и только два селения - майора Докщукина и Шемахи Коголки- на - состояли более чем из ста дворов (Кумыков, 1965, с. 153).
Наиболее крупные селения были в Малой Кабарде, на Черноморс-ком побережье Кавказа и близ Кубани, где постоянная военная опас-ность заставляла население селиться большими многодворными селаш. Так, по свидетельству Де ля Мотре, виденное им в Причерноморье сел. Хеллейпс состояло из 300-400 дворов (Очерки истории Адыгеи, 1957, с. 226). Это же подтверждает и Хан-Гирей, первый адыгский этнограф, который сообщает, что старые черкесские аулы в Прикубанье "насчитывали по 100 и более дворов" (Хан-Гирей, 1893, с. 17).
На давность и прочность соседско-территориальных связей и поселений адыгов указывает и фольклор этих народов, в частности такие выразительные поговорки, как, например: "Близкий сосед лучше дальней родни", "Что сосед, что штаны - одинаково близки".
Крупные полигенные соседско-территориальные и владельческие поселения назывались у адыгов "куадж" и "чылэ" (адыг. кьуадж, ч1ылэ, кабард. къуаже, жылэ). Первое из этих наименований Ф.Дюбуа де Монпере связывал с особенностями планировки поселений: "На рав-нинах Кубани, в Большой и Малой Кабарде некоторая часть горных (?) черкесов употребляет слово куда или квадже, по-татарски " кабак", для обозначения селения из 40-50 жилшц, расположенных кольцом" (Дюбуа де Монпере, с. 42). Но такое объяснение не оправдывается языковым материалом. Э.Л.Коджесау вкладывает в термин куадж соци-альное содержание. "Кьуадж появляется лишь с расслоением адыгско¬го общества на классы и вцделением господствующей верхушки - кня¬зей, именем которых часто стали называться адыгские аулы" (Кодже- сау, 1965; с. 82). Что касается названия чылэ, то по данным поле¬вых исследований Э.Л.Коджесау, оно, как будто предшествовало тер¬мину куадж ("термин чылэ, согласно полевым материалам, появился раньше, чем кьуадж") (Там.же).
Близкой точки зрения цридерживается и черкесский этнограф И.Х.Калмыков, который опирается в своих выводах также на этимоло-гию данных терминов. "Из двух приведенных терминов раньше возник, вероятно, термин "жылэ". На такое предположение наводит другое его смысловое значение: "семя". Это термин, по всей вероятности, перво¬начально относился лишь к растительному миру, но с течением вре¬мени стал применяться по аналогии и к общественному явлению, опре¬деляя понятие материнского рода". И далее относительно названия къуаже: "В термине "къуаже" основным компонентом является "къуэ", что означает "сын". Второй компонент слова "жэ" означает "беги", "побег"... У черкесов имеющий свою семью княжеский сын был вправе уйти со своими подвластными из отцовского селения и основать соб¬ственный аул. Как правило, такой аул получал название по имени или фамилии его основателя. Но иногда основатель аула сохранял имя своего отца и название населенного пункта. Например, Бересланов- ский аул (ныне Инжичишхо) назывался "Беслэн и къуэм и къуажеп (аул сына Беслана)" (Калмыков, 1974, с. 132, 133).
Образование укрепленных селений в районах, соседствующих с Черным морем и Кубанью, все исследователи объясняют потребностями военно-стратегического характера - необходимостью более тесного объединения с целью обороны, с чем, по-видимому, можно согласиться. "В малозащищенной местности, прилегающей к степной полосе, - пишет Е.С.Зевакин, - постоянная опасность внезапных нападений заставляла адыгов селиться в настоящих аулах с одной общей оградой" (Зевакин, (а), 1957, с. 229).
Крупные полигенные поселения в еще большей степени, чем для адыгов и кабардинцев, были характерны для карачаевцев и балкарцев. Об этом можно судить прежде всего по статистическим данным, кото-рые, нацример, для Балкарии 1830-х годов давит цифру в 140-150 дво¬ров в среднем на одно селение, а в 1850-х годах - 52,8 двора (Врев¬ский, ЦГБЙА, л. 3; Очерки истории балкарского народа, 1961, е.45, 46). Это подтверждают и народные предания, согласно которым осно¬вателями большинства, в том числе наиболее древних, селений вы¬ступают всегда несколько фамилий. Так, например, основателями сел. Эски Безенги (Старое Безенги) считаются четыре фамилии: Холамхано- вы (две семьи), Чечаевы, Рохаевы, Боттаевы (последние три по од¬ной семье) (АЙЭ, 1968, тетр. I, л. 115). Первоселенцами в сел. Бу- лунгу в Чегемском ущелье были фамилии Акаевых и Таппасхановых, в сел. Эльтюбю в том же ущелье - Эдоковы, Аккаевы, Калабековы, Бек- киевы, Газаевы, Гешшовы (Там же, л. 137,138). О полигенном харак¬тере балкарских поселений косвенно свидетельствуют также грузинс¬кие источники. "В басианских селах имеются крепости и башни, мест¬ное население называет их городами (!), но поскольку они не имеют городского управления и строя, мы считаем их пoceлкaми,,, - пишет Вахушти, грузинский историк первой половины ХУШ в. (Вахушти Багра- тиони, 1941, с. 150).
Относительно Карачая источники и авторы прошлого столетия, правда, оговариваются, что первоначально там существовали неболь-шие моногенные поселения хуторского типа^, которые в дальнейшем образовали три больших аула: Карт-Джюрт, Хурзук и Учкулан, позд-нее получившие название "Большой Карачай". Карачаевцы, придя в верховья Кубани, пишет А.И. Дьячков-Тарасов, застали дремучие ле-са, поселялись хуторами. Позднее они слились в аулы: хутор Боташа (один из легендарных родоначальников карачаевцев) был на реке Хур¬зук. Когда эти хутора превратились в аулы Хурзук и Учкулан, Эль- Тюбе обратилось в аул Карт-Джюрт (старое селение) (Дьячков-Тарасов, 1898, с.65). Даже в середине XIX в. ,по словам А.П.Берже, помимо трех названных аулов многие из карачаевцев жили еще в "отдаленных пещерах на вершинах маленьких речек, вытекающих из подошвы Эльбру¬са" (Берже, 1858, с. 25). Это первоначально рассеянное моногенное
поселение отразилось также в позднейшей свободной разбросанной фашльноквартальной планировке карачаевских аулов (карта № 3).
Ведущей отраслью хозяйства карачаевцйвв первой половине прошлого столетия было скотоводство. Летом на горные пастбища ка- рачае^ы нередко уходили целыми семьями, а мужчины-пастухи иногда оставались там и круглый год. Случалось, что некоторые из них по 5-7 лет не появлялись в родном ауле, жили постоянно со скотом на кошах, которые постепенно все более обрастали жилыми и хозяйствен-ными постройками. Так со временем возникли новые селения Джазлык (дословно "летовка"), Дуут и др. В середине XIX в. в Карачае чис-лилось уже семь селений. А в Хурзуке, например, в эту пору насчи-тывалось ориентировочно около 1200 дворов - случай уникальный для горной полосы Северного Кавказа, если не брать в расчет Дагестан (Алиев У., 1927, с. 14).
Главная причина преобладания у балкарцев и карачаевцев много- дворных полигенных поселений состояла, во-видимому, в особенностях их этнической истории, в частности в том, что заселение горных ущелий этими народами происходило не путем постепенного освоения местности, но под давлением извне и в сравнительно сжатый промежу-ток времени. Об этом согласно свидетельствуют письменные.источники и предания самого народа. (Лавров, 1959, с. 4-9; 1969, с. 60-77)4. По словам одного из наших информаторов Алиева Габо, 91 год, из сел. Уллуэль, в первые годы обоснования балкарцев в Баксане там "повсюду росли густые леса, а народу было мало, поэтому их предки охотно принимаои в свою среду беглецов из других земель, давали им невесту и землю" (АИЭ, 1968, те?. 2, л. 57). Нечто подобное расска¬зывают старожилы и в Верхнем Чегеме (Там же, тетр. I, л. 137,142).
С другой стороны по рассказам стариков, балкарцы и карачаевцы с незапамятных времен имели сословие феодалов-таубиев, т.е. горс-ких князей. В предании о заселении Баксанского ущелья говорится, что первые поселенцы в Уллу-Эль (Верхнем Баксане) Гекки и Джаппо специально ездили в Безенги, с тем чтобы выкрасть у тамошних тау- биев мальчика княжеской крови, поскольку "жить без князя считалось
с
позором . Вахушти пишет также, что в Басиани "имеются помещики с крепостными крестьянами" (Вакушти Багратиони, 1941, е. 150), Но, как уже отмечалось выше, для владельческих поселений характерны многодворность и полигенность, что, впрочем, не отрицает наличия в
с.
отдельных случаях и однодворного "хуторского" поселения .
Значительно более разнообразными по своей социально-экономи-ческой структуре предстают перед наш в рассматриваемый период се-ления осетин. Источники, которыми мы располагаем, зачастую дают противоречивые показания в отношении величины селений и числа про-живающих в них фамилий. Наиболее ранние описания характеризуют осетинское селение как многодворное и полигенное. "Их селения, входящие в каждый район, в количестве от 5 до 50, полностью похо¬жи на черкесские; они большие или маленькие, построены аналогично черкесским и также часто переносятся на новые места. В каждом из них живет от 20 до 100 фамилий", - указывает И.Гюльденштедт, посе-тивший ряд осетинских ущелий в начале 70-х годов ХУШ в. (Гюльден- штедт, 1967; е. 89).
Судя по тому, что в качестве характерной черты здесь отмеча-ется "подвижность" осетинских селений, можно полагать, что И.Гюль-денштедт имел в виду плоскостную часть Осетии, поскольку в горах дома были каменными, а селения веками стояли на одних и тех же местах.
Вместе с тем в наших руках еще одно современное И.Гюльденш- тедту свидетельство, из которого следует, что чуть ли не все осе-тинские селения, в том числе и горные, насчитывали по нескольку десятков дворов, т.е. были полигенными. Речь идет об описи осетин-ских селений, составленной протопопом Иоанном Болгарским в 1780 г.
В описи поименно упомянуты 34 селения, в большинстве своем суще-ствующие в горах и поныне, из которых наименьшее Цагат Ламардон насчитывает 13 дворов. Шесть селений, согласно описи, имеют от 120 до 150 дворов, а одно (Тиб) - даже 210 дворов. Средний же раз¬мер селения колеблется в пределах 30-60 дворов (ЦГАДА, ф.22,оп.1.~ Цит по МЙО, 1934, с. 161,162).
Сохранившиеся руины каменных зданий в указанных в описи се-лениях во многих случаях подтверждают сведения приведенного источ-ника, особенно если учесть, что наряду с каменными домами осетины строили в прошлом и деревянные жилища, которые, естественно, мог-
7
ж и не уцелеть .
О больших селениях осетин сообщает и Вахушти в своей "Геог-рафии"; "Цимити, селение большое башенное... Кобани, селение боль-шое и башенное... Джибгизи (Дзивгис), село большое башенное с... крепостью...крепкою, недоступною для врагов... Какадури, село большое, прекрасное, башенное и крепость на подошве горы... весь¬ма крепкая; селение Квара, прекрасное, с башнею и крепостью вели¬кою и сильною" и т.д. (Вахушти Багратиони, 1904, с. 144).
Между тем другие авторы говорят о селениях осетин прямо про-тивоположное. "Осетины, - пишет Ю.Клапрот, - живут либо в селени-ях, либо в отдельных домах, разбросанных в горах. Селения называ-ются у них кау и гау". И далее в примечании пояснение: "Селения в большинстве случаев очень маленькие и многие стоят так близко друг от друга, что их можно принять за одно. Селение обычно получает название по имени проживающей в нем фамилии. Отсюда многочисленные названия селений у Гюльденштедта (Клапрот, 1967, с. 169, прим.99).
С приведенным высказыванием Ю.Клапрота перекликается сообще-ние К.Коха, путешествовавшего по Кавказу в 30-х годах XIX в., ко-торый отмечает, что жилища осетин "редко стоят в долине, но раз-бросаны по возвышенностям и даже склонам гор. Несколько таких до-мов образуют выше названный кау, жители которого, как правило, принадлежат к одной семье" (Кох, 1967, с. 262). В другом месте своего труда К.Кох подробно поясняет, каким образом происходит образование фамильных поселений у осетин и как они соотносятся одно с другим. "Когда умирает отец, сыновья с детьми остаются вблизи отцовского жилища, которое достается старшему их них и об-разует со всей семьей так называемое кау (селение), члены которо¬го благодаря родству по крови тесно связаны и взаимно защищают друг друга. Такое кау, как правило, получает имя семьи (читай фа¬милии. - В.К.), которая его образует. В большинстве случаев оно состоит из небольшого количества домов, расположенных иногда не слишком близко друг от друга... поэтому слово кау может быть толь¬ко в переносном смысле переведено как селение. По мере того как количество домов возрастает и семьи увеличиваются, связи отдельных ее членов ослабевают. Прежнее единство нарушается всякими раздо-рами, и иногда часть членов основывает, наконец, новое кау, по возможности в самом близком расстоянии от основного (т.е. роди-тельского. - В.К.). Так возникли постепенно многочисленные кау в осетинских долинах" (Там же, с. 254). И еще: "Новые кау не отделя-ются от старых, так как во всех случаях они оказываются снова свя-занными с ниш. Отдельные члены встают на защиту друг друга, как только внешние обстоятельства призывают их к тесному союзу. Так создались братства, состоящие только из членов одной большой семьи.. Братство, как правило, занимает определенную долину и не допуска¬ет в нее никакого постороннего, даже своих земляков, с которыми оно не имеет никакой связи, но живет даже в постоянной вражде" (Там же, с. 254-255).
"Братства", о которых говорит К.Кох в приведенном отрывке, - это не что иное, как разросшаяся патронимия, для которой характе¬рен моногенный тип поселения.
Таким образом, можно с уверенностью сказать, что какая-то часть осетин в первой половине XIX в. жила в небольших фамильно- патронимических поселениях. Такие поселения были наиболее распро-странены в глухих высокогорных долинах, вдали от больших рек и горных дорог. Тот же К.Кох называет ряд таких ущельных обществ, или братств, по терминологии автора, в верховьях главной осетинс-кой реки Ардон: "Ардон, или безумная река, бесспорно самая боль¬шая река Осетии...образуется пятью речками (Сгеле, Срого, Гинат, Сака и Нар). На каждой из речек ошло особое братство, получившее от нее свое название. После соединения всех этих речек в Ардон, но до выхода этой последней из среднекавказских гор, на ее берегах живет пятое братство, называемое Срамаги (Зарамаг)" (Кох, 1967, с. 242).
После этого общего вступления автор перечисляет число дворов, селений и жителей в каждом из поименованных им братств (обществ). Из приводимых сведений явствует, что в обществе Сака, расположен-ном в одноименной долине, во времена К.Коха числилось 12 селений и 97 дворов, что дает в среднем 8 дворов на одно селение. В Барс¬ком обществе, занимавшем две узкие долины, насчитывалось 35 селе¬ний и 195 дворов, т.е. в среднем по 5-6 домов на селение. В общест¬ве Срого имелось всего 8 селений и 51 дом, что дает 6-7 домов на селение. Общество Сгеле, или Машеонское, отличалось от соседних ущелий более плотной застройкой и тем, что в одном из восьми его селений, а именно в сел.Тиб, насчитывалось 92 двора. На долю ос-тальных семи селений приходилось 136 дворов, или по 19 дворов на одно селение. Столь большая сравнительно величина селений была обусловлена, вероятно, тем, что Мамисонское общество лежало на пе-ревальной дороге из Северной Осетии в Рачу (Грущия) и жители в целях безопасности были вынуждены селиться более крупными селения-ми. И, наконец, в "районе Срамага" (Зарамагское общество) К.Кох
указывает 14 селений при 132 дворах, что дает в среднем 9 домов на селение (Там же, с. 246).
Разнообразные хозяйственные интересы, потребности обороны, религиозная близость вынуждали основателей патронимических поселе-ний не порывать связей с отчим гнездом и селиться поблизости друг от друга. Отсюда чрезвычайная скученность поселений, особенно ха-рактерная для высокогорных ущелий, где, по словам К.Хетагурова, "на квадратной версте таких поселений можно насчитать с десяток" (Хетагуров, 1961, с. 314).
Впрочем, следует иметь в виду, что для первой половины XIX в. моногенные поселения представляли собой в известной степени анах-ронизм, рудимент давно отжившего у осетин патриархально-родового строя. Недаром многие исследователи прошлого столетия отмечают, что большинство моногенных башенных поселений в их время лежало уже в развалинах или пережило период глубокой деградации. "Все ре-шительно горы и холмы (по течению Сонгутидона. - В.К.) увенчаны развалинами маленьких крепостей", - пишет К.Ф.Ган о Дигорском ущелье (Ган, 1902, с. 214). То же самое сообщает Штедер в 1880-х годах о Куртатинском ущелье: "Этот округ - один из наиболее обшир-ных, многолюдных и плодородных. Многочисленные развалины башен и стен на самых высоких возвышенностях говорят о древности места и о многих происшедших здесь изменениях" (Штедер, с. 46).
С другой стороны, те небольшие поселения, которые были еще обитаемы в рассматриваемый период и о которых можно было бы пред-полагать, что они представляют собой упомянутые выше моногенные поселения патриархально-патронимического типа, в некоторых случаях были типично феодальными усадьбами. Это видно, например, из слов того же Штедера, что дигорские бадиляты (феодалы) живут в "крепких замках" (Там же, с. 60). Показательно также свидетельство Вахушти о том, что "если овс или двалец приобретает силу или разбогатеет,
то он или женится на двух-трех женах или строит себе башню..." (Вахушти, 1904, с. 70).
Сильный и богатый осетин, строящий башню - это типичный пред-ставитель классового феодального общества, но отнюдь не патриар-хального родового, как о том иногда писали исследователи^.
Феодализм давно пустил корни в осетинском обществе. Уже в раннесредневековой Алании имелся многочисленный класс феодалов разных ступеней, живших в обособленных замках и поселениях. По словам доминиканского монаха Юлиана (ХШ в.), в северокавказской Алании было "столько местечек, сколько и князей" (ОГРИП, с. 12). Правда, позднее, после отхода алан в горы в результате монгольско¬го нашествия, у осетин произошел частичный сдвиг в сторону архаи¬зации общественных отношений, наблюдаемый в позднем средневековье почти повсеместно на Северном Кавказе (Кобычев, 1972, с. 60-69)^.
К рубежу ХУШ-Х1Х вв. власть феодалов сохранялась лишь у осе¬тин Дигорского и Тагаурского обществ, куртатинцы же и алагирцы и жители смежных с последними высокогорных ущелий в верховьях Ардо- на пребывали в "народоправстве" и управлялись выборными старшина- ми-алдарами. Поэтому вряд ж оправдано встречающееся в дореволюци¬онной (а иногда и в советской) литературе представление о том,что большие полигенные селения у осетин образовались лишь в поздней¬шую пору вследствие простого "увеличения населения" (Максимов, 1892, 22) или в результате "перемещения народонаселения и кровомще- ния" (Магометов, 1968, с. 229).
"Главным фактором этого явления (т.е. образования укрупнен-ных полигенных селений. - В.К.), - читаем у А.Х.Магометова, - следует считать поиски новых мест обитания ввиду безземелия и пе-ренаселенности разных мест и ожесточенной борьбы в условиях родо- племенной анархии и междоусобицы". И еще: "Тысячи людей, ввергну-тые в водоворот кровной мести, переходили из одного ущелья в дру- roe, укрываясь от преследования. Священный обычай гостеприимства горцев и долг предоставлять приют выходцам из других сел и ущелий сберегли немало человеческих жизней. Это, кроме того, меняло родо- племенной состав жителей обособленных природой осетинских обществ" (Там же).
В приведенном высказывании следствие спутано с причиной. Ра-зумеется, "в каждом из горных ущелий Осетии, - говоря словами А.Х.Магометова, - можно встретить жителей, предки которых жили раньше в другом ущелье", однако следует помнить, что такое подсе-ление было возможно лишь в условиях общества, разделенного на клас-сы, но отнюдь не "патриархального" и тем более "родового" с его замкнутыми узами кровного родства, характером производственных от-ношений и быта. В этом отношении весьма примечательно сообщение Штедера: "Все, что не находилось в ними в союзе, все, что не от-носилось к их селению, в их округу - считалось шли чуждым, и они относились ко всему этому враждебно" (Штедер, 1967, с. 31; См.так¬же Кох, 1967, с. 255). Можно также сослаться на пример Дагестана, где в ряде горных обществ, еще сохраняющих в целостности патриар¬хальные отношения, чужим ни под каким видом не разрешалось посе¬ляться в селениях. Например, в адатах Келебских аулов указывается, "если пришел в селение человек из другого общества..т то молодежь селения имеет право избить его". В селениях Ураде и Лаеубе на того, кто оказал помощь жителю чужого аула, по адату должен быть нало¬жен штраф. Ограничение прав чужепоселенцев содержат: отдельные статьи также феодального по своей сущности кодекса Уммухана Спра¬ведливого (Магомедов P.M., 1966, с. 5-7 ).
Полигенные поселения осетин в горах в первой половине XIX в., как и других северокавказских народов, по своей сути были не чем иным, как типично владельческими поселениями феодального типа. Об этом свидетельствуют самые разнообразные источники. "Селение Дар- гафс, защищенное башнями, принадлежит трем тагаурским фамилиям: Мамцирре-фирт, Соха и Ханкуате или Эристофи-фирт, селение нижняя Саниба принадлежит фамилии Кундухате... Улаг Шаниба или Верхняя Шаниба... принадлежит фамилии Санате", - замечает Ю.Клапрот о та- гаурских селениях (Клапрот, 1967, с. 133, 135). Аналогичные сведе-ния находим у Штедера о дигорских поселениях: "Во втором, южном селении (Кубати) среди каменных строений виден замок бадилятов с одной высокой башней"; или в другом месте: "Селение Дур-Дур в по-лутора версте от предгорий считается за бадилятской семьей Тагавер.. селения Ватшило, Вассилово и Туда принадлежит незаконнорожденным детям бадилятов" (Штедер, 1967, с. 50-52).
Но и в "демократическом" Куртатинском обществе одно из круп-нейших селений Даллакау, судя по некоторым данным, было в прошлом частным владением полулегендарных братьев Тага и Куртата, которые, по преданию, будто бы и погребены в местных склепах. О другом круп-ном куртатинском селении Дзивгис говорилось, что существующие там укрепления были воздвигнуты в древности "царями", следовательно, и это селение первоначально было скорее всего также владельческим в своей основе.
Но, пожалуй, самым интересным в указанном плане представляет¬ся сел.Цымыти, о котором сохранилось предание, что в отдаленном прошлом оно было богатым городом, служившим "единственным сбори¬щем для сбыта и покупки разных произведений природы и искусства" чуть ли не для всей горной Осетии (Головин, 1854, с. 442).
В первой половине XIX в. значительная часть осетин высели¬лась с гор на прилегающую равниру. Острое малоземелие, скудность почвы в горах, перенаселенность издавна вынуждали горцев стремить¬ся к переселению на плодородные пустопорожние земли на плоскости. Первые известные осетинские поселения здесь возникли во второй половине ХУШ в. Источники упоминают Караджево или Маскуава и Ах- чиншета на р. Урухе, поселения дигорских бадилят Кубати и Фадау на р. Уредон (Белой), Кобантекау на р. Лескен, а также селения ЛУР-ЛУР, Саликардан (Салугардан) и Вириг-сан (Еирагзанг) на одно¬именных речках (Штедер, 1967, с. 49, 51, 53; Клапрот, 1967, с.144, 145,154). В те же примерно годы осетины стали селиться и в окрест-ностях Моздока^ и Владикавказа. (Бутков, 1869, с. 215).
Однако массовое переселение осетин на равнину началось лишь в 20-30-х годах XIX в. в результате создания русской администра¬цией осетинских поселений вдоль Военно-Грузинской дороги. За ко¬роткий сравнительно срок на пространстве между правым берегом Те¬река и его левыми притоками Гизельдоном, Фиагдоном, Ардоном и Уру- хом в их нижнем течении возникло около двух десятков осетинских селений, основанных выходцами из четырех главных обществ: Тагаурс- кого, Куртатинского, Алагирского и Дигорского (Калоев, 1967, с. 59¬61; Магометов, 1968, с. 237-238).
Преобладающее большинство возникших селений с самого начала имело смешанный состав и лишь незначительная часть представляла собой однофамильные поселения, которые, впрочем, вследствие про-должавшихся подселений с гор и сложных зигзагов переселенческой политики царских властей в скором времени также стали полигенными многодворными селениями станичного типа.
О традиционных поселениях чеченцев и ингушей в литературе прочно держится мнение, что на равнине и особенно в горах они ис-стари были небольшими поселениями кровных родственников, преиму-щественно однофамильцев.
"Места древнейших поселений их (чеченцев), - пишет Е.Макси-мов, - переполнены небольшими поселениями, отселками и хуторами" (Максимов, 1893, с. 32). Переселяясь с гор на равнину в конце ХУШ в., они, по словам первого чеченского этнографа У.У.Лаудаева, писавшего в начале 70-х годов прошлого столетия, "вначале также
селились хуторами... в недоступных местах" (Лаудаев, 1872, с. 19). И еще: "Прежде чеченцы жили в маленьких хуторах, но в интересах безопасности^ удобства управления их поселили в аулах", - замеча¬ет К.Ф.Ган. Автор добавляет, что и теперь еще сплошь и рядом "жи¬тели одного аула носят одну фамилию и отличаются только именами" (Ган, 1902, с. 214, 219).
Идентичные указания находим и об ингушах. "Назрановское об-щество в прошлом было разбросано по хуторам и малым аулам", кото-рым "давали названия фамилий" (Вертепов, 1892, с. ПЗДН)11. Или у Н.Ф.Грабовского, современника описываемых событий, к тому же по роду службы непосредственно знакомого с положением дел в Ингушетии: до 1858 г. ингуши "жили хуторами по нескольку дворов одной какой- либо фамилии... две-три каменные постройки, вмещающие в себя не¬сколько семейств, составляли горский аул" (Грабовский, 1870, с.2 и след.).
Основой для такого рода представлений послужили многочислен?* ные небольшие (иногда действительно однофамильные, моногенные) по-селения в горах и предгорьях, сохранявшиеся во второй половине прошлого столетия, а подчас дожившие в руинах и до наших дней. Письменные документы первой половины XIX в. не дают, вроде бы, по-вода сомневаться в этом. Чеченцы на р. Мичик обитают "в разбросан-ных небольших частых деревнях", - сообщает Р.Ф.Розен, повторяя в другом месте почти дословно то же самое об ичкеринцах ("ичкеринцы составляют особенное общество, имеющее около 5 тысяч душ м.п, жи-телей, живущих разбросанными во множестве маленькими деревушками") (Розен Р.Ф., 1940, с. 236,237).
Но, во-первых, далеко не всегда "маленькая" или "небольшая деревня" еще равнозначна моногенному однофамильному поселению. Как показывают источники, и такое селение могло иметь многофамильное и даже разноэтническое население. "Небольшая деревня Даут-Мартан
населена частью карабулаками (ожно из этнографических подразде-лений вайнахов. - В.К.) и частью чеченцами", - свидетельствует один из участников Кавказской войны Г.В.Розен (Там же, с. 280). Во-вторых, в чеченском фольклоре "хутор" выступает обыкновенно в качестве временного поселения земледельца и скотовода (Семенов Н.С., 1895, с. 129), очень скоро перерастающего в крупное полиген¬ное поселение. Так, в предании об образовании известного в Чечне сел. Дарго говорится, что сначала на месте селения были пахотные и сенокосные участки соседнего поселения Белгатой. Со временем белгатойцы сочли более удобным не ходить за несколько верст на свои участки, а поселиться здесь постоянно. Первым переселенцем предание называет некоего Хози из "рода" Альбахат, обосновавшего¬ся в нижней части современного селения, известной ныне под назва¬нием "Хвост Дарго". Примеру Хози вскоре последовали другие балга- тойцы, а вслед за тем переселенцы из других мест, в том числе и
то
из: Дагестана (патронимическая группа 0рг1аной) . В XIX в. сел.
Дарго было крупным полигенным поселением, в котором.насчитывалось
пять мечетей и три кладбища, несколько кустарных мастерских, поч-
14
ти два десятка водяных мельниц и т.д.
История образования сел. Дарго в известной мере может счи-таться типичной для большинства горных чеченских и ингушских се-лений. Вместе с тем в первой половине XIX в. некоторые поселения в результате военных действий и многократных переселений и высе-лений на плоскость не только не увеличились в размерах, но, на-оборот, зачастую "растеряли" значительную часть своих жителей, создав у позднейших исследователей иллюзию "извечно" небольших по¬селений-" хуторов" .
Документы, предшествующие времени окончательного присоедине-ния Северо-Восточного Кавказа к России, говорят о том, что поселе¬ния горцев имели сравнительно крупные размеры и весьма неоднород¬ный состав жителей.
В этом отношении весьма показательна "Ведомость ингушских селений Кистинского округа", составленная в 1810-1811 гг. по по-казаниям представителей ингушей в связи с вступлением последних в русские подданство. В ведомости перечислены 13 деревень горной Ингушетии и среди них: Арзи (Эрзи) - 50 дворов, Тарш (Терши) - 29, Большой Удай (?) - 29, Малый Улай - 20, Холли (Хули) - 18, Кашкул (Кошк) - 15, Мороши Шорч) - 10, Горокай (Горак) - 28, Марц- хлеми (Мецхаль) - 10, Фитхаль (Фалхан) - 30, Беин (Бейни) - 20, Лазукин (Лежги?) - 30, Аратай (?) - 10 дворов. Итого 299 дворов, что дает в среднем 23 двора на селение - это соответствует харак¬теру полигенного поселения (АКАК, 1870, с. 904).
Мы далеки от того, чтобы воспринимать приведенные показания на веру в качестве адекватного отражения существовавшего положе¬ния. Во-первых, по той причине, что в ведомости названы не все ингушские поселения, а лишь селения Джерахского (Кистинского) ущелья, возможно ведущие в социально-политическом отношении в то время, а следовательно, наиболее крупные. Во-вторых, в число дво¬ров отдельных селений могли быть включены и тяготеющие к этим се¬лениям отселки и подобные им однодверные моногенные поселения.
Однако, сохранившиеся руины горных ингушских селений, за са¬мым незначительным исключением (Белган, Заурнекье, Багир и еще двух-трех), подтверждают показания приведенного документа об их многодворном полигенном характере. К примеру, в Эрзи по сведениям, собранным А.И.Робакидзе, уже на заре основания селения насчитыва-лось девять тайпов, фамильно-патршшмических групп, каждый из ко-торых группировался вокруг своей тайповой боевой башни. У хевсур сел.Эрзи так и именовалось "девятибашенным" селением (Цхрацихе). Позднее в ХУШ - начале XIX в., в Эрзи проживало 14 тайпов (Роба- кидзе, 1968, с. ИЗ) и насчитывалось 16 боевых башен (Вертепов, 1892, с. 80).
В других горных ущельях Ингушетии положение было примерно таким же. В этом нас убеждают руины таких старинных селений, как . Эгикал, Хамхи, Таргим, Цори, Пялинг, Хени, Лейлах, Някист и др., состоящие из остовов множества жилых и боевых башен, расположен¬ных в окружении обширных склеповых некрополей. Поэтому вряд ли следует безоговорочно доверять показаниям разного рода военных обзоров первой половины XIX в., в которых приводятся обобщающие данные, выраженные в "точных" цифрах .
Это же подтверждают и народные предания, связанные с основа-нием многих селений. Так, например, в предании об основании сел. Цори говорится, что первоначально здесь обосновался "род" Дзейто- вых. Однако уже в незапамятные времена к ним стали подселяться чужеродные беглецы из других обществ, искавшие спасения от кров¬ной мести. Они покупали пашни, сенокосы, выгоны и становшшсь рав-ноправными членами общества. В предреволюционное время лишь чет-верть дворов в сел.Цори принадлежала фамилии Дзейтовых, остальные были подселенцами (Христианович, 1928, с. 74). В свою очередь 15 поколений назад из Цори вышел "род" Салгиевых, который поселился в нижней части ущелья Чулхой-хи (один из боковых притоков Армхи), в одноименном селении. Не имея достаточно сил, чтобы возвести бое¬вую башню, салгинцы на новых местах допустили на свои земли "род" Гу, от которого пошла фамилия Гухоевых. Гухоевы выстроили свое селение на соседнем (через овраг) холме, и несмотря на то,что они выкупили у Салгиевых свои земли, последние продолжали смотреть на них как на своих подвластных, точнее "рабов" (лей), и не разреша¬ли им строить боевую башню'(Там же; см. также: Мартиросиан, 1928, с. 33). Таким образом, с формальной стороны Салги и Гу представля¬ли собой два независимых моногенных поселения, но по существу это был единый хозяйственно-территориальный комплекс, не слившийся в
одно селение1^.
Аналогичным образом жители сел.Лейлах в той же Чулхойской долине, для того чтобы удержать свои земельные владения, допусти¬ли в свое время на свою территорию "род" Хени (селение этого име¬ни находилось по соседству с сел. Лейлах), сообща они пригласили "евреев-каменщиков", с тем чтобы те выстроили боевую башню, за которую они заплатили мастерам скотом (те и другие поровну) (Хрис- тианович, 1928, с. 34)17.
Полигенный характер селений Салги и Лейлах виден из того, что в каждом из них было по нескольку боевых башен (в Салги - две, а в Лейлах - три) и некрополи, состоявшие из нескольких склепов, между тем как однофамильцы хоронили умерших обычно в одном скле¬пе и имели одну общую баевую башню. Примеры подобного рода, дока¬зывающие, что ингуши давно уже жили в условиях соседской общины,
то
можно было бы без труда умножить .
Полигенный тип поселений в еще большей степени был характе¬рен для горных чеченцев. "Мы видели в Ичкеринских горах большие хорошие деревни, по устройству своему нисколько не уступающие де¬ревням на плоскости" - сообщает Й.И.Нарденстамм, участник одного из походов в глубь Чечни в 1832 г. (Нарденстамм, 1940, с. 303). И в другом месте о районе лесистого хребта: "... в Черных горах, по крайней мере, где наши бывали, селения реже, но многолюдны". (Там же).
А.П.Берже приводит цифровые данные по некоторым горным чечен¬ским обществам (Ако: 10 аулов - 270 дворов; дальние киетины: 21 аул - 402 двора), из которых следует, что средний состав селений был 19-27 дворов (Берже, 1859, с. 80-83)19.
Есть известные основания считать, что как и в других райо-нах Северного Кавказа, полигенные селения в Чечне и Ингушетии во многих случаях, образовались как типично владельческие поселения,
несмотря на то, что в XIX в. ни у тех, ни у других не имелось четко выраженных сословий и классов. "Сословных каст здесь (в Чечне. В.К.) нет вовсе, хотя некоторые фамилии и считаются проис-хождением выше, нежели другие", - писал А.Ипполитов в 1860-х го-дах (Ипполитов, 1868, с. 4,5). То же самое подтверждает У.Лаудаев: "Чеченцы не имели князей и были все равны между собой" (Лаудаев, 1872, с. 24). Такого же мнения придерживаются и позднейшие авторы, например Е.Максимов: "Население Чечни... совсем не имеет сослов¬ных групп" (Максимов, 1892, с. 32,33).
Между тем целый ряд самых разнообразных данных наталкивает нас на мысль, что в более отдаленном прошлом дело, по-видимому, обстояло несколько иначе.
Русские документы второй половины ХУ1 - первой половины ХУЛ в. сохранили нам имена нескольких чеченских ("окоцких") и ингушских феодальных владений: Ших-мурзы Ишеримова, его сына Батай-мурзы Шихмурзина и внука Айбирь-мурзы Батаева. В начале ХУП в. на рус¬ской службе в Терском городке находился окоцкий мурза Кохостров Байтемир, а впоследствии его сын Албир-мурза Кохостров (Костров) с подвластными ему "узденами и с татарами". Одновременно упомина¬ются и более мелкие "своих кабаков владельцы": Казан да Бекан Ар- дашовы дети Щановы, Моздрюк и ряд других (Белокуров, 1889; Поли- евктов, 1937; Кушева, 1963).
Несколько позднее чеченцы и ингуши, выселившиеся в предгорья и на плоскость, попали в зависимость от кабардинских, аварских и кумыкских князей, которым платили различного рода подати (Верте-пов, 1892, с. 104; Далгат, 1893, с. 50; Иванов, 1902, с. 284; Очерки истории Чечено-Ингушской АССР, 1967, с. 57-59). 0 князьях рода Турлоевых предание гласит, что они якобы были приглашены че-ченцами добровольно, но впоследствии свергнуты восставшим народом. Потомки их жили в дальнейшем среди чеченцев на положении рядовых общинников (Вертепов, 1892, с. 104).
Если верить преданиям, князья и владельцы отдельных укреп-ленных замков и селений имелись некогда также в вайнахских об-ществах Акко (некто Яго), Малхисте (Cene), Галгае (Оуш или Ауш), в Джерахском ущелье (Чирак) и ряде других мест (Ошаев I., 1930, с. 58; Умаров, 1969, с. 174-176; Кобычев, 1972, с. 60-69).
О глубоко зашедшем социальном расслоении у вайнахов в прош¬лом свидетельствует также нартский эпос, в котором упоминаются "княжеские аулы" (Грен, 1897, с. 13), топонимы сел. Эльпхьа, до-словно "княжеское село" (Ошаев М., 1966, с. 155) и данные фоль¬клора "живущие у плетня сильных" или старинную пословицу, запи¬санную А.П.Йпполитовым: "Дай бог, чтобы все княжьи дети не подня¬лись из своих люлек и нор" (Ипполитов, 1868, с. 36). В старинных свадебных песнях ингушей невестка величала своего отца "князем", а о родительском доме пела, что в нем были "медные полы" (Далгат, 1930, с. 330).
Можно сказать, что за всем этим проглядывает совершенно иная ступень социальной организации, чем та, которая может быть выведена из сохранявшихся в рассматриваемую эпоху у вайнахов общественных институтов типа тухума - территориально-племенное подразделение, тайпа - патронимическая группа, гарьваьр и наькье (некъе) - патро-нимические подразделения. И прав М.Мамакаев, когда указывает,что "уже в ХУ1-ХУП вв., судя по историческим, фольклорным и археологи-ческим источникам, чеченский тайп перестал быть той "чудесной ор-ганизацией", где все были равны, где всякие споры и недоразумения разрешались тем коллективом, которого они касались, - всем тайном или же избранным им советом старейшин. И общинное землевладение являлось лишь юридической функцией, маскировавшей фактически су-ществовавшую частную (и зачастую феодальную) собственность (Мама- каев, 1962, с. 8).
К такому же выводу приходят и Р.Л. Харадзе и А.И.Робакидзе, анализируя памятники ингушей, в частности их поселения, которые относят к числу раннефеодальных. "Такая классификация горноингуш-ских поселений предполагает наличие классового общества, склады-вающегося на почве раннефеодальных отношений, при наличии стойких пережитков дофеодального общества в виде различных форм общинной собственности,семейной общины и других институтов" (Харадзе, Ро- бакидзе, 1968, с. 117). И далее: "Очевидно, наличие оборонитель-ной башни уже отражает зачатки социальной дифференциации, а фор-мирование укреплений замкового типа является свидетельством выде-ления из общей массы общинников, с одной стороны, привилегирован-ного сословия в лице ззди, а с другой - зависимого в лице лей (лай)" (Там же, с. 162,163).
Упомянутые архитектурные памятники датируются в пределах Х1У-ХУШ вв., в этих рамках, по мнению указанных исследователей, следует искать и"хронологические вехи процесса возникновения и развития феодальных взаимоотношений в Ингушетии" (Там же, с. 163). И если феодализм у вайнахов не сложился в развитую социальную организацию, то лишь вследствие отсутствия у них "государствен¬ности в полном смысле этого слова", отмечают исследователи (Там же, с. 164).
Наличие в той или иной мере феодальных отношений у чеченцев и ингушей в прошлом сегодня признают большинство исследователей. При этом в некоторых работах отмечается и местное своеобразие этой формы общественных отношений, состоявшей в том, что в качест¬ве феодала у вайнахов выступала обычно не отдельная личность, но целая семья, тайп, аул или общество (Базоркин, 1964, с. 18,29).
Таким образом, можно считать, что полигенные соседские посе-ления были наиболее распространенным типом поселений у горных че-ченцев и ингушей в середине XIX в. Наряду с этим у них существо-вали также мелкие моногенные поселения-хутора, возникшие на вновь освоенных заимках в лесистых горах и предгорьях. "Из больших де-ревень делают выселки, и в лесах везде видно недавно очищенные для хлебопашества места", - сообщает И.И.Норденстамм об Ичкерии (Норденстамм, 1940, с. 303). И в другом месте, касаясь долины р. Сунжи, развивает эту мысль более подробно: "Долина сия прежде, как и теперь многие помнят, была покрыта сплошными лесами; ныне же (речь идет о 1830-х годах. - В.К.) во многих местах встречают-ся большие поляны, которые год от году делаются пространнее, глав¬ная причина тому, конечно, та, что по мере умножения числа жите¬лей нужно увеличить и поля; также заметно, что год от года увели¬чивается число выселок из больших деревень, и там, где 10 лет то¬му назад были густые леса, теперь поля и много деревень" (Там же, с. 310).
В последнем отрывке речь идет о предгорной и равнинной час¬ти Чечни, которая в рассматриваемый период интенсивно продолжала осваиваться чеченцами и ингушами. Здесь издревле преобладали круп¬ные многофамильные поселения. "Чеченцы, обитающие на долине, жи¬вут большими аулами", - сообщает А.П.Берже (Берже, 1859, с. 87). Прославленный Чечен-аул, один из древнейших и наиболее выдвинутых в направлении равнины,от которого идет современное наименование чеченцев, был, по преданию, столь велик, что якобы некий всадник, задумавший объехать его, заморил своего коня (Лаудаев, 1872, с.19). Подобным же образом характеризует одно из первых поселений ингу¬шей на равнине Вахушти Багратиони. "В ущелье реки Борагнис-цхали (река Сунжа) ... находится Ангусти, селение большое; и ущелье это с строениями и селениями" (Вахушти Багратиони, 1904, с. 151).

0

5

Продолжение III главы

0 чеченских и ингушских селениях на равнине и в предгорьях размером до 100 и более дворов согласно говорят все авторы конца ХУЖ - первой пошовины XIX в. Так, по сообщению Штедера, ингуши,
проживавшие в долине р. Камбилеевки и в окрестностях Назрани,
обитали в селениях в 80-100-200 дворов в количестве около 300 фа-
20
милий. (Штедер, 1967, с. 32) . Их соседи с востока, западные ка- рабулаки, в 1830-х годах жили в 6 селениях, в которых насчитыва-лось до 868 дворов, что в среднем составляет 144 двора на селе¬ние (МИЧИД, с. 280-282). Были и селения-гиганты, как, например, Большие Атаги, Истису, Герменчук, достигавшие 500, 600 и,700 дво-ров (АКАК, т. Л, ч. 2, с. 508; т. УШ, с. 685).
Столь крупный размер чеченских селений на равнине был обу-словлен рядом причин. Прежде всего к укрупнению поселений жите¬лей толкала внешняя опасность, а с другой - более глубоко зашед¬ший процесс классового расслоения по сравнению с населением гор¬ных обществ. Большинство селений на равнине с основания находи¬лось в подчинении своих или соседних феодалов - кумыкских и кабар¬динских князей. Чеченские поселения на Тереке, отмечает Г.Ф.Розен,
от
"управляются князьями, коим довольно послушны" (МИЧИД, с. 233) . По показанию чеченца - офицера на русской службе Сулеймана Чулико- ва, его родное селение на равнине было основано отцом в 1808 г., когда отец вывел с гор несколько зависимых от него семей (Грицен-ко, 1961, с, 179). Другой пример - история создания аула Ногай- мирза-юрт, основанного прадедом У.Лаудаева, в котором, по словам последнего, его дед и отец пользовались правами владельцев и счи-тались старшинами всего селения. "Истинность этого, - добавляет автор, - могут подтвердить все жители надтеречных аулов" (Лауда- ев, 1972, с. 40,41).
Часть селений иа притеречной равнине имела не только полиген-ный, но даже смешанный этнический состав, происшедший вследствие постоянных переселений безземельных горцев из высокогорных райо¬нов Чечни. В этом смысле весьма любопытно свидетельство П.Г.1>утко- ва о том, что владельческие поселения кабардинских и кумыкских
князей на равнине состояли "меньше из их природных холопов, как из присоединившихся к ним добровольно чеченцев" (Бутков, 1869, ч. 2, ч. 112).
Образованию крупных полигенных поселений на равнине в нема¬лой степени содействовала и деятельность царской администрации, для которой наличие большого числа мелких поселений было невыгод¬но с точки зрения управления и осуществления надзора за состояни¬ем умонастроения коренного населения. Поэтому командование Кавказ¬ской линии в течение всей первой половины XIX в. предпринимало меры по укрупнению мелких поселений. Так, в 1840-х годах было сведено в одно гигантское поселение Урус-Мартан (численностью в 1600 дворов) население, жившее по рекам Мартану, Рошни-чу, Теньге (Берже, 1859, с. 21-25). Жители селений, находившихся в верховьях рек Гойты и Энгелика, были слиты в сел. Гелен-Гойта числом в 450 дворов; жители мелких поселений в долине р. Валерик были объедине¬ны в сел. Валерик в 172 двора; население ущелья р. Гехи (Чермхой- юрт, Мозгорой, Магома-ирзау, Мачи-юрт, Сунтой, Дахни-ирзау, Зан- дак и др.) поселено в одно селение Гехи, насчитывавшее около 600 дворов, и т.п. (Волкова, 1974, с. 214).
Эту же цель преследовало и переселение горцев на равнину, которое начали осуществлять царские власти сразу же по окончании военных действий в Чечне и в других районах Северного Кавказа (подробнее см.ниже). Наконец, развитие капиталистических отноше¬ний в пореформенный период окончательно подорвало и экономическую основу существования патриархально-феодальных поселений моноген-ного типа. По словам известного дореволюционного исследователя общественного быта на Кавказе М.М.Ковалевского, "родовые", патри-архальные поселения уже в 1880-х годах представляли собой не бо¬лее как исключение даже в самых отдаленных горных уголках (Кова¬левский М.М., 1886, с. 70). В конце XIX в. эта социальная катего¬рия сельских поселений окончательно прекращает свое существова¬ние.
По форме поселения народов Северного Кавказа довольно четко подразделяются на два основных вида: горные и равнинные. Горные селения в силу ряда исторических обстоятельств и особенностей рельефа отличались скученной застройкой, развернутой в вертикаль-ном плане, и характерным местоположением где-нибудь на крутом склоне горы, на вершине хребта или холма-останца и т.п. "Деревни издали похожи на орлинные гнезда, - писал один исследователь местного быта в 1880-х годах - ... не удивительно, что 20 дворов помещаются иногда на участке в 100 квадратных саженей, но жителю долины нельзя не подивиться тому, что такой участок... на котором взгромождаются дома из каменных плит почти без цемента, занимает часто обрывистую вершину высокой скалы, откуда нервному человеку даже страшно взглянуть вниз. (Кипиани, 1884, с. 21,22).
Такая форма поселений возникла еще в период позднего средне-вековья, в период постоянных междоусобных распрей и внешних опас-ностей. Поэтому можно даже сказать, что чем древнее было селение, тем, как правило, неудобнее оно было расположено, тем плотнее бы¬ла его застройка. Примером тому может служить поселение Хакуна, или Сакуна, в Куртатинском ущелье Северной Осетии, возвышающееся на вершине безлесой горы, в котором, по преданию, жили братья Кур- тат и Тага, легендарные родоначальники местных осетин. Со временем, однако, братья якобы спустились ниже и основали новое большое по¬селение Даллакау на берегу р. Фиагдон, где и сегодня еще стоят
22
приписываемые им склепы . Другой аналогичный пример - ингушское селение Ольгете в долине р. Армхи, основанное в конце ХУШ - нача-ле XIX в. выходцами из заброшенного ныне селения Эрзи, руины ко-торого находятся на склоне прилегающей горы. В памяти ольгетин- цев, однако, сохранилось воспоминание, что жители Эрзи (селение
существовало уже в ХУП в.) в свою очередь переселились некогда из еще более высокогорного поселения Кербите, расположенного на гребне того же горного хребта, но значительно выше и неудобнее Эрзи (Семенов Л.П., 1963, с. 67). Точно так же жители другого гор¬ного ингушского селения Салги, покинутого уже в советские годы, помнят о том, что предки их в незапамятные времена проживали в ове¬янном легендарным туманом селении Магат, лежащем в развалинах на заросшей вековым лесом горе Заглдук (АИЭ, 1969, тетр. I).
Еще выше и неудобнее с точки зрения жизнедеятельности были расположены селения замкового типа, принадлежавшие племенной и феодализирующейся знати. Многие из таких поселений-усадеб занима-ли вершины отвесных скал, холмов-останцев, представлявшие собой естественные укрепления. К числу их относятся давно заброшенные селения: Басхой в Чечне в долине р. Чанты-Аргуна, расположенное на оконечности острого как нож хребта; Вовнушки в Ингушетии, сед-лающее вершины двух обрывистых холмов; замок Сидановых в Дигор- ском ущелье Северной Осетии, высящийся на вершине отвесной скалы; заброшенный в заоблачную высь замок Жабоевых в Балкарии и многие другие.
Селения замкового типа чаще всего встречались в западных рай-онах Чечни, в Ингушетии и высокогорной зоне Северной Осетии вслед-ствие более замедленного социально-экономического развития этой части края по сравнению с другими его регионами, где феодализм пустил более прочные корни. Красочное описание поселения-усадьбы этого типа мы находим у Я.Рейнеггса в разделе, посвященном осети-нам. "Вожди и знатные люди этого народа обносят, кроме того, свои жилища высокой крепкой каменной стеной, в каждом углу которой на-ходятся маленькие сторожевые помещения. На верхней части стены находятся длинные, выдающиеся наружу острые колья или частокол, на которых висят лошадиные головы и другие кости (магические обе¬реги жилища. - В.К.); за этим частоколом и между кольями наложе¬ны в аршин вышины камни, чтобы можно было незамедлительно вос-пользоваться ими при внезапном нападении; однако они (камни) час¬то проламывают голову самому хозяину, его детям и коровам. Снару¬жи кругом стены лежат от 10 до 12 локтей в ширину низкие груды камней, остовы лошадей и другие кости, которые закрывают доступ как пешему, так и конному и оставляют только узкую тропинку, ве-дущую к двери дома" (Рейнеггс, 1967, с. 91-92).
Соображения обороны оказывались решающими при расположении поселений на местности. Отдельные селения в ущельях строились так, чтобы между ними сохранялась визуальная связь, позволявшая в слу-чае опасности быстро передать весть о ней всему ущелью. В качест¬ве сигнала при этом использовали огонь, который разводили на верх¬ней площадке боевых башен. Там, где конфигурация ущелья или пере¬пад высот мешали визуальному наблюдению, на возвышенных местах возводили специальные сторожевые башни, с которых сигнал передава-ли в близлежащие селения. Дежурство на таких башнях осуществляли по очереди все семьи сельской общины.
Другим важнейшим условием выбора места для поселения явля¬лось наличие источников воды - ручья, ключа и т.п., ввиду того, что каменный грунт практически исключал возможность рытья колод¬цев. Источники тщательно оберегали, каптировали, подводя иногда воду издалека с помощью специальных канав и водостоков. В поселе¬ниях замкового типа, расположенных на вершинах гор и безводных скалах, за водой приходилось порой ходить за многие сотни метров вниз к реке, поэтому в таких поселениях рыли специальные водо¬сборники и хранилища для воды. Доставка воды в этих случаях ло¬жилась тяжелым бременем на плечи женщин, которые носили воду в больших медных кувшинах.
Стратегические соображения были на единственной причиной не-удобного местоположения и скученной застройки поселений в горах. Не меньшую роль играж общая высокая плотность населения в гор¬ной полосе Северного Кавказа и, как следствие ее, крайнее мало¬земелье. "Учитывая незначительное количество мест, пригодных для использования, горы действительно очень заселены", - пишет Ю.Клапрот (Клапрот, 1967, с. 174), добавляя в другом месте, что иногда цена земли настолько высока, что "за несколько квадратных саженей уплачивают одним рабом или 100-160 овцами" (Там же). Су-ществовала даже поговорка, что земля стоит того животного, кото¬рое может на ней уместиться (Еяиев, 1959, с. 17,18; Материалы и исследования...,1962, с.46). По этой причине всякий мало-мальски пригодный для обработки участок стремились использовать под паш¬ню, сенокос или выгон и никогда не занимали под поселение. "Кар¬низы утесов, крутизны и гребни скал, безопасные от снежных, зем¬ляных и каменных завалов и сползания почвы, непригодные для об¬работки и менее доступные для нападения, были наиболее предпочи¬таемы для поселений", - замечает Коста Хетагуров, осетинский поэт, писатель и общественный деятель, сам выросший в одном из таких затерянных горных уголков (Хетагуров, 1961, с. 315).
Лишь после присоединения края к России, особенно с середины XIX в., когда политическая обстановка стабилизовалась и горцы по-лучили возможность спуститься на равнину, наиболее неудобно распо-ложенные поселения стали быстро пустеть, а жители их "переселять¬ся в долины рек, на более ровные участки. И хотя, как отмечалось выше, малоземелье в горах продолжало оставаться бичом коренного населения вплоть до Великой Октябрьской революции, характер рас-положения селений существенно изменился, а вместе с этим и форма их планировки. Теперь при выборе места под поселение в первую оче-редь стали учитывать удобство его с точки зрения ведения хозяй-ства. "Аулы дигорцев обыкновенно расположены на таких местах, - пишет К.Ф.Ган, автор второй половины XIX в., - где долина немно¬го расширяется и допускает обработку земли, или же поблизости легко доступных пастбищных и сенокосных мест" (Ган, 1898, с. 29).
В качестве примера поселения нового типа, основанного с
учетом исключительно лишь хозяйственной целесообразности, укажем
на уже упомянутое выше ингушское селение Ольгете. возникновение

которого относится к первой половину XIX в. . В Дигории, о кото¬рой только что шла речь в приведенном отрывке, таким селением, расположенным на открытых землях в пойме р. Уруха, было сел.Дзи- нага (в материалах начала XIX в. - Хинагикау) (Клапрот, 1967, с.146). "Сползание" поселений в горных круч зафиксировано также в многочисленных дублях названий селений, распространенных повсе-местно в горной полосе, как-то: "Верхний и Нижний Кий, Верхний и Нижний Кокадой (оба в Чечне), Верхний и Нижний Хули (Ингушетия), Верхний и Нижний Кобан (Северная Осетия), Верхний и Нижний Чегем (Балкария) и т.п. В других случаях такого рода повторы наименова-ний отразили особенности расселения в горах в связи с ростом на-родонаселения и процесс переселения горцев на свободные земли в предгорьях и на равнине, о чем говорилось в предшествующем разде-ле.
Новые (в том числе "нижние") селения отличались, как прави¬ло, значительно менее плотной застройкой, однако по-прежнему име¬ли неупорядоченную планировку, развернутую в вертикальном направ-лении, Такие селения были характерны для высокогорных районов Чечни, Ингушетии, Северной Осетии и большей части Балкарии. Толь¬ко в верховьях Баксанского ущелья и далее на запад в Карачае, где речные долины были шире, или, как в горной полосе Черкесии и Ады-геи, рельеф был более сглажен, селения имели свободную разбросан-ную планировку. Отдельные жилищ в них стояли в окружении дворов и приусадебных участков, а сами усадьбы группировались по фамиль¬но-патронимической принадлежности. В целом подобного рода селе¬ния по форме представляли собой сумму моногенных кварталов-досел- - ков, территориально ничем не связанных друг с другом. Объединяю¬щим признаком здесь выступала исключительно общность экономичес¬ких интересов (совместное владение земельными и лесными угодья¬ми, пастбищами и выгонами) и как отражение этого - общность идео-логических представлений, выражавшаяся в устройстве общеаульных собраний, отправлении религиозных праздников и т.п. действиях и преданиях.
Селения со свободной разбросанной планировкой тянулись за-частую на многие километры вдоль по ущелью и были особенно харак-терны для западноадыгских "демократических" племен Причерноморья и нижнего Прикубанья. Так, например, сел.Фагуа, начинаясь в трех верстах от моря, было растянуто по долине одноименной реки почти на 18 км (Фелицын, 1884, с. 22). Сел.Лохотх, расположенное в до-лине р. Ме, занимало территорию в несколько десятков километров и состояло из 9 самостоятельных патронимических поселений (хаблей), в каждом из которых проживало около 20 больших семей численностью от 30 до 60 человек; сел.Шахачей, совр.Кичмай, также подразделя-лось на 9 хаблей и имело протяженность до 70 км (Очерки, 1957, с. 226).
Один из первых адыгских этнографов Султан Крым-Гирей, писавший в 60-х годах прошлого столетия, так характеризовал селения совре¬менных ему горцев-адыгов: аулы "натухайцев", как и прочих вообще горцев, не отличались такой скученностью саклей, как аулы на плос¬кости, например бжедугов. То были нескончаемые цепи дворов, раз¬бросанных по вкусу их хозяев всюду по ущельям, горным террасам, долинам... Очень естественно, что человек, незнакомый еще с дет¬ства с топографией натухайских поселений, мог чрезвычайно затруд¬няться в точном разграничивании непрерывной цепи хуторов по аулам;
но аулы эти имели каждый свое предание, свои основания называть-ся так, а не иначе" (Крым-Гирей, 1866).
Селения со сравнительно свободной разбросанной планировкой, правда, выраженной значительно менее аморфно, были распростране¬ны в лесистых предгорьях и на прилегающей к ним равнине также и у других народов края, как о том можно заключить по описаниям. "Сак-ли располагаются без всякого порядка, - замечает один современник о чеченцах, - каждый строится там, где захочет; оттого чеченские аулы представляют собой не более как неправильную кучу домов, с кривыми и узкими переулками между ними, по которым едва может про-ехать одна арба; оставляется только небольшая:площадь посреди ау-ла, около мечети" (Иванов И., 1851, с. 5).
Более плотную застройку и упорядоченную планировку имели традиционные поселения адыгов, живших в Прикубанье, темиргоевцев, бжедугов, хатукайцев и других более мелких племен, а также кабар-динцев, обитавших в сравнительно обезлесенной местности. Внешняя опасность вынуждала здесь жителей прятать свои поселения за проч-ную ограду или возводить жилища по кругу или квадрату. Такой тип поселений фиксируется источниками здесь на протяжении нескольких столетий вплоть до начала XIX в. "Их селения находятся в густых лесах и окружены переплетенными деревьями, чтобы затруднить до¬ступ татарской коннице", - пишет Жан де Люк, автор середины ХУЛ в., об адыгских племенах шапсугов и натухайцев (Жан де Люк, 1879, с. 490). В описании начала XIX в. вновь читаем: "Каждое их селе¬ние укреплено по углам плетневыми оборонительными башнями" (ЩША, кол.414, д.300, л.85 об)24.
Укрепленные поселения имели сравнительно упорядоченную пла-нировку, при которой жилые и подсобные сооружения возводились по окружности или по периметру квадрата со входами, обращенными внутрь. В середину такого замкнутого поселения на ночь загоняли скот. "Жилища черкесов просты: дома строятся более из плетня и бывают обмазаны глиною внутри и снаружи. Деревню составляют 40 или 50 подобных домиков, крытых камышом или соломою и расположен¬ных кругообразно" (Живописное обозрение, 1874, с. 238).
Замкнутый укрепленный тип поселений круговой и кареобразной планировки, кроме адыгов, источники отмечают еще у ингушей Тар-ковской долины и чеченцев, живших на равнине и в лесистых пред-горьях. В единичном числе подобные поселения встречались и в гор-ной полосе. Иллюстрацией последнего может служить сел.Цизды в горной Ингушетии, расположенное на оконечности небольшого хребта и представляющее собой группу мощных трех- и четырехэтажных жилых башен, поставленных полукругом вплотную одна к другой. Однако значительно чаще в горах, как уже говорилось, встречались поселе-ния замкового типа.
Говоря о форме и планировке поселений, необходимо оговорить-ся, что приведенная их классификация является в известной мере условной, ввиду того, что границы между выведенными типами были крайне нечеткими. Так, селения свободной разбросанной планировки в зависимости от местности могли иметь террасное расположение, когда отдельные усадьбы или группы усадеб располагались на раз¬ном уровне. С другой стороны, эти селения чрезвычайно трудно от¬делимы от подворно-гнездовых поселений, представляющих собой как бы переходную ступень между моногенными однодверными отселками хуторского типа и большими полигенными селениями со свободной планировкой.
Приведенные" выше некоторые западноадыгские поселения, раз-бросанные на много километров, имели настолько аморфную планиров-ку, что в равной степени могут быть отнесены как к первому, так и ко второму из указанных типов. Имеющиеся источники далеко не всегда дают возможность четко их разграничить. Тем не менее, учи-тывая широкое бытование в рассматриваемую пору селений моноген¬ного типа, имеются веские: основания выделить последние с точки зрения планировки в особую категорию поселений подворно-гнездовой формы, состоящих из отдельных усадеб с прилегающими к ним пашнями, садами, огородами и другими сельскохозяйственными угодьями. Для ряда районов, в частности для норной Адыгеи, данный социальный тип и соответствующая ему подворно-гнездовая форма планировки бы¬ли преобладающими на протяжении всей первой половины XII в. У "живущих между верхней Кубанью и рекою Белою...селения...состоят из отдельных разбросанных дворов", - читаем в одном документе то¬го времени (АКАК, т. УП, с. 905). В другом сообщении, датируемом 1834 г., об абадзехах, одном из самых значительных по величине адыгских племен, говорится, что они "живут не селениями, но рас¬сеянно по речкам и местам по одному, по два и редко по три двора вместе" (Там же, т. УШ, с. 740).
Необходимо учитывать, что даже в первой половине XIX в. фор¬ма поселений на равнине у ряда народов края неоднократно изменялась под влиянием внешнеполитической ситуации, переселений на равнину и некоторых других факторов. Так, в 1840 г. чеченцы, по словам М.Я.Ольшевского , под давлением Шамиля "оставили свои большие ау¬лы в Большой Чечне и расселились хуторами по горам и лесным тру¬щобам" (Ольшевский, с. 96; АКАК, т. X, с. 471). В 1846 г. при учреждении Сунженской линии ушли с равнины ингуши, а их "хутора" подверглись уничтожению. По окончании военных действий, когда эти народы смогли вновь вернуться на свои места, их поселили уже в укрупненных селениях полигенного типа (Христианович, 1928, с.65; Берже, 1859, с. 17-21; Максимов, 1892, с. 30). Кабардинские поселе¬ния в источниках начала XIX в. характеризуются как укрепленные с замкнутой периметральной застройкой. Однако с упрочнением власти русской администрации надобность в подобной форме планировки от-пала, и они превратились в обычные поселения со свободной квар- татальной застройкой. Естественно, что на приводимой карте форм поселений середины XII в. отразить указанную эволюцию не было ни-какой возможности. На карте зафиксированы традиционные виды пла-нировки поселений, которые существовали на Северном Кавказе в пе-риод присоединения края к России.
Окончание войны на Северо-Восточном (1859 г.) и Северо-Запад¬ном Кавказе (1864 г.) и последовавшее затем переселение значитель¬ной части горцев в Турцию, а также проведение ряда земельных и переселенческих реформ во второй половине XIX в. привели к сущест¬венным переменам в расселении коренного населения и дальнейшему изменению формы и типа поселений в крае, особенно на равнине.
Так, в ходе Кавказской войны были выселены со своих прежних мест обитания западные адыги, большая часть которых переселилась в Турцию, а те, которые остались, были сведены с гор на равнину и расселены в крупных поселениях чересполосно с казачьими станицами (Берже, 1887; Лайпанов, 1966). В 1859-1864 гг. из района Бештау и междуречья Кумы, Калауса и Сабли ушли в Турцию ногайцы, а остав-шиеся были сведены в одно селение Канглы, в котором обосновалось около 300 семейств (Кужелева, 1964, с. 208; Волкова, 1974, с.220). Царская администрация приступила к планомерному сселению горцев в крупные поселения с учреждением в них должностей аульных старшин и квартальных помощников (Дзагуров Г.А., 1925; Касумов, 1967, с.10, II).
В 1865 г. была осуществлена переселенческая реформа в Большой Кабарде, в результате которой вместо 93 прежних небольших поселений было образовано 35 крупных селений размером в среднем по 100 и бо¬лее дворов в каждом (Кумыков, 1965, с. 151-157). В 1868 г. анало¬гичное укрупнение селений было проведено в Малой Кабарде: здесь из 32 селений было образовано 9 новых селений (Сборник статистических |
сведений..., 1869, с. 43; Волкова, 1974, с. 225-228). В те же го-ды по распоряжению наместника на Кавказе карачаевцам взамен арен-дуемой у кабардинцев земли было выделено два участка на равнине: первый - между реками Кумой и Кубанью размером в 26 тыс.дес.; второй - в долине р. Теберды - 14 тыс.дес. На новых землях в 1868¬1883 гг. было основано шесть селений, заселенных в большинстве получившими освобождение крепостными и рабами. (Дьячков-Тарасов, 1968, с. 53). В 1909 г. к ним прибавилось еще селение Воронцово- Карачаевское (по-местному Ак-къала). Вновь образованные поселения вкупе получили наименование Малого Карачая, в отличие от первона¬чальной территории расселения карачаевцев, которая с этих пор ста¬ла называться Большим или Старым Карачаем (Чурсин, 1915 г., с.156; Невская, 1964, с. 34).
В 1870-х годах в связи с размежеванием земель в Кабарде не-сколько тысяч десятин на равнине были переданы балкарцам, поселив-шимся в селениях Хасаут, Хабез, Гунделен, Чижок-кабак, Кашкатау (Месяц, 1928, с. 47).
В пореформенный период продолжалось интенсивное переселение на равнину осетин. В течение 1850-1370-х годов здесь возникает целый ряд новых переселенческих и укрупненных селений, как-то; Ги- зелъ, образованное в 1858 г. из слияния нескольких прежних одно- фамильных поселений тагиатов, Ногкау им Пысылмонкау (Мусульманс¬кое село), составленное также из жителей нескольких мелких моноген¬ных поселков куртатинцев, Брут, Дарг-кох, Хумалаг, Кардаин и др. Среди них выделялись своими размерами селения Волъно-Магометановс- кое (совр.Чикола) и Вольно-Христиановское (Дигора), в которых жи¬тели были сведены по их религиозному признаку (Гарданов М.К.,1925, с. 151-153; Цаллагов, 1893, с. I).
Переселенческое движение в Северной Осетии в эту пору отли¬чалось той особенностью, что большая часть земель на равнине к
этому времени была уже поделена между переселенцами предшествую-щего периода и казаками Первого Владикавказского полка, поселенны¬ми на левобережье Терека для охраны Военно-Грузинской дороги. Это порождало постоянные трения между переселенцами и администрацией и более ранними поселенцами. Поэтому значительная часть переселе¬ний происходила посредством подселения к уже имевшимся селениям. "Переселение с гор на плоскость совершается следующим образом, - писал один современник в 80-х годах. - Горец отыскивает невесту из семейства плоскостных жителей и временно поселяется у родственни¬ков жены; пробыв в селении год-другой и пользуясь гостеприимством, он без всяких предварительных разъяснений на каком-либо незанятом месте устраивает себе жилище будто бы для родственников своей жены, а потом перевозит свою семью во вновь устроенный дом и окончатель¬но здесь поселяется". Разумеется, что обосновавшийся таким путем на равнине горец не получал от сельской общины земельного надела, а юридически оказывался лишенным всяких прав, в том числе не имел "голоса" на сельских сходах. В официальных документах эта катего¬рия переселенцев получила наименование "временно проживающих". Вплоть до Великой Октябрьской революции "временно проживающие" сос-тавляли наиболее обездоленную часть населения, подобно "иногород-ним" в казачьих станицах Кубани и Терека.
По окончании военных действий на Северо-Восточном Кавказе на¬чалось массовое переселение на равнину чеченцев, которым специаль¬ной прокламацией главнокомандующего кн.Барятинского было обещано возвращение их прежних земельных владений. В итоге в короткий срок на территории Большой Чечни (к востоку от р. Гойты) возникло 29 крупных селений общим числом 8390 дворов и 15 селений в Малой Чечне (к западу от р. Гойты) общим числом около 5900 дворов, что в среднем составляло по 300-400 дворов на селение. В те же годы вернулись на свои старые места ичкеринцы, расселив¬шиеся в 29 селениях и ауховцы, поселенные в 8 селениях. Между 1856-1859 гг. были выселены из ущелий Черных гор жившие там ингу¬ши, галашевцы и карабулаки, и расселены в крупных поселениях в Назрановском округе. По завершении этой переселенческой кампании руководящий ею ген.Кундухов писал в своем рапорте: "В ущельях по Фортанте, Ассе, Сунже и Камбилеевке мелких хуторов и жителей нико¬го не осталось, и дело это, к удовольствию своему, я считаю окон¬чательно завершенным" (АКАК, т. X, с. 471¿Материалы по истории..., с. 313, 314; Максимов, 1893, с. 32).
Осуществляя переселение и укрупнение поселений, царские влас-ти преследовали отнюдь не филантропические, но сугубо свои колони-альные интересы. Однако справиться полностью с развязанным им пе-реселенческим процессом царизм оказался не в состоянии. Многие гор¬цы на свой страх и риск, часто вопреки администрации, перебирались на свободные земли на равнине и поселялись в малодворных и одно- дворных селениях хуторского типа. В результате из основанных в Чечне 438 селений (на равнине) 132 селения, т.е. более трети, на¬считывали едва по одному десятку дворов (Максимов, 1893, с. 32).
Расселение на равнине по соседству с русским населением и вблизи городов незамедлило отразиться на форме и планировке посе-лений коренного населения края. Уже в начале второй половины XIX в. многие селения на равнине стали приобретать черты правильной пла¬нировки, особенно те, при основании которых удавалось произвести поусадебные размежевания. Так, об осетинском селении Кадгарон А.Головин писал в 1854 г., что оно по виду "совершенно русское се¬ление: такие же срубы, отвесные соломенные кровли; неподалеку от дворов у каждого почти хозяина несколько запасных скирд хлеба" (Головин, 1854, с. 448). Также точно охарактеризован спустя не¬сколько лет это селение и соседнее с ним Гизель В.Б.Бфаф: "Обе эти деревни, хотя и населены осетинами, совершенно новые и ничем не отличаются от обыкновенных русских деревень с длинными улицами и деревянными хатами" (Пфаф, 1871, с. 12). А в конце 1880-х годов процесс переустройства селений на равнине охватил и более отдален¬ные от Владикавказа чеченские селения. "Мне как участнику прошлой Кавказской войны было приятно видеть вместо старых плетеных хуто¬ров благоустроенные обширные аулы с правильными улицами, чистень¬кими, нередко каменными постройками, садами и даже виноградниками и табачными плантациями", - писал один современник (Казбек, 1888, с. 10).
Наряду с упорядочением планировки в пореформенный период на-блюдается также значительное уплотнение застройки в селениях на равнине. Известную роль в этом сыграл распад больших семей, выз-ванный развитием капиталистических отношений и существовавшей прак¬тикой подымного наделения землей. В горах этот процесс сдерживало острое малоземелье и невозможность дробления.и без того мизерных земельных наделов. Так, если на равнине Чечено-Ингушетии в конце XIX в. большие семьи составляли едва 3,5$, а в Адыгее - 8,5$ от общего числа дворов, то в горах, например в Дигомском приходе Се¬верной Осетии, по данным А.Скачкова, даже в начале XX в. на одну разделившуюся семью приходилось 20 неразделившихся семей (Скачков, 1905, № 221; Пантюхов, 1900, с. 128). Впрочем, и здесь исследова¬тели отмечают постепенное уменьшение размеров семей. Так, например, по данным В.П. Христиановича, с 1889 по 1916 г. средний размер семьи у ингушей снизился с 6,9 до 5^7 человека (Христианович, 1928, с. 62).
Рост торговой и промышленной деятельности населения имел сво-им следствием появление в селениях (особенно на равнине) многочис-ленных лавок и различного рода кустарных промышленных заведений. "Лет двадцать назад в аулах совсем не было лавок, - писал в 1890-х годах публицист А.Г.Ардасенов. - Если и случалось, то ее исключи-тельно держал горский еврей. Ныне же не найдете ни одного (сельс-кого) общества без нескольких лавок, содержимых тз^земцами, вытес-нившими евреев. Нередкость, когда на 300 дворов населения насчи-тывается 4-5 лавок. Особенно это относится к Осетии, менее к Чеч-не, где хотя и есть лавки, но все же в меньшем числе. В Кабарде... число лавок еще очень невелико". И в другом месте: "Он (горец. - В.К.) спит и видит во сне лавку: лавка поправит его дела" (В.-Н.-Л. 1896, № 4266). Обилие лавчонок, в которых, "кроме нескольких ко¬робок спичек, кусков мыла, гвоздей и керосина, ничего не было", отмечает в адыгейском ауле Хакуринохабль (совр.Шовгеновск), А.Н, Дьячков-Тарасов (Дьячков-Тарасов, 1902, с. 19).
Действительно, списки населенных мест Северного Кавказа той поры показывают чуть ли не в каждом селении 3-4 лавки, мельницы, а также заводики и кустарные предприятия по производству кирпича, черепицы, изготовлению свечей, выделке кожи и т.д. (.Аутлев, Лавров, 1964, с. 29,30).
Все это коренным образом меняло внешний облик селений, кото-рые быстро теряли черты прежней феодально-патриархальной замкну-тости и национального своеобразия.
Великая Октябрьская революция и последовавшие за ней социа-листические преобразования в хозяйстве, культуре и быту народов СССР привели к кардинальным изменениям в расселении, форме и внеш¬нем облике поселений народов Северного Кавказа. Советская власть законодательным путем закрепила за местным населением обширные земли на равнине. Так, например, Северная Осетия получила 400 тыс. га земель на плоскости, куда в течение 1920-1921 гг. было пересе¬лено около 200 тыс.горцев, основавших 15 новых селений (К 40-ле-
о п
тию Северной Осетии, 1964) . В числе их Ногир (1920), Коста (1921), Нарт (1921), Красногор (1922), Став-Дурта (1923) и др. (ЦГА СОАССР, ф.42, оп. I, д. 45, л.Ю9).
Значительное число переселенцев подселялось к уже существо-вавшим плоскостным селениям: в станицу Змейскую подселилось II дворов, в хутор Ардонский - 29 дворов, в сел. Ново-Христиановское - 40 дворов, Кора-Урсдон - 20 дворов, Магометановское - 15 дворов, Дур-Дур - 87 дворов, Хаталдон - 10 дворов, Лескен - 51 двор, Фиаг- дон - 8 дворов, всего 363 двора (Баев, 1925, с. 279). В результа¬те уже к середине 1920-х годов в горах Северной Осетии осталось немногим более 20 тыс.человек, или около 14% от общего числа коренного населения области (Рклицкий, 1925, с. 21) .
Переселенцам выдавали денежную ссуду, отводили под поселение землю и т.п. К примеру, с 1921 по 1923 г. осетинцы-переселенцы через Кавказский сельский банк получили 200 тыс.руб. денежной ссуды (Дзакоев, Архив Северо-Осетинского НИИ, 11-24, № 62). Одновре-менно было осуществлено межаульное землеустройство и вновь возник-шие селения получили - юридическое признание (Баев, 1925, с.277). Наркомзем РСФСР разработал специальные правила застройки новых поселений и организации переселения. Тогда же был поставлен вопрос о присоединении к Северной Осетии Моздокского сельскохозяйственно-го района, где осетинские селения существовали с ХУШ в. (ЦГА ЧИАССР ф. 79, оп. I, ед.хр.5, л.167-177).
Окончание гражданской войны создало благоприятные предпосыл¬ки для переселения на равнину и улучшения материального положения чеченцев и ингушей. Как и в соседней Осетии, процесс переселения здесь начался стихийно. Горцы сами захватывали земли, которые до революции они арендовали у казаков и собственных помещиков, выпла-чивая ежегодно огромные суммы (Там же, л. 235-338J. Однако резервы свободных земель здесь были сравнительно невелики, среднее Прите- речье издавна было плотно заселено. Ввиду этого при образовании Чеченской автономной области к ней были прирезаны дополнительные площади. Таким образом территория области увеличивалась на II0400
дес. (ЦГА ЧЙАССР, ф.79,оп.1,ед.хр.45, л.277 об, 299). В результа¬те уже в 1925 г. средний надел на равнине в расчете на одно хо¬зяйство возрос до 2,2 га (по сравнению с 1,6 га в 1922 г. - год образования области). В дальнейшем,в связи с проведением в 1927¬1930 гг. сплошного уравнительного землеустройства и присоединения к Чеченской области Грозненского и Сунженского округов этот надел достиг 2,6 га (10 лет Советской Чечни, 1933, с. 80).
С целью оказания помощи переселенцам правительство Российс¬кой Федерации выделило Чеченскому ревкому 531 тыс.золотых рублей дотации (Там же, с. 122). Из этих средств земельное управление об-ласти наделяло каждого переселенца лошадью со сбруей и телегой и выдавало в течение первого лета по пуду кукурузной муки на каждо¬го члена семьи (ЦГА ЧЙАССР, ф.79, оп.1, ед.хр.92,л.69). Общая сме¬та на одну семью в 5-6 человек составила 500 руб. (Там же, ед.хр. 120, л. 64 и об). Сюда входили:
Проезд и питание на расстояние до 80 верст 75 руб.
Ссуда на домообзаведение, лесной материал и проч 300руб.
Семенная ссуда 100руб.
Врачебно-ветеринарная помощь 25 руб.
В других случаях переселенцев вдали уже готовые дома и на-резанные участки приусадебной земли размером в 1250 дес. на посе-лок, состоящий из 15 дворов (Там же, л. 70). Тем не менее пересе-ление шло довольно медленно, несмотря на то что для подъема хо-зяйства переселенцев в районе образования новых селений был соз¬дан тракторный отряд из 12 машин, один из первых в области. По пе¬реписи 1926 г. в горах Чечни оставалось еще около 126 тыс.человек, или более 39% общего числа населения области (Знаменский, 1929, с. 55). Основную часть переселенцев составляла молодежь, преимущест¬венно из Итумкалинского района, расположенного в бассейне р.Ченты- Аргуна.
В течение 1920-1922 гг. постановлением съезда Советов Ингу-шетии в области было осуществлено предварительное распределение бывших казенных и частновладельческих земель, главным образом экс-проприированных у поселенного здесь казачества, "впредь до прове-дения уравнительного землеустройства". Территория Ингушетии по сравнению с дореволюционным временем увеличилась к середине 1920-х годов с 184438,9 дес. до 292193 дес. Однако из-за отсутствия водо-снабжения почти 75% земель не использовались. И тем не менее за 1921-1923 гг. на землях четырех выселенных казачьих станиц по Сун- же и Камбилеевке (Сунженской, Тарекой, Ахки-юртовской и хутора Тарского) было основано 24 сельскохозяйственных объединения пере-селенцев с общим клином в 26642 дес.земли. С гор было выведено 2743 семьи, или 13715 человек. (ЦГА ЧИАССР, ф. 79, оп.1,ед.хр.71, л. 61,62,64,71,188; ед.хр.92, л.69).
После выделения Ингушетии из состава Горской республики был разработан перспективный план на пятилетие (1925-1930 гг.), кото-рым намечалось создание сети артезианских колодцев в районах буду-щих поселений. К 1926 г. на плоскость здесь переселилось до 86% населения (Христианович, 1928, с. 65).
В два раза (с 178 тыс.га до 350 тыс.га) увеличилась в совет-ские годы территория Карачая. Вновь присоединенные земли находились в нескольких верстах от Кисловодска и получили наименование Малого Карачая (Батчаев, 1932, с. 102,103). В первой половине 1920-х го¬дов здесь возникло 7 новых селений, в которых поселилось около 20 тыс.карачаевцев, или около трети всего коренного населения облас¬ти (А.Б. 1930, с. 49,50). В 1926 г. в Старом Карачае осталось око¬ло 64% прежнего населения (29454 человека против 45391 человека в 1916 г.) (Батчаев, 1932, с. 103; Студенецкая, 1960, с. 246). В начале 1930-х годов в Малом Карачае насчитывалось 14 селений, т.е. больше, чем их было до революции в Старом и Новом Карачае, вместе
ВЗЯТЫХ.
Процесс переселения с гор наиболее интенсивно шел в середи¬не - второй половине 1920-х годов, но в отдельных случаях он про-должался и после коллективизации и даже в послевоенные годы. В частности, в 1957 г. почти полностью переселились на равнину и в предгорья чеченцы и ингуши, а также большая часть карачаевцев и балкарцев. В эти же годы имело место переселение 200 семей осетин- дигорцев Ирафского района (ЦГА ЧИАССР, Ф.Р707, оп.1, ед.хр. 35, л. 1,2).
Переселение горцев на равнину было важнейшим социально-поли-тическим мероприятием Советской власти. Оно коренным образом из-менило географию размещения населения Северного Кавказа, а шесте с этим и тип, и форму его поселений и жилищ.
Новые селения с самого основания складывались как многодвор- ные полигенные поселения, где поселялись представители различных фашлий и родственных группировок. Инструкции и положения о пере-селении и устройстве поселений неукоснительно требовали при осно-вании новых поселений соблюдения санитарных норм и правил противо-пожарной охраны. Так, во временных правилах распланирования и за-стройки селений, разработанных Наркомземом РСФСР в 1925 г. на слу-чай переселения и устройства новых поселений, подробно указывалось, какой должна быть ширина улиц в селениях (25 м при двусторонней и 13 м при односторонней застройке). Для отвода грунтовых и сточных вод и осадков предлагалось прокладывать кюветы. Сами улицы надле¬жало проводить таким образом, чтобы они шли поперек направления господствующих ветров. Протяженность кварталов в селениях опреде¬лялась в 250 м, а отдельных усадеб - 30 м по фасаду и 120 м в глу¬бину, На каждые 25 дворов предлагалось устраивать колодец или во¬доразборную колонку (ИГА ЧИАССР, ф. 79, оп.1, ед.хр. 5, л.167-174).
На практике, правда, выполнить все перечисленные требования
удавалось далеко не всегда, особенно в отношении водоснабжения, ввиду того, что многие плоскостные районы были чрезвычайно бедны грунтовыми водами. Поэтому нередко новые селения (например, в Че-чено-Ингушетии в районе рек Назрани и Сунжи) жажсь к берегам рек и другим естественным источникам воды и были настолько близко рас¬положены одно от другого, что нередко сливались в один огромный аул, растянувшийся на несколько километров. По этой причине, а также вследствие постоянных подселений многие селения на равнине, как новые, так и старые, в советские годы значительно выросли, до¬стигнув огромных размеров в 600-800 и более дворов. Так, по р.Ача- луку на протяжении шести верст осело три крупных селения - Верхние, Средние и Нижние Ачалуки, в районе Пседахского ключа, питавшего водой три других больших селения, на площади в 3 кв.версты оказа¬лось скучено 7 тыс.человек. В этих селениях воду приходилось во¬зить за несколько километров.
Естественно, что в горах размер многих селений сократился до минимума. "Посетив в 1922 г, селение Даллакау (в Северной Осе¬тии. - В.К.) - писал В.П.Пожидаев, - я насчитал в нем до 60 дво¬ров, а спустя два года, в 1924 г., при моей вторичной поездке в этот же аул, я нашел только три бедные сакли, остальные выселились на равнину" (Пожидаев, 1926, с. 110). Такая же картина наблюдалась в соседней Ингушетии: "Современная Ингушетия (речь идет о горной части. - В.К.) - страна почти безлюдная, - писал В.П.Христианович в середине 1920-х годов. - Два-три двора на все селение, иногда даже только один, два человека жителей, чаще стариков, охраняющих древние очаги рода..." (Христианович, 1928, с. 61). Исключение в этом плане составляли лишь Карачай да отчасти Балкария и Чечня,
где сохранялись горные селения, насчитывавшие по нескольку десят-
27
ков и даже сотен дворов . Подавляющее большинство мелких поселе-ний в горах после революции прекратило свое существование: жители
их либо выселились на равнину, либо перебрались в соседние более крупные и благоустроенные в культурном и бытовом отношениях селе¬ния и рабочие поселки, как, например, Мизур, Садон, Бурон - в Се¬верной Осетии, Тырныауз, Былым (Угольный) - в Балкарии и т.п.
Важную роль в изменении социальной структуры и архитектурно¬го облика северокавказских селений сыграли культурная революция и коллективизация. С первых лет Советской власти в селениях Северно-го Кавказа основывается целая сеть школ, ликбезов, клубов, библио-тек, изб-читален, больниц и т.п. Коллективизация добавила к этому общественные усадьбы, обобществленные скотные и конные дворы, си-лосные башни, машинно-тракторные станции и ремонтные мастерские и множество других подсобных, хозяйственных и бытовых построек и предприятий. В отдельных селениях наряду с указанным появились и крупные промышленные предприятия, связанные с первичной переработ-кой и хранением сельскохозяйственной продукции колхозов и совхозов: мукомольные и маслоделательные заводы, элеваторы, кенафо-костра- литовые полигоны и пр. Сплошная электрификация и радиофикация со¬вершенно преобразили облик северокавказского села, менее чем за полстолетие проделавшего колоссальный путь от феодализма к социа¬лизму.
В настоящее время почти все селения Северного Кавказа имеют правильную улично-квартальную планировку, подчеркнуто выделенный общественный центр, в котором сосредоточены административные, куль¬турно-бытовые и торговые здания. Особенно выделяются своей величи¬ной, отделкой и выразительным обликом многоэтажные здания школ, административные здания и дворцы культуры. Центральная площадь и улицы во многих селениях покрыты асфальтом и украшены газонами и зелеными насаждениями. По вечерам улицы освещаются электрическими фонарями. Производственные и хозяйственные предприятия располага¬ются на окраине селений или, что еще чаще, вынесены за их пределы.
Во всех селениях на равнине в настоящее время имеется водо-провод, организуется баллонное газоснабжение. Все селения на рав¬нине и в горах связаны между собой и с ближайшими городами сетью шоссейных дорог, а наиболее крупные из них - также регулярным ав¬тобусным сообщением.
Неузнаваемо изменились форма и облик горных селений. За ред-ким исключением все они в настоящее время располагаются в долинах рек на сравнительно ровной местности. Это обстоятельство позволи¬ло значительно расширить и спланировать их уличную сеть, упорядо¬чить застройку. Как и на равнине, новое строительство в горных селениях ведется в строгом соответствии с требованиями санитарной гигиены и архитектурными правилами. Это относится прежде всего к тем селениям, которые по экономическим, топографическим и иным соображениям вошли в число так называемых "перспективных поселе¬ний", куда со временем должны быть переселены жители остальных, более мелких и отдаленных населенных пунктов. Укрупнение поселе¬ний является безусловно правильным мероприятием,полностью соот¬ветствующим политике Коммунистической партии и Советского прави¬тельства направленной на скорейшее преодоление социально-экономи¬ческих и культурно-бытовых различий между городом и деревней. Вместе с тем следует иметь в виду, что ликвидация большого числа "неперспективных" селений, ведет к выпадению из сельскохозяйст¬венного оборота значительного клина окультивированных сельскохо¬зяйственных угодий, расположенных в прежде обжитых местах. С чем мы мириться никак не можем. И здесь неоценимую услугу может ока¬зать вдумчивое использование народного опыта по устройству сезон¬ных и передвижных селений, наподобие прежних кошей,при чем не только в животноводстве, но и в рекультивации пропашных культур, садов и сенокосов на отдаленных от новых поселений земельных участках.

ПРИМЕЧАНИЯ

К главе - Поселения
1. Поселениям народов Северного Кавказа в этнографической литературе посвящено всего лишь несколько частных исследований, из которых в трех рассматриваются поселения балкарцев (Робакидзе, 1960; 1963; 1968; Чибиров, 1970; Мамбетов, 1971; Асанов, 1976). Частично материал по поселениям народов края содержится также в работах, посвященных материальной культуре народов Северного Кав¬каза и в обобщающих трудах (Магометов, 1968; Калоев, 1971; Гаджи- ева, 1976).
2. Ср..например, в описании "Закубанского пространства", сос-тавленном Генеральным штабом Кавказской линии в 1851 г.: "0 зала- бинских народах, находящихся в ведении нашего правительства... все определено приблизительно. Что касается абадзехов, нам непокорных, то о них мы знаем еще гораздо менее" (ЦГВЙА, ф.ВУА, д.19051, л.П5 об.).
3. В одном документе, датированном 1811 г., говорится, напри¬мер, о карачаевцах, живущих "небольшими усадьбами в бревенчатых домах" в количестве до 600 человек (ЦГВИА, кол.414,д.300,л.78).
- 251 г
4. Аналогичную мысль о проживании предков балкарцев в прош¬лом на равнине высказывал еще в начале XI в. Н.А.Караулов, кото¬рый в специальной работе о балкарцах ("болкарах") в частности пи¬сал: "По преданию, болкары некогда жили на равнине в северокавказ¬ских степях, но затем, теснимые сильным и многочисленным племенем кабардинцев, принуждены были уйти в горы, вверх по течению рек Те¬река, Чегема и Баксана" (Караулов, 1908, с.132). Аналогичные пре¬дания были записаны нами в 1968 г. в сел.Верхний Баксан со слов 1улиева Габо, 91 год (АЭИ, 1968, тетр.2, с.55). Относительно кара¬чаевцев см.: Дьячков-Тарасов, 1898, с. 65. Более подробно о проис¬хождении балкарцев и карачаевцев см.: Материалы научной сессии по проблеме происхождения балкарского и карачаевского народа (1959); Алексеева, 1971.
5. Записано в сел.Былым со слов Узденова Адабека, 88 лет. (АИЭ, 1968, тетр.2, с.38). Отбрасывая легендарный сюжет "о воров¬стве князя со стороны, отметим, что владельческий род Урузбиевых, как установил Л.И.Лавров на основании эпиграфической записи, най¬денной в сел.Хулам (Безенгийское ущелье), в первой четверти ХУШ в. действительно обитал в долине Черека (Лавров, 1968, с.124-125). По данным М.А.Иванова, баксанские фамилии Джапнуевых. Гаккиевых наря¬ду с фамилиями Тылаевых и Курдановых некогда также проживали в Бе- зенгийском ущелье (Иванов, 1902, с.17). Все это подтвервдает до¬стоверность исторического ядра предания о движении балкарцев с востока на запад и о смешанном, полигенном характере большей час¬ти их поселений.
6. По материалам А.И.Робакидзе, процесс образования полиген¬ных селений "начался в Балкарии задолго до крестьянской реформы", поскольку "моногенный признак оказался в них нарушенным даже внут¬ри кварталов" (Робакидзе А.И., I960, с.196).
7. Ср. у К.Коха: "Башни построены из камня, в то время как дома частично бывают из дерева" (Кох, 1967, с. 262).
- 252 -
8. Ср. у А.Г.Ардаеенова: осетины жили "в большинстве случа¬ев отдельными родовыми группами и только в редких случаях (?) об-разовывали крупные аулы... из соединения нескольких родов и фами¬лий" (В.-Н.гЛ., 1896, № 4162). Некритическое восприятие источников о "родовых" поселениях у осетин встречается порой и в современных изданиях (см., например, Магометов, 1968, с. 228, 229).
9. Ю.Гельденштедт по этому поводу сообщает: "В связи с внут¬ренними неурядицами... они (осетины), за исключением южной части, добились свободы" (Гюльденштедт Ю., 1967, с.88). Под "свободой" здесь подразумевается освобождение от власти феодалов-князей.
10. Подробнее о поселениях осетин см.Калоев, 1968, с. 210.
11. См.также Христианович В.П., 1928, с. 76.
12. Записано в 1969 г. в сел.Дарго со слов %ртазаева Мурди, 79 лет, АЭЙ. Материалы Северокавказского отряда 1968 г., тетр. I, с. 21.
13. Записано со слов Эдельханова Мата, 72 года. - Там же, с. 28.
14. Там же, с, 22.
15. В одном из подобных обзоров конца 1820-х годов, например, говорится, что территория Галгая (восточной части Ингушетии) сос¬тавляет 321 кв.версту, на которой располагается 55 селений с 213 дворами и 1065 жителями, при этом самое большое селение Хамхи на¬считывает всего 10 дворов (см.: Волкова Н.Г., 1974, с.157). Приве¬денные цифры, как видим, находятся в резком противоречий с данными ведомости по западной части той же Ингушетии (Джераховскому ущелью) и не соответствуют числу сохранившихся жилых комплексов в селениях горной полосы, не говоря уже о том, что получить их можно лишь пу¬тем точной переписи, что в указанное время было совершенно невоз¬можно, поскольку восточная часть Ингушетии пребывала в ту пору вне пределов досягаемости русской администрации.
- 258 -
16« Что касается Салги, то есть основания сомневаться, что жители его были однородными по составу. По преданию, записанному Л.П.Семеновым (в те же годы, когда там собирал свой материал и В.П.Христианович), часть салгинцев считала себя выходцами из со¬седнего заброшенного уже несколько веков тому назад сел.Магат (разночтения: Магалт, Магт). Поверье это живо в народе и поныне. Материалы Северокавказского отряда 1970 г., тетр.1, с.75).
17. Христианович В.П. Горная Ингушетия, с. 34. Существующее мнение о том, что название сел. Лялах (Лейлах) ведет свое начало от ингушек, лей - "раб" (Семенов Л.П. 1963, с.34), несостоятельно. Этому противоречит как приведенное выше предание об основании се¬ления, так и сам облик последнего (в селении до настоящего време¬ни возвышаются три великолепные боевые башни со ступенчато-пира¬мидальной кровлей, которые, как известно, рабам и "худородным" фа¬милиям строить не разрешалось).
18. В.П.Христианович, Л.П.Семенов и ряд других авторов при¬водят данные об основании селений Джейрах, Фуртоуг, Кашиете и ря¬да других, из которых следует, что если не изначально, то с давних пор селения эти были населены представителями различных ингушских, а отчасти и осетинских фамилий. По нашим полевым материалам, раз¬нородный состав имели также селения Хули и Доургишт (АЭИ. Материа¬лы Чечено-41нгушского отряда 1970 г., тетр. I, с. 16,17).
19. Ряд фактических данных содержится также в рукописи Д.А. Милютина "Материалы по истории Кавказа. Чечня" (Рукописный фонд ГШ им. В.И.Ленина, ф. 169, с. 81, 97), но достоверность их весь¬ма относительна, поскольку в рассматриваемое им время (1830-е го¬ды) горная часть Чечни была фактически недоступна для русской ад¬министрации. По Д.А.Милютину, в высокогорном Чеберлоевском общест¬ве в сел. Кезеной насчитывалось около 300 дворов, в Сада (Садой) 80, в Рига (Ригахой) до 100 дворов. В Аргунском ущелье показано
14 селений шатоевцев общей численностью 876 дворов, в среднем по 63 двора на одно селение (Там же, с. 22,23).
20. В противоположность этому И.Гюльденштедт утверждает, что ингуши в Тарковской долине жили в селениях, состоявших в среднем из 20 дворов (Гюльденштедт И., 1967, с. 478), что, впрочем, не отменяет их полигенного характера.
21. Вопрос о том, до какого времени у чеченцев сохранялась княжеская власть, - один из самых темных в их истории. П.Г.Бутков, например, в противоположность Розену утверждает, что они изгнали своих князей между 1760-1770чу1 годами (Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа. СПб., 1869, ч.2, с.112).
22. АЭЙ. Материалы Северокавказского отряда 1969 г., тетр.1; Штедер, 1967, с.47; Ю.Клапрот указывает, что Хакуна (у автора - Гакуна) частично была обитаема еще в его время (Клапрот, 1967,
с.140).
23. По словам Магомета Евкурова, одного из информаторов Л.П.Семенова, Ольгете было основано переселенцами из Эрзи при его деде, т.е. всего три поколения назад, считая от конца 1920-х годов (Семенов Л.П., 1963, с.67).
24. Цит. по Волкова Н.Г., 1974, с. 36.
25. Поселения с замкнутой круговой и квадратной планировкой существовали у адыгских народов и в более раннее время, в ХУП-ХУШ вв. о чем упоминают Тавернье и Паллас (АЕКИЕА, с. 76, 219).
26. Процесс переселения с гор с перерывами длился в течение многих лет, поэтому в разных трудах имеются различные сведения о числе основанных поселений и численности переселенцев. Так К.Х.Дза- коев называет 10 селений и 21 тыс.жителей (Дзакоев, 1941, с. 7),
в другой работе этот автор называет уже II селений и 30 тыс.чело¬век (Экономическое развитие североосетинского крестьянства. 1860¬1925. - Архив Северо-Осетинского НИИ, П-24, № 62). С последними данными согласен Б.А.Цуциев (1925, с.105); А.Баев, ссылаясь на
- 255 -
статистические данные, указывает 19 селений (Баев А., 1925, вып. 2, с.279).
27. В начале 1930-х годов в Хурзуке, например, насчитывалось ИЗО дворов, в сел.Учкулан - 11046 дворов (см.: Тамбиев, 1931, с.79).

0

6

ГЛАВА IV. УСАДЬБА И ДВОР
Подобно форме поселений, тип и характер усадьбы на Север¬ном Кавказе в прошлом находились в большой зависимости от место-положения. В горных селениях усадьбы были крайне незначительными и к тому же располагались на разных уровнях, если селение нахо-дилось на крутом склоне или вершине горы. "Дворы в горах очень невелики, у редких домохозяев, исключительно у привилегированно-го сословия, имеются такие, которые занимают не более 1/4 деся-тины, а у большинства же они - всего несколько сажень", - пишет один исследователь горского быта прошлого столетия (Баранов, 1392, с. 2). В некоторых селениях, имевших особенно плотную застройку, дворы были настолько малы, что в них негде было разместить хо¬зяйственные постройки и жители были вынуждены держать скот круг¬лый год под открытым небом за пределами селения. Так было, напри¬мер, по свидетельству Н.С.Иваненкова, в высокогорном Чеберлоевс- ком обществе Чечни в селениях Ихарой, Харкъарой, Хой, Кезеной и многих других (Иваненков, 1910, с. 101). Немало было селений с бездворными усадьбами, подобно сел. Вовнушки в Ингушетии с башен¬ной застройкой.
Крохотные дворы-площадки были характерны также для селений замкового типа с периметральной застройкой и для: типологически близких к ним своеобразных карачаевских "башы даабылгъан арбаз" - дословно "крытый двор". Усадьба этого типа представляла собой метрический ряд срубов, расположенных по периметру квадрата таким образом, что в середине образовывался замкнутый двор, который перекрывался плоской земляной крышей, опиравшейся в центре на де¬ревянную клеть. Крытые дворы были известны также соседям карача¬евцев балкарцам, жившим в Баксанском ущелье.
- 119 -
Другой отличительной чертой большинства усадеб в горах бы¬ло почти полное отсутствие обособленных хозяйственных построек, которые обычно строились в едином комплексе с жилищем. Причиной этого было, с одной стороны, малоземелье, а с другой - отсутствие достаточного количества строительного леса. "Их жилища и хдевы построены вместе, вероятно, из-за недостатка леса", - пишет Ште- дер об осетинском селении Ларе в Дарьяльском ущелье (Штедер,1967, е.27).
Различались два вида усадьбы: с горизонтальной и вертикаль-ной застройкой. В усадьбах с горизонтальной планировкой хозяйст-венные постройки возводились в один ряд или под углом к жилищу на одном с ним уровне; во втором случае занимали в жилище первый этаж,выступая за плоскость фасада. Плоская крыша хозяйственной постройки использовалась для разного рода домашних работ. Оба ви-да усадьбы были распространены по всей горной полосе, и бытова¬ние их зависело от формы планировки и плотности поселения. Гори-зонтальная планировка усадеб встречалась более часто в верховьях Кубани и Баксана, а также в некоторых ущельях Северной Осетии. "Татарский двор, - пишут о балкарской усадьбе И.И.Иваненков и М.М.Ковалевский, - подобно осетинскому, представляет собой ряд построек, плотно соприкасавшихся одна с другой" (Иваненков, Кова-левский, 1886, с. 554).
Число хозяйственных и надворных построек в горных усадьбах было весьма ограничено и редко превышало одно-два помещения. По материалам Г.Х.Мамбетова, в Балкарии в конце XIX в. четверть хо-зяйств совершенно не имела хозяйственных построек, около полови¬ны дворов имели по одной и только наиболее зажиточные - две и более (Мамбетов, 1971, с.137). "Нередко в горах, - писал Е.Бара¬нов о балкарцах, - можно встретить и такие сакли, в которых под одной крышей вместе с жилым помещением людей находится помещение
- 120 -
и для домашнего скота - ишаков и лошадей, и только у таубиев (горских князей, - В.К.) дворы более просторные и в них кроме конюшни имеется и кунацкая - небольшая сакля, стоящая отдельно от остальных построек и служащая помещением для приезжих гостей" (Баранов, 1894, 2 дек.).
Наконец, встречались в небольшом числе усадьбы, в которых жилые дворы и помещения для скота находились в разных местах за самостоятельной оградой, за пределами селений или же на зимниках - кошах. Такого рода усадьбы были распространены более всего у ка¬рачаевцев, имеющих много скота, и отчасти у чеченцев и балкарцев.
Совершенно иными по форме и размеру были усадьбы на равнине и в предгорьях, где имелось больше ровных площадей, а малоземелье ощущалось не столь остро. К тому же климатические условия равнин позволяли выращивать на усадьбах различные огородные и бахчевые культуры. "Прежде не стеснялись в заимке под усадьбу", - пишет Е.Максимов о кабардинцах дореформенного времени (Максимов Е., 1892, с. 158). Штедер, упоминая об одном из ранних поселений осе-тин в предгорьях, в качестве отличия их усадеб от поселений в го-рах отмечает "огороженные дворы", в которых жители по примеру кабардинцев выращивали бобы, маис (кукуруза), редьку, огурцы и большое количество зеленого табака; "всем этим, - добавляет он дальше, - они торгуют в Моздоке" (Штеде,р, 1967, с. 50).
Усадьбы на равнине имели несколько дворов в зависимости от хозяйственного назначения. Пример такой развитой многодворной усадьбы приводит в своем исследовании о черкесских постройках А.Миллер. Реконструированная им старинная адыгская усадьба состо-яла из трех отдельных дворов: чистый, или жилой, на котором на-ходилось жилище и подсобные хозяйственные постройки, стоявшие изолированно от дома; скотный двор и хозяйственный, где цроизво- дился обмолот зерна,сушка сена и другие подобного рода сельско- - 121 -
хозяйственные работы (Миллер А., 1914, с. 75).
Для усадеб на равнине было характерно также наличие большо¬го числа надворных построек, возводимых обыкновенно из плетня или тонких бревен (горбылей). "Почти каждая сакля, - сообщает Н.Дуб-ровин об усадьбе осетин, живших на равнине, - окружена хлевами и курятниками... Все здания и постройки обнесены прочным тыном" (.Дубровин, 1871, с. 189). Число хозяйственных и жилых построек на усадьбе достигало порой десятка и более, считая дома взрослых женатых сыновей, оставшихся жить вместе с родителями. Такая "мно- годомность" была характерна в основном для западных адыгов, у ко-торых за одной оградой иногда насчитывалось до 15 жилых домов. Порядок расположения отдельных построек был при этом строго рег-ламентирован. Ближе ко входу ставился родительский дом, а позади и слева от него - жилища женатых сыновей. Позднее, в пореформен¬ный период, когда в связи с уменьшением размеров усадебных участ¬ков вместо обособленных домов стали ограничиваться пристройкой к главному дому отдельных комнат для молодоженов, последние неиз-менно располагались слева от помещения стариков (Калмыков, 1974, с.142,143).
На особом дворе вне пределов усадьбы зажиточные хозяева уст-раивали гостевой дом - кунацкую, возле которой имелся свой не-большой дворик с коновязью для лошади гостя. Кунацкую устраивали, по обычаю, перед главной усадьбой (с целью показать свое уважение к гостю и для наблюдения за кунацкой, так как, согласно горскому этикету, хозяин отвечал за безопасность своего гостя). Иногда при кунацкой имелась и конюшня для лошади гостя. Устройство обособ-ленной кунацкой было связано с широко развитым на Кавказе обычаем гостеприимства и одновременно служило показателем сословного по-ложения хозяина. Адыгская поговорка гласит: "У кого нет хачешь (гостиной, - В.К.), того за дворянина не считают" (Тамбиев, 1899,
- 122 -
с.4). Гости в кунацкую могли заезжать в любое время дня и ночи, писал С.Кокиев во второй половине XIX в.: "Здесь гость пользует¬ся полнейшей свободою, по самому расположению помещения, а с дру¬гой стороны, и не мешает никому в семье, во дворе, при исполне¬нии обычных хозяйственных занятий. Гость, если он не кровный род-ственник, никогда не принимается в семьи, это было бы большим стеснением для него и для семьи. Кунацкая имеет свое отдельное хозяйство: постель, кровать, скамейки, оленью шкуру, кумган, таз и даже веник и т.д. Замечательно, что в ней двери никогда не за-пираются ни днем, ни ночью" (Кокиев С., 1885, с.78). Устройство отдельной кунацкой восходит к древнему обычаю "мужских клубов", как это хорошо показал М.О.Косвен (Косвен, 1961, с.128). Недаром она и в прошлом столетии обыкновенно использовалась в качестве места сбора мужчин в ненастную погоду. Тот же Кокиев далее добав-ляет о кунацкой у осетин, что "как только она свободна, снща со-бирается молодежь, здесь происходит все интимные разговоры, не-винные забавы; здесь же подчас решаются и серьезные общественные вопросы. После обеда для отдыха или на ночь молодежь рассыпается по кунацким; ложись в какой -хочешь и спи спокойно: никто не спро-сит, кто ты таков, зачем ты здесь, какое имеешь право и т.д." (Кокиев С., 1885, с. 79).
Что касается шбетвенно жилища, то оно на участке усадьбы в прошлом всегда строилось в глубине двора боком к улице (подальше от чужих глаз). Такая постановка дома была обусловлена замкну-тостью семейного быта, характерной для феодально-патриархальных отношений, устойчиво сохранявшихся вплоть до конца пореформенного периода. Даже в начале XX в. и позднее многие усадьбы на равнине строились еще по такому принципу. Отмечая эту особенность, А.Мил-лер писал: "Помещение жилища в середине двора следует считать стойкой особенностью, которая не утрачивается с заменой других
- тг 3 -
форм... и как бы ни были сделаны, например, отдельные постройки в усадьбе, как бы сильно ни сказалось русское влияние на всем, никогда, однако, черкесское жилище не будет поставлено фасадом к дороге и у края ограды" (Миллер А., 1914, с. 20).
Проникновение капиталистических отношений в среду горцев при-вело к ломке и этой, одной из древнейших строительных традиций. До наших дней дошло немало домов дореволюционной постройки, стоя¬щих непосредственно на красной линии и обращенных окнами и входом в сторону улицы. Это были дома нарождавшейся местной сельской бур-жуазии, кулаков, о которых М.К.Гарданов писал, что каждый из них "мечтает иметь свою лавку, а потому, строя свой дом или сарай на углу пересекающихся улиц, вдоль одной из них делает дверь на ули-цу. Двери эти, по мысли строителя, в будущем станут дверьми ману-фактурной лавки или амбара для ссыпки кукурузы в кочане или зерне, полученной в обмен на мануфактуру" (Гарданов М., 1925, с. 183).
Хозяйственные постройки в XIX в. на усадьбе располагали по- разному. До присоединения края к России на равнине почти у всех народов Северного Кавказа преобладала замкнутая застройка дворов, при которой хозяйственные постройки возводились по периметру участка и обносились прочной оградой. В предгорьях хозяйственные постройки были более свободно разбросаны по усадьбе, но также об-носились прочной изгородью. Такая глухая застройка была, с одной стороны, обусловлена опасностью внешних нападений, а с другой - отражала патриархальную замкнутость быта и семейных отношений. Большую роль в консервации последних играла мусульманская религия с ее требованием затворничества женщины и изоляции ее от общест-венной жизни.
Во второй половине XIX в. указанные выше причины в значитель-ной мере утратили свое влияние, но традиция устройства хозяйст-венных построек по окружности усадьбы продолжала существовать. Как
дань прошлому кое-где она продолжает бытовать и в настоящее время. В этом отношении ввделяются усадьбы осетин, которые в большинстве своем отгорожены от улицы жилыми и хозяйственными постройками, соединенными в одну связь, так что въезд на усадь¬бу находится под одной крышей с жилищем или примыкающим к нему вплотную хозяйственным навесом. В некоторых местах, в частности в Кабарце, сохранился обычай устройства на усадьбе большого чис¬ла разного рода надворных построек: жилища, летней кухни, хлева, навеса, сапеток для хранения кукурузы в кочанах и т.п., отчего плотность застройки дворов превышала порой все допустимые нормы.
В годы Советской власти наряду с мерами по благоустройству и перепланировке поселений издается ряд инструкций и положений о размерах и порядке наделения разных категорий населения приуса-дебными участками, которые стали отводить в строгом соответствии с установленными нормами и общим планом землеустройства селений. В течение второй половины 1920-х годов было осуществлено в основ¬ных чертах уравнение усадеб и наделение ими малодворных семей. В зависимости от местонахождения селений (в горах, на равнине, в предгорьях) был установлен минимальный и максимальный размер усадьбы, местным органам Советской власти вменялась в обязанность разработка мероприятий (с учетом местных условий и своеобразия традиций) по улучшению формы планировки усадеб и соблюдению при их застройке необходимых санитарно-гигиенических и противопожар¬ных норм. Было разработано и положение о типовой застройке уса¬дьбы, в котором, в соответствии с тогдашним состоянием хозяйст¬ва, предусматривалось устройство помимо сада, огорода и специаль¬ного тока. Жилище рекомендовалось строить на "красной линии" в 3-5 м от улицы, а хозяйственные постройки в противопожарных целях предлагалось отделять от жилища.
Осуществление коллективизации внесло дальнейшие коррективы
в планировку и застройку усадьбы, с территории которой посте-пенно исчезли за ненадобностью ставшие теперь излишними хозяйст¬венные постройки: гумно, конюшня, обширный хлев, загоны для овец и т.п. Это в свою очередь позволило сократить размер усадьбы до нескольких соток и уплотнить общую застройку селений.
Ограда и ворота
При устройстве усадьбы большое внимание уделяли возведению ограды и оформлению въезда во двор. Вид тех и других находился в прямой зависимости от характера самой усадьбы и ее местоположения. В горах ограды сооружали как правило из камня. Кладку вели насухо в два ряда. Высота ограды обычно не превышала полутора-двух метров. Более высокими и тщательно сложенными были ограды-стены в усадьбах замкового типа, где их возводили из тщательно подобранных, а по¬рой и подтесанных квадров с применением в ряде случаев связующего раствора. Высота таких заградительных стен достигала 2-3 метров. Для предохранения от осадков стены-ограды сверху покрывали шиферны¬ми плитками, а в верхней части их прорезали узкие смотровые отвер¬стия и бойницы.
Напротив, в селениях свободной разбросанной планировки в тех же горных районах ограды имели сугубо хозяйственное утилитарное назначение и едва достигали метра в высоту. Сверху их укрепляли кольями и навалом из веток колючих кустарников. Бытовали и деревян¬ные жердевые ограды.
По рассказам информаторов, в старину в некоторых горных се¬лениях между каменными оградами с двух сторон улиц устраивали иногда легкие перекрытия из ветвей, образуя навесы, под которые на ночь загоняли скотину, главным образом мелкий рогатый скот (АИЭ, 1973).
Въезд на усадьбу оформляли высокими воротами, имевшими обычно арочную форму. В высокогорных селениях Чечни, Ингушетии и Северной Осетии ворота нередко перекрывали аркой, вытесанной из цельного камня монолита, на котором выбивали разного рода петрог-лифы-обереги. В других случаях рядом с воротами ставили памятные стелы.
В Карачае ж отчасти в Балкарии ворота иногда устраивали из деревянных столбов, перекрытых дугообразно выгнутой балкой, в чем, по всей видимости, отразилось влияние каменного зодчества, позднее утраченного в этом районе.
Основным видом ограды в усадьбах на равнине был в прошлом плетень, для возведения которого использовали гибкую ивовую дозу. Различали два вида плетения: с вертикальным и горизонтальным на-правлением ветвей. Предпочтение отдавали горизонтально^ плетению, для которого к тому же годились ветви разной длины. Колья плетня вбивали в землю неглубоко, а для того чтобы изгородь не завали-лась, снаружи через равные цромежутки вкапывали толстые опорные столбы, к которым и прикрепляли изгородь в верхней части. Сам плетень через 8-10 рядов прутьев укрепляли более толстыми либо сдвоенными ветками. Иногда вообще все плетение вели парами пруть-ев, что придавало изгороди нарядный вид. Концы прутьев тщательно подрезали и прятали внутри плетения.
Поверх изгороди устраивали своеобразную кровлю. Основу ее составляли небольшие наклонно поставленные колышки, вплетаемые в верхнюю часть изгороди. Торчавшие наружу концы кольев оплетали лозой, в результате чего получался небольшой навес, шедший под углом к основному плетню. Затем такой же навес-карниз возводили с внутренней стороны. Образовавшуюся между двумя карнизами рас¬падку засыпали соломой "внатруску". Такая кровля, естественно, не столько предохраняла изгородь от осадков, сколько затрудняла
перелезание через нее. Известны были и другие виды оград, напри-мер плетень, разреженный в средней части, что придавало изгоро¬ди особо нарядный вид.
В Ц(»ете|ных изгородях, отделявших внутренние дворы в усадь-бе, а также разделявших усадьбы близких родственников, устраива¬ли специальные перелазы. В таких местах изгородь, делали более низкой и к ней пристраивали невысокую приступку.
Ворота на равнине по большей части делали также плетенными, реже из горизонтальных жердей с откосами и стойкой посередине.
В конце XII - начале XX в., с появлением лесопиления и обож-женного и саманного кирпича, возникли новые виды оград - дощатые, кирпичные и комбинированные. Однако широкое распространение по-добные ограды получили только в советские годы, преимущественно в послевоенный период. В 1950-1960-х годах появились ограды, изго-товленные из бетона и алебастра.
В настоящее время существует множество разновидностей оград и изгородей: каменные, деревянные, плетеные, кирпичные, кирпич¬ные в сочетании с сырцовым саманным кирпичом, бетонные и др. Огра¬ды возводят в большинстве случаев на бетонном фундаменте с высо¬ким цоколем. Верхнюю часть ограды чаще всего надстраивают из обожженного кирпича. При этом применяются разного рода фасонная кладка и трафареты (литейные формы). В качестве украшения исполь-зуются символы древней неральдики (тамгообразные знаки), геомет-рические фигуры, элементы советской эмблематики и т.п. Снаружи ограды штукатурят или окрашивают в различные цвета. В других слу-чаях стремятся подчеркнуть фактуру материала: укладывают в цемент медальоны из речных голышей, гальки, обожженного кирпича и пр.
Особое внимание уделяют устройству и оформлению ворот, сое-диняемых обыкновенно в одно целое с калиткой. Опорные столбы во-рот и калитки в Кабарде, Черкесии, Адыгее возводят из обожженного
- 128 -
кирпича, камня, отливают в опалубке из цемента или используют готовые изделия - железные трубы, бетонные балки. Снаружи опор-ные столбы украшают разного рода рисунками, прочерченными по сы-рой штукатурке. В числе украшений на воротах встречаются изобра-жения кремлевской стены, спутников, "голубей мира", пятиконечных звезд. В селениях Северной Осетии, Чечни и Ингушетии преобладают массивные ворота, выстроенные иногда в одну связь с жилищем и надворными постройками.
Створки ворот сбивают из тонких оструганных досок или упот-ребляют листовое железо. Деревянные створки декорируют резьбой. В орнамент часто вставляют имя владельца дома и дату постройки ограды, ворот. Все это в совокупности с богатым декором жилища придает современной усадьбе нарядный, праздничный вид, свидетель¬ствующий о зажиточной жизни современного колхозного крестьянства, уровне его культурного развития и возросших эстетических потреб¬ностях.
Особо следует ввделить устройство ограды и ворот в равнин-ных районах Северной Осетии. Ограду здесь часто заменяют разного рода хозяйственные и надворные постройки (например, навес для устройства поминок и других семейных торжеств), вынесенные на красную линию и по контуру усадьбы и сооружаемые зачастую в одну связь с жилищем. Тем самым усадьба наглухо отгораживается от ули¬цы, что в принципе характерно для многих народов Востока. У осе¬тин эта тенденция прослеживается несколько сильнее, вероятно, в силу особенности их расселения на равнине в ХУШ - начале XIX в. в окружении кабардинских и ингушских поселений.
Первые осетинские селения на Владикавказской плоскости и в районе Моздока обычно обносились земляным валом и рвом, а отдель¬ные усадьбы огораживались крепким тыном. Впрочем, таким же обра¬зом укреплялись в ту пору селения на равнине и других народов,
что отразилось в ряде мест в устройстве ограды усадеб в виде обвалования и насаздения кустарниковых по периметру усадьбы вместо возведения заборов.
Однако у осетин эта тенденция переросла в дальнейшем в ог-раждение участка усадьбы надворными постройками по той причине, что осетинские селения ранее селений других горцев подверглись правильной перепланировке. Этому способствовали многие причины, в том числе тесное соседство с казачьими станицами по Тереку, интенсивное развитие капиталистических отношений в пореформенный период и, наконец, близость к крупнейшему центру края Владикав-казу. Последнее обстоятельство отразилосв в обычае возведения подчеркнуто монументального въезда на усадьбу, а порой и откро-венно помпезных ворот. Все это придает усадьбам осетин на равни¬не определенный национальный колорит по сравнению с таковыми у других народов края.
В заключение необходимо еще раз подчеркнуть, что в эволюции местной усадьбы со всеми ее аттрибутами, как и в развитии поселе-ний, нашли наглядное отражение те же социально-экономические пе-ремены, которые претерпело горское общество за рассматриваемый период времени. Глухие, замкнутые феодально-патриархальные гнез¬да первой половины XIX в. в пореформенный период сменили усадьбы открытого типа, возводимые в соответствие с учетом новых нарождав-шихся капиталистических отношений и развитого товарного хозяйства. В советские годы, особенно после осуществления коллективизации, характер усадьбы приобретает новые черты, обусловленные обществен-ной формой ведения сельского хозяйства и возросшими культурно-эс-тетическими запросами сельского населения. Усадьбы становятся бо-лее компактными по размерам и благоустроенными по внешнему виду, приближаясь в этом отношении к индивидуальной застройке городско¬го типа.

0

7

ГЛАВА V. ЖИЛИЩЕ Фундамент
В традиционном северокавказском жилище как на равнине, так и в горах до начала IX в. практически не устраивали специально¬го фундамента, его роль выполняла в одних случаях каменистая поч¬ва, в других - специально подбираемые твердые и водостойкие мате-риалы. Поэтому к выбору места под жилшце подходили чрезвычайно внимательно и осторожно. Существовало множество способов провер¬ки пригодности почвы, в которых рациональные методы переплетались с суевериями и предрассудками.
Адыгейцы и черкесы, к примеру, различали "счастливое" и "не-счастливое" место ("мафэ" и "мыго"). Если в доме часто умирали, считали, что в этом повинна почва (сырая, с вредными испарениями), и дом переносили на другое место. Перед постройкой дома в землю закапывали сырое яйцо. Через трое суток яйцо вынимали, аккуратно разбивали и смотрели, насколько уменьшилось (усохло) его содержи¬мое. Если яйцо "усыхало", подыскивали другой участок (АИЭ. Поле¬вой материал, 1962 г., Сел. Мамхег, тетр. I, л. 79,83). Кабардинцы перед постройкой дома выкапывали в почве небольшую ямку, а затем снова засыпали ее; если выкопанная земля полностью заполняла преж¬ний объем, участок считался пригодным (Там же. 1968 г. Сел.Урух, тетр. I, л. 30 об.). Чеченцы вместо этого зарывали в землю на не¬сколько дней, а то и месяцев, глиняный кувшинчик, наполненный во¬дой и наглухо запечатанный сверху воском. Если при проверке ока¬зывалось, что вода в сосуде убыла, место забраковывали (Там же, 1969 г. Сел.Дарго, тетр. I, л. 13). Так же поступали и осетины, с той лишь разницей, что вместо воды в кувшин наливали молоко (Чур¬син, 1928, с. 147). Испытание места с помощью сосуда с водой и молоком было известно ж осетинам (Чибиров, 1970, с. 123), и кабар- - I3i -
динцам (АИЭ. Полевой материал, 1968 г. Сел.Старый Чегем, тетр.1, л. 46), и балкарцам (АИЭ. Полевой материал 1962 г. Сел.Гундален, тетр.1, л. 86 об.,90). По материалам Л.П.Семенова, ингуши при строительстве жилых башен также поливали землю молоком до тех пор, пока оно не переставало просачиваться, а затем рыли на соот-ветствующую глубину котлован под фундамент. Кроме испытания моло-ком, балкарцы иногда пускали на участок усадьбы быка и там, где бык ложился, начинали строить жилье, поскольку скотина обычно вы-бирает для отдыха сухое (в понятии народа - "счастливое") место (Семенов Л.П., 1963, с. 72; Асадов, 1976, с. 30). На выбранном месте резали барана и по его лопатке гадали, где заложить первый камень (АИЭ. Полевой материал 1968 г., тетр. I, л. 77 об.,78). Соблюдали и другие обычаи и суеверия. Так, осетины перед началом строительства разжигали на облюбованном месте костер, чтобы очис-тить место от "злых духов" (Чибиров Л.А., 1970, с. 124). Иногда на предполагаемом месте строительства ложился спать сам хозяин, и если ему снились хорошие сны, место признавали пригодным. Б каж¬дой семье, фамилии соблюдали наряду с этим так называемые "запрет¬ные" дни, в которые никогда не начинали стройки.
При постройке нового дома его обязательно выдвигали несколь¬ко вперед по отношению к месту старого жилища; дом для женатого сына непременно возводили позади родительского. Впрочем, уже в конце XIX в. все эти и многие другие обряды и суеверия стаж быст¬ро исчезать из практики, поскольку свободной земли становилось все меньше; чаще строились там, где указывала сельская община, ко¬торой было, по словам Ю.Н.Асанова, "небезразлично, где выбирала себе участок под усадьбу та или иная семья" (Асанов, 1976, с. 30).
При строительстве турлучного жилища первый кол вбивали в юго-западном углу (в направлении Мекки, как говорили в старину) и дальнейшее движение совершали слева направо (против часовой стрел- ~ 132 -
ки). В некоторых местах в землю под углы дома зарывали "на сча-стье" монету, зерно, поливали почву медом и т.д. Карачаевцы, по сообщению К.М.Текеева, в старину высевали под основание дома яч¬мень "на счастье", а под жилище молодоженов лили бузу, чтобы свадьба была "хмельной и веселой" (Текеев, 1972, с. 78).
Для забивки первого кола приглашали уважаемого старика со "счастливою" рукой. Вбивая первый кол, он произносил "хохи" - здравницы и благопожелания хозяевам, желая, чтобы жизнь их в но-вом доме была "полной чашей". Вслед за первым колом вбивали в указанном направлении другие угловые колья и только после этого - промежуточные.
В горах при возведении каменного жилища, особенно при соору-жении многоэтажных жилых и боевых башен, роль фундамента играли твердые скальные породы. Иногда в крутом склоне вырубали котлован, равный площади будущего жилища, которое, таким образом, оказыва¬лось своим задним фасадом как бы углубленным в гору. В более по¬логих склонах предпочитали вместо рытья котлована выравнивать площадь под жилищем посредством возведения подпорных стенок-цоко¬лей.
При строительстве срубного жилища под нижние венцы выбирали наиболее прочные смолистые и водостойкие породы - дуб, сосну, под- кладывая под углы, где почва была мягкой, валуны. При этом стены сруба для црочности заваливали иногда камнями почти под самую кры¬шу. Когда появились каркасные дома, валуны стаж подкладывать также под углы нижнего венца.
На рубеже Х1Х-ХХ вв. в ряде горных и предгорных районов (Ка- рачае, верховьях Баксанского ущелья, в долине Уруха, Хулхулау и некоторых других местах) появляются дома на высоком цоколе из кам¬ня или дерева в срубной и закладной технике. Строили эти дома в большинстве случаев грузины-рачинцы и сваны. В цокольных этажах
- 133 -
устраивали хлев, иногда летнюю кухню. Срубные дома русского типа возводили на столбовом и базовом кирпичном фундаменте.
В начале XI в. в турлучном жилище вместо фундамента внутри и снаружи у стен стали делать небольшие завалинки из глины, с тем чтобы стекавшие с крыши осадки не проникали внутрь дома (Миллер А., 1914, с. 15,16). Затем между кольев под плетень стали укладывать прямо на почву один или два ряда камней, и только с появлением каркасных и кирпичных домов появляется врытый в землю фундамент, сложенный из речных голышей или рваного камня на глиняном и из¬вестковом растворе. В советские годы "ленточный" кирпичный и ка¬менный фундамент, по единодушному свидетельству информаторов, по¬лучает всеобщее распространение, а примерно со второй половины 1950-х годов появляется литой бетонный фундамент с высоким цоко¬лем, сооружаемым в опалубке.
На строительство фундамента принято приглашать родственников и ближайших соседей. Пришедшие на строительство приносят с собой весь необходимый инструмент, а также подарки строящейся семье. В свою очередь хозяин-застройщик в конце трудового дня устраивает праздничное застолье с музыкой и танцами. К подобного рода трудо¬вой взаимопомощи во время строительства жилища прибегают еще при плетении и обмазке стен и при покрытии крыши. При этом на обмазку
с
стенфиходят исключительно женщины, на строительство и покрытие крыши - мужчины.
Материал стен и строительная техника
Выбор материала для стен в прошлом определялся естественно- географической средой, т.е. наличием в данной местности того или иного строительного материала: леса, камня, глины, извести, камы¬ша и пр. Это обстоятельство и устойчивость сложившихся веками
традиций обусловили довольно четкое разделение региона на ряд ло¬кальных областей с преобладанием в каждом из них определенных ма¬териалов: камень - в горах, турлук, а с конца XIX в. также саман¬ный кирпич - на равнине, дерево - в лесистых предгорьях и отчас¬ти в горных районах, там, где еще сохранились более или менее значительные массивы леса.
Наряду с вертикальной зональностью наблюдалась также опреде-ленная закономерность в распределении лесной растительности и в широтном направлении. В связи с тем, что осадки на Северный Кав-каз приходят в основном со стороны Черного моря, леса заметно ре¬деют по мере движения с запада на восток. В соответствии с этим в Карачае и прилегающем к нему Баксанском ущелье Балкарии, а также в горах Закубанья, где в первой половине XIX в. проживали адыги, жилище было преимущественно срубным. Далее на восток, в Чегемском ущелье, в Дигории, Куртатинском, Кобанском и Даръяльском ущельях, в Ингушетии и Чечне, срубные конструкции бытовали локально и, как правило, в сочетании с каменной кладкой.
Есть основания предполагать, что еще в начале прошлого века площадь лесов на Северном Кавказе была значительно больше и, сле¬довательно, распространение форм деревянного зодчества было так¬же намного шире. Н.Е.Тадицкий писал, что, по преданиям и воспоми¬наниям стариков, карачаевские аулы раньше стояли в окружении дре¬мучих лесов (Талицкий, 1909, с. 34). В Баксанском ущелье вековые сосновые леса были сведены лишь в пореформенный период местным владельцем Урусбиевым, продававшим их на снос и спил. О лесах упо¬минается и в других балкарских ущельях, ныне совершенно обезлесен¬ных. "Существуют предания у местных жителей, что некогда скалы Верхней Балкарии также были покрыты густым лесом", - писал один автор в начале XX в. (Белоконский, 1906, с. 34, прим.1). В сел. Безенги еще в 1930-х годах была жива старуха, которая помнила о
- 135 -
существовании густых лесов вокруг этого села (Максимов П., 1931, с. 165). Естествоиспытатель Н.Я.Динник, посетивший сел. Стур-Ди- гора в 90-х годах XIX в., встретил там 90-летнего старика, кото-рый рассказал, что в дни его молодости окрестности селения были сплошь покрыты лесом, от которого к описываемому времени осталось лишь несколько священных рощ (Данник, 1890, с. 33). То же самое рассказали этому автору старики и в другом дигорском селении За- далеске (Там же, с. 13).
Существование в прошлом в названных районах больших лесных массивов нашло отражение в том, что на протяжении всего минувше¬го столетия жилище здесь строили зачастую целиком либо частично из дерева. "В горах также встречаются иногда деревянные дома, по-строенные из сосновых бревен, но постройки очень плохие и крайне неудобные для жилья", - сообщает Ю.Клапрот (Клапрот, 1967, с.170). "Особенность дигорского дома состоит в том, что передняя стена у него сложена из толстых досок", - замечает К.Ф.Ган, побывавший в конце XIX в. в ряде горных ущелий центральной части Северного Кав-каза (Ган, 1898, с. 30). В советские годы лингвист-кавказовед В.И.Абаев, вспоминая о своем посещении карачаевского селения Хур- зук, писал: "Наряду с каменными встречались сакли большой древ-ности, сложенные из таких толстых бревен, что мы диву давались: где же тот лес, где были срублены эти гиганты" (Абаев, 1949,с.2721 Такие старинные срубные дома в небольшом числе можно встретить и в наши дни почти во всех упомянутых выше ущельях: в верховьях Ку¬бани (в Большом Карачае), в Баксанском ущелье (в сел.Верхний Бак- сан) , в Чегемском (в сел.Булунгу), в Дигорском (в селениях Куссу и Моска).
Далее на восток леса все более редели и покрывали главным об-разом северные склоны гор и боковые ответвления ущелий. Деревян¬ные дома здесь строили преимущественно в закладной и турлучно-кар- - 136 -
касной технике, но встречались и срубные конструкции. Интересно, что в одних случаях деревянное зодчество, по-видимому, предшест-вовало каменному, тогда как в других, напротив, наследовало ему. Так, в осетинском селении Чми в Дарьяльском ущелье, по свидетель¬ству Ю.Клапрота, дома в его время были выложены из камня, а хо¬зяйственные постройки, которые обычно сохраняют более древние формы и материал, "были частью из камня, частью из плетеного кус¬тарника" (Клапрот, 1967, с. 119). В соседнем же ущелье в долине
МОЛ. Шли <
р.Армхи, ингуши,/в~старину в многоэтажных каменных жилых башнях, в середине ИХ в. стали переходить к строительству небольших одно- и двухраздельных домов, сложенных наполовину из дерева, а наполо¬вину - из камня (Гегечкори, 1968, с. 252).
В восточной Ингушетии в долине р. Ассы, в Цоринском общест¬ве и прилегающих высокогорных районах Чечни, где леса были сведе¬ны человеком еще в средневековье, бытование деревянных форм жили¬ща фиксируется лишь в старинных преданиях*. Иначе обстояло дело в окрестностях так называемых "Черных гор" (географическое их наз-вание "Лесистый хребет") и примыкающих к ним предгорьях. Леса здесь занимают огромные площади, но в отличие от высокогорных рай-онов состоят почти исключительно из лиственных пород. Строевого леса здесь нет, поэтому до самого конца XIX в., до развития меха-нического лесопиления, жилище в этих местах строили в турлучно- каркасной и закладной технике из стекла подтесанных тонких бревен и балок. "Дома селений, расположенных в предгорье, сплошь дере-вянные; они построены из бревен красного бука и покрыты соломой или липовой корой", - сообщает Ю.Клапрот всякий раз, когда речь идет о поселениях данной географической зоны (Клапрот, 1967,с.170). "В связи с тем, что леса на правом берегу Уруха дают прекрасней¬шее: дерево, жители Маскуава, в противоположность осетинскому обы¬чаю, построили свои дома из дерева" (Там же, с. 149). И еще: "В
Саурове (несуществующее ныне селение в окрестностях г. Орджони-кидзе. - В.К.) живут ингуши вместе с осетинскими беглецами, поч¬ти все в деревянных домах" (Там же, с. 117).
Под "деревянными домами" в приведенных выдержках следует по-нимать жилище, сложенное срубом либо в каркасно-закладной технике. Это видно из беглого замечания того же Ю.Клапрота об одном доме в осетинском селении Балта, в котором ему довелось переночевать. "Дом был построен очень неправильно из бревен и толстых досок и походил более на лавку, нежели на жилище" (Там же, с. 118).
Леса в предгорьях Северного Кавказа тянутся от самого Черно¬го моря вплоть до границы с Дагестаном, и на всем этом протяжении мы встречаем в XIX в. деревянные формы зодчества. "Керетшау - большое селение... между крутым и высоким берегом Уруга и берегом реки Харсин... Местечко имеет удобное и хорошев местоположение, деревянные строения, сады, поля" (Штедер, 1967, с. 52). В селени¬ях Верхний и Нижний Гярит, Халхарой, Мереджа и Цеча-акх (в бас¬сейне р. Фортанги) "преобладают деревянные постройки" (Иванов, 1904, с. 50). В долине р. Хулхулау дома "из дерева" (ЗеЦдлиц,1894, с.154), также и далее на восток в междуречье Аксая, Яман-су и Ярык- су.
Срубное и каркасно-закладное деревянное жилище в Черных го¬рах и предгорной зоне местами строится и в наши дни. Разумеется, за столь солидный срок техника его постройки претерпела немалые изменения. Первоначально при строительстве пользовались одним то-пором, поэтому валка леса и сооружение сруба были делом чрезвычай-но трудоемким. Сруб ставили прямо на земле без какого-либо цоколя или фундамента, если не считать подкладываемых под углы валунов. Для предохранения от гниения и большей прочности нижний венец со-бирали из предельно толстых бревен, используя для этой цели наи-более крепкие или смолистые породы деревьев: дуб, сосну и т.п.
Венцы в углах соединялись неглубокой односторонней врубкой "в чашку", а щели между венцами забивали мелкими камнями, щепой и глиной. Сберегая труд, концы бревен сруба снаружи не обрубали и они часто выступали на метр и более от угла жилища.
Окон в срубах, построенных в первой половине - середине XIX в., не было. Дверной проем был настолько низким, что для того, чтобы войти в жилище, приходилось низко нагибаться. Дверную короб¬ку сбивали из цельных, слегка подтесанных бревен или толстых плах, соединяя их с помощью простых зарубок. Верхний косяк делали в ви¬де дуги, для чего подбирали дерево с соответствующим изгибом ли¬бо подтесывали его в форме арки. Традиция эта в некоторых районах (например, в Карачае, Балкарии, Дигорском ущелье Северной Осетии) была настолько устойчивой, что когда в конце XIX - начале XX в. в строительный обиход вошли рамы, ее перенесли и на них. Тимпан над верхним косяком рамы забивали при этом досками, которые порой ук¬рашали розетками - символами солнца.
Полотнища дверей вырублали из цельного ствола, как и все другие детали дверных и оконных проемов, в одну или две створки, в зависимости от величины входа и имеющегося материала. Случалось, что в качестве двери использовали старые молотильные доски.
В многокамерных домах, в том числе подобных карачаевскому "башни джабылгъан арбазы", отдельные срубы пристраивали либо впри¬тык один к другому, либо соединяли простейшей врубкой. Встреча¬лись жилища, выстроенные в срубной и закладной технике одновремен¬но.
Закладные конструкции были двух видов: с горизонтальной и вертикальной закладкой бревен. При вертикальной закладке на зем¬лю между угловыми столбами укладывали лежни, в которых были про¬резаны по всей их длине неглубокие пазы треугольной формы. Такие же лежни укрепляли на верхних концах угловых столбов. Между леж¬нями забивали стоймя жерди или плахи с заостренными с обеих сто¬рон концами. При горизонтальной закладке плахи укладывали после¬довательно одна на другую, загоняя их в пазы между врытыми в зе¬млю столбами или каменными базами.
Закладная техника получила наибольшее распространение во второй половине XIX в. и в предреволюционные годы и была обуслов-лена сокращением площади строевого леса. При закладной технике в дело шли и горбыли, и мелколесье, и даже кустарник, из которого делали плетни, заполняя ими пространство между столбами и базами. В последнем случае, впрочем, говорить о закладной технике можно лишь в той мере, что она послужила исходной основой для конструк-ции, которую правильнее было бы квалифицировать как каркасно-тур- лучную.
Важным аргументом в пользу того, что закладная техника раз-вивалась в результате исчезновения строевого леса, служит то об-стоятельство, что жилища, выстроенные целиком в закладной техни-ке, встречались в прошлом довольно редко. Намного чаще закладная техника сочеталась со срубом и кладкой из камня. Сочетание со сру¬бом характерно для Карачая, отчасти для верховьев Баксанского ущелья Балкарии и юго-восточной Чечни (сел. Дарго), а сочетание закладной техники с каменной кладкой бытовало в горной Ингушетии и Северной Осетии. Описание одного такого дома в сел.Хули в вер-ховьях р.Армхи предположительно второй половины XIX в. приводит Г.Г.Гегечкори: "Передняя и левая боковая деревянные стены обмаза-ны глиной и выбелены известью, остальные две каменные стены - су-хой кладки..." Деревянные стены выстроены в вертикально-закладной технике "из пополам разрубленных бревен. Заостренными концами эти бревна сверху и снизу упираются в гнездо, специально вырубленное по всей длине поперечных балок. Топором обструганные четырехгран-ные балки прерываются в тех местах, где в стену встроены каменные
- 140 -
столбы. В передней стене таких столбов два, и их высота, как и высота стен дома, не превышает 2,5 м" (Гегечкори, 1968, с.252).
Особым видом деревянного зодчества являлось турлучное жилище. В течение всего XIX в. турлук, т.е. плетень, обмазанный глиной с добавлением половы или мелко рубленой соломы, был основным стро- тельным материалом на всей обезлесенной Лредкавказской равнине. Сходной в основных чертах была и техника постройки турлучного жи¬лища. По углам и периметру площади, намеченной под жилище, вбива¬ли колья на ровном расстоянии один от другого, точно так, как это делали при возведении плетеной изгороди. Затем колья оплетали ло¬зой в горизонтальном направлении, ведя плетение слева направо и закрепляя его через каждую пядь (25-30 см) более толстым прутом. Таким же утолщенным прутом и завершали все плетение (Мамбетов, 1971, с.157), возводя переднюю и заднюю стены до высоты 2-2,5 м. Торцовые стены в средней части поднимали несколько выше, перево¬дя их во фронтон. Судя по материалам А.Миллера, так поступали да¬же в тех случаях, когда крыши делали четырехскатными (Миллер.А., 1914).
Плетение было обычно однорядным, но применялась и двурядная изгородь с засыпкой землей внутри. Такие дома строили преимущест¬венно зажиточные слои населения, поскольку на их сооружение тре-
р
бовалось вдвое больше лесоматериала и затрат труда .
Дверные и оконные проемы в турлучном жилище делали самой про-стейшей формы, без коробок, оставляя в плетении стен в соответствую¬щем месте между кольями свободное пространство. На высоте немно¬гим более 1,5 м и у земли эти колья, делавшиеся обычно значитель¬но более толстыми, чем остальные, при помощи простейшей врубки со¬единяли поперечными перемычками. С каждого конца балки возле коль¬ев выжигали по неглубокой лунке (гнезду), в которой вращались вы¬ступы (пяты) дверных створок. Аналогичным образом устраивали и не¬многочисленные крохотные окна величиной менее полуметра (В.-Н.-Л., 1896, № 4216). Окна были расположены чрезвычайно низко (соответ¬ственно росту взрослого мужчины, сидящего на топчане или низень¬кой горской скамье) и служили, по словам Н.Ф.Дубровина, "более для наблюдения за тем, что делается во дворе", нежели для освеще¬ния жилища (Дубровин, 1927, с. 5). Ни рам, ни тем более стекол в окнах до самого конца XII в. не было. У богатых окна закрывали иногда бычьим пузырем, а более бедные попросту затыкали их тряпь¬ем и пучками соломы. На ночь окна закрывали деревянными ставнями и так же, как и дв;да, забивали специальными клиньями, отчего ве¬черами в селениях "поднимался всеобщий стук, знаменовавший собой окончание дневной деятельности (Там же, с. 6).
Почти в идентичных формах турлучное жилище было известно всем народам края, обитавшим на равнине. Об этом согласно свиде-тельствуют источники. "Закубанцы (т.е. адыги, адыгейцы. - В.К.) большей частью строят жилище турлучное, т.е. плетеное, обмазанное глиною, и только весьма немногие, обитающие в горах, по недостат¬ку леса, имеют каменные здания, без всякой, однако ж, известковой связи", - сообщает автор середины III в. (АКАК, 1878, т. УП, с.905). Кабардинцы строят свои "сакли из плетня, покрытого соломой", - пишет И.П.Дельпоцо (Дельпоцо, 1957, с. 382). У равнинных чеченцев "турлучные дома, стены сплетены из хвороста, внутри и снаружи тол¬сто обмазаны глиною", - замечает Норденстамм (МЙЧИД, т. 3, в.1, с.317). "Дома жителей равнин (речь идет о селениях равнинной час¬ти Северной Осетии. - В.К.) похожи на казачьи станицы; это бедные избушки, построенные из глины, покрытые известью с соломенными крышами (сакли)", - вторит им. Е.Зичи, посетивший Северный Кавказ в конце XIX в. (ОГРИП, с. 294).
Наряду с этим по крайней мере в первой половине XIX в. в равнинных районах края бытовало, по-видимому, также жилище, стены
которого были оплетены не из хвороста, а из пучков и связок ка-мыша и соломы. Об этом можно заключить из замечания Бековича- Черкасского о кабардинцах, что они проводят "свой век в хижинах из тростника и соломы" (АКАК, 1878, т. УП, с. 872). Если обра-титься к материалам более раннего времени, то подобные упоминания можно без труда умножить. Вероятно, использование этих облегчен¬ных материалов было обусловлено большой подвижностью быта некото¬рых адыгских пленен, вызванной внешней опасностью в период до вхождения их в состав России.
Имеется единичное известие конца 1720-х годов о том, что ка-бардинцы жили в домах, сложенных из каких-то "сушеных глиняных глыб" (Гербер, 1760, с. 22,23), в которых скорее всего следует видеть глинобитное жилище, выстроенное в "пахсовой технике", ха-рактерной для среднеазиатского жилищного строительства. На Север-ном Кавказе этот строительный прием мог сохраниться от времени су¬ществования золотоордынских городов, таких, как, например, Татар- туп, Маджары и др., в строительстве которых принимали участие среднеазиатские мастера (Городцов, 1911, с. 102). В пользу этого говорит их местоположение по соседству с Кабардой. Считать, что "сушеные глыбы" - это саманный кирпич, оснований гораздо меньше, источники второй половины XIX в., когда этот строительный матери¬ал начал входить в строительную практику, обычно связывают его появление с влиянием русской домостроительной культуры. "Жилища ингушей, - писал Н.Ф.Грабовский, автор середины 1870-х годов, - также начинают изменять свою внешность: вместо жалких турлучных лачут, называемых саклями... можно увидеть рубленные из дерева или сложенные из саманного кирпича дома с черепичными крышами, ок¬нами и дверьми на русский манер (Грабовский, 1876, с. 33). К тако¬му?,/ же выводу склоняются и современные исследователи: "Появление саманных домов, видимо, связано с усилением русского влияния", - - 143 -
пишет Г.Х.Мамбетов (Мамбетов, 1971, е. 153). Сходное заключение можно вывести ж из сопоставления статистических архивных данных. Например, в 1890 г. у русского населения, жившего в Кабарде, из общего числа 1767 домов 841 дом был выстроен из саманного кирпи¬ча (более 47,5%), тогда как у коренного населения,- кабардинцев на 7404 дома насчитывалось лишь 677 таких домов (9,1%), а их сосе¬дям-балкарцам жилище из саманного кирпича вообще не было известно .
Русское влияние проявилось также в широком распространении срубного жилища, прежде не характерного для равнинных районов края. В качестве примера можно указать на Большую Кабарду, где в 1890 г. только в шести селениях из общего числа 1332 дома 827 до-мов были деревянными (Мамбетов, 1971, с. 152,154). "Особенно мно¬го их (деревянных срубных домов, - В.К.), - пишет Г.Х.Мамбетов, - в селениях Лафишево (181 дом из 183), Куденетово (228 домов из 248), Среднем Урухе (65 домов из 69), Догужоково (153 дома из 173). В других же 15 кабардинских селениях, по которым мы располагаем данными, их было значительно меньше: на 4682 двора всего 94 дома, а в селениях Иналово, Кармово, Тыжево, Мисостово, Бабуково, Тох- тамышево не было ни одного деревянного дома (Там же).
Столь же разнообразным по строительному материалу становит¬ся в рассматриваемое время жилище и в других районах края. Н.К. Зейдлиц, побывавший в середине 1890-х годов у чеченцев Харачоев- ского общества, писал, что их сакли выстроены из "дерева, плете¬нок или саманного кирпича" (Зейдлиц, 1894, с. 154). В Черкесии и Адыгее новые веяния получили отражение не столько во внедрении новых материалов, сколько в изменении техники строительства тур- лучного жилища, которое стали возводить на фундаменте и каркасной основе. Так, например, в Хакуринохабле, одном из крупнейших ады-гейских аулов в Закубанье, в 1897 г. насчитывалось 519 турлучных и всего 10 деревянных и I кирпичный дом (Культура и быт колхозно- - 144 -
го крестьянства..., 1964, с. 32). Е.Н.Студенецкая, изучавшая хра-нившиеся в архивах описи имущества тех лет, пишет: "Не всегда в описях указан материал (жилища. - В.К.), но почти во всех случаях, где указания имеются, значатся турлучные дома и лишь один раз упо-минается деревянный дом". Однако в отличие от предшествующего пе-риода "турлучные дома, - добавляет она, - вероятно, разнятся по способам постройки. Описи различают понятия "сакля" и "дом". Под первым, по-видимому, понималось традиционное жилище с земляным по-лом, без потолка, а под вторым - жилище, приближающееся к русско-му" (Студенецкая, 1971, с. 76).
На рубеже XIX-XX вв. появляются дома, сложенные из обожженно¬го кирпича: "У богачей кирпичные дома, крытые железом и черепицей, с голландскими печами, с кухней и плитой", - замечает М.Гарданов об осетинском селении Христиановском (гарданов M., 1925, с. 185). Строительство жилища из обожженного кирпича на первых порах было по средствам только верхам местного населения. Об этом можно су-дить, например, по тем же имущественным описям: в 34 описях, вы-явленных Е.Н.Студенецкой, жилшце из обожженного кирпича упоминает-ся всего один раз - у князя Базруко Болотокова из аула Хатажукай (Адыгея). При этом следует отметить, что Болотоков "был не только князем, но и собственником газомоторной мельницы и кузницы", на которых работали наемные рабочие (Студенецкая, 1971, с. 76). В Ка- барде у узденя 1-й степени Астемирова, владевшего селом, носившем его имя, в кирпичном доме, крытом железом, насчитывалось 9 комнат общей площадью 247 кв.м. (ЦГА КЕАССР, ф. 2, оп.1, д.414, л. 15).
Высокая стоимость новых стройматериалов породила комбиниро-ванное жилище, в котором сочетались с одной стороны, обожженный и саманный кирпич, а с другой - саманный кирпич, турлук, дерево и даже камень. В первом случае из обожженного кирпича возводили обычно лицевую стену, выходившую на улицу, а из саманного кирпича
сооружали остальные три внешние и все внутренние стены. Раньше всего подобные дома появились в Осетии, в районах, прилегающих к Владикавказу и Военно-Грузинской дороге. Во втором случае вместо обожженного кирпича использовали саманный кирпич либо дерево. Число таких домов было довольно значительным. Например, в 22 се¬лениях Большой Кабарды из общего числа 7404 домов 2419 домов (32,6$) было выстроено из смешанных материалов (Мамбетов, 1971, с. 153,154).
Новые материалы и новые технические приемы до революции по-лучили распространение главным образом на равнине и в предгорных районах, в горах же основным строительным материалом в течение всего XIX в. оставался камень. При этом техника кладки в XIX в. по сравнению с более отдаленным временем в известной мере даже деградировала. Это с очевидностью следует из сопоставления древних фортификационных и культовых сооружений (башен, склепов, святилищ) с жилищем позднейшей поры. Первые из них сложены, как правило, на извести, из хорошо отесанных каменных блоков, в то время как вто¬рые выстроены из необработанных камней без какого-либо связующе¬го раствора. Утрачена была в XIX в. и техника штукатурки зданий, и только в отдельных случаях сохранилась традиция побелки стен бе¬лой глиной вокруг дверных и оконных проемов. "В высоких горах до¬ма сложены из камня, не связанного ни известковым раствором, ни глиной; камни просто положены друг на друга, а промежутки между ними заложены землей и мхом... Тем не менее эти стены прочны и стоят в течение многих поколений", - пишет Ю.Клапрот о жилище осе¬тин (Клапрот, 1967, с. 170). В другом месте, упоминая о сел.Дал- лагкау (Багирикау, или Нижний Чим) в Даръяльском ущелье, этот же автор сообщает; "Даллагкау плохо построен и состоит всего из 20 каменных хижин, стены которых сделаны из неотесанных камней и ва¬лунов, не скрепленных никаким известковым раствором. Щели между
камнями заделаны землей или навозом (Там же, с. 118). Точно так же вяглядели каменные дома и в других горных районах, с той лишь разницей, что там,где имелась возможность, передние стены домов устраивали иногда из дерева или плетня, обмазанного глиной; вы¬строить деревянные стены было намного легче, к тому же жилище с добавлением деревянных конструкций было суше и теплее каменного.
Подобно срубному жилищу, каменные дома середины ИХ в. обыч¬но не имели окон. "В саклях своих горцы не имели обыкновения де¬лать окна, - писал в конце 90-х годов XIX в. о балкарцах Е.Бара¬нов, - их заменяют одна-два небольших отверстия в стене, без рам и стекол, через которые свет в саклю проникает очень скудно; у большинства же горцев единственным проводником света в саклю яв-ляются очаговые трубы и двери, которые в течение целого дня почти не закрываются (Баранов, 1894, 2 дек.). Но уже в начале XX в., описывая быт тех же балкарцев, М.А.Караулов указывает, что у них в каждой комнате одно-два окна, преимущественно с рамами и стекла¬ми (Караулов, 1908, с. 137).
В первые годы Советской власти основным строительным матери-алом на равнине, как и прежде, оставался турлук, а в горах - не-обработанный камень. Из строительной практики почти исчезли обож-женный кирпич и пиломатериалы - сказывались последствия гражданс-кой войны и хозяйничания интервентов. К тому же начавшийся массо-вый процесс переселения горцев на равнину привел к появлению до-мов-времянок простейшего типа, выстроенных из подручных материа-лов (Культура и быт народов Северного Кавказа, 1968, с. 114). Так, по данным специальной комиссии Особлздравотдела, в 1924 г. 70% домов во вновь образованных переселенческих селениях Северной Осетии представляли собой "плетеные едва обмазанные примитивные постройки", 8% - землянки, 5% - шалаши и только 17% - деревянные, саманные и кирпичные более или менее благоустроенные дома. Сред- - 147 -
няя общая стоимость всех построек крестьянского двора, по оцен-ке комиссии, составляла около 70 руб. (по курсу того времени) и, как говорится в документе, была "не дороже двух пар сапог сред¬него качества" (ЦГА 00АС0Р, ф.707, оп.1, д.36, л.1,2).
Положение улучшается лишь во второй половине 1920-х годов, когда крестьянское хозяйство и индустриальная база страны значи-тельно окрепли и стабилизировались. В эти годы вновь возрождает-ся производство и продажа населению пиломатериалов, кирпича, че-репицы, скобяных изделий, а вместе с этим и строительство дере¬-    4
вянных и кирпичных домов .
Существенные изменения в сельском жилищном строительстве на¬чинаются с 1930-х годов, после осуществления коллективизации, когда в строительную практику повсеместно входит саманный кирпич, вытесняющий в большинстве равнинных районов все другие виды стро¬ительных материалов. Турлук остался преобладающим строительным материалом только на северо-западе края, в Адыгее, да в лесистых предгорьях и примыкающих к ним равнинных районах Чечни.
В распространении саманного строительства большую роль сыг-рали организационные мероприятия Советской власти, а также помощь, которую стали оказывать колхозы и совхозы членам своих сельхоз¬артелей. Издаются постановления и рекомендации по упорядочению индивидуальной застройки в селениях края, оптимальному использо¬ванию местных строительных материалов, улучшению конструкции жи¬лища, техники постройки и т.п. Тогда же были разработаны первые типовые проекты жилых домов с использованием каркасной конструк¬ции и новых тепло-изоляционных материалов из спресованной стружки и опилок в качестве заполнителей.
Начавшаяся война на время затормозила процесс перестройки сельского жилища края, но наметившаяся тенденция сохранилась и получила дальнейшее развитие в конце 1940-х - начале 1950-х годов,
когда в сельских районах Северного Кавказа вновь развернулось жилищное строительство. В послевоенный период происходит оконча-тельное вытеснение турлука как строительного материала на боль¬шей части территории края, его повсеместно сменяют саманный, а затем (с середины 1960-х годов) обожженный кирпич. Дерево с эле¬ментами турлучной техники оставалось преобладающим строительным материалом лишь в Карачае, горной Ингушетии, отчасти в Адыгее и кое-где в Чечне. Сама техника строительства деревянно-турлучных жилищ претерпела коренные изменения.
В настоящее время деревянно-турлучное жилище строится двоя¬ким способом: либо в виде сруба, сложенного из тонких жердей, с последующей обрешеткой прутьями и обмазкой с обеих сторон, либо в виде каркасно-столбовой конструкции. При строительстве каркас¬ного жилища на фундамент укладывают продольные лежни, соединенные наподобие венца. В углы венца врубают стояки, верхние концы кото-рых снова скрепляют венцом из брусьев. После этого всю конструк¬цию укрепляют откосами и зашивают снаружи и внутри досками, гор¬былем или оплетают прутьями. Поверх обшивки набивают обрешетку, которую затем обмазывают глиной или заштукатуривают цементом. Ког да появились литые бетонные фундаменты, стойки вместо врубки в лежни нижнего венца стали монтировать прямо в цоколь жилища.
В послевоенные годы значительное распространение получили также дома, выстроенные из обожженного и саманного кирпича. Из обожженного кирпича выкладывают обыкновенно лицевую сторону жили-ща, обращенную к улице, а из саманного - три остальные наружные и все внутренние стены (Магометов, Научный архив СОНИИ, П-40, £ 117). В других случаях из обожженного кирпича выкладывают угол дома, отводимый под веранду, а собственно жилище возводят из са-манного кирпича, считая, что он лучше сохраняет тепло. Кладку из обожженного и саманного кирпича выводят обычно толщиной в два
кирпича, на веранде, в хозяйственных и подсобных помещениях - преимущественно в один кирпич, в этом случае через равные проме-жутки стены укрепляют столбами-контрфорсами в два ряда кирпича. Стены из саманного кирпича выкладывают на глиняном растворе с добавлением навоза, из обожженного кирпича - на цементном. Стены из саманного кирпича в последние годы снаружи штукатурят цемент-ным раствором по проволочной алюминиевой сетке, прибиваемой к стене железными гвоздями. Стены из обожженного кирпича штукатурят исключительно с внутренней стороны.
В послевоенные годы обожженный и саманный кирпич проник и в горные районы, оттеснив в ряде случаев на второй план традици-онный для этих мест камень, из которого в настоящее время новые дома строят редко. Наряду с этим в горах сохраняется деревянное срубное и каркасно-турлучное жилище указанного выше типа.
Планировка
Планировка теснее, чем какой-либо другой элемент жилища, связана с уровнем социально-экономического развития народа, с об¬щественным положением той или иной социальной группировки. В пер¬вой половине - середине XII в. у всех народов Северного Кавказа в разной мере существовали феодальные отношения, что и нашло свое отражение в планировке жилого комплекса, которая в основных чер¬тах была сходной во всем крае и своеобразно варьировала лишь в зависимости от социального положения владельца жилища.
Древнейшей формой планировки было однокамерное жилище, в ко¬тором у беднейшей части населения содержался обычно и немногочис¬ленный домашний скот. "Дома, - заключает свои наблюдения над бы¬том осетин К.Кох, - как правило, имеют одну-единственную комнату, которая помимо людей должна вмещать также и весь скот. Только у богатых осетин имеются стойла. Двухэтажных домов я нигде не видел.
- 150 -
Форма дома так же как и комнаты, четырехугольная" (Кох, 1967, о. 262,263). Примерно также выглядело жилище соседей осетин - ин-гушей, о котором Н.Ф.Грабовский замечает, что оно представляло собой темное и тесное, продолговатое и узкое помещение, в котором иногда бывает семья из 8 душ с прибавкою в зимнее время новорож-денного телка. При каждой сакле имеется маленькое отделение, неч¬то вроде кладовой в 1,5 аршина ширины, где помещаются кадки с хлебом и другой незатейливый скарб ингуша" (Грабовский, 1876,с.37).
К этому же типу планировки относились древние чеченские "желе" и значительная часть срубных карачаевских и балкарских до¬мов; имелись они и у кабардинцев и других адыгских народов. Об этом говорят, в частности, данные их языков, в которых слова, обозначающие "жилище" и комнату с очагом или печью, являются или синонимами, или относятся к одному корню, например: адыг. "унэш- хо", кабард, "унэшхуэ", карач. и балк. "уллу-юй" - дословно "большой дом"; осет. "хадзар" - "дом" и одновременно главная комната в нем, чечено-ингуш. "ц1а" - комната, однокорневое с "ц1с" - "огонь" (в смысле очаг).
Однокамерное жилище просуществовало до конца XIX в. и встре-чалось как в горах, так и на равнине. "Нередко в горах можно встретить и такие сакли, в которых под одной крышей вместе с жи-лым помещением людей находится помещение и для домашнего скота. - ишаков и лошадей", - писал в конце XIX в. Е.Баранов о жилище балкарцев (Баранов, 1894, 2 дек.). "В "хозяйской" были и спальня, и детская, и кухня, и кладовая, - пишет А.Н.Дьячков-Тарасов об абадзехах Х1Х-ХХ вв., - часто все это совмещалось в одной комна¬те" (Дьячков-Тарасов, 1902, с. 15). Некоторые из таких домов е недифференцированной жилой площадью, если не считать легких внут¬ренних перегородок, не достигавших крыши, полуразвалившихся от времени, были зафиксированы нами в балкарских селениях Шики и 7л- луэль, в карачаевском селении Учкулан и ряде других мест. В ПЗики, например, в одном подобном доме площадью около 100 кв. м. в левой стороне был устроен открытый очаг с плетеной трубой над ним, а в правой вдоль стен тянулись каменные кормушки для скота (МЭД963, ф.1,ед.хр.76,№ 3748, л.55 и об.). В сел.Верхний Чегем (Думала) в жилище площадью 56 кв.м у левой боковой стены за перегородкой из тонких жердей была устроена кладовая "гуму", а справа возле вхо¬да находились хлебные закрома (АЙЭ, 1963, ф.1, ед.хр.135, № 3746, л.21 об, 22).
Состоятельные слои населения уже в середине XIX в. жили в двух-трехкамерных домах, состоявших из общесемейной комнаты и гос-тевой (кунацкой), к которой иногда пристраивали еще конюшню для лошади гостя.
"В каждом доме, - сообщает И.И.Норденстамм о чеченцах, - есть особое отделение для гостей, которое называется кунацким; оно состоит из одной или нескольких комнат (смотря по состоянию хозяина), которые всегда содержатся в большой чистоте" (МИЧИД, 1940, т. 3, вып. I, с. 317). Кроме того, скот в таких хозяйствах всегда содержался в отдельном помещении, которое в горах в зави-симости от рельефа пристраивалось либо сбоку, либо ниже по скло¬ну от жилища. На равнине и в предгорьях, где земли было больше и усадьбы не были столь скучены, кунацкая и помещения для скота строились отдельно от основного жилища и по большей части на осо-бом дворе.
Устройство кунацкой было обусловлено широко развитым обыча¬ем гостеприимства и имело престижный характер. "У кего кунацкой нет, - гласила адыгейская поговорка, - того за дворянина не счита¬ют" (СМОМПК, 1899, вып.26,с.4). М.О.Косвен возводил кунацкую к древним "мужским домам" и "клубам холостяков" (Косвен, 1961, с.126- 129).
- гьг -
В зажиточных хозяйствах кухню также строили отдельно, здесь готовили пищу для всех обитателей семьи и дворовой прислуги. "Каждый старшина имеет один опрятный дом, другой - предназначен¬ный для гостей и третий - для хранения необходимых в хозяйстве вещей и приготовления пищи", - сообщает Ю.Клапрот, 1967, с. 170). В горах под кухню отводили первый этаж жилища. Так, К.Ф.Ган, опи¬сывая дом состоятельного чеченца в Аккинском ущелье, отмечает, что в нижнем этаже его находились хлев и кухня, а во втором была расположена гостевая комната (Ган, 1902, с. 217),
В пореформенный период двух- и трехкамерные жилища становят¬ся самыми распространенными и вытесняют все другие виды планиров¬ки. Наличие в жилище гостевой комнаты, в которой обычно проводи¬ла досуг мужская часть семьи, привело к возникновению ошибочной литературной традиции, удержавшейся вплоть до советского времени, о разделении якобы жилища на Кавказе на женскую и мужскую полови-ны. Сакли состоят "из двух небольших комнат: мужской и женской половины", - замечает Н.Карлгоф об адыгейском (черкесском) жили¬ще (Карлгоф, 1890, с. 535). "Жилище состоит из двух половин: муж¬ской - уннашкуа и женской - пыт", - утверждает А.Миллер (Миллер A.A., 1914, с.II). В эту последнюю, по словам А.Н.Дьячкова-Тара- сова, "запрещен был доступ мужчинам и куда сам хозяин осмеливал¬ся прокрадываться только позднею ночью" (Дьячков-Тарасов, 1902, с. 15).
Между тем дело обстояло отнщць не столь сурово. Далеко не все слои населения имели обособленную гостевую комнату, тем более дом, и поэтов говорить о какой-либо строгой изоляции членов семьи по половому признаку нельзя. Кроме того, женщины в отсутст¬вие гостя часто входили в кунацкую для уборки, топки камина, а невестка перед сном мыла тестю ноги. В свою очередь мужчины захо¬дили в общесемейную комнату для еды и за всякими хозяйственными
надобностями. Более того, в общесемейной комнате было принято принимать близких друзей и родственников. Кунак, - пишет В.К. Гарданов, "мог останавливаться не в гостином доме, находящемся в отдалении от жилого дома хозяина, а в самом доме хозяина или же (если хозяин был достаточно состоятельным) в специальном доме, построенном внутри хозяйского двора для приема приезжих родствен¬ников и самых близких знакомых" (Гарданов В.К., 1967, с. 309). В действительности, если обстоятельства позволяли каким-либо об¬разом дифференцировать жилую площадь, мы сталкиваемся прежде все¬го с "функциональным, но отнюдь не половым в своей основе разде¬лением жилья. Бросавшееся же исследователям в глаза видимое груп¬пирование мужчин в гостевой комнате, а женщин - в общесемейной, или в кухне, диктовалось существовавшим в прошлом на Кавказе чет¬ким хозяйственно-бытовым разделением труда между полами, при ко¬тором представительство семьи перед внешним миром осуществлялось мужчиной, а ведение домашнего хозяйства являлось женским уделом" (Кобычев, 1956, с. 59).
Частный, хотя и глубоко своеобразный вариант двух- трехка- мерной планировочной схемы, развернутой в вертикальном направле-нии, представляли так называемые жилые башни, которые в XIX в. еще довольно широко бытовали в горной Чечне, Ингушетии и Север¬ной Осетии. В преобладающем большинстве жилые башни имели три эта¬жа, каждый из которых представлял собой одну большую комнату площадью от 36 до 50 кв.м и более. Первый этаж использовался для скота и хозяйственных нужд, во втором жили, а третий служил ку¬нацкой и местом обороны. С этой целью в некоторых башнях на верх¬нем этаже над входом устраивали специальные защитные балкончики без пола - машикули, откуда обороняющиеся безопасно для себя мог¬ли кидать на нападавших камни и лить на них расплавленную смолу и кипяток. На плоской крыше всегда про запас были заготовлены кам¬ни, уложенные по краям наподобие парапета. Намного реже встреча¬лись жилые башни в два и четыре этажа.
Во второй половине XIX в., когда надобность в подобных по-стройках окончательно отпала, владельцы их стали переходить к строительству двухэтажных домов открытого типа, в которых сохра-нился прежний принцип расположения помещений: первый этаж отводил¬ся под хлев и конюшню, а второй - под жилье.
Ослабление патриархально-феодальных отношений и участивший¬ся распад больших семей во второй половине XIX в. привели к даль-нейшему усложнению планировки северокавказского жилища: к роди-тельскому дому начинают пристраивать отдельные комнаты для жена-тых сыновей. В результате возникает необычный по внешнему виду так называемый "длинный" дом, состоящий из ряда жилых помещений, расположенных по прямой линии в один ряд (жилище однорядного пла-на). В горных районах, где рельеф и плотность застройки не позво-ляли "растягивать" жилище в длину, отдельные помещения пристраи-вали под углом к основному дому или поднимали на второй этаж. От-личительной чертой "длинных" домов является полная изолирован-ность в них всех жилых помещений, каждое из которых имело свой вход со стороны общей для всего дома галереи или крыши ниже рас-положенного по склону хлева, как это имело место в горнвх районах. И только много позднее, в конце XIX - начале XX в. между некоторы¬ми из смежных комнат начинают устраивать двери, ведущие в сени, прежде неизвестные в планировке местного жилища.
Имея в виду возникшую тенденцию к обособлению взрослых жена-тых сыновей, один современник писал: "Молодой человек, задумав жениться, должен был предварительно обеспечить себя помещением, иначе ему жены не дадут родственники ее. Помещение строится на его же средства и не им одним, а по возможности при участии всех членов семейства и даже приятелей, друзей, охотно принимающих
участие в этих случаях в надежде на будущую взаимную помощь или в уплату прежних услуг (от женатых). Но все же главная забота об устройстве и обстановке помещения лежит на самом женихе (Коки- ев С., 1885, с. 77).
Будучи сравнительно новой частью в жилище, комната для мо-лодых была окружена некоторым отчуждением и таинственностью. "Около нее, - пишет современный черкесский этнограф И.Х.Калмыков, - не разрешалось громко разговаривать, выполнять какую-либо хо¬зяйственную работу, запрещалось находиться вблизи нее посторон¬ним лицам и даже чужим кошкам и собакам. В комнату могли захо¬дить только дети, а также младшие члены семьи молодожена. Неред¬ко в жизни случалось так, что родители молодожена умирали в пре¬клонном возрасте, так ни разу и не посетив "лэгъунэ" (адыгское название комнаты женатого сына)" (Калмыков, 1974, с.140,141).
Необходимо отметить еще одно помещение в традиционном жи-лище - обособленную кладовую. В старых однокамерных домах под кладовую отгораживали часть жилой площади возле входной двери либо устанавливали на этом месте большой деревянный многосекци-онный ларь. В старинных жилых башнях Чечни и Ингушетии иной раз вместо этого сооружали закром из камня в одном из передних уг¬лов жилого этажа. С появлением многокамерного жилища кладовую стали выделять в отдельное помещение, которое пристраивали сза¬ди или сбоку от общесемейной комнаты. Кладовую в еще большей степени, чем комнаты молодых, окружали ореолом святости и недо¬ступности. Входить в нее имела право только старшая женщина в доме, которая ежедневно выдавала нужное количество продуктов не¬весткам. Мужчина не имел права заглядывать в кладовую (Магометов, 1969, с. 262; Калоев, 1971, с. 151). Во всем этом видны пережит¬ки далекого матриархата и высокое уважение, которое питали горцы к пищевым продуктам, достававшимся в прошлом, нелегким трудом.
В конце XIX - начале XX в. в связи с окончательным распа¬дом большееемейной общины и возросшим влиянием русской и город¬ской строительной культуры появляется еще один вид трехкамерно- го жилища с линейно-однорядной планировкой, состоящий из обще-семейной комнаты, комнаты молодоженов и расположенных между ни¬ми сеней. Новая планировочная схема очень близка южнорусскому варианту трехкамерного жилища и, вероятно, возникла под его влия-нием. В то же время переход к жилищу с одним общим входом означал дальнейший существенный сдвиг в семейных отношениях и изживание в повседневном быту коренного населения прежних феодально-патри-архальных устоев. "Появление трехкамерного дома с одним входом говорило о том, что у хозяина нет сына или о желании отца отде-лить сына и создать ему самостоятельное хозяйство сразу же после женитьбы, а также о значительном изменении во внутрисемейных от-ношениях, не требующих столь строгого соблюдения снохой и сыном обычаев избегания", - пишет Г.Х.Мамбетов (Мамбетов, 1971, с.134, 135).
Более строго соблюдался обычай "субординации" отдельных жи-лых помещений в общей планировке жилища. Общесемейная комната, в которой устраивался традиционный очаг, служивший для приготовле-ния пищи всей семьи, в том числе и для женатых сыновей, занимала неизменно правую часть жилища, а все остальные комнаты пристраи-вались слева от нее. В левой части дома устраивали и кунацкую, которая у бедных совмещалась нередко с комнатой женатого сына.
С русским влиянием связано и появление в конце XIX - начале ХК в. принципиально новой планировочной схемы: домов квадратного плана с двурядннм расположением помещений. Существовало несколь-ко разновидностей жилища квадратного плана: с одним входом и дву¬мя парами смежных комнат, одна из которых (ближайшая ко входу) играла роль прихожей или сеней; со сквозным коридором, разделяв¬шим жилище на две независимые половины, на который выходили две¬ри всех жилых помещений, с выходами из жилых комнат на две сто¬роны - передний и задний фасад, на открытые или остекленные га¬лереи. До революции жилище квадратного плана, для постройки кото¬рого приходилось прибегать к найму мастеров и закупать дорогие материалы - доски, обожженный кирпич, кровельное железо, скобя¬ные изделия и пр., из-да дороговизны не получило широкого распро¬странения.
Положение в корне меняется лишь с установлением Советской власти, особенно после коллективизации. К концу 1920-х годов из строительной практики исчезают длинные дома, а двухраздельное жилище, состоящее из сеней и жилой комнаты (кунацкая с ликвида-цией феодальных классов постепенно теряет свое значение), сохра-няется в единичном числе в качестве исключительно временной по-стройки, в основном в селениях переселенцев с гор да в хозяйстве молодоженов. В противоположность этому все большее распростране-ние получают трехраздельное жилище и дома квадратного плана с одним входом. Принципиально меняется и функциональное назначение отдельных помещений в жилище. Самые большие комнаты отводят под кухню и гостиную, которая в отсутствие гостя используется в ка-честве столовой и комнаты, где дети-школьники готовят уроки. Одна из комнат выделяется для взрослых детей, одна - для престарелых родителей (чего раньше никогда не делали). Кухня в трехраздель- ном жилище теперь неизменно устраивается в сенях, а в домах квадратного плана - в комнате, смежной с прихожей. В кухне в до-мах квадратного плана также ставят кровати (для отдыха родителей), здесь же иногда спят маленькие дети.
Указанная тенденция все большей дифференциации жилой площа¬ди получила дальнейшее развитие в послевоенные годы. Прямым ее следствием было окончательное вытеснение из строительства трех- раздельного жилища и переход к сооружению домов исключительно квадратного плана с 4 и 6 жилыми комнатами, с крыльцом и веран¬дой на главном фасаде. Разновидностью подобной планировочной схемы являются дома с внутренним коридором, двумя верандами (по переднему и заднему фасаду) и с двумя выходами во двор и сад (ввиду того, что большинство современных домов строится на крас-ной линии или боком к улице).
Жилище квадратного плана строится в настоящее время повсе-местно и на равнине и в горах. Все другие планировочные схемы встречаются единично и большей частью представляют собой построй-ки предыдущих десятилетий либо сугубо временные сооружения.
Форма крыши и материал покрытия
Крыша является одним из главных элементов жилища. "Дом без крыши - не жилище", - говорится в старинной кабардинской песни (Песни живших до нас, 1966). В народном сознании крыша олицетво-ряла обычно все жилище целиком. Д.Белль, английский резидент на Северо-Западном Кавказе в первой половине XII в., сообщает о любопытном обычае сооружения соломенной кровли во время сверше¬ния правосудия у западных черкесов (адыгейцев): "Когда мы приеха¬ли во двор временного суда, то уже упала сгоревшая соломенная крыша, чем мы получили самое явное доказательство того, что суд окончился, так как соломенная крыша надевается (сооружается. - В.К.) только в подобных случаях" (Белль Д. Дневник, т.Ш, с. 726, 727). Это перекликается с обычаями многих других народов рушить крышу в доме при смерти кого-либо из старших домочадцев.
Указанное значение крыши определяется тем, что она первона-чально предназначалась для предохранения очага от осадков, и в этом смысле не будет преувеливением сказать, что жилище появляет-ся там и тогда, где появляется крыша. В некоторых местностях Се- - - (
верного Кавказа в отдельных надворных постройках крыша покоилась на особых столбах и не соединялась наглухо со стенами, откуда можно заключить, что в какое-то отдаленное время эти два элемен¬та жилища существовали и развивались независимо один от другого.
Форма и материал крыши в еще большей степени, чем материал стен, связаны и обусловлены природно-климатическими условиями то¬го или иного района. В местах, обильных осадками, крышу делали более крутой, а в засушливых - плоской или пологой. Эта законо¬мерность прослеживается и на Северном Кавказе. Количество осад¬ков здесь, как уже говорилось, убывает по направлению с запада на восток, в соответствии с этим меняется и форма кровли от остро¬верхой камышовой и соломенной до плоской земляной. Северо-Запад¬ный Кавказ по форме крыши сближается с Юго-Восточной Европой (в первую очередь с Северным Причерноморьем и Балканами), тогда как в юго-восточных районах края форма крыши однотипна с таковой в Передней и Средней Азии. Между этими двумя крайними точками ле¬жит широкая полоса, представленная переходными формами - пологой земляной крышей, в конструкции которой органически сочетаются элементы как первой, так и второй формы.
До середины XIX в. ареал той или иной формы крыши был доста-точно определенным. Островерхие двух- и четырехскатные крыши с соотношением высоты к основанию 1:2 были характерны для равнинных и предгорных северо-западных районов Кавказа, начиная от Черно-морского побережья и вплоть до Большой Кабарды и Северной Осетии. Пологая двускатная земляная крыша бытовала в горах северо-запада края, в Карачае, в верховьях Баксанского и отчасти Чегемского ущелий (селения Булунгу, Кям, Думала, Орсундак, Верхний Чегем), в районе Моздока и в притеречных селениях Чечни. В горах же от средней части Баксанского ущелья на западе и дальше на восток вплоть до Макажойской котловины, а также на прилегающей части че-ченской и ингушской плоскости преобладало плоское земляное покры-тие.
Плоская и пологая земляная кровля была одной из характерных черт жилища коренного населения, которое в остальном внешне ма-ло чем отличалось от хат и мазанок соседнего казачьего и русско¬го населения. "Только обилие плоских с едва заметным скатом зем¬ляных крыш с торчащими к верху коническими трубами да отсутствие правильных улиц выдает, что это не казачьи станицы", - писал в конце прошлого столетия Г.Вертепов об ингушском жилище плоскост¬ных районов (Вертепов, 1892, с. 97).
На исходе минувшего столетия картина начинает постепенно ме-няться. Втягивание Северного Кавказа во всероссийский рынок, со-провождавшееся распространением домов нового типа, выстроенных в подражание русскому и городскому дому, появление новых кровель-ных материалов способствовало расширению ареала островерхой двух- и четырехскатной крыши и одновременно постепенному исчезновению из строительной практики прежних традиционных форм перекрытий. Об этом свидетельствуют письменные и архивные материалы, в которых сообщается о появлении многочисленных кирпично-черепичных заво¬дов, а также фотоснимки отдельных селений. Так, например, на вы¬пущенных в эту пору почтовых открытках с видами чеченских селений Харачой и Итум-кале можно различить несколько жилых домов, крытых железными и черепичными крышами (Республиканский музей краеведе¬ния, фотоархив, № НВ 2537/31; 2880).
Естественно, что процесс внедрения новых кровельных материа-лов и форм покрытия был неравномерным и обусловливался порой слу¬чайными и привносными обстоятельствами. Например, в сел. Белгатос, по свидетельству информаторов, первая черепичная крыша появилась в начале XX в., материал для нее был привезен хозяином из Баку (АйЭ, 1969, тетр. I, л. 18 об.). Напротив, в сел.Хакуринохабль в
Адыгее появление черепицы было связано с основанием в селении в начале 1870-х годов своего "кирпичного промышленного заведения" (АОА, ф.Р-8, оп.1, ед.хр.61, л.12). Небольшой "островок" дву-скатной тесовой кровли, возникший в предреволюционные годы в вер-ховьях Баксанского ущелья и в некоторых североосетинских селени¬ях бассейна Лескена и Уруха, обязан жвоим появлением грузинским мастерам-отходникам (Робакидзе, 1960, с. 102).
Окончательное вытеснение плоской и пологой двускатной крыши и замена ее крутой островерхой дву- и четырехскатной кровлей, крытой черепицей и шифером, происходит только в советские годы и завершается в послевоенное время. Сейчас земляную кровлю в еди-ничном числе можно встретить только в горах на сохранившихся кое- где домах дореволюционной постройки или на хозяйственных построй-ках. Почти исчезли из строительной практики крыши, крытые соломой и камышом, которые еще в предвоенные годы составляли на плоскости довольно значительный процент.
В послевоенные годы четырехскатные крыши постепенно вытесни-ли двускатные. Этот процесс почти завершился в Северной Осетии, ' где двускатная кровля сохраняется в основном лишь на хозяйствен-ных постройках. Сокращение числа домов в двускатной крышей отме-чается в новостройках Адыгеи, Чечни, Ингушетии, Балкарии, Кара-чаево-Черкесии, в том числе в горных районах, и только в Кабарде в большинстве районов преобладает двускатная крыша.
Обращаясь к описанию устройства крыши, прежде всего следу¬ет отметить, что первоначально, как установил А.Миллер, остро¬верхие четырехскатные подшатровые крыши не имели стропильной конструкции, но возводились на кокорах - жердях с крючком на вер¬хнем конце из обрубка ветви, которым они зацеплялись за централь¬ный столб или коньковый брус (Миллер А., с. 13,14). Центральный столб в свою очередь опирался на матицу, положенную поперек жили¬ща на столбы с развилкой; коньковый брус поддерживался на таких же столбах с развилкой, но поставленных снаружи у торцовых стен. Нижние концы кокор лежали на стенах жилища. Позднее, с появлени¬ем двухкамерных и "длинных" домов, под нижний концы кокор стали подводить подстропильные балки, которые в свою очередь опирались на развилки кольев стен или же на специальные пристенные столбы, которые и принимали на себя всю тяжесть перекрытия. "Кровля в ка¬бардинском жилище (и любом другом подобном ему. - В.К.) опиралась на особо поставленные столбы, а не стены, слишком жидкие для это¬го" (Попко, 1880, с. 115). Таким образом, крыша не была связана конструктивно со стенами, что было характерно для всех видов тур- лучного жилища края (и сопредельных областей) (Аг ларов, 1965).
Неплотное прилегание кровли к стенам пытались исправить тем, что низ скатов с внутренней стороны обмазывали глиной. Но обмазка в местах стыка со стенами держалась плохо и не спасала жилище от холода и проникновения в него осадков. Об этом очень выразитель¬но высказался один местный автор того времени: "Ну что за сакли у нас были? - курятники какие-то, не избавлявшие нас от холода зи-мой, а летом - ош дождей, даже самых незначительных. На дворе ка-пает - и в сакле капает. Зимой сколько дров мы истребляем! В про-должение зимы привезешь по крайней мере арб сто, огонь всегда пы-лает среди сакли, а все-таки бывает мало тепла. Рукам бывает теп-ло и ногам тоже, потому что зарывали под золу, а спина мерзнет" (Кануков, 1875, с. 141). Приведенное высказывание относится к осе¬тинам, но.оно было справедливо и в отношении жилища других наро¬дов края."В хижинах этих зимой очень холодно, - замечает о жилище абадзехов А.Махвич-Мацкевич. - Ветер наносит хлопья снега в дымо¬вое отверстие... ветер свободно проникает в хижину" (Махвич-Мац- кевич, 1864, с. 2).
В качестве покрытия при островерхих крышах использовали пре-имущественно солому, которую настилали "внатруску" по подстил¬ке из хвороста или камыша. Закрепляли солому веревками, свитыми из травы, которые перекидывали через гребень крыши. К концам ве¬ревок привешивали камни, подобно тому как это делали при закреп¬лении стогов. Другой не менее распространенный способ крепления соломы заключался в обвязке крыши несколькими последовательными рядами колец, составленных из горизонтально уложенных прутьев или тонких жердей.

0

8

В конце XIX - начале XX в. кровлю на кокорах вытесняет стро-пильная конструкция, которая при четырехскатной крыше возводилась из отдельных звеньев без конькового бруса. Отдельные звенья скреп-лялись между собой продольными жердями или рейками, поверх кото¬рых настилали соломенное, драночное, дощатое или черепичное по¬крытие. Тогда же впервые при сооружении каркаса кровли стали ис¬пользовать скобы и гвозди. За небольшими изменениями подобная кон¬струкция островерхой крыши бытует и в настоящее время.
В конце XIX в. перемены отмечаются и в материале и в спосо¬бах покрытия, в том числе традиционной соломенной кровли. Наряду с традиционной "натруской" от соседнего русского населения был заимствован способ покрытия крыши правильно уложенными снопами, так называемым "расчесом" или "гребешком". По характеру укладки снопов различали "волотовые" (комельками вверх) и "корешковые" (комельками вниз). На корешковую крышу требовалось от 500-700 до 1000 снопов камыша и соломы диаметром "в перехвате" от 13 до 15 см (вершок), на волотовую крышу достаточно было 300 таких снопов (АИЭ, 1960, тетр.1, л. 65 об; 1961, тетр. I, л. 64 об.).
Соломенные и камышовые кровли подобного устройства удержа¬лись здесь до начала 1950-х годов, хотя число их было крайне не-значительно.
В конце XIX в. в равнинных селениях появились в единичном
числе железные и черепичные кровли, однако до коллективизации эти виды покрытия не получили широкого распространения. Локаль¬ное распространение имели также тесовые и гонтовые покрытия, глав¬ным образом в районах с развитым лесопилением - в Теберде, вер¬ховьях Баксанского ущелья, в отдельных районах Чечни и Адыгеи. Дранку использовали также для зашивки фронтонов в двускатной кры¬ше, в том числе покрытой черепицей (Там же, 1961, тетр.2, л.31). Из редких видов покрытия можно упомянуть сухую осоку, "ситник" (Мамбетов, 1971, с. 158) и липовую кору (Капрот, 1967, с. 170), которая применялась в качестве покрытия на Северном Кавказе с древнейших времен^.
В советские годы все перечисленные материалы были вытеснены черепичным покрытием, которое в настоящее время является преобла-дающим кровельным материалом. Значительно реже применяется кро-вельное железо и листовой гофрированный шифер, что объясняется недостаточным его производством в крае.
В отличие от жилища равнинных районов с островерхим камышо¬вым и соломенным (позднее черепичным и шиферным) покрытием, сруб- ное жилище горной полосы искони крылось пологой двускатной крышей с соотношением высоты к основанию 1:5. Пологая крыша сооружалась обычно на самцах. Основу ее составляли мощный коньковый брус и две толстые матицы, расположенные ниже его на расстоянии толщины бревна. Такая усиленная конструкция была необходима для того,что¬бы удержать тяжелое земляное покрытие, достигавшее толщины до по-луметра и более. Скаты крыши настилали из столь же толстых плах (позднее пиленых досок), укладываемых вплотную одна к другой. Для прочности вся конструкция подпиралась еще наружными столбами и до-полнительными подпорками ("обезьянками") внутри жилища, которые врезались в поперечные балки, поддерживавшие матицы в середине. Особое внимание уделяли устройству карниза. На фасаде карниз пе- — 165 -
реходил в плоское перекрытие галереи, тянувшейся вдоль всего жилища, и с боков заканчивался двумя рядами досок или бревен,по-ложенных одно на другое, которые удерживали землю на кровле от осыпания. Были разные способы крепления: в одних случаях продоль-ные бревна карниза укрепляли поперечными тягами, а в других в двух-трех местах на подоснову покрытия (на плахи) настилали длин-ные жерди с обрубкаш корней, загнутых кверху наподобие салазок.
Своеобразный вариант пологой двускатной крыши бытовал в вер-ховьях Чегемского ущелья Балкарии (в сел.Эльтюбю). Здесь в неко-торых старых домах поперечные балки делаж не прямыми, а слегка выгнутыми наподобие лука иж коромысла, они так и называжсь "жи- ялы" - лук (АИЭ, 1969, тетр.1, л.23 об; Робакидзе, 1960, с. 101; Понтек, 1961, с. 107). Подобного рода "коробовое" перекрытие по форме напоминает "горбатые" двускатные камышово-земляные кровж саманных ж турлучных домов в некоторых притеречных селениях Чеч¬ни и Северной Осетии, расположенных между Моздоком и сел. Брагу- ны. Здесь вплоть до Октябрьской революции была распространена осо¬бая разновидность пологой двускатной крыши - из четырех продоль¬ных брусьев-матиц, два из которых проходиж посередине перекры¬тия, а два неподалеку от стен жилища. Своими концами все брусья опирались на столбы-колья, входивщие в конструкцию боковых стен, которые в средней части имеж несколько большую высоту, чем по краям. Поверх этих продольных брусьев-матиц укладываж в попереч¬ном направлении сплошным накатом слегка изогнутые стропила из горбылей, на которые затем настилаж камышовое покрытие, плотно обмазанное гжной. В результате получалась двускатная крыша с ок¬руглым верхом.
На большей части горной полосы, начиная от среднего течения Баксана и далее на восток до границы с Дагестаном, преобладала плоская земляная крыша. Ее устройство в основных чертах было од-нотипным. На поперечные балки, опиравшиеся своими концами на продольные стены жилища, пристенные столбы или специальные гнез¬да в кладке, укладывали накат из жердей, плах или плетеные маты, а с конца прошлого столетия - также доски. На это покрытие насти¬лали хворост, поверх которого насыпали землю. Земляную засыпку обмазывали толстым слоем глины, смешанной с навозом или саманом и плотно утрамбовывали специальными каменными катками. Обмазку и трамбовку время от времени подновляли, особенно в дождливую погоду, для того чтобы осадки не скапливались на крыше, ей прида-вали легкий наклон в одну сторону. Карниз крыши укрепляли при по-мощи каменных плиток либо горизонтальных бревен и досок, уложен¬ных друг на друга. Бревна удерживали от падения жердями с загну¬тыми кверху концами, проложенными под сланцевые плиты, либо за¬крепляли специальными клиньями, вставляемыми в гнезда в концах поперечных балок. В горных районах Чечни бытовали также крыши с карнизом, выложенным ровными сланцевыми плитами, нависшими над плоскостью стен.
При большой площади помещений земляные перекрытия внутри жилища подпирали особыми столбами с резными капителями. В Ингуше-тии и кое-где в Чечне в жилых башнях для поддержки верхнего по-крытия и межэтажных перекрытий в центре жилища возводили из кам¬ня опорный столб квадратного сечения с уступами.
На крайнем юго-востоке Чечни в Чеберлоевском обществе в ста-ринных домах встречалась плоская кровля, опиравшаяся на ряд колонн с арочным завершением, называвшихся "ког" (ноги). Эти арки выкла-дывали из небольших камней правильной формы, а паруса между арка¬ми заполняли сланцевыми плитами, уложенными в технике ложного свода, т.е. напуском одна на другую, с последовательным перереза¬нием углов в каждом последующем ярусе. По словам информаторов, этот вид перекрытия был заимствован чеченцами из соседнего Дагес¬тана, где арочные конструкции имели широкое распространение. В свое время жилище с крышей, опиравшейся на арки, высоко ценилось населением. Поэтому при сватовстве обычно интересовались, сколь¬ко "ног" у дома невесты . Ответ позволял составить представление об имущественном положении девушки (в прошлом в жилище вместе с людьми находился и скот, теплом которого согревались в зимнюю пору). Однако на исходе XIX в. жилище с арочным перекрытием посте¬пенно выходит из обихода (небольшая высота, отсутствие окон, ко¬торые боялись устраивать, чтобы не ослабить крепость стен, делаж его неудобным и негигиеничным) и оно перешло в разряд хозяйствен¬ных помещений. Само его название "желе" стало обозначать скотный двор, хлев.
Среди редких форм перекрытия на боевых башнях, склепах и святижщах следует упомянуть двух- и четырехскатные ступенчатые перекрытия из шиферных пжток, переложенных рядами каменной клад¬ки (в Чечне, Ингушетии, Северной Осетии и в единичном числе в горной Балкарии и Карачае),парабожческие двускатные (Ингушетия, Северная Осетия), полусферические, с такими же шиферными ступень¬ками иж с навесными гуртами (Ингушетия), пирамидальные с выпук¬лыми скатами (Северная Осетия), многогранные шатровые (Балкария), а также купольные межэтажные перекрытия ингушских боевых башен. Все они своими корнями восходят, по-видимому, к разного рода
древним видам передвижного жилища, крытого шкурами, войлоком иж
7
древесной корой .
Пол, потолок, межэтажные перекрытия
Пол и межэтажные перекрытия в XIX - начале XX в. в традици-онном жилище края были земляными независимо от того, из какого материала жижще было выстроено - из камня, дерева иж турлука. Нередко уровень пола был ниже уровня почвы вследствие того, что
при его устройстве землю плотно утрамбовывали. Утрамбованную землю сверху обмазывали слоем жидко разведенной глины, смешан-ной с навозом. Этим же раствором пол периодически (примерно раз в 10-15 дней) промазывали и в дальнейшем. Кроме того, ежедневно полы подметали, предварительно опрыскав их водой. "Пол делается всегда глинобитным и сверху смазывается глиной, перемешанной с навозом: вдоль стен у пола устраивается небольшая ступенька из глины, для того чтобы внутрь жилища не проникала вода", - писал о черкесском жилище в начале XX в. А.Миллер (Миллер А., 1914, с.15,16). С появлением фундамента пол стали несколько приподни-мать над уровнем почвы, для чего землю под ним перекапывали, а затем застилали камнем, сверху камни засыпали землей и утрамбо-вывали (Мамбетов,1971,о.160).
Деревянные полы появились в конце XIX - начале XX в. перво-начально в домах русского типа и были привилегией исключительно зажиточных слоев населения (Еарданов М.К., 1925, с. 185). Со вре-менем их стали настилать в отдельных помещениях и домов местного типа, прежде всего в гостевой, комнатах молодоженов. Позднее всего деревянные полы стали устраивать в общесемейных помещениях, служивших одновременно кухней (АИЭ, 1968, тетр. 2, л. 64). В этих помещениях земляной пол сохранялся вплоть до коллективизации, а в отдельных домах - и до начала Великой Отечественной войны (АИЭ, 1962, тетр. I, л. 85 об; 1968, тетр. I, л. 16 об, 62,94). В пос-левоенные годы земляные полы продолжали делать в хозяйственных и подсобных помещениях (в кладовой, летней кухне), в жилых же ком-натах дощатые полы получили всеобщее распространение, в том чис¬ле в самых отдаленных горных селениях. На равнине в настоящее время можно встретить полы,застеленные паркетом и пластиком. На¬стилают деревянные полы в большинстве случаев по балкам, уложен¬ным на фундамент, но в последние годы в практику все шире входит
устройство железобетонных тонолитных полов и межэтажных перекры-тий. Сверху цементные полы застилают досками или линолеумом.
Потолок в строгом значении этого слова местному традицион-ному жилищу на равнине до середины XIX в. был не известен. Объяс-нялось это особенностью конструкции крыши, державшейся на коко¬рах без подстропильных балок. Однако с целью утепления и предо-хранения крыши от протекания начиная от стен и до половины высо¬ты крышу обычно слегка промазывали глиной, что, впрочем, мало помогало. С появлением крыши на стропилах на подстропильные бал¬ки стали укладывать плетеные маты, которые и следует считать про-образом первых потолков. Настилали такие маты вначале лишь в ком-натах молодоженов и в гостевой, и только в начале XX в. потолки начали возводить и в других комнатах, в том числе в зимних кух-нях. Тем не менее, по воспоминаниям информаторов, перед револю-цией потолки имелись едва в половине турлучных домов (АИЭД962, тетр. I, л. 74, 85 об.). В летних кухнях потолков не делали вплоть до коллективизации. Теперь при устройстве потолков снача¬ла сооружают деревянную опалубку на столбах; внутрь нее помещают железную арматуру.
В срубном жилище в горных районах вначале потолков также не было, но с конца XIX в. их стали возводить из толстых грубо об-тесанных лесок-сороковок, зашивая швы вагонкой. В домах русского типа и с двурядной планировкой потолки делали всегда во всех ком-натах из хорошо подогнанных дюймовых пиленых и отфугованных досок.
Новым стимулом для развития потолка послужило внедрение в строительство черепицы в качестве кровельного материала. Новое покрытие по сравнению с соломенными и даже земляными крышами бы¬ло намного холоднее и настоятельно требовало дополнительной забо¬ты об улучшении теплоизоляции жилых помещений.
В жилище с плоским земляным перекрытием, разумеется, также
- 170 -
не было каких-либо специальных потолков, но при сооружении его обращали большое внимание на отделку и подгонку балок, жердей и плах внутри помещения. Тщательную подгонку делали и при возве-дении межэтажных перекрытий в жидых башнях и многоэтажных домах.
Жилище в горах почти до конца пореформенного периода отап-ливалось в большинстве случаев открытым очагом, поэтому стены и особенно потолок в нем были покрыты толстым слоем многовековой копоти, которая тускло поблескивала в отсветах неяркого очажного огня.
В советские годы деревянный потолок, подшитый к подстропиль-ным балкам, стал повсеместно неотъемлемой частью северокавказско-го жилища. В новых кирпичных и каменных домах на равнине его ча¬ще всего сооружают из монолитного железобетона, устраиваемого в специальной опалубке, и снизу, со стороны жилых помещений, шту-катурят цементом, выбеливают, а нередко и украшают ленным але-бастровым орнаментом в виде разного рода подлюстровых розеток и пр. Деревянные потолки красят, подшивают фанерой, белят известью, всячески заботясь об их чистоте.
В заключение раздела остановимся несколько подробнее на специфическом арочном перекрытии второго этажа ингушских боевых башен, которое, как нам представляется, имеет немаловажный инте-рес с точки зрения истории жилища региона и эволюции форм кровли, в частности. Перекрытие это не имеет себе аналогов в архитектуре Кавказа и давно привлекает внимание исследователей не только сво-ей необычайностью, но в еще большей степени уникальностью и за-гадочностью. Во-первых, перекрытие такого рода конструктивно ни-как не оправдано, поскольку выполнено в технике ложного свода и не несет никаких функций. Правда, археолог И.Б.Мужухоев пытается объяснить его наличие тем, что когда противник проникал в нижние этажи башни, каменный свод препятствовал поджогу перекрытия по-следующих этажей (Щужухоев, 1977, с. 30), но мы знаем, что та¬кой свод отсутствовал в боевых башнах с плоским земляным пере¬крытием, распространенных в других районах горного Кавказа и в не¬большом числе в той же Ингушетии и Чечне.
Во-вторых, перекрытие сводом устраивали между вторым и третьим этажами боевых башен и почти никогда не возводили между другими этажами. В-третьих, ложноарочное (консольное) четырех-стороннее перекрытие по середине каждой стороны имело каменный выступ в виде сходящихся в вершине и слегка выступающих за по-верхность свода каменных дуг (гуртов), которые устраивали также без какой-либо видимой надобности. Это хорошо видно в местах разло¬ма некоторых полуразвалившихся башен, на что нам уже приходилось указывать (Басилов, Кобычев, 1971, с. 126).
Кроме todo, как справедливо отмечает архитектор А.Ф.Гольд- штейн, вершины дуг не смыкаются плотно, а пяты не имеют снизу опоры (Гольдштейн, 1975, с. 37,38,40), т.е. дуги как бы висят в воздухе. Короче, указанные дуги не только не укрепляют свода, но утяжеляют его и ослабляют стены башни, Все это позволяет пред-положить, что и свод и дуги представляют собой рудимент какой-то позабытой древней архитектурной конструкции, которая предшество-вала сложению башенной архитектуры. В пользу этого говорит как будто и устройство входа в башни на уровне второго этажа (за са¬мым незначительным исключением). Первый, цокольный, этаж обычно отводится под разного рода емкости для продуктов и для содержа¬ния пленников.
Таким образом, можно полагать, что ингушские боевые башни развились из предшествовавших им подквадратных в плане однока-мерных, скорее всего жилых, построек, имевших четырехгранное шат-ровое перекрытие, которое при попытке возвести его из камня при-няло столь необычную, ничем не оправданную форму. В этом нас
- 172 -
убеждает наличие среди культовых сооружении Ингушетии и некото¬рых других районов горного Кавказа круглых в плане склепов, имею¬щих полусферическое завершение, на поверхности которого порой устраивали такие же каменные выступы-дуги, явно напоминающие кар-кас кочевнической юрты. С другой стороны, в боевых башнях Сване- тии мы находим также каменное перекрытие, венчающее второй ярус башни (первый этаж в сванских башнях представляет собой монолит¬ный цоколь), но устроенный в форме двускатной крыши по деревян¬ной опалубке. Как показали исследования М.И.Джандиери и Г.И.Ле- жавы, здесь, как и во многих других случаях подобного рода, кам¬ню предшествовали деревянные формы жилого зодчества, так же, впро¬чем, как и пирамидально-ступенчатому шиферному покрытию тех же ингушских боевых башен и аналогичному завершению сходных с ними наземных склепов горной полосы региона (Джандиери, Лежава, 1976, с. 94,95 и рис. 62,63в).
Виды отопления и его местоположение
Исконным видом отопления у народов Северного Кавказа был открытый очаг (огнище), находившийся первоначально посредине жи-лища, а в многоэтажных и многокамерных жилых комплексах - посре-дине общесемейной комнаты. Устройство его было довольно простым. На месте кострища на пол стелили каменную плиту, обкладываемую с боков камнями, которые препятствовали углям и золе разлетаться по помещению. В крыше над очагом устраивали вытяжное отверстие, в которое на равнине (а несколько позднее и в горах) вставляли вплетенный из прутьев и обмазанный внутри и снаружи дымарь в ви-де колокола или усеченной четырехгранной пирамиды. Раструб дыма-ря возвышался над полом на расстоянии около 1,5 м, а на крыше заканчивался высокой конусообразной формы трубой. Дымарь крепил-ся на крыше с помощью специальных пропущенных через него балок, к которым внутри дымаря подвешивалась железная цепь (в бедных домах ее заменяло хитроумное приспособление из двух дощечек с наклонными зарубками) с переменным шагом и крючьями для котла. На этих же перекладинах коптили сыры. В жилых башнях и наиболее старых домах в горных районах дымаря не было и дым выходил через арочные окна и небольшие отверстия в потолке и стенах, распро-
о
страняясь в то же время в самом помещении .
Срединный очаг в качестве основного вида отопления в сере-дине XIX в. и даже в первые пореформенные годы имел почти повсе-местное распространение, за исключением Чечни, Кабарды и Адыгеи, где, по свидетельству А.П.Берже, преобладал пристенный камин (Берже, 1858, с. 146). Но в более раннюю пору срединный очаг бы-товал и в этих районах, в частности в Чечне, о чем можно заклю-чить по сохранившемуся названию главного опорного столба в жили¬ще чеченцев - "эрдбоу", восходящему к древнему "эрдо" - "свето- дымовое отверстие^. В Адыгее и Черкесии срединный очаг в XIX в, бытовал только у беднейших слоев населения, о чем помнили в нача-ле 1960-х годов еще некоторые старожилы1-0. У балкарцев и осетин очаг в середине помещения устраивали порой даже в начале XX в. (Мамбетов, 1971, с. 107).
Открытый очаг имел очень низкий коэффициент полезного дей-ствия и требовал огромного количества топлива, но помещение тем не менее обогревал плохо. "Мы до сих пор не придумали, как удер-жать тепло в сакле, - писал' черкесский этнограф Каламбий в нача-ле 1860-х годов. - Кладем на очаг зараз целый воз дров, а жар весь уходит в трубу; суем ноги в огонь, а искры сыплются в боро-ды, црожигаем платья" (Каламбий, 1861, с. 327). Огонь в жилище, особенно в зимнее время, приходилось поддерживать круглые сутки, для чего на очаг клали порой целый ствол дерева вместе с ветвями (это было обусловлено также рядом суеверий и трудоемким процес¬сом добывания огня).
Красочную картину старинного очага и его топки приводит в своем описании путешествия по Осетии во второй половине 1830-х годов К.Кох: "Посередине находится очаг, а над ним в потолке от-верстие, которое, не считая двери, служит для выхода дыма. В оча¬ге мерцает небольшое количество угля; считается дурным признаком, если огонь потухнет. Поскольку осетины добывают огонь трением двух сухих кусков дерева, они очень заботятся о его сохранении, чтобы избежать трудностей, связанных с его добыванием. Способ сохранения огня, по крайней мере там, где растет лес, своеобра¬зен. Юноши идут в лес и срубают большое и сухое дерево. Его воло¬кут целиком к жилищу и втаскивают внутрь комнаты комлем. Эту то- лотую часть кладут на утли и, пока оно не горит, а только обуг¬ливается, с него срубают редкие ветки и сучья и обкладывают ими ствол для получения яркого пламени. Само собой понятно, что боль¬шая часть дерева со своими ветками находится вне комнаты. По ме¬ре того, как нижний конец сгорает или, вернее, обугливается,ствол постепенно продвигают внутрь. Таким образом семья на долгое время избавляется от труда по снабжению себя горючим материалом"(ОГРИП, с. 263). День, когда такой ствол входил полностью в помещение и появлялась возможность закрыть, наконец, двери, у чеченцев, по словам старожилов, отмечался даже как своего рода - домашний праздник. И это понятно: зимой при раскрытой двери даже вечно пы¬лавший огонь в очаге не приносил особого тепла.
И все же следует признать, что К.Кох ошибался, когда считал, что в основе обычая поддержания постоянного огня в очаге или ка-мине лежали сугубо утилитарные соображения. Главенствующее значе-ние здесь имело то обстоятельство, что на определенной ступени общественного развития очаг с негасимым огнем служил выражением
нерушимости большой семьи, святости домашних устоев; недаром его устраивали всегда лишь в главной комнате. Это отметил еще из-вестный кавказовед М.М.Ковалевский: "У всех горцев Кавказа очаг и связанные с ним предметы, как-то: котел и цепь, к которой он привешен, в большей или меньшей степени признаются предметами свя-щенными и символически выражают семейное единство" (Ковалевекий,М., I89G, с. 38).
Очаг фактически отождествляли с жилищем. У карачаевцев, на-пример, установка приочажного камня "таш отжата", по материалам К.М.Текеева, приравнивалась по своей значимости к укладке перво¬го венца сруба и сопровождалась особым ритуалом и благопожелания- ми. Огонь был первым предметом, который вносили в дом при ново¬селье. При вццелении женатого сына и при разделении братьев огонь в новый дом было принято брать из родительского очага. В связи с этим бытовало даже особое понятие "братство головешников", или "братьев по огню", т.е. группы людей, некогда разошедшихся из од¬ного дома. У адыгов считалось вообще позорным просить огонь для очага в чужом доме, да и получить его было не просто. Во многих семьях в случае какого-либо несчастья принято было давать обет: не давать на сторону огонь из домашнего очага. Огонь, кроме того, не давали в определенные дни, считавшиеся "несчастными". Например, у чеченцев и ингушей таким днем считалась среда (в прошлом посвя¬щенная богу огня Сели). В этот день не то что огонь - из очага нельзя было выметать даже золу (Далгат, 1893, с. 87).
Очаг, надочажная цепь, котел и даже зола и уголь из очага считались семейной святыней, от которой зависело благополучие и изобилие в доме. В нартском эпосе, известном всем народам Север-ного Кавказа, герои при встрече приветствовали друг друга словами: "Пусть огонь ваш не угаснет" (Нарты, 1957, с. 509). У кабардинцев до наших дней дошли многочисленные пословицы и поговорки, в кото-рых огонь очага выступает как синоним различного состояния семьи: "У нас нет огня", "Мы не имеем огня", "Вот уже с неделю, как у нас нет огня", - говорили в случае голода и неурожая (Кафоев, 1963, с. 123,1ВЗ). В случае смерти главы дома тушили в очаге огонь, хозяйка снимала с цепи котел и покрывала им свою голову в знак того, что больше не для кого поддерживать огонь и готовить пищу (Лаудаев, 1872, с. 55. ). Перед едой у чеченцев и ингушей в очаг бросали лучшие кусочки пищи с просьбой к домашним богам о ниспослании благополучия жилищу и семье.
Невеста перед уходом из родительского дома трижды обходила очаг с закрытым лицом, а в сопровождавшей этот обычай песне пели о том, чтобы невеста была плодовитой, как зола очага, и прилипчива к мужу, как сажа. После этого шафер брал невесту за руку, другой ее рукой касался надочажной цепи и потрясал ею как бы в знак раз¬рыва невесты с родительским кровом. Прикосновение убийцы к над¬очажной цепи избавляло его от преследования кровников и, наоборот, оскорбление кем-либо очага делало его объектом кровной мести со стороны хозяина дома, указывает Б.Далгат (Далгат, 1893, с.86-88; Беланже, 1967, с. 215,216). Под очаг зарывали пуповину новорож-денного, клады, которые после этого якобы переходили под покрови-тельство домашних богов (Семенов Н.С., 1895, с. 128). Уходя из дома на длительное время, дотрагивались до надочажной цепи рукой, как бы прося заступничества. "Ни один дигорец, - замечает К.Ф. Ран, - не отправится в путь, не прикоснувшись рукой до этой цепи" (Ган, 1898, с. 30). В очаг нельзя было плевать, бросать мусор, подметаемый с пола. Если какому-либо дому, семье желали нанести вред, наслать "порчу", то тем или иным путем старались подбросить в их очаг "заговорную" тра^у (Ипполитов, 1868, с. 23-25). Очагом клялись и проклинали. Клятва, данная у очага, при которой клявший-ся держался одной рукой за надочажную цепь, считалась особенно
крепкой (Магометов, 1968, с, 266). Когда хотели выразить высшую степень негодования, говорили: "Чтобы у тебя огонь потух" (Кова-левский М., 1886, с. 77), "Чтоб ты стал эрдбоу", т.е. навечно
тт
окаменел, превратился в столб . Если кто-либо из домочадцев уми-рал, в доме гасили огонь и три дня не готовили пищу (АИЭ, 1960, тетр.1, л. 84). Наоборот, при большой радости из очага брали го-ловню и обводили вокруг него круг, в чем нетрудно увидеть отго-лосок былого жертвоприношения по случаю удачи (Там же, 1962, тетр.1, л. 87). С этими же древнейшими верованиями связан обычай стряхивания в очаг крошек хлеба и пищи после еды ("хлеб - дар божий" и через сожжение как бы возвращается обратно к богу) (Там же, 1974, сел.Лесгор). К очагу перед закланием подводила жерт-венное животное, бросали куски жертвенных пирогов (Кокиев С.,1885, с. 81). Ночью вокруг очага спали, вытянув к его огню ноги (АИЭ, 1962, тетр.1, л. 87 об.). На очаге на железном или каменном лис¬те , либо на глиняном щите в горах пекли хлеб (на равнине для этой цели устраивали особые глинобитные хлебные печи).
Отмеченная роль домашнего очага в системе идеологических представлений народов края наряду с существованием больших семей явились также главной причиной сохранения его на протяжении поч-ти всего прошлого столетия. Только в пореформенный период и бли-же к рубежу XX в. в связи с распадом больших семей, сопровождав-шимся уменьшением размеров и дифференциацией жилой площади, пот-ребность в срединном очаге отпадает и его все чаще начинают устра¬ивать у одной из стен или в углу жилища, в результате чего очаг
то
превращается в пристенный (или угловой) камин . У зажиточных до-мохозяев камин в свою очередь заменяется заимствованной у русских кирпичной шла, на первых порах, глинобитной печью. Очаг же пере-носится в так называемую летнюю кухню, которая в это время полу-чает всеобщее распространение.
Будучи сравнительно новым и малопривычным элементом мате-риальной культуры, камин у большинства народов края не получил устойчивого местоположения. В одних случаях его устраивали у пе-редней стены справа или слева от входа, как, например, у карача-евцев (АИЭ, 1968, тетр. 2, л. 33 об), отчасти балкарцев (Там же, сел. 1унделен, л. 25 об.), ингушей (Там же, 1969, тетр. 2, сел. Алкун, л. 9), осетин (Магометов, 1968, с. 264), чеченцев (АИЭ, 1969, тетр. I, сел. Итум-кале, л. 30, 41); в других - в углу по-близости от входа либо напротив него у задней стены - у осетин (ГМЭ, фотоколлевдия, инв. № 15), чеченцев (Иваненхов, 1910, табл. 71, УП), кабардинцев (АИЭ, 1968, тетр. 2, л. 5 об. сел. Лечинкай); у боковой наружной или внутренней стены - у адыгейцев, черкесов и кабардинцев (Миллер A.A., 1914, с. 15), в срубном жилище бал¬карцев (АИЭ, 1968, тетр. 2, л. 2 об), изредка у чеченцев (Там же, 1969, тетр. I, сел. Белгатой, л. 24 об), и, наконец, у задней стены, напротив или наискосок от входа - у адыгейцев (Там же, i960, тетр.1, сел. Шовченовский, л. 9), черкесов, чеченцев (Там же, 1969, тетр. I, сел. Дарго, л. 19) и балкарцев.
О том, насколько неопределенным было положение камина даже у тех народов, у которых он бытовал почти в течение всего XIX в., а возможно и ранее, можно судить по приводимым Е.С.Иваненковым планам жилища горных районов Чечни. В зарисованных им трех жилых комплексах в селениях Хакмадоевского общеотва, насчитывавших вместе 13 жилых помещений, в 5 случаях камин был устроен у пе-редней (фасадной) стены справа от входа, 2 раза - слева от вход-ной двери и I раз - посередине задней стены, что встречалось
то
крайне редко (Иваненков, 1910, табл. У1,УП). В старинном жили¬ще в сел. Шарой, обследованном экспедицией А.й.Робакадзе, камины в двух жилых помещениях находились в углу напротив двери (Роба- квдзе, 1968, рис. 2).
Вместе с тем ни камин, ни вытеснившую его позднее печь рус-ского типа на первых порах никогда не устраивали у противополож¬ной фасаду стены в дальнем от входа углу, который, как уже ука-зывалось, считался наиболее укромным и теплым, а следовательно, и более почетным, интимным. У кабардинцев это отразилось даже в особой поговорке: "Разве ты видел когда-либо, чтобы печь (камин.- В.К.) ставили в глубине комнаты" (Карданов, 1963, с. 19).
Объяснялось это тем, что на Кавказе, как и всоду на юге, в прошлом жилище обращали фасадом в сторону солнца, а задняя стена в условиях неровного рельефа, несмотря на то что выходила на се¬вер, была как бы дополнительно утеплена склоном холма или горы.
Преобразование очага в камин сопровождалось некоторыми из-менениями в конструкции стен жилища. Стену (или угол), у которой устраивали камин, в турлучном и срубном жилище для предохранения от прогорания приходилось обкладывать каменными плитками или об-мазывать толстым слоем глины. Иногда вместо этого, например, в Адвгее, Черкесии и Кабарде, в стене устраивали даже небольшой просвет, в который выходило жерло камина, сам же он оказывался по существу вне объема жилища. Для крепления дымаря в стены мон-тировали специальные консольные балки, а к лицевой стороне дыма¬ря прикрепляли широкую доску, использовавшуюся в качестве полки для посуды. Там, где камин находился поблизости от входа (в Бал- карии, Карачае), его с боков для предохранения от задувания ог-раждали деревянными досками, обмазанными глиной, или же поставлен-ными на ребро каменными плитами. Вообще конструкции каминов были сами» разнообразных форм: консольные, на опорных балках, встроен-ные в толщу каменной стены или выступавшие за плоскость стен на-ружу, но всегда ш забоиниво и тщательно устраивали и украшали.
Вытеснение очага камином, появление летней кухни и заимство-ванной от русских печи с плитой в корне подорвало древний культ
очага и вое те обычаи, которые с ним были связаны. Огонь, пылав-ший в камине, уже не объединял всех членов семьи, поскольку жена¬тые сыновья, если они не порвали еще е отчим домом, на ночь рас¬ходились по своим комнатам. Свои помещения появились и у взрослых дочерей, а иногда и у родителей. Огонь в очаге не поддерживался теперь уже круглые сутки, в этом не было нужды, поскольку рядом с очагом красовалась печь с шштой, более экономичная и гигиенич¬ная. Такая же печь стояла во дворе почти каждого дома. Поэтому с наступлением весенних дней очаг за ненадобностью нередко чисто выметали и замазывали глиной.
Но цриверженность к очагу такова, что в дни празднеств его по традиции разжигают для того, чтобы приготовить то или иное ри-туальное блвдо. "И вот появляется в доме русская печь, - сетует один современник,- и очаг заброшен и забыт. Вся пища готовится в русской печи, и приготовление на очаге совершается только в особо торжественных случаях. Постепенно забывается и исчезает из памяти весь связанный с очагом патриархальный торжественный культ (Паш-ков, 1913, с. 55).
Массовое расцространение печей различного типа, заимствован-ных от русского населения, отмечается уже в 1890-х годах. В домах квадратного плана, построенных целиком на "русский манер", камин иногда и вовсе не сооружали. Вместо него складывали разного рода русские печи с лежанкой (Калоев, 1971, с. 155), небольшие печи с плитой, цилиндрические голландки и "утермановские" печи, обитые железом, но чаще всего зимой в помещение вносили небольшие желез-ные печки, получившие в обиходе впоследствии наименование "буржуек" В трехраздельных домах с сенями посередине камин стали выносить в сени, а в большую, бывшую общесемейную комнату в зимнее время вносили железную печурку. На северо-западе края, в Адыгее, Черке- сии такая комната с печью, в которой обычно жили престарелые ро¬дители, получила название "собэ"-^.
Такое положение сохранялось и в первые годы советской влас¬ти. Еще в начале 1930-х годов во многих домах, особенно в горных районах и на западе плоскости, в сенях и в общесемейной комнате наряду с кирпичной или из сырцового кирпича печью можно было уви-деть и стародедовский камин, а в жилых комнатах - ту же глинобит-ную с вкраплениями камня-голыша или кирпичную и переносную желез-ную печь. "Даже в 20-х и 30-х годах было немало трех- и четырех- камерных домов, имевших одну печь. Если в трехкамерном доме жила одна нераздельная семья, то в сенях имелся очаг, в одной из ком¬нат - печь, а другая комната вообще не отапливалась, даже когда там жили молодожены", - пишет Г.Х.Мамбетов о кабардинском и бал¬карском жилище (Мамбетов, Материальная культура..., с. 149). Ка¬мин в сенях, а еще чаще во дворе в летней кухне, сохранялся в эти годы также у адыгейцев, черкесов и отчасти осетин и ингушей. У чеченцев на равнине бытовала небольшая глинобитно-каменная печь с плитой, приподнятая на ножках (нередко расписанная или украшенная черепичными вставками), заимствованная у соседнего терского каза-чества.
В течение 1930-х годов камин окончательно выходит из упот-ребления, сохраняясь кое-где в летних кухнях. Решающую роль в этом сыграл переход к строительству домов квадратного плана, в которых для камина не нашлось места. При новой планировке дома печь с плитой сооружали в кухне так, чтобы она обогревала сразу все жи¬лые помещения. Это создавало большую экономию и удобство. Однако там, где жилище делилось коридором на две изолированные половины, нередко устраивали две печи, каждая из которых обогревала по две смежные комнаты. Такой способ отопления удержался и в современ¬ном жилище. Некоторые изменения произошли лишь в конструкции пе¬чи, в которой в наши дни стали устраивать разного рода духовки:
для приготовления пищи и для скорейшего обогрева помещений. Печи снаружи в последние годы начинают обкладывать листовым железом, облицовывать плиткой. Кладут их всегда из обожженного кирпича. Среди новостроек встречаются дома с центральным паровым отоплени¬ем и ванными комнатами, снабжаемыми водой из отопительной систе¬мы. Все большее распространение получают газобалонные плиты, ко¬торые используются исключительно для приготовления пищи. В посел¬ках городского типа, а также в отдельных райцентрах имеется и ма-гистральный газ, и отопление с помощью теплоцентралей. Для приго-товления пищи широко используются также электроплитки, керогазы и керосинки.
Интерьер, обстановка, утварь
Интерьер традиционного жилища до проникновения в северокав- казекое село капиталистических отношений был сходным у всех на-родов региона. Его отличительной чертой было почти полное отсут-ствие мебели в современном ее понимании. Основными слагаемыми ин-терьера были пристенные полки, невысокие лежанки или нары, кры¬тые камышовыми циновками, коврами и паласами, да опорные столбы, поддерживающие крышу, особенно мощные в жилище горцев, где кров¬ля была земляной. "С первого взгляда внутренность сакли кажется совсем пустою: ни столов, ни стульев, ни лавок, грубо сколочен¬ных, ни кроватей, составляющих необходимую принадлежность жилого помещения более или менее цивилизованного человека; весь свой домашний скарб - одежду, кухонную утварь - горцы не держат на ви-ду, как, нацример, русские, а хоронят ее в сундуках, установлен¬ных на широких лавках, устроенных вдоль одной или двух стен сак¬ли; на эти же полки убираются по окончании трапезы и обеденный столик, а также и принадлежности спальни - одеяла, подушки и тю¬фяки", - писал один автор о жилище балкарцев конца минувшего столетия (Баранов, 1894, 2 дек^).
Приведенное описание будет справедливым и для жилища всех других народов Северного Кавказа, в том числе и более раннего времени, с некоторыми поправкада лишь на зональную и этническую специфику и социальное положение их владельцев. Так, к примеру, у осетин в обиходе широко использовались невысокие треногие скаме-ечки и табуретки, вырезанные иногда из цельного корневища, а глава семьи восседал на особом жестком диване Фили кресле) с пря¬мой спинкой и скошенными подлокотниками. У зажиточных слоев насе¬ления можно было видеть висящие на некотором расстоянии от потол¬ка (кровли) или укрепленные между пристенными столбами полки и жерди, на которых выставлялась парадная посуда: медные и серебря¬ные кувшины, тарелки, миски и т.п., а на жердях развешивалась за¬пасная одежда, служившая доказательством материального достатка владельца дома.
Пример подобного интерьера осетинского жилища среднего до-статка начала XIX в. дает Ю.Клапрот. "У одной из стен комнаты, где имелся камин, видны деревянные козлы, на которых днем лежат одеяла, подушки и подстилки из войлока, используемые ночью. Кро-вать, сколоченная из досок, имеет в вышину едва один фут и скоше¬на с обоих боков. Она стоит рядом с камином; днем ее покрывают тонкой циновкой или войлочный ковром, и женщины садят на ней со скрещенными ногами. Щужчины сидят на низеньких скамеечках или креслах, но почти никогда не сидят на земле, как это наблюдается у большинства других кавказских жителей. Подушки и матрацы наби¬ты шерстью баранов, а у богатых покрыты, кроме того, голубовато- полосатым полотном. Их одеяла покрыты персидским ситцем и сдела¬ны из шерсти или хлопка; они имеют также шелковые и другие одеяла. Посередине комнаты стоит невысокий круглый стол на трех ножках.
Они покупают у русских купцов на линии бутылки, большие графины, стеклянные и деревянные чашки, фаянсовые тарелки и проч.; во всех этих вещах они или проделывают отверстие или прикрепляют ка¬ким-либо другим способом шнурок, на которой и развешивают их по стенам комнаты. Остальные вещи хранят в русских отделанных лис¬товым железом сундуках. Бедные люди живут очень бедно и нечисто¬плотно" (Клапрот, 1967, с. 170, 171).
Позднее замечание Ю,Клапрота требует пояснения. Дело в том, что в этнографической литературе прошлого века, а нередко и в наши дни, прошлое описывается в неких усредненных чертах или,что еще хуже, в качестве эталона приводится быт верхушки общества. Между тем материальная культура, в том числе жилище и его интерь¬ер в особенности, у разных слоев населения представляла собой ра-зительный контраст. Так, например, в жилище бедноты не было мно-гого из того, что упоминает Ю.Клапрот; не было зачастую полок (как их именует автор - "козлов") с пышными постелями, не было разнообразной посуды и утвари, в частности, больших медных кот¬лов для варки пива в праздничные дни; не было красивого оружия, развешенного по стенам и вызывавшего неизменный восторг у всех бытописателей и путешественников прошлого столетия. Глиняная ле-жанка, крытая циновкой, на которой валялась куча тренья, заменяв-шая постель, плетеная сапетка - закром для зерна и несколько де-ревянных кадушек и тыквенных сосудов с мукой и другими продукта¬ми, стоявших вдоль стен, - вот и вся обстановка жилища бедняка,© котором так и говорили: "Живущий возле плетня сильных". В этом же помещении шесте с семьей за перегородкой содержался обыкно¬венно и весь немногочисленный скот, теплом которого зимой грелись и люди.
Вместе с тем горское жилище не было лишено известной привле-кательности, заключавшейся в монументальности и цельности его об-становки, лишенной излишней дробности и вещизма. В первую оче¬редь это относится к интерьеру жилых башен и древнейших однока¬мерных домов болынесемейных общин. Здесь все соответствовало од¬но другому: и открытый очаг с постоянным огнем, и необработанная естественная фактура стен, блестевших от вековой копоти, и мощ¬ные балки перекрытия, поддерживаемого такими же мощными столбами- опорами, и массивные косяки дверей с порогом полуметровой высоты - все создавало впечатление прочности и незыблемости быта. Под стать этим циклопическим формам интерьера была и вся немногочис¬ленная обстановка и утварь: крупногабаритные закрома-лари у вхо¬да, в которых хранились съестные припасы на целый год, полки- стеллажи с кипами постельных принадлежностей и одежды, сундуки, толстостенные долбленые ступы, железные и медные котлы для варки пищи и прочая самодельная,несколько грубоватая посуда, расстав¬ленная вдоль стен в строгом и раз навсегда заведенном порядке.
Ведущую роль в организации интерьера играл очаг (позднее ка-мин) и ближайший к нему опорный столб (там, где таковой имелся). Очаг делил жилую площадь на две функционально разные половины: переднюю, или хозяйственную, и заднюю, более теплую и укромную и поэтому считавшуюся почетной. У балкарцев и карачаевцев обе поло¬вины так и назывались: "эшик арты" - дословно "дверная сторона" - и "тер" - от древнетюркского "голова", т.е. главная часть. В пе¬редней половине полновластной хозяйкой была старшая женщина в доме, которая распоряжалась всеми съестными припасами, хранивши¬мися здесь же в ларях и кадушках или в особой кладовой. В веде¬нии хозяйки находился и сам очаг, что нашло свое выражение в че¬ченском наименовании ее "ц1енана" (цъенана), что значит "хозяйка огня" (очага) (Мамакаев, 1973, о. 14). За очагом, на почетной по¬ловине, которую в дореволюционной литературе часто называли "муж¬ской" частью дома, стояло кресло и диван главы дома; здесь цри
отсутствии отдельной кунацкой принимаои гостей, а в стороне, за ближайшим столбом (в однокамерном жилище), пряталась в полумра-ке от глаз свекра и принимала пищу невестка.
Центральный столб, находившийся вблизи очага, считался столь же священным, как и сам очаг. У осетин он носил, например, выразительное название "ангел головы" и зачастую богато орнамен-тировался разного рода символами огня и солнца: крестами, круга-ми, розетками, завитками и т.п. Капители этого столба часто при-давали форму пышной кроны, под сенью которой как бы укрывался очаг и вся семья. Когда-то, на заре истории, это, вероятно, так и было, если вспомнить приведенный выше рассказ Геродота о неких "лысых людях, которые жили под деревьями, укутывая их на зиму войлоком" (Геродот, 1972, с. 193).
Говоря о функциональном подразделении интерьера в традици-онном жилище, необходимо уточнить, что срединный очаг почти ни-когда не устраивали строго в центре помещения и напротив входа, но всегда несколько в стороне. Делалось это, с одной стороны, для того чтобы ветер из раскрытой двери не задувал огонь очага, а с другой - чтобы увеличить площадь хозяйственной половины, где цро- изводилась большая часть домашних работ. Вследствие этого почет¬ная половина была обычно сдвинута вправо или влево по отношению ко входу. При этом, как это выяснил недавно Ю.Н.Асанов на приме¬ре балкарского жилища, возможны были следующие три варианта: I) при открнгом срединном очаге почетным местом считалось цро- странство между очагом и задней стеной - классический вариант подразделения интерьера; 2) очаг (точнее камин) находился справа от входной двери; в этом случае почетная часть жилища находилась между очагом и ближайшей боковой стеной, а хозяин располагался справа от очага, место же гостя было еще правее, ближе к задней стене; 3) очаг (камин) находился слева от входа; в таком случае
почетной половиной считалась левая (!) часть помещения (Асадов, 1972, с. 155, 156). Это последнее расположение, как ни странно, встречалось наиболее часто, несмотря на то, что находилось в яв¬ном противоречии с распространенным обычаем предпочтения правой стороны во всем, это характерно для большинства народов края, в том числе и для карачаевцев и балкарцев.
"У карачаевцев,- пишет К.Текеев, - существовал обычай все ценное держать, класть и носить с правой стороны. Уважаемого че¬ловека, особенно пожилого, всегда усаживали с правой стороны. Та¬кое правило соблюдалось и при ходьбе, а также при езде верхом. Этого же придерживались и при строительстве гезен (кладовой. - В.К.) в знак большего почитания пищевых продуктов1* (Текеев, 1972, с.86). Подобный обычай отмечен и у балкарцев при приеме гостей: "Если место около очага позволяло, - пишет Ю.Н.Асанов, - то тут же рядом с хозяином, по правую руку от него сажали более почетно-го гостя, а по левую - менее почетного. Если же место не позволя¬ло, то гостя сажали на працую сторону от очага ("онг жаны"),счи¬тавшуюся почетной" (Асанов, 1972, 155). И далее в другом месте: "Но самой непочетной стороной очага считалась... женская полови¬на, которая была расположена ближе к двери и называлась "сол жа¬ны", т.е. левая сторона очага" (Там же). Такое же почитание пра¬вой стороны находим и у соседей балкарцев - осетин и кабардинцев. ■■Существовала своеобразная форма подчеркивания старшинства. Если идущих бывало двое, то младший непременно шел слева", - читаем у А.Х.Магометова в описании горского этикета (Магометов, 1968, с. 462). У кабардинцев и черкесов аналогичное правило соблюдалось даже при постройке дома: "В жилом комплексе... наибольшим почетом пользовалась "унэшхо" (комната родителей, - В.К.). Она в доме всегда занимала правую сторону (Калмыков, 1974, с. 143).
Правая сторона также издавна считалась исконно мужской поло¬виной. Уже на заре железного века в погребениях широко распро¬страненной кобанской культуры покойников хоронили строго в соот¬ветствии с полом: либо на правом, либо на левом боку. "Покойники лежали по одному в могиле, скорченно, мужчины на правом, женщины на левом боку", - читаем в отчете о раскопках Березовского могиль¬ника под Кисловодском, датируемого ХШ-УП вв. до н.э. также точно и о ряде других погребений того же района. Примечательно резюме авторов исследования: "Ддва ли не незыблемый принцип: цужчины ле¬жат на правом, женщины - на левом боку (Виноградов, Рунич, Михай¬лов, 1976, с. 37).
Таким образом, устройство входа в правой стороне дома, а очага (камина) - слева от входной двери, казалось бы, не должно иметь места, при наличии столь многовековой традиции. И тем не менее факт остается фактом: праву© половину жилища отдавали в пользование женщинам, а левую, отдаленную от входа, заочажную, предоставляли в/?ужчине, гостю, домашним пенатам - покровителям семьи, у осетин, по утверждению Л.А.Чибирова, такое расположение возводилось в закон. "По линии очага хадзар (осетинское название общесемейной комнаты и всего жилища, - В.К.) незримо делился на левую (мужскую) - лагты хай и правую (женскую) - устыты хай поло¬вины (Чибиров, 1970, с. 143).
Одно из возможных объяснений указанного феномена, как нам уже приходилось об этом писать (Кобычев, 1976, с. 130-133), - предпочтение левой ориентации перед правой у тюркских народов, длительное и интенсивное влияние которых испытали народы региона. "Левая половина шалаша, считая от дверей, образует мужскую поло¬вину, правая - женскую", - пишет Н.Харузин о жилище алтайских тюрок (Харузин, 1896, с. 8). "Левая от входа стена до очага счи¬тается местом священным, на которое никто не может садиться, кро¬ме хозяина, его жены и детей (Там же, с. 90). Даже во время по- - 189 -
ходов тюркское войско двигалось вперед левым крылом, которое считалось более счастливым.
И тем не менее от высказанного предположения приходится воз-держаться, поскольку у тех же тюрских народностей Северного Кав¬каза - карачаевцев и балкарцев - предпочтение, как мы видели вы¬ше, отдавали правой стороне, подобно другим их соседям, в том чис¬ле и при функциональном делении жилой площади.
Скорее веего в таком разделении отразил взгляд на жилище как на место приложения преимущественно женского труда и память о некогда высоком социальном положении женщины. "Женщина пользу¬ется большим почетом, чем а/ужчина; если они вдвоем идут рядом,то женщина идет справа", - писал К.Хетагуров. В героическом нартском эпосе народов Северного Кавказа богатыри-нарты в трудную для них минуту всегда обращались за советом к мудрой женщине Сатане. Так же нередко поступали горцы и в своей повседневной жизни. "Бывали такие почтенные женщины, которые во время общественных пиров (торжеств)и больших семейных праздникрв приглашались специально для провозглашения первого тоста и пожелания. В знак уважения к ней все щужчины, сидящие за трапезой, вставали, хотя среди них были старики, намного старше ее", - сообщает об осетинах А.Х.Маго¬метов (именно у них левая сторона считалась предпочтительнее пра¬вой в интерьере жилища) (Магометов, 1968, с. 461). И все это тем более знаменательно, что происходило в условиях господства патри¬архальных отношений, при которых женщина находилась в принижен¬ном и бесправном положении.
Таким образом, жилище в качестве одного из основных мест ведения домашнего хозяйства было отдано почти в безраздельное владение женщине. %жчина чувствовал себя в нем чуть ли не гостем (исключая дунацкую), несмотря на то что в силу своего господству¬ющего положения в семье и обществе восседал в нем на почетной по- - 19 и -
ловине. Находиться днем в общесемейной комнате для мужчины счи¬талось позорным, как писал А.Н.Дьячков-Тарасов, он пробирался туда тайком и лишь с наступлением темноты (Дьячков-Тарасов, 1902, с. 15).
Двойственный характер идеологических представлений, связан¬ных с дифференциацией внутреннего пространства жилища, виден так¬же в том, что осетины, например, верили в прошлом в то, что бог - охранитель домашнего очага "бынаты хицау" - обитал в правом внут¬реннем, т.е. наиболее удаленном от входа, углу жилища, в то вре¬мя как самым почитаемым местом считался столб, стоявший у очага на "женской" половине. Более того, если в хадзаре было два внут¬ренних столба, то из них, по материалам Л.А.Чибирова, более свя¬щенным признавался столб, находящийся на женской,хозяйственной стороне, т.е. ближайший к двери (Чибиров, 1970, с. 177). За всем этим скрывается несомненно противоборство двух начал: древней традиции, восходящей к далекому материнскому строю, и более позд-ней новации, сложившейся в условиях уже господства патриархальных отношений.
Порог в жилище всегда устраивали подчеркнуто высоким, иног¬да аршинной высоты, что также было связано с древними верования¬ми. На порог нельзя было наступать в связи с древним обычаем за¬хоронения умерших родственников под полом или в непосредственной близости от жилища. 7 карачаевцев того, кто наступил на порог, резко оговаривали: "Что ты наступаешь, как на покойника". 7 ады¬гов не только наступать, но и заглядывать и разговаривать через порог считалось крайней неприличным, особенно женщинам и детям (АИЭ, 1961, дн. I, с. 68,69). 7 балкарцев одним из тяжких оскор¬блений было пожелание: "Пусть исчезнет твой порог" (Там же, 1962, тетр. I, л. 78). У осетин кровник или преступник, переступивший через порог, считался спасенным и приравнивался к гостю (Чибиров,
1970, с. 158).
Существовали и другие суеверия и предрассудки, которые на¬ходили отражение в интерьере жилища (например, в определенные дни нельзя было подметать пол и выносить мусор из жилшца, с тем чтобы не навлечь на него несчастья и оскуднения (АИЭ, 1961,дн.1, с. 68).
Отметим некоторые отличительные черты в обстановке традици¬онного жилшца у народов региона, обусловленные спецификой зональ¬ных (хозяйственно-культурных различий и бытовавшими типами жили¬ща. Так, в турлучном жилище на равнине из-за отсутствия достаточ¬ного количества леса вместо деревянных нар для сна обычно соору¬жали глиняные лежанки и приступки. Поскольку плетеные стены не выдерживали тяжести настенных полок, большую часть утвари и одеж¬ды развешивали на колышках, вбитых в стены, или на жердях, протя¬нутых между опорными столбами. Сравнительно мягкий климат позво¬лял большую часть года сидеть прямо на полу на коврах, циновках, обходясь, как писал Ю.Клапрот, без каких-либо специальных сиде-ний.
Различия в конструкции жилища накладывали свой отпечаток на его обстановку. У балкарцев и карачаевцев для хранения съестных припасов у одной из боковых стен вблиз входной двери устраивали особый чулан "гуму", "гёзен", отделявшийся от остального помеще¬ния турлучной или жердевой перегородкой. У" ее основания возводи¬ли полку или завалшщу для повседневной посуды - котлов, тазов, кувшиноё и других крупных емкостей, а над ней иногда сооружали нечто вроде небольших полатей, использовавшихся также для хране¬ния разного рода снеди - сыров, вяленого мяса и цроч. У основания задней стены возвышалась завалинка из камня или досок, положенных на каменные опоры либо земляную засыпку ("тыркык", "тырхык"), на которой расставляли слева конскую сбрую, а справа - принадлежнос¬ти женского труда и рукоделия. Над этой завалинкой тянулась пол¬ка "джыйгыч", на которую складывали постели, прикрываемые сверху особым красиво орнаментированным войлочным ковром "джийгыч кииз'.' Выше находилась еще одна полка нтабгам с запасными подушками, одеялами и просто красивыми вещами. У левой боковой стены (при входе в жилище справа), носившей название "тёр къабырга" и счи¬тавшейся самой почетной в жилище, над кроватью (диваном) главы семьи на гладко обструганной перекладине развешивали выходную одежду, в частности наряды взрослых дочерей, находившихся на вы¬данье. Над этой перекладиной почти у самого потолка укрепляли вто¬рую жердь, с которой спускался вниз отрез какой-либо дорогой тка¬ни - парчи, тафты, плюша, шелка, называвшийся "джебу" и украшав¬шийся иногда нашитым орнаментом в национальном стиле. На фасадс- кой стене за камином у единственного небольшого окна развешивали музыкальные инструменты и молитвенный коврик намазлык или заменяв¬шую его шкуру козла либо оленя (Текеев, 1972, с. 185,186). Разу¬меется, полный набор всего перечисленного имелся лишь в состоя¬тельных семьях, в жилище основной массы населения обстановка бы¬ла много проще и беднее.
В отличие от жилища карачаевцев и балкарцев в жилых башнях чеченцев и ингушей полок было значительно меньше, их заменяли многочисленные небольшие ниши в стенах, а иногда и встроенные закрома и подвалы.
Особо следует остановиться на обстановке ногайской юрты. Центральное место здесь занимал углубленный в землю простейший очаг-кострище, в котором, как и в горском жилище, целый день тлел кизяк или хворост. Считалось плохим предзнаменованием, если огонь в очаге гае, но и в этом случае мужчина-ногаец не повернет¬ся, чтобы подбросить в него топлива (Малявкин, 1893, с. 150). Настолько сильна была традиция считать жилище, очаг и все, с ним
— г со _
связанное, женским делом.
Место за очагом напротив входа в юрту считалось наиболее почетным. Здесь висело зеркало, переметные сумы "ярган-торба" с запасной одеждой, покрытые разноцветной аппликацией или шкурой жеребенка. Несколько правее стояла складная кровать главы семей¬ства и его жены, застеленная шерстяным тюряком, одеялом, поверх которых горкой возвышались подушки. Над кроватью была протянута веревка, на которой висела выходная одежда. Еще далее между кро¬ватью и входом висела полка с обеденной посудой: деревянными и глиняными чашками, мисками, плошками, пиалами. Под полкой на зем¬ле стояла более крупногабаритная кухонная утварь: котлы для вар¬ки пищи, кувшины для воды, бурдюки с айраном, сбитым маслом, а также небольшой шкафчик с припасами, необходимыми для приготов¬ления калмыцкого чая: брикеты с зеленым чайным листом, сало, мас¬ло, перец, чеснок и камышовая сетка для процеживания напитка.
По левую сторону от входа (который старались обращать в юж¬ную сторону) находился большой сундук с уложенными поверх его постелями младших членов семейства. За сундуком на стене развеши¬вали седла, упряжь и другие предметы хозяйственного и домашнего обихода. Пол юрты настилали камышовыми циновками, а в почетной половине "тер" - также паласами, коврами и особыми подушками для сидения.
Указанная обстановка соответствовала семье среднего и выше среднего достатка и описана по материалам конца XIX в. У зажи¬точных ногайцев в жту и в более раннюю пору имелись отдельные юрты для женатых сыновей, для приема гостей и даже для приготов¬ления пищи. Эти юрты в отличие от главной назывались "отов" и были несколько меньшими по размерам, они имели зачастую неразбор¬ную конструкцию, полусферическое завершение, либо представляли в плане прямоугольник. Поэтому их обстановка и интерьер были резко
отличными от общесемейной юрты, К тому же в отов (кроме госте¬вой) не было очага и хозяйственной утвари. Часто отовы были на¬столько малы, что в них невозможно было выпрямиться во весь рост; спальные же чуланы были и того меньше.
В пореформенный период усилилось проникновение в обиход бы¬товой русской культуры. С появлением отдельных помещений для же¬натых сыновей (там, где этого не было прежде) общесемейная ком¬ната цревратилась в основном в спальню престарелых родителей и общую для всей семьи кухню. В комнатах молодых устраивали только камин для отопления (в основном в горах). На равнине, где кли¬мат был теплее, в комнатах молодых, например у адыгов, никакого отопления не было (Мамбетов, 1971, с. 135, 190); в них никогда не готовили и даже не ели (Калмыков, 1974, с. 145). Зато эти по¬мещения были более нарядно убраны: здесь было больше ковров, ци¬новок, паласов, сундуков с одеждой и приданым невесты. На стенах висели предметы рукоделия молодой - ее подарки супругу. Важной составной частью интерьера комнаты молодых была особая занавеска, которой завешивали ложе, и занавес, . за которой во время свадьбы стояла невеста.
Особую заботу проявляли об украшении интерьера гостевой комнаты (или дома). Стены кунацкой зачастую сплошь увеливали ков¬рами и войлоками, а пол целиком покрывали циновками и паласами. Вдоль стен здесь также стояли сундуки с постельными принадлежнос¬тями для гостя, а наиболее нарядные одеяла, кроме того, развеши¬вали на специальных шестах в качестве украшения.
В кунацкой хранили самое красивое оружие, музыкальные ин¬струменты. Кунацкие, как правило, имели свой камин для отопления (в том числе и на равнине). Е1ду гостю приносили из общесемейной кухни на особых столиках-подносах.
Интерьер кунацкой в течение XIX в. претерпел существенные
- 195 -
изменения. В первой половине века кунацкую старались обставлять в восточном стиле. В ней, по словам Ф.Торнау (1830-е годы), "господствовала старинная турецкая роскошь, обнаруживавшаяся во множестве серебряной посуды, золоченых чаш... ковров, парчовых тюфяков, бархатных одеял и тому подобных вещей" (Т., 1864,с.422). Рядовые горцы по возможности стремились обставить гостиную как можно лучше. "Стены сакли, - вспоминал один автор середины XIX в. о своем посещении кунацкой черкесов, - были увешаны камышовыми коврами, винтовками, шашками, пистолетами и кинжалами. На длин¬ных, прикрепленных к крыше шестах висели различных сортов одея¬ла; у самых стен на деревянном возвышении стояли различной вели¬чины окрашенные красной краской сундуки с медными гвоздями" (Кавказский офицер, 1864, с. 205). После окончания Кавказской войны, когда укрепился мирный быт и окрепли торговые связи, в интерьере кунацкой и комнат молодых появились предметы, заимство-ванные из русской городской культуры. "Наиболее богатые князья соблазняются, впрочем, прелестями слободской русской обстановки и для шику строят хаты в русском вкусе, имеют самовары и даже за¬навески на окнах. Светелки эти большей частью необитаемы и пред¬назначаются для приема гостей", - писал в начале 1890-х годов В.Тепцов, побывавший у горцев верховьев Кубани и Терека (Тепцов, 1892, с. 164), Вот описание обновленного на городской манер ин¬терьера гостиной в осетинском селении Даллагкау в Куртатинском ущелье: "Хозяин вводит нас в кунацкую; в углу обширной комнаты стоит диван, вдоль стен - стулья и несколько столов, покрытых вя¬заными салфетками; на полу постелены хорошие ковры, а на стенах висят портреты друзей и знакомых хозяина, лежит на столе альбом - невиданная вещь в горах" (Харузин, 1888, с. 170).
Наметившийся отход от традиционного убранства интерьера, прежде всего в среде зажиточной части населения, жившего поблизос¬ти от городов и слобод - Владикавказа, Грозного, Нальчика, Май- кош, станицы Баталпашинской и др., на рубеже столетий и в пред¬революционные годы принял особенно широкий размах. "У богачей...- замечает М.К.Гарданов о сел.Христиановском, - вентиляция по по¬следней моде, окна большие, стекло в них богемское. В комнатах сколько угодно света, постели и белье чистое, как утренний снег, мебель венская. Посуда из фарфора и хрусталя. Дуфет полон стака¬нов и рюмок, ваз, сахарниц... тарелки разных размеров. Чайные и обеденные сервизы из вызолоченного серебра. Самовары тульские. Всего не перечтешь. В доме изящно, красиво и чисто. Все пахнет заграничными духами (Гарданов М.К., 1925, с. 183).
Черты старины сохранились лишь в жилище бедноты, не имевшей возможности цриобрести покупную мебель и дорогие городские одеж¬ды и утварь и другие предметы обихода. Отапливалось жилище бед¬няков, как и встарь, открытым очагом, нередко даже без дымаря, отчего едкий дым стлался по помещению, разъедая глаза. "Вместо постели на нарах, вернее на полу, - пишет М.К.Гарданов, - какие- то лохмотья, в которых валяется куча детей... Вся домашняя обста¬новка деревенской голытьбы - деревянное ведро, чашки, ложки и чугунный котел на цепи над очагом (Там же).
Социально-экономические преобразования, подъем материально¬го благосостояния населения в советские годы отразились и на ин¬терьере жилища народов края. Уже в предвоенный период кирпичные печи, мебель городского типа, разнообразная металлическая и фар¬форовая посуда заняли прочное место в обстановке местного жилища. Правда, не сразу они стали использоваться по прямому назначению. И сами новые дома, и новая городская обстановка нередко служили лишь своего рода показателем достатка в семье и открывались толь¬ко при появлении в доме гостя. Сама же семья большую часть време¬ни проводила либо в старом доме, либо в так называемой летней
- 197 -
кухне:., где зачастую наряду с плитой имелся и старинный камин, и полный комплект привычной обстановки и утвари: низкие треногие столики, такие же треногие, но еще более миниатюрные скаиеечки, нары вместо кроватей, деревянная и тыквенная посуда и прочие ат¬рибуты традиционного быта. В других случаях жить переходили в новый дом, но в обиходе продолжали пользоваться старинной мебелью и посудой. Кровати оставались чисто застеленными, в то время как спали на циновках, на полу или на нарах; высокие столы использо¬вались в качестве полок и тумбочек для складывания чемоданов, книг, подставки для швейной машины и т.п.
Окончательное вытеснение традиционной мебели новой обста¬новкой произошло лишь во второй половине 1940-х - начале 1950-х годов, чему в немалой степени способствовали укрепление матери¬ального положения колхозов и совхозов и увеличение товаров широко¬го потребления по стране в целом.

0

9

В настоящее время обстановка и интерьер сельского жилища Северного Кавказа почти ничем не отличаются от обстановки и ин¬терьера городского дома, особенно в среде сельской интеллигенции. В то же время именно у последней чаще всего можно встретить чер¬ты быта, заимствованные из прошлого и воспринимаемые ныне как нечто национальное и самобытное. Это превде всего повышенная лю¬бовь к пышному убранству жилища коврами, паласами и ковровыми дорожками, циновками.
Здесь также нередко можно увидеть выставленные в серванте или на особой полочке высокогорлые декоративные кувшины, картины с изображением горного пейзажа и местной фауны: орлов, оленей, горных козлов-туров. Среди рукоделий присутствуют вышивки с нацио¬нальным орнаментом или жанровыми сценами из старого быта: скачки джигитов, национальные танцы. В серванте за стеклом либо на сте¬не можно увидеть рог, оправленный серебром, или какую-либо иную
- 198 -
щцелку в национальном стиле. Все это. вместе взятое придает интерьеру своеобразный кавказский колорит.
Пристройки (тарраса, галерея, веранда, крыльцо)
В древнейших из бытовавших в середине XIX в. типов жилища - жилых башнях - мы не находим никаких дополнительных наружных при¬строек. Это противоречило самой их сущности. Нет пристроек и у большинства наиболее старых одноэтажных и двухэтажных домов, ес¬ли не принимать в расчет кое-как сложенные из каменных плит и валунов приступки и лестницы там, где вход был устроен на некото¬ром возвышении над землей-^.
Немногочисленные отрывочные описания, зарисовки цутешест- венников первой половины XIX в. и более раннего времени, отдель¬ные сохранившиеся экземпляры срубных домов (типа карачаевского "баши джабалгъан арбаз") позволяют распространить сказанное и на деревянное и турлучное жилище. Тем не менее археологические материалы свидетельствуют, что террасы и простейшего вида гале¬реи-навесы были известны на Северном Кавказе уже с апохи разви¬той бронзы.
Во второй половине XIX в. галерея перед жилищем получает широкое распространение во всех горных районах. "Дома, - пишет К.Ф.Ган о жилище дигорцев, - прилегают террасами к склонам гор; они большей частью двухэтажные, сложенные из неотделанных камней без цемента, внутри замазанные глиной и выбеленные. Нижний ,«таж предназначается для скота, верхний служит жилищем для людей. Впереди почти всегда устроено нечто вроде балкона или веранды" (Ган, 1898, с. 2930).
Как полагает Г.Х.Мамбетов, галерея перед жилищем развилась из помещений для скота, которые, по свидетельству очевидцев се¬редины прошлого столетия, иногда устраивали перед жилыми поме¬щениями. "Сакли жителей вырыты в земле, - писал Станкевич в се¬редине XIX в. о жилище балкарцев, - и всякая сакля состоит из двух галерей, разделенных перегородкой. Только передняя галерея с малыми отдушинами вроде окон с дверьми... в передней галерее помещаются рогатый скот, бараны и лошади, а в задней - люди" (Мамбетов, 1971, с. 141). Во второй половине XIX в. для скота стали строить специальные скотные дворы и "переднее помещение превратилось в глубокий навес перед жильем", заключает Г.Х.Мам¬бетов (Там же). Такая эволюция галереи вполне возможна, но не исключен и другой вариант, вытекающий из особенностей конструк¬ции самого плоского перекрытия.
Консольные балки (а для них, учитывая тяжесть земляного пе¬рекрытия, подбирают обычно мощные стволы деревьев) намного пре¬вышали ширину жилых помещений. При отсутствии пилы обрубка их, как о том свидетельствует пример карачаевского срубного жилища, была делом трудоемким. Ввиду этого концы таких бревен, для того чтобы они не продавили стены, которые в каменном жилище выкладывали без связующего раствора, приходилось подпирать специальными стол¬бами, в результате чего и возник своеобразный навес, црообраз позднейшей галереи. В условиях южного климата для жилища, не имевшего иного освещения, кроме открытой двери и отверстия над очагом, это оказалось весьма кстати: можно было производить до¬машние работы и в зной, и в дождь.
Во второй половине XIX в. галерею начинают пристраивать и к срубным домам, используя для поддержания ее кровли помимо опорных столбов также антовые выступы боковых стен. В турлучном жилище галерею образовывали посредством удлинения свеса (карниза) скатов кровли. Такой круговой навес был особенно характерен для жилища адыгов Северо-Западного Кавказа с его влажным климатом. Впослед¬ствии для этой цели начинают удлинять подстропильные балки, что позволило существенно увеличить ширину галереи. С наружной сто¬роны стен стали устраивать глиняную отмостку, которая после по¬явления фундамента с цоколем превратилась в приподнятую над уровнем почвы террасу. Примерно тогда же появляется и ограждение галереи, получившее наибольшее распространение в горах и в пред¬горном жилище.
До начала XX в. круговой навес и галерею можно было встре¬тить только в жилище зажиточных слоев населения ввиду дороговиз¬ны дерева и плотничьего труда, но со временем галерея становится неотъемлемой частью жилища почти всех слоев населения. Круговой навес преобладал в западных районах^плоскости, а галерея - в цен¬тральных и восточных, но и там и тут их строили под одной общей крышей с остальной частью жилища, кроме срубных домов. В западных районах под навесом галереи устанавливали порой сапетки с куку¬рузой, зернохранилища, складывали дрова, в восточных же районах в одном из углов галереи иногда ставили летние печи.
В предреволюционные годы, когда в селениях края появляется заимствованное от русских жилище трехраздельного плана с сенями- прихожей в средней части, под воздействием местной традиции к не¬му с фасада начинают пристраивать открытую галерею, а сами сени поперечной стеной разгораживают на две половины: в дальней уст¬раивают кухню, а передняя часть превращается в своего рода откры¬тую веранду. В первые десятилетия Советской власти этот вид жи¬лища приобретает большую популярность и на какое-то время вытес¬няет все другие формы жилища. В послевоенные годы веранду начина¬ют стеклить, отчего все жилище приобретает уютный и нарядный вид. В таком виде трехраздельное жилище просуществовало до начала 1950-х годов, когда на смену ему пришло жилище квадратного плана с угловой остекленной верандой и с верандой в средней части,выд- - 201 ~
винутой за линию фасада. С появлением в современном жилище высо¬кого цоколя возникла необходимость в устройстве особого выносно¬го крыльца с несколькими ступенями, иногда полуциркульного абри¬са, которое прикрывают обычно отдельной двускатной жестяной кры¬шей-" зонтиком" .
Архитектурные украшения
Старое народное жилище на Северном Кавказе не знало специ¬альных архитектурных украшений. Однако в кладке некоторых чечен¬ских и ингушских жилых башен порой можно видеть отдельные камни, отличные по структуре, с нанесенными на них незамысловатыми ри¬сунками. Рисунки выбиты обычно контурной линией или изредка в "пунсонной технике", т.е. по всей площади. Единично встречаются объемные изображения, выложенные в самой кладке, и рельефные фи¬гуры. В отличие от петроглифов, выбитых на скалах, рисунки на жи¬лых постройках можно назвать "бытовыми петроглифами" и в извест¬ной мере отнести к своеобразным архитектурным украшениям, несущим определенную семантическую нагрузку.
Число петроглифов заметно увеличивается по направлению с запада на восток, максимум их - в Макажойской котловине (в быв¬шем Чеберлоевском обществе Чечни), на границе с Дагестаном, где декоративное камнерезное искусство и культура петроглифов пред¬ставлены еще шире и многообразнее.
Чаще всего петроглифы украшают арочные камни над входами в жилые башни, но иногда их можно встретить и в кладке фасадных и боковых стен, на угловых блоках и под карнизом зданий. При этом животные и люди, изображенные на таких камнях, иногда оказываюся в перевернутом виде, т.е. лежащими на боку, вверх ногами, откуда следует, что они вставлены в кладку вторично, в качестве просто "красивых" камней.
По характеру сюжетов петроглифы весьма разнообразны и мо¬гут быть подразделены на три группы. К первой относятся разного рода знаки и символы небесной космогонии - круги, косые и равно¬конечные кресты, в том числе вписанные в круг, звезды, розетки, свастики, волнистые линии и т.п. Вторую группу образуют изобра¬жения людей, животных в виде отдельных фигур или сложных компо¬зиционных соединений. Часто это подлинные художественные панно, изображающие сцены охоты, сражений, хозяйственные занятия и пр. И, наконец, третья группа петроглифов - тамги, т.е. знаки фамиль¬ной и личной частной собственности, которые в ряде случаев гости выбивали на стенах и дверях домов принимавших их кунаков. Напри¬мер, на башне Шаухаловых в ингушском селении Бейни на камнях во¬круг входа и арки второго этажа выбито семь таких тамг . Л.П.Се¬менов сообщает о виденной им двери дома в сел.Нижние Ачалуки в плоскостной Ингушетии, на которой было вырезано пять подобных тамг ЭСеменов Л.П., 1963, с. 36). Такими дверями гордились и сох-раняли их из поколения в поколение. При наличии у хозяина отдель¬ной гостиной-кунацкой фамильные памятные тамги вырезали в первую очередь на ее дверях. "Всякий гость, посетив где-либо в дальнем ауле своего кунака, уезжая, почитал своей обязанностью и актом вежливости вырезать на дверях кунацкой на память о себе свое ро¬довое тавро... - писал В.П.Пожидаев, собиравший материал по дан¬ному вопросу в первой половине 1920-х годов и успевший застать многое из рудиментов прошлого быта. - Мне лично удалось видеть... около полдюжины таких старых кунацких с дверьми, покрытыми ро-довыми таврами... Такие двери нередко существуют несколько поко¬лений и навешиваются в новых кунацких в случаях их перестройки" (Пожидаев, 1925, с. 55). По-видимому, именно эти тамги-тавро имел в виду Ш.Б.Ногмов, кабардинский историк середины прошлого века, когда писал, что у адыгов в старину было принято записывать на
дверях домов деяния своих предков.
Нам уже цриходилось писать, что при отсутствии в прошлом письменности многие горские народы использовали тамги, простей¬шие графические рисунки-петроглифы, а также разного рода предме¬ты, рога и черепа жертвенных животных, амулеты, навешиваемые им на шею, в качестве своего рода "узелков на память". По ним вос¬станавливали в памяти важнейшие события общественной и семейной жизни, отделенные порой многими десятилетиями и даже сотнями лет (Кобычев, 1975, с. 132-141). Определенную семантическую нагрузи несли и многие другие виды петроглифов, служившие оберегами и одновременно отражавшие эстетические вкусы и идеологические пред¬ставления их владельцев. Тамги же, указывая на связь владельца
дома с другими фамилиями и родами, повышали его общественное по- 17
ложение '.
Распространение христианства в горах Северного Кавказа в позднем средневековье привело к появлению иного вида "украшений" • разнообразных крестов, в частности популярных в ту пору так на¬зываемых "крестов с Голгофой". Подобные кресты выкладывали чаще всего под кровлей или под машикулями боевых башен в выемочной технике, т.е. посредством образования пустот в кладке за счет утоныпения стены. И хотя такого рода декор в какой-то мере ослаб¬лял крепость постройки, вера в его охранительную силу была, ви¬димо, намного сильнее.
Кресты разного рода покрывают иногда стены башен снизу до верху с двух и даже с трех сторон и смотрятся как цельное и за¬конченное архитектурно-декоративное произведение. В свое время этому способствовали обмазка и побелка стен башен, скрывавшие фактуру кладки. С ослаблением христианства и проникновением ис¬лама крест с голгофой стал восприниматься населением как некий антропоморфный символ и "знак арбалета", как его трактуют некото¬рые из современных местных исследователей.
Наряду с указанными украшениями можно отметить также разно¬образные приемы кладки жилых башен и расшивки швов, имевшие так¬же декоративное назначение. Среди них и чередование больших и бо¬лее мелких каменных блоков и квадратов, и кладка "в елочку", уст¬раивавшаяся, по общему мнению, в антисейсмических целях, и укра¬шение карнизов особой "мережкой" - чередованием полупустот в ви¬де маленьких квадратиков, и множество других технических приемов, способствовавших украшению внешнего вида жилища.
Как всюду на Востоке, на Кавказе придавали большое значение украшению интерьера, в котором главное место занимал в прошлом огромный срединный очаг и находившийся неподалеку от него централь¬ный опорный столб.
В прошлом этот столб сплошь покрывали разного рода оберега¬ми: кругами, розетками, лепестками розеток, равноконечными крес¬тами, изображениями рук и т.п. Резьбой покрывали и капитель этого столба (подбалку), концы которой обыкновенно завершали завитка¬ми - стилистическим изображением рогов барана, излюбленного жерт¬венного животного.
С появлением во второй половине прошлого столетия домов русского типа в моду входит резьба по дереву, для выполнения ко¬торой первое время приглашали русских плотников. Как и в русских домах, резьбой покрывали наличники окон, карнизы и кромки кровли, ставни, фронтоны, столбы и ограждения крыльца и прочие деревян¬ные части жилища. Характер резьбы зависел от уменья и вкусов рез¬чиков. С появлением в начале XX в. железной кровли и водостоков приемы прорезной резьбы перенесли также на гребень кровли и на- вершия печных труб и водостоков. К этому времени плотницким ре¬меслом и искусством црорезной резьбы по доскам овладели и местные мастера. Это вскоре привело к тому, что в декоре жилища стал ощу- щатьоя национальный колорит. Вместо растительного орнамента в декор вводятся зооморфные мотивы: стилизованные изображения ро¬гов быков, баранов, оленей, геометрические фигуры. В районах с мусульманским населением в декор вплетаются изображения полуме¬сяца со звездой, арабские надписи и т.д. Такого рода декор наря¬ду с изредка встречавшейся скромной росписью стен просуществовал до начале коллективизации, когда в связи с сокращением срубного строительства и переходом на строительство домов из саманного кирпича наблюдается некоторый спад в украшательстве жилища.
Интерес к архитектурному украшению жилища вновь возрождает¬ся в послевоенные годы. Современный декор в принципе отличается от прежнего, довоенного, дореволюционного как с технической точ¬ки зрения, так и с художественно-эмоциональной. В основных своих чертах он сходен с украшением жилища, характерным для всех южных районов Европейской части СССР, и прежде всего для Черноморского побережья Кавказа, Украины и Молдавии, однако в деталях и элемен¬тах орнамента декор народов Северного Кавказа представляет нечто глубоко самобытное, присущее исключительно данному региону. Это его своеобразие выражается уже в том, что жилище коренного насе¬ления края украшается неизмеримо богаче, чем жилшце соседнего русского населения.
Большое внимание обращается на украшение стен жилища, уходя¬щее своими корнями, как мы видели выше, в глубь веков. При шту¬катурке стен, сложенных из саманного кирпича, в цемент добавля¬ют разнообразные красители: цвета спелой вишни, апельсинового, желтоватого, голубоватого оттенков и т.п. Поверхность штукатурки делают неровной, "рытой" или, наоборот, глянцуют и разрисовывают, имитируя каменную и кирпичную кладку. В плоскость стен вставляют медальоны в виде ромбов, кругов, звезд, вылепленные по трафарету из алебастра и цемента иногда с вкраплениями битого стекла, цвет- - 206 -
ных камней и т.п. Особое внимание уделяют отделке углов построй¬ки, которые украшают профилированными пилястрами с фасонными леп¬ными капителями, резным цоколем и такими же вставками посередине. Применяется также украшение с помощью комбинирования разнородных материалов: саманного кирпича - с обожженным кирпичом;из послед¬него выкладывают часть стены у веранды.
Дома, выстроенные из камня и обожженного кирпича, украшают с помощью расшивки швов, фасонной кладки и резьбы по камню и кир¬пичу. В чеченских селениях преобладают резные украшения по кирпи¬чу в виде столбиков, женаличников, фигурно выложенных карнизов и т.п. Широкое распространение получило устройство памятных ме¬дальонов с указанием даты возведения жилища и имени и фамилии хо¬зяина дома. Фасонной кладкой порой выкладывают таюке цоколь, фун¬дамент, карнизы, простенки окон.
В домах, построенных из саманного кирпича, всегда нарочито подчеркивают цоколь фундамента и окрашивают его в более интенсив¬ный цвет, чем стены. В отдельных случаях цоколь декорируют под кирпичную кладку, а в кирпичных и каменных домах цоколь отделяют от стен особым бордюром из кирпичей, вставленных углом, ребром или еще каким-либо отличным способом.
В отличие от жилища дореволюционного времени и первых лет Советской власти в современных домах ставни и наличники устраива¬ют крайне редко, а в тех немногочисленных случаях, где они еще продолжают бытовать, украшение их стало намного скромнее и стро¬же. Пышный прорезной орнамент растительного характера не встреча¬ется совершенно, его сменили лаконичные геометрические фигуры и стилизованные изображения животных.
Преобладающие в настоящее время в большинстве местностей четырехскатные черепичные крыши представляют очень мало возмож¬ностей использовать этот элемент в декоративных целях. Но в тех селениях, где еще бытует двускатное перекрытие, а также в домах, крытых железом, кровля неизменно богато орнаментируется. Помимо множества разнообразных приемов зашивки фронтона досками орнамен¬том обычно покрывают карниз и гребень кровли. В верхнем углу фронтона прибивают флагшток, заканчивающийся звездой, полумеся¬цем, изображением ракеты, рыбы или какой-нибудь иной замыслова¬той эмблемой с элементами старинных фамильных тамг. Такие же там- гообразные знаки прибивают и на фронтоне (иногда по неокольцу изображений сразу) жилища и крыльца. В иных домах фронтон украша¬ют изображениями животных: оленей, лосей, туров, птиц, цифрами с датой постройки дома и пр. Самым излюбленным украшением фронто¬нов является розетка, символизирующая солнце.
Затейливо орнаментируют железные крыши, печные трубы и во¬достоки. Гребень железной кровли украшают сложным метрическим узором, разнообразными виньетками, остроконечниками, резными фи¬гурами животных, ракет, звезд и т.п. С большой ввдумкой декориру¬ют печные трубы, которые снаружи оббивают листовым железом и ук¬рашают накладными цветами, коньками, шпилями, коронами ж пр. Над крыльцом дома сооружают специальный "зонтик", который подобно крыше жилища орнаментируют узором из гнутой проволоки и другими способами. Над входом по старой традиции иногда прибивают охот-ничьи трофеи - рога оленей, косуль, горных козлов и других живот¬ных.
Типы жилища
Рассмотренный в предыдущих разделах материал позволяет вы¬делить несколько основных типов народного жилища, которые быто¬вала на той или иной территории региона в каждый из принятых хронологических периодов. Для полноты характеристики привлекает¬ся целый ряд признаков, как это принято в этнографической литера¬туре и отмечено выше в главе I.
В первой половине XIX в. в равнинных районах Северного Кав¬каза было распространено одно-двухкамерное турлучное жилище с двух- и четырехскатной соломенной или камышовой крышей, с отно¬сительно крутыми (около 30°) скатами в северозападной части края и пологой, иногда обмазанной глиной кровлей на востоке региона. Различали две разновидности этого типа жилища: западную и восточ¬ную. На западе края, у адыгских народов, абазии и ногайцев, пре¬обладало однокамерное жилище, в том числе обособленные постройки для взрослых женатых сыновей и для приема гостей. В результате число домов на усадьбе достигало порой десятка и более. Наоборот, на востоке, у чеченцев, ингушей, осетин, гораздо чаще встречалось двухкамерное жилище, в котором под одной крышей объединялись и жилые помещения и гостевая18.
У ногайцев, большая часть которых в середине XIX в. продол¬жала вести еще кочевой образ жизни, бытовало передвижное войлоч¬ное жилище в разборном и неразборном вариантах.
Отапливалось турлучное жилище преимущественно камином, мес-тоположение которого было самым различным: у передней стены, по¬средине торцовой удаленной от входа ©тены, в переднем удаленном углу и т.д. Юрты отажшвались открытым срединным очагом.
В горах Северо-Западного Кавказа, а отчасти также в лесистых предгорьях и на востоке Чечни (в Ичкерии) бытовали срубные жилища разных видов в зависимости от особенностей конструкции (сруб, за¬клад), планировки и формы крыши.
Основной и более ранней формой было, по-видимому, однокамер¬ное жилище квадратной или прямоугольной формы с плоской земляной крышей и открытым очагом, расположенным посредине помещения. Так выглядел, например, дом, сохранившийся в сел. Хурзук еще в пред¬военные годы, который, по преданию, принадлежал Боташу, одному из легендарных первопоселенцев в Карачае (Студенецкая, 1960, с. 251). Таким же оно изображено на старых фотографиях и рисун¬ках конца XIX - начала XX в. в работах Е.Зичи и Г.Мерцбахера.
Особый тип многокамерного жилища представлял собой так на¬зываемый карачаевский "крытый двор" (баши джабылгъан арбаз),сос¬тоявший из нескольких жилых помещений, расположенных по перимет¬ру квадрата, в середину которого на ночь загоняли скот. Жилые помещения в "баши джабылгъан арбаз" перекрывались обычно пологой двускатной земляной крышей, а внутренний двор - плоской земляной кровлей, которая в центре поддерживалась деревянной опорой, сло¬женной в виде клети. На Северном Кавказе подобный строительный прием больше, кажется, нигде не отмечен, но до настоящего време¬ни используется для поддержания матицы двускатной кровли в сосед¬ней Сванети, расположенной за Кавказским хребтом (АИЭ, 1978,тетр. I, л. 22}.
Жилище типа "баши джабылгъан арбаз" сформировалось в усло¬виях господства большой патриархальной семьи и тревожной внешней обстановки. По своей планировочной схеме оно близко напоминает круговые и кареобразные поселения кабардинцев, черкесов и других в прошлом скотоводческих народов Северного Кавказа, встречавшие¬ся на равнине еще в начале XIX в., с которыми, по-видимому, и было генетически связано.
Срубное жилище бытовало также у адыгских народов, обитавших в первой половине XIX в. в горной полосе по верховьям левых при¬токов Кубани - Большому и Малому Зеленчукам, Лабе, Белой, Пшехи, Псекупсу, Адагуму, А.П.Берже писал 6 Черкесии и Имерети (часть западной Грузии, прилегающая к местам расселения адыгских племен), что тамошние "жители спокон века жили в деревянных домах" (Берже, 1876, с. 3). Бытописатель середины XIX в. И.Л.Серебряков выражает¬ся еще конкретнее: "Дома они(черкесы-адыги. - В.К.) устраивают из плетня или простого сруба" (Серебряков, 1861, с. 17). По сло¬вам Н.Каменева, жившие в горах абадзехи, "заняв землю, ставили сруб" (Каменев, 1867, № 20). Когда в 1960-х годах в станице Клю¬чевой при штаб-квартире Псекупского полка была сделана попытка основать один из первых в нашей стране этнографический музей под открытым небом, для него с гор была привезена рубленая абадзех- ская изба (Волкова, 1965, с. 272).
О срубном жилище у горных адыгов упоминают и другие авторы той поры. У абадзехов, пишет А.Махвич-Мацкевич, "все хижины вы¬строены из дерева или сплетены из ивовых прутьев" (Махвич-Мацке- веч, 1964, с. 2). "Дом горца есть сакля, т.е. изба, обыкновенно плетневая, обмазанная внутри и снаружи глиною, но иногда и до- счатая (Венюков, 1863, с. 57), - замечает М.И.Венюков. Под дос¬ками здесь следует понимать расколотые надвое бревна-плахи или же слегка подтесанные стволы (пила на Северном Кавказе входит в обиход только во второй половине XIX в.).
К сожалению, источники ничего не говорят о форме и плани¬ровке срубных домов у адыгов, и мы можем лишь предполагать, что дом был самой простейшей формы, подобно наиболее ранним срубам карачаевцев, коль скоро авторы, упоминающие об этом жилище, не отличают его от турлучных хижин, а в одном случае сообщают даже о транспортировке его на другое место. Это последнее позволяет также допустить, что срубное жилище адыгов, скорее всего имело, двускатную тесовую кровлю, а не земляную, как у карачаевцев, бал¬карцев и других горцев Центрального Кавказа.
Крайним восточным пределом распространения срубных форм жи¬лища в крае во второй половине XIX в. было Баксанское ущелье, но в более ранний период нельзя исключить его бытование и в других ущельях Балкарии и даже Северной Осетии. Об этом свидетельствуют
~ 2П -
отдельные рудименты деревянных домов в указанных местах, цреДа¬ния и некоторые другие косвенные данные, в том числе воспомина¬ния информаторов о наличии в прошлом крупных лесных массивов в ряде ущелий, ныне полностью обезлесенных (Белоконский, 1906, с. 34; Максимов П., 1931, с. 165). В частности, на бытование не¬когда срубного жилища в Балкарском ущелье указывает название се¬ления "Турахабла" - производное от тура - тюрк, (диалект.) "руб-
то
леный дом" и хъеблэ - кабард. "квартал", в прошлом также "пат-ронимический поселок". Однако в конце ХУШ - начале XIX в. в свя-
ОГ)
зи с интенсивным заселением последних двух ущелий и леса здесь были почти полностью сведены и население вынуждено было перейти к строительству домов исключительно из камня, который до этого использовался в основном лишь для фортификационных целей.
Еще дальше на восток деревянные формы жилища, выстроенного в срубной и каркасно-закладной технике, в том числе в комбинации с камнем и турлуком, фиксируются по линии предгорий, но по свое¬му виду, главным образом по форме крыши и кровельному материалу, они несколько отличались от срубного жилища Карачая и западной Балкарии, представляя собой особый переходный тип между описанны¬ми типами и турлучным жилищем равнинных районов. "Дома селений, расположенных в предгорьях, сплошь деревянные, - читаем у Ю.Клап- рота об осетинах, - они построены из бревен красного бука и пок¬рыты соломой или липовой корой" (Клапрот, 1967, с.170). К.Кох также отмечает, что в предгорьях Северной Осетии, там, "где име¬ется много дерева, наклонные крыши покрыты деревом или камышом" (Кох, 1967, с. 262,263).
Район ерубрых жилищ бытовал такие на крайнем востоке Чечни, в Ичкерии, тогда как в других горных районах этой части края де¬рево использовалось преимущественно в виде добавлений в каменные конструкции.
Каменные формы зодчества охватывали большую часть горной полосы, начиная от средней части Баксанского ущелья на западе и вплоть до границы с Дагестаном на востоке, и были представле¬ны двумя основными типами: жилищем замкнутой формы, развернутом в вертикальном направлении (жилая башня), и в виде открытой со стороны фасада одно-двухэтажной постройки с плоской земляной кры¬шей, которая в дореволюционной литературе получила наименование "горской сакли" (от груз, сахли - "дом").
Жилые башни имели наибольшее распространение в Ингушетии, западной Чечне и Туалетии, высокогорной части Северной Осетии, и в несколько меньшей мере - в других районах очерченного ареала. К середине XIX в. жилые башни, несмотря на сравнительно широкое их бытование, представляли собой уже исторический анахронизм, так
от
же как и встречавшиеся в единичном числе пещерные жилища . После присоединения Северного Кавказа к России население начинает поки¬дать их и переходить к строительству жилища открытого типа. Од¬нако в силу традиции (быть ближе к родным пенатам и могилам пред¬ков) и в целях экономии земли и стройматериалов новые дома стре¬мились возводить по возможности поблизости от руин заброшенных башен и даже пристраивали к ним впритык. Бывало и так, что ста¬рую башню не бросали, но перестраивали ее в соответствии с новы¬ми потребностями: прорезали в стенах дополнительные окна и входы, возводили снаружи каменную лестницу для более удобного подъема в жилые этажи, а внутренний объем разделяли перегородками на от¬дельные помещения соответственно числу проживавших в башне брач¬ных пар и семей.
Такое сочетание старых перестроенных башен и новых построек придавало многим горным селениям, в первую очередь Северной Осе¬тии, где этот процесс протекал особенно интенсивно, чрезвычайно хаотичный архаический вид. "Издали каждый осетинский аул, - пи¬сал В.Б.Пфаф в начале 1870-х годов, - создает впечатление раз¬валившейся крепости, доказательство глубокой древности этих со¬оружений. В некоторых аулах на Ардоне и в Дигории я старался снять планы таких построек, чтобы приблизительно рассчитать вре¬мя их основания. По расчету выходило баснословное число лет" (Пфаф, 1871, с. 139).
Среди старых своеобразных типов жилища, выстроенных цели¬ком из камня, следует выделить чеченский дом-хлев ("желе"), ко¬торый единично встречался в селениях высокогорного Чеберлоевско- го общества. Специфической особенностью "жёлё" было его перекры¬тие, сложенное из каменных плит в технике ложного свода с после¬довательным перерезанием углов в каждом ярусе кладки. Подобный строительный прием на Северном Кавказе больше нигде не зафиксиро¬ван, но зато широко представлен в древних типах жилища Закавказья, известных у армян под названием "тун", у грузин - "дарбази" и у азербайджанцев - "карадам" (Ильина, 1946).
В центральной части горной полосы края, в большинстве гор¬ных ущелий Балкарии, во многих селениях Северной Осетии и в не¬сколько меньшей мере в Чечне и Ингушетии издревле бытовало жили¬ще открытого типа горизонтальной планировки, сооружавшееся в комплексе с хозяйственными постройками, которые в зависимости от рельефа и некоторых причин социально-экономического порядка уст¬раивали сбоку от жилища или уступом ниже по склону горы. В пос¬леднем случае жилище приобретало как бы двухэтажный вид. "Для сохранения своих пашен в целости они (горцы. - В.К.) строят свои дома в два этажа", - разъясняет дореволюционный экономист М.С.Ка- пиани (Капиани, 1884, с.21). "В аулах, где преобладают постройки в два этажа, нижний служит конюшней, а верхний - жилым помещени¬ем, в которое нужно забираться по крутой, плохо устроенной лест-нице", - пишет о балкарцах Е.Баранов (Баранов, 1894, 2 дек,).
Однако если рельеф участка позволял, жилище предпочитали возводить в один этаж, даже если для этого приходилось его не¬сколько углублять в почву. "Сакли жителей врыты в землю", - про¬должает далее Е.Баранов, описывая жилище балкарцев других ущелий (Там же).
Особо следует остановиться на жилище ногайцев, обитавших в степной местности в различного вида передвижных кибитках и юртах, которые выше не были описаны детально.
Самым распространенным типом передвижного жилища, которое у оседлых ногайцев использовалось в качестве летнего местопребыва¬ния, была разборная решетчатая юрта с округлым полусферическим верхом, носившая название "терме" ("тэрмэ"), Каркас юрты состоял из нескольких складных решеток, составленных из планок диаметром около 3-4 см и высотой до 2 м. В местах перекрещивания планки связывались ременной петлей, что позволяло при перекочевке скла¬дывать решетки в сравнительно компактные вязанки, удобные для транспортировки. При установке #рты решетки раздвигались и состав¬лялись по кругу, образуя стены жилища. Обыкновенно средняя по ве-личине юрта состояла из 6-8 решеток, но были юрты, у которых ос¬тов состоял из 10 и более решеток.
Смежные решетки связывались друт с другом шерстяной тесьмой, а крайние привязывались к дверной раме. На решетки опирались планки каркаса кровли, которые верхними своими концами вставля¬лись в особый обод - "шагъаракъ" ("чъангарак#). Планки каркаса кровли и решетки также связывали кожаными ремнями, для чего в местах их соединения прожигались специальные отверстия. Такие же отверстия прожигались и в ободе. Для придания конструкции большей жесткости, необходимой при сильных ветрах, обод привязывали к вбитому в землю посередине юрты колу, а снизу подпирали 3-4 шес¬тами с развилками на верхних концах. (Харузин, 1896, с. 29).
Двери юрты делали в виде решетки либо вытесывали из дере¬ва в одну или две створки, которые раскрашивали в различные цве¬та. Вращались дверные створки на деревянных шижах-пятах. Двери всегда устраивали с южной или подветренной стороны и в зимнюю по¬ру завешивали еще куском прямоугольного войлока, покрытого слож¬ным узором-оберегом. Такой же войлок прямоугольной формы, при¬крепленный к шесту, прикрывал вытяжное отверстие в центре купо¬ла. По-видимому, именно этот войлок-покрытие имел в виду Клееман, когда писал об обычае вывешивать на шесте над дымовым отверстием "нечто вроде флага" синебелого цвета (Харузин, 1896, с. 43).
Покрытием юрты служили войлочные кошмы, которые крепились на каркасе шерстяными веревками и тесьмой. Внизу кошмы привязы¬вали к вбитым в землю колышкам и к решеткам таким образом, чтобы в жаркую погоду их можно было откидывать и проветривать юрту. Зимой юрту дополнительно утепляли камышовыми циновками, как это можно видеть на приводимом рисунке А.Олеария.
Центральное место в юрте занимал слегка углубленный в зем¬лю очаг, в котором целый день горел хворост или тлел кизяк.
Зажиточные ногайцы имели отдельные юрты для женатых сыновей, для приготовления пищи и для приема гостей.
Совершенно иной вид имела свадебная юрта, называвшаяся "куйме". Это передвижное жилище сооружалось прямо на арбе и в более позднее время нередко сколачивалось из досок в форме про¬долговатого ящика с двускатной или коробовой крышей и двуствор¬чатой дверью в передней торцевой стене и крохотным оконцев в про¬тивоположной боковой стене. В такой юрте или лучше сказать, ки¬битке перевозили невесту в дом жениха, чтобы по дороге ее никто не мог разглядеть (Малявкин, 1893, с. 150). После свадьбы куйме использовалась в качестве дополнительного спального помещения. По мнению известного венгерского путешественника и исследователя
Вамбери, неразборная кибитка на колесах ведет свое происхожде¬ние от плетеных корзин-сидений на верблюдах и использовалась первоначально для перевозки при перекочевках детей и больных и немощных стариков и старух. Но с этим утверждением можно поспо¬рить. Кибитки на колесах были издревне известны широкому кругу индоевропейских народов, в частности ираноязычным племенам, ски¬фам и аланам, от которых, вероятно,и были заимствованы их тюрко- язычными соседями. Сама форма некоторых неразборных кибиток - прямоугольный "ящик" с двускатной крышей - указывает на связь с оседлым шалашом или плетеной турлучной хижиной. Иное дело круг¬лая полусферическая и коническая юрта; ее иетоки, как уже отме¬чалось, следует искать в коническом шалаше древних лесных охотни¬ков и скотоводов.
Передвижные формы жилища просуществовали у ногайцев вплоть до пореформенного времени, когда были окончательно вытеснены оседлыми турлучными и саманными домами, аналогичными тем, кото¬рые бытовали у их соседей (Фарфоровский, 1909, с. 16; Ананьев, 1894, с. 41)22.
Во второй половине XIX в. в результате развития капиталисти¬ческих отношений и втягивания Северного Кавказа во всероссийский рынок в жилище народов края все сильнее стало ощущаться воздей¬ствие русской домостроительной культуры. Вначале это нашло свое отражение в таких частных проявлениях, как использование новых строительных материалов - пиленых досок, обожженного кирпича, че¬репицы, кровельного железа, в улучшении конструкции сруба, в уст¬ройстве крыши на стропилах, замене традиционного открытого очага и камина русской печью с плитой и трубой, в увеличении площади окон и остеклении рам, настиле деревянных полов и потолков и т.д. Так, в отчете по Лабинскому округу за 1867 г., в частности, го¬ворилось, что "знакомство с устройством русских хат и выгоды их
в гигиеническом и экономическом отношениях вызвали между неко¬торыми племенами сознание пользы их, а потому некоторые жители уже устроили русские дома, а другие сделали в саклях потолки и устроили русские печи" (Студенецкая, 1971, с, 85). И еще: "Соз¬нание пользы русской хаты проникает между туземцами и особенно между темиргоевцами, и до I января вызвалось желающих устраивать русские хаты до 200 человек, заготовивших уже лес" (Там же). В друтом отчете по Кубанской области за 1863-1869 гг. говорится, что "горские армяне и ногайцы почти все, а у шапсуг - весьма многие семейства уже имеют хотя и небольшие домики с печами для зимы. У зеленчугских абазинцев, у темиргоевцев и урупских бес- ленеевцнв также довольно заметное число домов с печами, но все кабардинцы, зеленчугские бесленеевцы, кумские абазинцы и массы бжедух (имеющие дрова в избытке) весьма мало поддались на это нововведение в домашнем быту" (Там же, с. 83,84).
В том же архивном деле приводятся сведения о числе домов русского типа с печами в аулах Лабинского, Лсекупского, Зелен- чугского и Эльбрусского округов, из которых следует, что новые веяния в жилищном строительстве охватили довольно значительные слои местного населения, особенно в западных районах края. Так, в Лабинском округе насчитывалось 340 подобных домов, в Псекупс- ком - 232, тогда как в крайнем восточном из названных округов - Эльбрусском всего лишь 30 (Там же, с. 84).
Подробнее о характере и объеме заимствований можно судить по прилагаемой к документам ведомости построек, возведенных жителя¬ми Зеленчугского военного округа в 1868 г.
Название строений Число
У горцев
Пристроек к домам рубленых и турлучных (черкесской системы) с голландскими и русскими печами и русскими 
окнами
Домов рубленых под железною кровлею
Домов рубленых под тесом
Домов рубленых под камышовою кровлею
Мельниц под железными крышами о 3-х поставах
Запасных магазинов хлебных рубленых под камышовой
II
2
46
2
20
крышей

 
"Из этой ведомости, - замечает Е.Н.Студенецкая, у которой мы заимствуем цриводимые данные, - видна постепенная эволюция жилища от пристройки с печью до домов русского типа, от камышо¬вых до железных крыш. Это позволяет судить о степени влияния рус¬ского населения на материальную культуру горцев" (Студенецкая, 1971, с. 84,85).
В пореформенные годы в связи с ломкой прежних патриархально- феодальных устоев и ускорившимся распадом больших семей изменения проникли и в планировку местного жилшца. Это нашло выражение в пристройке к нему дополнительных жилых помещений для взрослых же¬натых сыновей. В результате возникает своеобразный так называе¬мый "длинный" дом, состоящий из нескольких жилых комнат, располо¬женных в один ряд, каждая из которых имела независимый выход на галерею, пристроенную вдоль фасада. "Каждому члену семьи отводит¬ся особая комната с сенцем; все такие комнаты располагаются в один ряд и покрываются общей кровлей", - писал в конце XIX в. А.Г.Ардасенов о жилище осетин (А.-Н.-Л., 1896, Ш 4146).
В конце XIX - начале XX в. "длинные" дома получают широкое распространение не только на равнине, но и в горных районах. "Дом состоятельного чеченца, - сообщает К.Ф.Ган, - построен обык¬новенно из известняка в два атажа под плоской крышей. В нижнем этаже помещаются хлев и кухня. К верхнему, отступающему на сажень
назад, снаружи ведет каменная лестница. Этот этаж делится на четыре помещения, из которых первое, у входа, самое большое, имеет шагов 12 в ширину и 20 в длину. Тут стоит несколько дере¬вянных кроватей и высокие кадки, выдолбленные из цельного дере¬ва, диаметром в 2-3 фута, где хранится пшеница и кукуруза; тут же стоят громадные мешки, набитые шерстью. Налево от этого по¬мещения - гостиная, или кунацкая, с двумя кроватями, нескольки¬ми сундуками и полками на одной стене; на другой висит разного рода оружие; пол тут, как и в других комнатах, земляной, но здесь покрыт коврами. К кунацкой примыкает маленькое помещение с хозяй¬ственными принадлежностями. За всеми комнатами расположена гро¬мадная кладовая, таких же размеров, как входная комната (Ган, 1902, с. 7 (217)).
Такие же удлиненные дома строятся в пореформенное время и в Карачае, этой классической области деревянного зодчества, где ввиду отсутствия навыков плотного сочленения срубов они приобре¬тают весьма своеобразные черты. "У зажиточных карачаевцев дома были суставчатые, т.е. состояли из девяти отдельных составленных вместе помещений размером каждое 6 на 9 аршин и кладовой - 6 на 9 арш. В трех из девяти помещений имелись небольшие окна, в ос¬тальных - только двери размером 2 аршина на аршин с четвертью" (Алиев, 1927, с. 105-107).
Под влиянием русского населения срубное жилище в описывае¬мый период получает широкое распространение и на равнине, где строится, однако, не из бревен, а из толстых полувершковых досок. Один такой дом постройки 1904 г. сохранялся еще в конце 1960-х годов в Кабарде в сел. Старый Урух. В доме во время его построй¬ки жили четыре взрослых женатых брата с матерью. Каждый из брать¬ев имел по две комнаты, в одной из которых находился камин, дру¬гая комната отопления не имела и использовалась в качестве летней
спальни. Наряду с этим в доме имелось помещение с так называе¬мым "большим очагом", где готовилась пища для всей семьи. Всего в доме было десять жилых комнат, расположенных в один ряд, что составляло в длину почти 40 м (ЖЭ, 1969, тетр.1,л.37 об.).
Строительство подобного "длинного" дома да еще с применени¬ем покупных материалов - досок, черепицы, оконного стекла, ско¬бяных изделий и т.п. - было под силу далеко н© каждой горской семье. По сравнению с прежними незамысловатыми турлучными жили¬щами традиционного одно-двухкамерного плана "длинные" дома оце¬нивались во много крат дороже. В уже приводившихся описях, выяв¬ленных Е.Н.Студенецкой, упоминаются на одной усадьбе два таких разнородных дома: один турлучный под камышом, оцененный в 30 руб., и второй тоже турлучный, но покрытый железом, с четырьмя комната¬ми, со стеклянным коридором и четырьмя выходами, стоимостью 800 руб. "Ясно, - замечает по этому поводу Е.Н.Студенецкая, - что за¬житочный хозяин выстроил себе вместо старого дома новый, отвечаю¬щий повышенным требованиям. Но цри этом он сохранил старую схему постройки - длинный дом из четырех комнат с четырьмя выходами, с изоляцией каждого помещения, что связано с обычаем избегания не¬весткой старших родственников мужа, Подобные сочетания старого дома с новым встречаются в нескольких описях, относящихся главным образом к I9II-I9I2 гг., когда наиболее интенсивно шла смена жи¬лища" (Студенецкая, 1071, с. 77,78).
Наряду со строительством "длинных" домов на рубеже XIX-XX вв. в строительную практику входят и совершенно новые типы жили¬ща, заимствованные у соседнего русского населения и отражающие становление более прогрессивных семейных отношений. Один из та¬ких новых типов лшлшца почти в неизменном виде повторяет извест¬ный вариант южнорусского трехчастного жилища: изба+сени+комора (горница). Разница состояла лишь в несколько ином функциональном распределении жилой площади. А именно, одна из комнат служила спальней родителей и младших детей, другая соответствующая рус¬ским сеням, так и называлась "сена", "сене", "сено" и использо¬валась в качестве кухни и кладовой, а третья предназначалась для взрослого женатого сына. При отсутствии специальной кунацкой,что в это время становится не редким, эта последняя комната служила одновременно и гостевой. Вход в общесемейную комнату вел через сени (кухню), сюда же выходила дверь и из комнаты молодоженов. Однако если указанная комната использовалась и в качестве госте¬вой, то в ней прорезали дополнительную дверь наружу и устраивали пристенный камин для обогревания помещения во время пребывания гостя (Иваненков, 1910, с. 147). Забегая несколько вперед отме¬тим, что трехкамерное жилище с одним общим входом получило осо-бенно большое расцространение в 1920-1930-е годы в результате ко-ренных изменений в хозяйстве и быту (коллективизация, осуществле¬ние культурной революции на селе) (Мамбетов, 1971, с. 134).
Еще более отличным от традищонной планировочной схемы был так называемый "квадратный" дом (он же "крестовик", "круглый" дом), состоявший из трех-четырех жилых помещений, расположенных в два ряда по отношению к фасаду, со входом через одно из угловых помещений. Строили такой дом на кирпичном или столбовом фундамен¬те с цоколем из пиленых досок и крыли четырехскатной (реже дву¬скатной) железной или черепичной крышей.
Строительство новых домов квадратного плана приобрело осо¬бенно широкий размах в последней четверти XIX - первом десятиле¬тии XX в. в связи с ломкой старых социально-экономических отно¬шений. "Домами горцы просто увлекались, - писал А.Г.Ардасенов в середине 1890-х годов. В былое время встретить сколько-либо поря¬дочный дом в ауле представлялось явлением редким: строился только редкий туземец-чиновник, один на десятки тысяч населения. Все жи¬ли в самых простых саклях, построенных кое-как, в дучшем случае из бревен, зачастую же просто из мелких стоячих жердей, обмазан¬ных глиной в смеси с мякиной и свежим навозом. Простой четырех¬угольное отверстие величиною от 1/2-3/4 кв.аршина составляло ок¬но; днем чаще закрывавшееся тряпками, а ночью ставней. Посереди¬не комнаты располагался очаг, а в потолке, чтобы не задохнуться, устраивали трубу с расширенным основанием... Пол земляной, пото¬лок иногда дощатый или плетневый, только в горницах и кунацких устраивали камины, печей же вовсе не бывало". В другом месте: "Если вы теперь пройдете по аулам плоскостной Осетии... вы най¬дете много довольно приличных домов, крытых черепицею, имеющих вместо крошечных отверстий большие светлые окна в шесть и восемь стекол, закрывающиеся филенчатыми ставнями.Если вы войдете в один из таких домов, вас введут в просторную и светлую комнату с хоро¬шим деревянным полом, с потолком, обшитые шилевками; вместо ка¬мина чаще увидите печку, снабженную всеми принадлежностями,вмес¬то цростых мазаных стен зачастую найдете оштукатуренные или об¬клеенные обоями; двери, створчатые рамы - все снабжены медными ручками, петлями, крючками..." (ВтНтЛ., 1896, №4216).
Почти в те же годы В.Тепцов писал о балкарцах и карачаевцах, что у них "кулаки живут в домах русского стиля с деревянной кры-шей, окаймленной резьбой, с расписными ставнями, с русской печью и выбеленными стенами" (Тепцов, 1892, с. 120). Накануне первой мировой войны А.Миллер также писал о западных адыгах, что тради-ционный тип жилища у них можно было сыскать только среди бедней¬шей части населения (Миллер A.A., 1914, с. 64,67).
Новые дома резко контрастировали со старыми жилищами,тчто неоднократно отмечали современники. "По внешности селения черке¬сов производят довольно смешанное неопределенное впечатление: ря¬дом с домами старой, довольно убогой внешности стоят дома в под- ражение русским, более прочные, с несколькими окнами, со стек¬лами в рамах, разделенные на две половины", - читаем у К.И.По- дозерского о приморских шапсугах (Подозерский, 1907, с. 191). Еще более резко пишет об этом А.Г.Ардасенок: "Прежде существова¬ла известная гармония между всеми постройками во дворе горца... Новые дома нарушили эту целостность и соответствие в расположении отдельных частей усадьбы: выстроенные на самых видных местах,они как бы выросли из пепла и разрушения" (B.-H.-JI., 1896, № 4216).
Причины столь резкой контрастности коренились в резком со-циальном расслоении горского общества в предреволюционное время. Так, описывая осетинское селение Христиановское (современный го¬род Дигора), местный исследователь М.К.Гарданов, в частности,от¬мечал: "У богачей дома кирпичные, крытые железом и черепицей, с голландскими печами, кухней с плитой... полы крашеные, потолки и стены оштукатурены..." И далее, касаясь рядовой массы горцев,вы¬разительно добавляет: "Рядом с этим кулаком доживает свой век деревенский бедняк. Живет он в кукольном домике, крытым соломой и черепицей. Пол земляной. Печки в доме нет, огонь разводится сре¬ди хаты, и едкий дым невыносимо ест глаза непривычному к нему по¬сетителю. Помещение без потолка, стены продуваются насквозь... В жилище сыро и грязно" (Гарданов М.К., 1925, с. 183, 185).
Таким было жилище народов Северного Кавказа в канун Октябрь-ской революции и в 1920-е годы. Немецкий этнограф Б.Плечке, посе-тивший в середине 1920-х годов ряд высокогорных районов Чечни,пи¬сал о сел.Шарой, что юно состоит наполовину из жилых башен, а на-половину - из плоскокрышных каменных домов однорядного традицион-ного плана ( P-£cL&ht-h^t t 1928, с. 68). Однако в селениях, распо-ложенных ближе к равнине и связанных с городскими и администра-тивными центрами, уже начали сказываться последствия социальных перемен. "Боевые и жилые башни теперь редко бывают использованы
- 224 -
под жилье. Полутемные, тесные сакли постепенно заменяются более просторными и светлыми постройками", - писал в те же годы об ин-гушах Л.П.Семенов (Семенов Л.П., 1963, с. 30).
Коллективизация, рост материального благосостояния и куль-турного уровня населения края способствовали дальнейшему измене¬нию формы северокавказского жилища. Меры по упорядочению сельско¬го жилищного строительства (разрешение на строительство давалось только при наличии утвержденного сельским Советом плана с указа¬нием местоположения жилища и хозяйственных построек на усадьбе), по возможности типовая застройка усадеб привела к существенному изменению облика колхозных селений Северного Кавказа.
В 1930-1940-х годах, а также в первые послевоенные годы в крае бытовали три уже известных нам основных типа жилища: тради-ционный вытянутый в длину однорядный дом, описанный выше Л.П.Се-меновым, жилище квадратного плана с двурядным расположением по-мещений и промежуточное между этими полярными формами полугора- рядное жилище с сенями-прихожей и находящейся позади сеней кухней.
Жилище квадратного плана преобладало в западных районах края, в Адыгее, Черкески, несколько меньше - в Кабарде и Северной Осе¬тии. На востоке, в Чечне и Ингушетии, преимущественное распростра¬нение имело жилище вытянутой планировки. Полуторядное трехкамер- ное жилище встречалось чаще всего в Кабарде (Газ.Социалистичес¬кая Кабардино-Балкария), 1935, 22 сент,; 193?, 24 фев.). В горных районах и в Северной Осетии жилище строилось в комплексе с хозяй-ственными постройками.
Строили жилище в разных районах Северного Кавказа в предво-енное время из местных материалов: на равнине в западной части края - из турлука на каркасной основе и на фундаменте с цоколем, в Кабарде, Северной Осетии - главным образом из саманного кирпи¬ча, в Чечне и Ингушетии в зависимости от наличия - из обоих мате¬риалов, в горах - из камня. В Карачае устойчиво удерживалась традиция возведения жилища из дерева (досок, жердей) в срубной и каркасно-закладной технике с последующей обмазкой глиной с обе¬их сторон.
Начиная примерно с конца 1950-х - начала 1960-х годов в развитии жилища края отмечается важный качественный скачок; в строительную практику широко входит обожженный кирпич, цемент, кровельное железо и другие прогрессивные материалы, а преобладаю¬щей планировочной схемой становится подквадратный тип жилища с двурядным расположением помещений. В новом жилище отмечаются су¬щественные конструктивные изменения: увеличивается общая жилая площадь, прежде всего за счет пристройки к дому остекленной веран¬ды и крыльца под отдельной односкатной или двускатной крышей.Там, где в качестве строительного материала используется саманный кир¬пич или турлук, доски и т.п., стены тщательно штукатурят цементом по металлической сетке или деревянной обрешетке с добавлением в тесто разного рода красителей. Кроют жилище преимущественно че¬тырехскатной черепичной или железной крышей, гребень, карниз и водостоки которой украшают вычурной резьбой.
Современное жилище отличают наличие смежных комнат и устрой-ство общего входа через крыльцо или остекленную галерею. Для жи¬лища последних лет характерно также устройство литого бетонного фундамента с высоким цоколем и высоких потолков (до 2,5 м и выше).
Таким образом, современное жилище у разных народов края и в разных географических зонах по своей сущности является однородным. В пользу этого говорит сходство его внешнего облика и одинаковая двурядная подквадратная планировочная схема. В этом проявляется близость уровня социального, экономического и культурного разви¬тия народов Северного Кавказа - одно из важнейших достижений со-ветского социалистического строя.

ПРИМЕЧАНИЯ

К главе - Жилище
1. В одном предании, записанном нами в 1971 г. от пастухов, уроженцев сел. Акки, говорится о сожжении аула Шинджи в окрест¬ностях сел.Итум-кале (верховья р.Чанты-Аргуна), откуда следует, что жилище в какую-то отдаленную пору в этих местах было деревян- ням (АИЭ, ф. 8; ед.хр. 24, № 3750, л.ЗГ об., 32).
2. АИЭ. Полевые материалы 1962 г. Информатор Хандоков Хакиш. Сел.Баксан, тетр. I, л.15 об.
3. Подсчет произведен по материалам, приведенным в работе Г.Х.Мамбетова.
4. Например, в сел.Псыгансу в Кабардино-Балкарии в 1927 г.
из 589 домохозяйств 15 имели дома, выстроенные из обожженного кир¬пича, I - из досок и 50 - из саманного кирпича; остальные имели турлучные стены (ЦГА КЕАССР, ф.Рб, оп.1, д.398, л. 7-17).
5. Об использовании липовой коры в качестве покрытия упомина¬ет еще Аммиан Марцеллин (История, кн. XXX, гл. 2, 18).
6. Устное сообщение чеченского этнографа Ибрагима Саидова.
7. 0 происхождении указанных форм перекрытий имеются и другие мнения. Например, известный кавказовед второй половины XIX в. В.Ф.Миллер считал ступенчатую форму кровли отражением конструкции ложного свода (Миллер В.Ф., 1888, с. 39), а советский архитектор И.П.Щеблнкин видел в шиферных плитах, покрывавших кровлю, "водо¬сливы" (Щеблыкин, 1930, с. 415).
8. Бытование этого вида отопления в прошлом отмечается так¬же в Крыму, на Украине, на Балканском полуострове и в ряде райо¬нов Западной и Восточной Сибири. Относительно Сибири, правда, су¬ществует мнение, что очаг с дымарем был занесен туда русским на¬селением, но Б.А.Куфтин категорически утверждает, что сами славян¬ские народы заимствовали эту форму отопления у тюрок-османов (Куф- тин, 1925, с.45). Интересно, что на Украине, в Карелии и некоторых местностях Западной Сибири очаг с дымарем в недавнем прошлом уст¬раивали в углу или на шестке кирпичной или глинобитной печи для приготовления еды на скорую руку. На сибирском материале можно проследить и происхождение этого вида отопления, представляющего собой как бы уменьшенную копию берестяной шатровой юрты. При своем изживании очаг с дымарем использовался на Украине и в Белоруссии
в качестве вытяжной трубы над подвесным светильником, устраивавшим¬ся в углу напротив печи (подробнее об эволюции очага с дымарем см.: Кобычев В.П., 1956, с. 64-66, там и соответствующая литерату¬ра).
9. На первоначальное значение этого слава, известного широко¬му кругу народов, в том числе и за пределами Кавказа, указывает пережиточно сохранившееся ингушское ердо в значении "храм", перво¬начально "место разведения жертвенного огня" (ср.святилища Маги- ерда, Тумгой-ерда).
10. АИЭ. Материалы Адыгейского отряда 1961 г., тетр. I. л.32 об. Сел.Шовгеновское, Информатор Хатков Трах, 77 лет.
11. Сообщение чеченского этнографа Сайда-Магомеда Хасиева.
12. У черкесов, кабардинцев и чеченцев, у которых большая семья исчезла значительно раньше, чем у других соседних с ними на¬родов, камин в качестве преобладающего вида отопления отмечается уже с начала XIX в. См.: Мамбетов Г.Х. Материальная культура..., с. 170; Очерки истории Чечено-Ингушской АССР. Грозный, 1967, ч.1, с.281.
- 23? -
13. В остальных пяти случаях ввиду отсутствия указания на местоположение входной двери в планах картина остается недостаточ¬но ясной.
14. Толковый словарь адыгейского языка. Майкоп, I960, с.515. Термин "собэ" в значении "печь", "комната с печью" известен многим народам, в том числе на Балканах, в Крыму, в Молдавии. Б.А.Куфтин связывал появление этого помещения и термина с проникновением в Причерноморье жилища альпийского типа (Куфтин, 1925, с. 47,48).
15. Таково, например, жилище Эмазы Бетанова в сел.Лесгор Ирафского района СО АССР. АИЭ. Материалы Северокавказского отряда 1974 г.
16. О петроглифах Северного Кавказа см.подробнее: Марковин, 1964, с. 134; Крупнов, 1971, с. 188-193; Кобычев, 1973, с.149-159; 1974, с. 141-148; Лавров, 1978, с.91-175. Там и соответствующая литература .
17. Наиболее полный перечень и семантику известных на сегод¬ня тамг и значение их как исторического источника см.:Лавров, 1978, с. 91-175).
18. Сравни, например, в описании чеченцев у И.Иванова: "Каж¬дый дом состоит из двух отделений: в одном живет хозяин и там же принимает гостей, в другом - жена его и дети; эти отделения не име¬ют между собой сообщения и дверь каждого ведет под общий навес" (Иванов И., 1851, с. 52,53).
19. Сохранилось в языке алтайцев (Шибаев,1964,с.46)»
20. По свидетельству И.А.Гольденштедта (1770-1773) и Ю.Клап- рота (1807-1808), во время их путешествия по Северному Кавказу значительная часть балкарцев проживала еще на равнине по рекам Псыгансу и Аргудану. На Псыгансу (балкарское наименование Суган) находилось также главное селение балкарских таубиев (князей) Уллу- Малкар, насчитывавшее 180 дворов (Волкова Н.Г., 1974, с.104). В Безенгийском ущелье, по словам Гюльденштедта, имелось всего два
селения: Еизенге, или Бизниге, с населением в 100 семейств (т.е. около 20 дворов) и Холам (Хулам), "столь же малое" (Лавров Л.И., 1969, с. 82).
21. В первой половине XIX в. некоторые из пещер и пещерных укреплений были, по-видимому, еще обитаемы, о чем можно судить по замечанию известного историка Кавказа середины прошлого столетия А.П.Берже, который сообщает про карачаевцев, что многие из них "поселялись в отдаленных пещерах на вершинах речек, вытекающих из подошвы Эльбруса" (Берже, 1858, с. 25) Жилые пещеры, огороженные каменными стенами, и пещерные укрепления до настоящего времени мож¬но видеть в долине р. Мереджи в Чечне, у сел.Дзивгис в Куртатинс- ком ущелье и в сел.Нузал в Алагирском ущелье Северной Осетии.
22. Подробное описание различных форм передвижного и более позднего оседлого жилища ногайцев см.: Кужелева, 1964; Шенников, 1973; Гаджиева, 1976.

0

10

ГЛАВА У1. ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ПОСТРОЙКИ
Кроме жилища, на усадьбе возводили различного рода подсоб¬ные сооружения. Часть их была связана с хозяйственной деятель¬ностью обитателей, другие отражали особенности быта и идеологи¬ческих представлений населения. Различным было и местонахождение этих построек.
В жилых башнях все (насколько мы можем об этом судить) хо¬зяйственные и подсобные помещения включались в объем самого жили¬ща. Скот содержали на первом этаже, зернохранилища и другие емкос¬ти с продуктами питания находились на втором этаже, где обитали люди, а проветривание зерна, сушку и некоторые другие виды домаш¬них работ производили на плоской крыше или на верхнем этаже, ко¬торый в этом случае с южной стороны оставляли открытым наподобие лоджии. Во дворе, а в некоторых башнях прямо под основанием, уст¬раивали зерновые ямы и погреба. В сел. Фастагкау в Дигорском ущелье Северной Осетии в одном башенном комплексе зернохранилище устрое¬но в расщелине ближайшей скалы, наподобие ласточкиного гнезда. Имелись жилые башни, в которых такие каменные закрома были устрое¬ны непосредственно в жилом этаже (например, в сел. Меллер в Ингу¬шетии) .
В жилище открытого типа, пришедшем на смену древним жилым башням, хозяйственные постройки устраивали сбоку или уступом ниже от жилых комнат. В наиболее бадных и старых домах помещения для скота порой не отделялись от жилья людей или находились за легкой плетеной перегородкой. "Зайдите в первую попавшуюся дверь в фзерсаг-ауле, - писал Коста Хетагуров, - Нагнитесь больше, чтобы не удариться о притолоку. Сенцы перегорожены жердями или плетнем. В первом отделении вас удивленно встречает корова, из второго на вас сквозь перегородку смотрит несколько пар добродушных глаз овец и коз. Здесь же в углу валяются плиты кизяка и хворост для топ¬лива. Нагнитесь опять, чтобы войти в следующие двери. Вначале до того темно, что вы ничего не можете разглядеть,.. Единственное от¬верстие в южной стене по случаю дурной погоды заставлено не то камнем, не то доской... Кизячный дым ест глаза, раздражает слизи¬стую оболочку носа, стесняет дыхание. Направляйтесь прямо к тлею¬щему огоньку, иначе вы можете набрести на теленка в правом углу или на постельные принадлежности в левом" (Хетагуров, 1961,с.323, 324).
У более зажиточных для скота имелись отдельные помещения, в том числе конюшни, хлев, овчарня и т.п. (Там же, с. 325). В горах их строили в общем комплексе с жилищем, а на равнине - отдельно от него, исключая усадьбы с кольцевой и кареобразной застройкой, бытовавшие в первой половине XIX в., в которых жилье и хозяйствен¬ные помещения возводили впритык одна к другой. Рудименты такой связи сохранились до настоящего времени в равнинных селениях Се¬верной Осетии и некоторых смежных с ней районах Кабарды и Ингуше¬тии.
Хозяйственные постройки на равнине были многочисленнее, чем в горах, и возводились в старину, особенно у адыгов, на специаль¬ном хозяйственном дворе. У" осетин хозяйственные постройки чаще располагали по периметру двора. Но и там и тут их устраивали так, чтобы за ними удобно было присматривать прямо из жилища. В число хозяйственных построек входили хлев, конюшня, овчарня, различные навесы для сельскохозяйственных орудий, арб, дров, хвороста или кизяка, курятник, а также летняя кухня. Все эти постройки в сере¬дине XIX в. сооружали из хвороста и крыж соломой или камышом. "Обыкновенно подле самого дома стоит птичник и хлев для овец; в ограде из хвороста помещается рогатый скот" - писал Н.Ф.Дубровин об осетинах (Дубровин, 1871, с. 189).
Наиболее интересными в конструктивном отношении были летние кухни и курятники. Летние кухни раньше всего в источниках упоми¬наются у ногайцев и кабардинцев. "У многих находятся для спанья, варения пищи... особливые юрты", - писал в конце ХУШ в. о запад¬ных ногайцах И.Г.Георги (Георги, 1799, с.41). Сравнительно давно, по мнению Е.Н.Студенецкой, появились обособленные кухни также у кабардинских князей (Студенецкая, 1960, с.162). Об этом можно за¬клинить по наиболее ранним их образцам, зафиксированным в этногра¬фических материалах, в которых пережиточно отразились старинные типы жилища. Сооружали их следующим образом. Посредине круглой в плане постройки устанавливали столб с колесом от арбы на верхнем конце. На ободе укрепляли жерди перекрытия, нижние концы которых упирались в стены. Поверх жердей настилали камыш или сено. Так получалась грибообразная крыша (Студенецкая, 1948, с. 107). Сход¬ным образом устраивали и курятник, с тем лишь отличием, что был он неизмеримо меньше и колья стен у него прикрепляли непосредст¬венно к центральному столбу без всякого колеса. В конце XIX - на¬чале XX в. под кухню нередко отводили старые однокомнатные дома, которые уже не соответствовали новым семейным и бытовым отношениям.
Летнюю кухню обмазывали только с наружной стороны, а курят¬ник иногда и вовсе оставляли необмазанным. В летней кухне помимо очага для приготовления пищи устанавливали колоколообразную печь для выиечки хлеба. В литературе середины XIX в. можно найти све¬дения о бытовании в ту нору земляных печей типа известного тонды- ра (тендыра, тоню), который до недавнего времени был широко рас¬пространен в Закавказье и Средней Азии. Хлеб пекут "в вырытых на два фута глубины и на полтора фута в диаметре ямах, - сообщает один современник, - эти ямы кверху уже, их обмазывают тщательно глиною, в ящ кладут дрова и зажигают; когда стены придут от жа-ру в известную температуру, тогда из приготовленного теста разде- - 229 -
лывают в полвершка или тоньше лепешки и женщины с закрытым лицом, кроме глаз, прилепляют одну пышку подле другой к боковым краям ямы и по мере времени снимают каждую из них железных крючком" (Швецов, 1855), Приведенное описание относится, кажется, к горным районам, но археологические материалы свидетельствуют, что ука¬занный вид печей имел в средневековье распространение и на равни¬не (Городцов, 1911, с. 94,108,181). Сооружение печей на Северном Кавказе считалось по традиции женским делом, поэтому когда в кон¬це XIX - начале XX в. в обиход вошли кирпичные печи русского типа, печниками первоначально были также женщины.
Хлев, конюшня и овчарня представляли собой вытянутые прямо¬угольные постройки с плавно закругленными углами (пережиток древ¬ней формы турлучного жилища). Хлев состоял обыкновенно из днух помещений, соединенных между собой просторным навесом. В одном из отделений помещались овцы, в другом - телята; коровы и волы содер¬жались под открытым навесом, отгороженным от двора жердями. В каж¬дом отделении хлева устраивали круглые плетеные кормушки с высоко выступающими кверху кольями, расставленными таким образом, чтобы между ними свободно могла пройти голова животного. В конюшне соо¬ружали пристенные ясли, а сами помещения наглухо обмазывали снару¬жи глиной, чтобы глаза лошадей привыкали к темноте и чтобы им не досаждали мухи (Мамбетов, 1971, с. 173). Неподалеку от конюшни во дворе сооружали коновязь, имевшую вид дерева с коротко обрублен¬ными ветками (в горах для этой цели в стены вставляли каменный крюк, а в карачаевском селении Учкулан сохранилась коновязь в ви¬де каменного столба, покрытого со всех сторон резьбой и памятными надписями на русском и арабском языках).
Неподалеку от помещений для скота сооружали длинный навес для арбы и разного рода сельскохозяйственных орудий. Ближе к жи¬лищу и летней кухне ставили сапетки - своеобразные зернохранилища,
- 230 -
имевшие формы огромных корзин с расширяющимся верхом. Сапетки сплетали весьма тщательно и внутри укрепляли поперечными палЕами. В нижней части сапетки устраивали оконце, закрывавшееся поднимае¬мой кверху дощечкой. Для предохранения от грызунов сапетки подни¬мали на камни или деревянные колоды.
В конце XIX - начале XX в. вместо сапеток в зажиточных хо¬зяйствах стали сооружать дощатые амбары на столбовом фундаменте с навесом спереди.
В советские годы после проведения коллективизации число хо-зяйственных построек во дворах колхозников сократилось. Исчезли за ненадобностью конюшни, большие скотные дворы, многочисленные сапетки и амбары. Вместо этого повсеместное распространение полу¬чили капитальные летние кухни и специальные навесы для устройства торжественных пиршеств. Все эти постройки сооружаются в настоящее время из обожженного или саманного кирпича и кроются капитальной черепичной крышей.
Вне усадьбы возводили летние коши, мельницы и пасеки.
Коши были характерны преимущественно для карачаевцев, у ко¬торых в хозяйстве в прошлом основную роль играло скотоводство. В летнюю пору карачаевцы переселялись на коши целыми семьями и оста¬вались там до наступления осенних холодов. "С половины мая, - пи¬сал: в 90-х годах прошлого столетия А.Н.Дьячков-Тарасов, - населе¬ние Карачая переселяется на альпийские высоты, на коши - летние стоянки" (Дьячков-Тарасов, 1898, с.57). Здесь для скота сооружали временные загоны из йревен или камней, а для пастухов - времянки упрощенной конструкции. Со временем некоторые из таких кошей об¬растали постройками и нередко давали начало новым постоянным по¬селениям. Так возникли селения Дарго в Чечне, Актопрак в Балкарии, Джаз лык в Карачае и ряд других.
За околицей селений на быстрых горных ручьях можно было ви¬деть цепочки водяных мельниц, представлявших собой маленькие до¬мики самой разнообразной формы. Там, где было много леса, их ру¬били в виде сруба или возводили в закладной технике; в обезлесен¬ных местах складывали из камня и сплетали из хвороста, кое-как обмазанного глиной. Покрытие мельниц также повторяло крышу жили¬ща, распространенного в данной местности. К мельницам по особым каналам подводили воды, иногда за многие сотни метров. Канал за-канчивался круто падающим желобом, выдолбленным из расколотого вдоль ствола дерева. Горизонтально расположенное колесо вращало в верхней части своей оси каменный жернов. Помол производили ис¬ключительно женщины, мужчина не имел права даже входить в мельни¬цу: его участие ограничивалось строительством и ремонтом мельницы. Лишь в самом конце XIX в., когда появились покупные мельницы-валь¬цовки, помол постепенно перешел в ведение мужчин (Калаев, 1973, с. 18). Первоначально мельницы принадлежали отдельным фамилиям и патронимическим объединениям, позднее, с разрушением патриархаль¬ного уклада, возникли частновладельческие, семейные мельницы. Иногда отдельный собственник добивался монопольного права на вла¬дение мельницей, на которой обязаны были молоть зерно все жители селения и даже целые округи.
Ццали от селений, на лесных опушках, пойменных лугах и гор¬ных пастбищах в летнюю пору устраивали также пчелиные пасеки.Ульи выдалбливали в колодах или сплетали из прутьев наподобие конусо¬образной корзины, поставленной кверху дном и обмазанной снаружи коровьим навозом. Устанавливали их на плетеных кружках, досках, под которые подкладывали камни или деревянные обрубки. Сверху ульи накрывали кусками коры или снопиками из травы и соломы. Внизу ульев оставляли небольшую летку.
Собираясь по весне на пасеку, пчеловоды обычно объединялись в артели, в которых насчитывалось по нескольку еот ульев, и сооб¬ща нанимали пасечника. Выезд на пасеку и возвращение с нее отме¬чали как большое торжество. В середине XIX в. пчеловодство было довольно широко распространено на равнине, в частности среди ка¬бардинцев, чеченцев и осетин. В документах упоминаются отдельные лица, державшие по нескольку сот ульев и торговавшие медом в го¬родах края вплоть до Моздока. Позднее, в связи с появлением в продаже сахара и вследствие вырубки лесов и распашки лугов, пче¬ловодство пошло на убыль и к началу XX в. как отрасль хозяйства совершенно исчезло (Кумыков, 1965, с. 73; Магометов, 1968, с.106).

0

11

ГЛАВА УЛ. БАШНИ, СКЛЕПЫ, СШТШШЩА
Во многих горных селениях Чечни, Ингушетии, Северной Осетии и в несколько меньшей мере - Балкарии среди полуразвалившихся древних домов возвышаются стройные боевые башни, придающие этим селениям неповторимый архитектурный облик и аромат седой старины. Сохранившиеся боевые башни восходят преимущественно к ХУ1-ХУШ вв., хотя истоки башенной культуры на Кавказе прослеживаются неизмери¬мо раньше^. Строительство башен в позднем средневековье было свя¬зано с усилением классовой борьбы в среде горского общества и развитием института кровной мести.
В башнях отсиживались во время междуусобных столкновений и внешних нашествий целые фамилии. Со временем, однако, строитель¬ство боевых башен приобрело сугубо престижный характер, что нашло свое выражение в серии запретов, имевших целью ограничить возмож¬ность их постройки "худородными" фамилиями. Так, например, по обычному праву строительство боевой башни должно быть завершено в течение одного года, в противном случае башня так и оставалась недостроенной (Семенов Л.П., 1963, с. 71) (ряд таких незавершенных башен можно и сегодня видеть в ингушских селениях Морч, Терши,
Лейлаг). При сватовстве принято было справляться о наличии у не¬весты боевой башни и родового (фамильного) склепа (Яковлев, 1925, с.90).
Для строительства башни требовалось огромное количество кам¬ня. Существовала даже поговорка, что из одной башни можно постро¬ить целый аул, но из аула нельзя выстроить и одной башни.
Большой хорошо обработанный камень, пригодный для укладки в основание башни, считался одним из лучших подарков в составе при¬даного невесты.
Складывали башни из слегка подтесанных камней на прочном из-вестковом растворе. Самые большие и тщательно обработанные камни укладывали в основание и в утлы башни. Кладку вели в два ряда та¬ким образом, что стены кверху постепенно сужались, в результате чего постройка приобретала большую прочность.
Форма и конструкции боевых башен в разных частях региона су-щественно различались. В Чечне и Ингушетии башни были более высо¬кими и стройными, чем в других местах, и завершались обыкновенно четырехскатной ступенчатой крышей, каждый уступ которой был пок¬рыт шиферной плиткой. Крыша венчалась высоким конусообразным бе¬лым камнем, что шесте с черным цветом плитки красиво контрастиро¬вало с желтоватой облицовкой стен. Наряду с этим здесь же встре¬чались изредка башни с плоским земляным перекрытием и с так назы¬ваемыми "гуртами" - остроконечными вертикальными выступами на уг¬лах кровли. Кроме того, чеченские и ингушские башни имели в верх¬ней части с каждой стороны особые балкончики бед дна - машикули, позволявшие защищавшимся с безопасностью для себя оборонять бли¬жайшие подступы к башне.
Вход в боевую башню обычно устраивали с южной или восточной стороны на уровне второго этажа, оформляя его в виде невысокой арки с полуциркульным верхом. Для ингушских боевых башен характер- - 234 -
но также устройство между вторым и третьим этажами четырехскат¬ного свода с выступающими наружу вертикальными карнизами - гурта¬ми (ингушское "моартол"). Свод сооружали посредством последова¬тельного напуска камней до тех пор, пока камни не смыкались в вершине перекрытия (так называемое "ложносводчатое перекрытиёО. Также сооружали и крышу, в то время как межэтажные перекрытия бы¬ли плоскими и настилались по балкам, упиравшимся в специально оставляемые в кладке стен гнезда. В углах башен с внутренней сто¬роны примерно через полуметровые промежутки устраивали каменные перемычки, служившие для укрепления стен и установки строительных лесов.
При основании в среднем 5 х 5 м башни насчитывали до 5-6 этажей и достигали в высоту нередко 20-25 м. Нижний этаж боевой башни предназначался для хранения запасов воды и пищи и содержа¬ния пленников (с этой целью в толще цоколя устраивали в каждом углу по яме), второй - для членов семьи, третий и четвертый - для защитников и пятый - для наблюдателей и защитников (Щеблыкин,1930, с.277). Сообщение между этажами осуществлялось при помощи бревна с зарубками через лаз, который устраивали в углу. Свет в помеще¬ния проникал через небольшие отверстия-бойницы. Судя по их вели¬чине, бойницы предназначались преимущественно для ружейного боя (Крупнев, 1971, с. 75), что до некоторой степени может служить отправной точкой для установления начальной даты строительства су¬ществующих боевых башен.
Осетинские боевые башни отличаются от чеченских и ингушских более массивными формами. Основание их составляет квадрат со сто¬ронами 7 х 7 м, а высота редко превышает четыре этажа. Кладка осетинских башен выполнена менее тщательно и порой даже без свя¬зующего раствора (как, например, в башне сел. Куссу в Дигорском ущелье) и без утловых перемычек. Среди осетинских башен совер¬шенно отсутствует башни со ступенчато-пирамидальным перекрытием и внутренним сводом на уровне второго этажа (Марковин, 1976, с.222-236). Единственное исключение представляет башня в сел. Даргавс, которая, по свидетельству местных жителей, была выстрое¬на ингушскими мастерами (Там же, с.228). Машикули, арочные завер¬шения входных и оконных проемов в осетинских башнях выполнены также более примитивно, что в целом придает им древний, архаи¬ческий вид. Однако это не всегда соответствует действительности. Так, в дигорском селении Ахсау имеется боевая башня, которую, по словам мейтного жителя, 97-летнего Хаджи-%ссы Бузоева, выстроил старший брат его отца, живший во время правления Николая I. Баш-ня, по мнению информатора, не имела практической надобности и строилась его родичем исключительно с целью самоутверждения и вскоре после постройки, где-то в конце 30-х годов црошлого столе¬тия была им покинута (ЖЭ,1973, л.37). (Ср.приведенное выше заме¬чание Вахушти об осетинах: "Если овс разбогатеет, то он или берет вторую жену, или строит себе башню"). Но в более раннее время, по утверждению Х.М.Бузоева, боевые башни дигорцы строили для защиты от бадилят (феодальное сословие в Дигории) и от нападений кабар¬динцев из фамилии Озданте, которые жили в Кабарде в местности,где сегодня находится осетинское селение Озрек (Там же, л. 35).
В Балкарии боевые башни встречаются в основном в Черекском утцелье, далее на запад они исчисляются единицами, причем некото¬рые несут откровенный отпечаток влияния сванского фортификацион- р
ного зодчества . В Карачае сохранилась всего одна боевая башня, известная под названием Маммия-кала. Башня находится на вершине горы Кала-Баши вблизи сел.Хурзук . Балкарские и карачаевская баш¬ни по ряду признаков сближаются с осетинскими, но имеют и свои отличительные черты.
Боевые башни в прошлом различались по своему назначению. Од¬ни из них были расположены непосредственно в селениях, поблизос¬ти от жилища, другие сооружались на стратегических высотах и пред¬назначались для наблюдения за проезжими путями, для подачи сигна¬лов и охраны горных проходов. Башни, находившиеся в селениях, не¬редко соединялись с жилищем переходными мостками или обносились дополнительно высокими стенами, в результате чего усадьба приоб¬ретала черты крепостного укрепления-замка.
В первой половине XIX в. в ходе Кавказской войны многие бо¬евые башни были разрушены, а те из них, которые уцелели, по окон¬чании военных действий были покинуты владельцами ввиду полной их бесполезности.
Минули годы. Искусство строительства боевых башен было ос-новательно позабыто горцами, но сами башни, добротно сработанные их далекими предками, продолжают и сегодня поражать взор своей величавой и мрачной красотой. О многих башнях, особенно располо¬женных в отдаленных и недоступных местах, окружающее население сложило красочные легенды, будучи не в состоянии понять, каким образом и для чего люди поселялись на этих отвесных скалах. Так родилась поэтическая сказка о мифических "летающих людях", кото¬рые строили свои жилища в заоблачной выси, куда обычно люди без специального снаряжения не могут даже взобраться.
В пределах почти того же ареала, где встречаются боевые баш¬ни, на окраинах многих селений, а иногда и прямо между жилыми до¬мами и башнями можно видеть как бы другие маленькие поселения, состоящие из небольших каменных домиков-склепов. Иногда склепы разбросаны по окрестным полям и горам поодиночке, но иногда сос¬тавляют большие некрополи, настоящие "города мертвых". Наиболее известные из таких крупных некрополей находятся у селений Даргавс, Денифарс и Фаснал в Северной Осетии, на горе Мохде неподалеку от сел.Терши в Ингушетии, на горе Цой-педе и в Майстинском обществе
Чечни. На западе края, в Балкарии, склепы столь же немногочис¬ленны, как и боевые башни. Самый крупный склеповый могильник здесь находится возле сел.Верхний Чегем. В Карачае известно всего три склепа у сел. Карт-Джурт.
Склепы служили фамильными усыпальницами, в которых горцы хоронили своих умерших кое-где вплоть до начала XX в. Накануне присоединения к России захоронения в склепах были массовым явле¬нием (Кокиев Г., 1928, с.40)4. Склеповые захоронения окружены множеством фантастических легенд. Одна из таких легенд объясняет строительство склепов эпидемией чумы, которая в прошлом не раз производила страшные опустошения на Северном Кавказе (последний раз в начале XIX в.). В склепах мертвых хоронили прямо в одевде, без гробов. Трупы укладывали на продольные полки, устроенные в два и более ряда, с которых старые костяки по мере накопления просто сбрасывали на пол. С умершими рядом ставили миски с поми¬нальной пищей. Находясь в сухом достаточно вентилируемом помеще¬нии, трупы высыхали и долго сохраняли человеческое подобие. Все это и породило легенды о том, что во время чумы люди строили се¬бе эти небольшие домики, куда удалялись от остальных здоровых жителей и пребывали там в ожидании неминуемой смерти.
Полуподземные и подземные склепы сравнительно однородны по форме. Они представляют собой прямоугольную в плане камеру, сло¬женную из камня в грунте и перекрытую двускатным ложным сводом. У подземных склепов наружу выходит один только лаз, ведущий в не¬большой коридор-дромос, откуда через другой лаз попадали в погре¬бальный отсек. Таковы, например, подземные склепы на горе Мохде в Ингушетии, в долине р.Армхи. У полуподземных склепов, устраивае¬мых всегда в склоне горы, наружу выступают лишь одна торцовая (она же фасадная) и часть прилегающих к ней продольных стен. По-средине торцовой стены, несколько ближе к подножью, находится
квадратной формы лаз, закрывающийся деревянной заслонкой с засо¬вом, спрятанным в толще кладки. Сбоку от лаза в некоторых скле¬пах имеются небольшие ниши, в которые ставили миски с заупокой¬ной пищей. В других склепах в фасадную стену встроен выступающий камень со сквозным отверстием. В это отверстие, по рассказам ста¬рожилов, вставляли ритуальные флаги, ветки хвойных деревьев, при¬вязывали коня, посвященного покойному (Семенов Л.П., 1963, с.20, 75,77). В Дигорском ущелье Северной Осетии к некоторым склепам у сел.Махческ пристроены каменные стелы, а в сел.Ахсау с боков фа¬сада выступают некие подобия каменных "рогов".
Намного разнообразнее по форме наземные склепы. Среди них выделяются склепы с прямоугольным основанием и двускатной ступен¬чатой крышей, склепы с особым преддверием на фасаде в виде лоджии, служившей поминальной камерой; прямоугольные склепы с гладкой двускатной слегка выпуклой кровлей; многоярусные "башенные" скле¬пы со ступенчато-пирамидальным шиферным покрытием или с выступаю¬щими гуртами-шпилями на углах плоской кровли; склепы, имитирующие разные виды шатрового жилища, характерного для кочевых народов,в том числе многогранные с пирамидальным коническим верхом, круглые с полусферическим перекрытием, и множество других разновидностей.
Большинство наземных и полуподземных склепов имеют одну по-гребальную камеру, но изредка встречаются двухкамерные склепы с одним или двумя лазами. В башенных склепах в каждый ярус ведет свой лаз. Все склепы выстроены на прочном известковом растворе и снаружи и внутри покрыты штукатуркой желтоватого цвета. Перекры¬тие всегда выполнено в технике ложного свода.
В количественном отношении преобладают прямоугольные склепы с двускатным ступенчатым перекрытием. Ареал их охватывает факти¬чески всю горную полосу от р. Чанты-Аргуна на востоке (чеченские общества Майе ты, Малхиста) до верховьев Кубани на западе (склепы у сел.Карт-Джурт в Карачае). Но более всего наземные склепы со ступенчато-пирамидальным перекрытием (в том числе и башенного ти¬па) характерны для горной Ингушетии и восточной части Северной Осетии. Все другие виды склепов встречаются значительно реже и имеют преимущественно узколокальное распространение. Так, напри¬мер, шатровые виды склепов бытуют главным образом в Дигории и Че- гемском ущелье Балкарии, круглые склепы с полусферическим верхом встречаются в ряде селений Ингушетии, Северной Осетии (у селений Кобан и Кани) и Балкарии (у селений Ташлы-Тала и Цухол)^.
О происхождении традиции склеповых захоронений имеется мно¬го предположений. Неясно время возникновения склепов разных форм, причины, вызвавшие их появление, и даже то, какие из погребений следует считать склеповыми, а какие отнести к другим видам погре¬бальных сооружений . Безусловно лтппь одно - тееная связь захоро¬нений с культом мертвых, который в прошлом имел широкое распро¬странение у народов Северного Кавказа. Считалось, что умершие и в загробной "жизни" не порывают связи с оставшимися на земле ро¬дичами и нуждаются в поминках и прочих знаках внимания с их сторо¬ны. Оскорбление памяти умерших расценивалось как одно из самых тяжких преступлений. Поэтому склепы нередко устраивали в непосред¬ственной близости от жилища и даже на участке усадьбы (Кокиев Г., 1928, е. 37,64,66). Известны случаи похищения покойников с целью получения выкупа. С другой стороны, поражает полное равнодушие горцев к "чужим" склеповым погребениям.
По материалам, собранным Г.Кокиевым, полуподземные склепы у сел.Дзивгис осетины приписывали легендарным богатырям-нартам и ми-фическому народу царцатов (Там же, с. 41-43); другие склепы,пов¬торявшие в своей форме передвижные кочевнические шатры и юрты, местная традиция считает "ногайскими могилами". Изучение склепо- вой и других видов культовой архитектуры, отличающейся большим
- 240 -
консерватизмом форм, может помочь восстановить утраченные этапы развития местного жилища, на что нам уже приходилось указывать (Колычев, 1977, с. 71-82) и что с успехом продемонстрировал архи¬тектор А.Ф.Гольдштейн (Гольдштейн, 1975, с. 82-84).
От прошлых времен на территории края сохранились языческие святилища и христианские храмы. По-внешнему облику святилища и храмы, за небольшим исключением, почти тождественны прямоугольным наземным склепам с двускатной ступенчатой крышей. Различие состо¬ит лишь в величине: святилища и храмы обычно, хотя далеко не всегда, несколько больше по размерам. Вход у них оформлен входной аркой. Более существенны отличия во внутренней планировке и уст¬ройстве. Преобладающая часть святилищ и храмов разделена внутри стрельчатыми арками на две или три части, в чем многие исследова¬тели справедливо усматривают влияние христианского церковного зодчества (Семенов Л.П., 1928, с. 134; Щеблыкин, 1930, с.412; Крупнов, 1971, с. 107; Марковин, 1972, с.226,227; Виноградов,1977, с.61-63; Кобычев, 1979). Воздействие христианства проявилось в канонической ориентации многих храмов по линии восток-запад, в устройстве алтаря (храм Маги-ерда в Ингушетии) или подобия камен¬ного иконостаса (святилище Итаз-ерда у сел.Эрзи, святилища у се¬лений Морч, Карт, Бархин в Ингушетии), в выкладке крестов и т.д.
Однако христианизация горцев носила весьма поверхностный ха¬рактер, что нашло отражение в многочисленных отступлениях в архи¬тектуре указанных памятников от требований христианской религии, в частности в южной ориентации ряда из них. Все это дало повод ингушскому археологу М.Б.Мужухоеву выдвинуть предположение о су¬губо местном происхождении этих культовых памятников, за исключе¬нием трех известных христианских храмов на территории Ингушетии: Тхаба-ерды,Галь-ерды и Таргимского (%жухоев, 1977, с.122,123). Но подобные нестандартные формы церковной архитектуры были харак- - 2А ± -
терны и для других районов Кавказа, на что обратил внимание В.Б.Виноградов в одной из своих последних работ, приведя описа¬ние церкви в Т^шети, сделанное русскими послами в середине ХУП в. "Да палата же, а называется церковью, а креста на ней нет. А зделана на четыре угла и покрыта палаткою (т.е. имеет прямоуголь¬ный базиличный план и перекрыта на два ската. - В.К.). А вход у нее с полуден... А жертвенника и северских дверей нет, а где се- верские двери - живут, и тут окно большое... Да перед царскими дверьми зделан столб, вышиною в сажен, да на столбе, что болван, да кругом столба перед тем болваном ставят свечи" (Виноградов, 1977, с.64). Приведенное описание ценно тем, что снимает вопросы и недоумения, вызываемые как неустойчивой ориентацией многих гор¬ских храмов, так и отсутствием требуемого членения внутреннего пространства их на канонические притвор, храм и алтарную часть. Влияние местных языческих верований сказалось и в том, что боль¬шинство горских культовых памятников имеет крайне незначительнее размеры, исключающие пребывание в них верующих. Извеатно, пишет в связи с этим В.А.Кузнецов, что, согласно местной традиции, ха¬рактерной для всего горного Кавказа, правом входа внутрь святили¬ща обладает исключительно жрец или священник (Кузнецов, 1977, с.157). Возможно, что возникновению подобной традиции во многом способствовало извечное горское малоземелье и известное равноду¬шие к новой для них религии. Все это привело автора к заключению о христианской принадлежности преобладающей части горских (в част¬ности, осетинских) святилищ. В одной из своих работ мы попытались также показать, что этот вывод справедлив и в отношении святилищ Ингушетии и некоторых других районов края (Кобычев, 1979, с.137- 150). Это, однако, не снимает вопроса о причинах сходства местной храмовой и склеповой архитектуры. Здесь нам кажется близкой к ис¬тине мысль, высказанная А.Ф.Гольдштейном, о том, что в основе
местного культового зодчества лежат какие-то "не дошедшие до нас формы горского жилища", продолговатого в плане, с крутой двускат¬ной крышей, разделенного на два помещения поперечной стеной с проемом (Гольдштейн, 1975, с. 80,84).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, изучение поселений народов Северного Кавказа по двум основным показателям (типу и форме планировки), выявило непосред¬ственную зависимость этого важнейшего компонента материальной культуры от уровня социального и экономического развития населения, В первой половине XIX в, у большинства народов края на равнине преобладал феодальный способ производства, для которого было ха¬рактерно частновладельческое поселение полигенного (многофамиль¬ного) типа. Наряду с этим в горах слабо развитые феодальные отно¬шения тесно переплетались с архаическими пережитками более ранних ступеней общественного развития, что способствовало сохранению здесь значительного числа небольших поселений патронимического типа, населенных ближайшими кровными родственниками. Однако во второй половине XIX в. втягивание Северного Кавказа в русло капи¬талистического развития подорвало экономическую основу существова¬ния подобных однофамильных поселений и привело со временем к пол¬ному их исчезновению.
На характер расположения поселений (тип заселения и тип рас¬селения) и форму планировки большое влияние оказывала внешнеполи¬тическая обстановка и острое малоземелье особенно в горных райо¬нах края. В результате этого селения на равнине в первой половине XIX в, жались к густым лесам, а в безлесной местности возводились в виде круга или квадрата. В горах селения карабкались на крутые склоны и вершины хребтов, непригодных для хозяйственного исполь¬зования.
Только после окончания Кавказской войны и последовавшего затем массового переселения горцев на равнину селения стали постепен¬но приобретать более свободный и упорядоченный вид. В советские годы процесс перепланировки и благоустройства селений принял все¬общий характер в соответствии с выдвинутой Коммунистической пар¬тией программой мероприятий по стиранию бытовых различий мезду городом и деревней.
Указанные выше факторы во многом определяли также тип за¬стройки усадьбы коренного населения, которая на равнине отлича¬лась сравнительно большой величиной и многодворностыо, а в горах имела минимальные размеры. Встречались и вовсе бездворные усадь¬бы, а также замкнутые укрепленные комплексы замкового типа, при¬надлежавшие местным феодалам и феодализирующейся знати горского общества.
С неспокойной обстановкой феодального быта были связаны опре¬деленные типы традиционного жилища и среди них в первую очередь специфические для многих горных районов так называемые жилые баш¬ни, представлявшие собой многоэтажные каменные сооружения, раз¬вернутые по вертикали. К жилым башням в некоторых случаях примы¬кали еще более высокие боевые (оборонительные) башни, составляв¬шие вкупе с первыми мощные укрепленные комплексы. К этому же ти¬пу укрепленных усадебных комплексов следует отнести и своеобраз¬ный карачаевский "крытый двор" - глухую срубную многосекционнуто постройку подквадратной формы, в середине которой в окружении жи¬лых помещений находился скотный двор.
К более позднему времени относится сложение одно- двухкамер¬ного жилища открытого типа, возводившегося в комплексе с хозяйст¬венными постройками, которое на востоке и в центральной части горной полосы сооружалось из камня и крылось плоской земляной крышей, а в Карачае и горах Северо-Западного Кавказа рубилось из
~ 244 -
дерева и покрывалось пологой двускатной земляной крышей. Дере¬вянные формы жилища бытовали также издревле в лесистых предгорь¬ях, где соседствовали с шгетеным турлучным жилищем, преобладаю¬щим в равнинной местности.
Изменения в семейном быту горцев, происшедшие в пореформен¬ные годы, вызвали появление новых типов жилища. Это так называе¬мый "длинный" дом, представлявший собой механическое (неорганич¬ное) соединение нескольких однокамерных жилшц традиционного типа, составленных в один ряд и покрытых одной общей крышей.
В те же годы в строительную практику входит трехраздельное (трехкамерное) жилище южнорусского типа со входом через сени, расположенные между двумя жилыми помещениями. В местных условиях это жилище подверглось существенной перестройке: сени были цри- способлены под кухню, а одно из жилых помещений, предназначенное в качестве гостиной, получило дополнительный выход.
Одновременно зажиточные слои населения переходят к сооруже¬нию четырехраздельных домов квадратного плана, в которых жилые помещения были расположены в два ряда по отношению к главному фа¬саду (тип жилища, заимствованный также у соседнего русского и ка¬зачьего населения). Этот последний тип жилища в советские годы получил преобладающее распространение, отличаясь в разных районах лишь строительным материалом и формой крыши (цреимущественно че¬тырехскатной, реже двускатной).
В советские годы в строительную практику широко внедряются саманный и обожженный кирпич, черепица, кровельное железо, листо¬вой шифер, оконное стекло, цемент в качестве связующего материала, разного рода скобяные изделия и т.п. ранее либо совершенно неиз¬вестные традиционному жилищу, или применявшиеся в крайне ограни¬ченном количестве.
г
С осуществлением коллективизации большие изменения претер- - 243 -
певает усадьба колхозников, в которой за ненадобностью исчезает целый ряд хозяйственных построек - обширные помещения для скота, перешедшего большей частью в коллективное владение сельхозарте¬лей, помещения для хранения зерна, сельскохозяйственных орудий, арбы и др. Все это позволило уменьшить размеры усадеб и значитель¬но уплотнить застройку селений. В то же время возросшие культурно- эстетические запросы колхозного крестьянства вызвали к жизни появ¬ление таких новых видов хозяйственных сооружений, как летняя кух¬ня и трапезный навес, ранее встречавшиеся в единичном числе лишь в усадьбах верхушки местного населения. В целом современное жили¬ще колхозного крестьянства Северного Кавказа по своему внешнему облику и бытовым удобствам почти ничем не отличается от индивиду¬ального жилища городского населения, а в некоторых отношениях (величиной жилой и полезной площади) нередко даже превосходит его.
Радикальные изменения претерпели за рассматриваемый период интерьер и внутреннее убранство северокавказского жилища. Окон¬чательно исчезли из строительной практики открытый срединный очаг с плетеным дымарем и столь же малоэффективный пристенный камин с прямоточным дымоходом; их место заняла неизмеримо более экономич¬ная печь-плита, которая в новых домах квадратного плана сооружа¬ется обычно в центре жилища, обогревая одновременно все жилые комнаты. В отдельных домах можно встретить и паровое отопление и ванные комнаты. Повсеместно в жилище стали устраивать деревянные полы, потолки, большие остекленные окна.
В обстановке жилища прочное место заняла современная удоб¬ная мебель: столы, стулья, шкафы и даже целые гарнитуры. Рудимен¬ты старой национальной обстановки, главным образом низенькие круглые треногие столики и такие же низенькие скамеечки, там,где они еще сохранились, используются обычно в кухне и для придания
жилищу национального колорита, ценимого особенно сельской интел-лигенцией. По-прежнему с большой тщательностью убирается гости¬ная, под которую отводится одна из самых больших комнат жилища, а иногда возводится и особая постройка на участке усадьбы. В го¬стиной стоит самая лучшая мебель, содержится на случай приезда гостя чисто застеленная кровать. Пол и стены гостиной застелены самыми дорогими коврами. На стенах развешены музыкальные инстру¬менты, рога, оправленные металлом, картины с видами гор, рукоде¬лия, выполненные в национальном стиле.
В обстановке и убранстве других комнат в качестве положи¬тельных новшеств следует отметить ранее неизвестные в сельском жилище книжные шкафы и полки, а также радиоприемники, телевизоры и магнитофоны, что вкупе свидетельствует о неизмеримо возросших духовных и культурных запросах современного национального колхоз¬ного крестьянства края, проделавшего за короткий исторический от¬резок путь от феодализма до развитого социалистического общества.
Таким образом, сельские поселения и жилище народов Северного Кавказа прошли длительный путь развития и трансформации в соот¬ветствии с изменением социальной структуры горского общества. На формирование их большое влияние оказали также природно-экологи- ческая среда и особенности трудовой деятельности населения. По¬этому при разработке и прогнозировании сельской поселенческой по¬литики и жилищного строительства в экстремальных горных условиях региона следует чрезвычайно бережно относиться к многовековому народному опыту, сохраняя и беря из него все то ценное, что может быть использовано в условиях современного развитого социалистичес¬кого общества. Именно в этом, в первую очередь, автор видит одно из возможных практических применений проделанной им многолетней работы по выявлению и обобщению народного зодчества края. И,если этот его труд найдет хоть какой-то отклик у соответствующих спе¬циалистов, он будет считать свою задачу выполненной.

ПРИМЕЧАНИЯ

К главе - Башни, склепы, святилища
I. Первые сведения о жилых и боевых башнях на Кавказе содер¬жатся у Ксенофонта (У в. до н.э.), который упоминает племя "меси- ников" ("мосиноиков"), живших в горах на излучине Понта, имя кото¬рых дословно означает "башенники" (ср.осетинское масыг - "боевая башня"). В I в. н.э. римский архитектор Витрувий описал своеобраз¬ный тип жилища, распространенный в Колхиде, который представлял собой высокую башню, сложенную наподобие клети и перекрытую ступен- чатопирамидальной срубной крышей (Витрувий,4 1936, с.59). Реконст¬рукцию дома, описанного Витрувием: см.: Джандиери М.И., Лежава Г.И., 1970, с. 52,53. Подробнее о боевых башнях на Северном Кав¬казе см.: Кокиев Г., 1935, с. 217-235; 1928; Семенов Л.П., 1963, с. 8,9,22,39,70-72,92 и сл.; Щеблыкин И.П., 1928; Робакидзе А.Й.,
- 259 -
1968, с.60-85; Чеченов И.М., 1969; Мизиев И.М., 1970; Крупнов, 1971, с.70-81; Гольдштейн, 1975; Мужухоев, 1977.
2. Башня сванского типа, построенная, по преданию, пригла¬шенными из Сванети мастерами, находится у сел.Верхний Чегем. (Под¬робнее см.: Лавров, 1969, с. 101, там же помещено изображение этой башни и соответствующая литература). Другая башня, в постройке которой принимали участие сванские мастера, находится в Баксанском ущелье сел.Эльджурту; принадлежала она, по преданию, легендарному родоначальнику карачаевцев - Карче (Лавров, 1939, с. 175,176).
3. Изображение этой и ряда других балкарских башен см.: Кобы- чев В.П., 1974, с. 164, рис.7; в литературе имеются известия о на¬личии на территории Карачая еще нескольких укрепленных сооружений, но были ли это башни или иного рода постройки крепостного типа, из приводимых описаний недостаточно ясно (ср.:Мизиев И.М., 1970,с.24).
4. Раскопки, произведенные В.Х.Тменовым в "городе мертвых" у сел.Даргавс в Северной Осетии, показали, что этот могильник функ-ционировал вплоть до "конца XIX в." (см.: Тменов В.Х., 1973,с.57).
5. 0 типологии и периодизации склепов см.: Семенов Л.П.,1963, с.136, 137; Мизиев И.М., 1970, с. 72-81, табл.6; Тменов В.Х.,1973, с.60.
6. Некоторые соображения относительно этих вопросов см. в ра¬ботах: Кокиев Г., 1928, с. 57; Яковлев, 1927, с. 23; Нечаева,1967, с.39-41; 1969, с. 67-71.
БИБЛИОГРАФИЯ
Ленин В.И. Развитие капитализма в России. - Поли.собр.соч., т.З, с. 1-609.
Программа Коммунистической партии Советского Союза: Принята XXII съездом КПСС. - М.: Политиздат, 1976. - 144 с.
0 продовольственной программе СССР на период до 1990 года и о ме¬рах по ее реализации. - Материалы Майского пленума /1982/ ЦК КПСС. - Агитатор, 1982, № 12. М.: Правда, 1982. - 94 с.

0

12

БИБЛИОГРАФИЯ
Ленин В.И. Развитие капитализма в России. - Поли.собр.соч., т.З, с. 1-609.
Программа Коммунистической партии Советского Союза: Принята XXII съездом КПСС. - М.: Политиздат, 1976. - 144 с.
0 продовольственной программе СССР на период до 1990 года и о ме¬рах по ее реализации. - Материалы Майского пленума /1982/ ЦК КПСС. - Агитатор, 1982, № 12. М.: Правда, 1982. - 94 с.
х
X X
А.Б.Советский Карачай на путях социалистического строительства. - РГ, 1930, $ 12, с. 11-21.
Абаев В.И. Осетинский язык и фольклор. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1949. - 603 с.
Агабабян Е.Я. Архитектура грузинского народного жилища. Дис... канд.архитект. - Тбилиси, 1945. - 152 с.
Агаширинова С.С. Материальная культура лезгин XIX - начало XX вв. М.: Наука, 1978. - 304 с.
Алборов Б.А. Некоторые вопросы осетинской филологии. Орджоникидзе: Ир, 1979. - 311 е.
Алексеев В.П. Антропологические данные к проблеме происхождения населения центральных предгорий Кавказского хребта. - Труды Ин-та этнографии, т. 82, 1963, с. 28-64.
Алексеев В.П. Происхождение народов Восточной Европы. М.: Наука, 1969. - 324 с.
Алексеев В.П. Происхождение народов Кавказа. М.: Наука, 1974. - 317 с.
- 26jl -
Алексеева Е.П. Древняя и средневековая история Карачаево-Черкесии.
М.: Наука, 1971. - 355 с.
Алексеева Е.П. Карачаевцы и балкарцы - древний народ Кавказа.
Черкесск: Карачаево-Черкесск. кн. изд-во, 1963. - 94 с.
Алиев У. Кага-Халк ("Карахалж" - черный народ). Ростов-на-Дрну: Крайнациздат, 1927. - III с.
Амфимов Н.В. Новые данные к истории азиатского Боспора. - CA, 1941, УП, с.258-267.
Ананьев Г. Караногайцы, их быт и образ жизни. - СМОМПК, Тифлис, 1894, вып. XX, с. 36-63.
Андрианов Б.В. Взаимодействие природы и общества и концепция хо-зяйственно-культурных типов. - В кн.: Взаимодействие приро¬ды и общества. М.: Наука, 1974.
Анненский С.А. Известия венгерских миссионеров ХШ-Х1У вв. о тата¬рах и Восточной Европе. - Исторический архив, 1940, вып.З, с. 71-113,
Арутюнов С.А. К проблемам этничности и интерэтничности культуры. - СЭ, 1980, » 3, с. 61-68.
Арутюнов С.А., Мкртумян Ю.И. Сельские поселения Армении. Введение.- КЖ, 1983, с. II0-II7.
Асанов Ю.Н. К истории балкарского жилища в XIX - начале XX в. - Вестник Кабардино-Балкарского НИИ, Нальчик: Эльбрус, вып.6, с. 239-253.
Асанов Ю.Н. Очаг балкарского жилища (XIX - начало XX в.) - Вестник Кабардино-Балкарского НИИ. Нальчик, 1972, вып. 6, с. 145-163.
Асанов Ю.Н. Поселения, жилища и хозяйственные постройки балкарцев. /Вторая половина XIX - 40-е годы XX века/. Нальчик: Книжное изд-во "Эльбрус", 1976. - 119 с.
Аутлев М.Г., Лавров Л.И. Прошлое и настоящее Шовгеновского аула. -
В кн.: Культура и быт колхозного крестьянства Адыгейской автономной области. М., 1964, с.9-58.
Баев А. Устройство горцев-переселенцев Северной Осетии. - ИСОНИИК, Владикавказ, 1926, вып. 2, с. 277-286.
Базоркин М.М. Памятники средневековья Чечено-Ингушетии. Грозный, Чечено-Ингушское изд-во, 1964. - 51 с.
Байерн Ф. О древних сооружениях на Кавказе. - ССК, т. I, 1871, с. 298-325.
Бакланов Н.В. Архитектурные памятники Дагестана. М.: Изд-во Все-союзной Академии художеств, 1935. - 45 с.
Баранов Е. Очерк из жизни горских татар Кабарды. - ТВ, 1894, 2 дек. №141.
Басилов В.Н., Кобычев В.П. Галгай - страна башен. - СЭ, 1971, № I, с. 120-135.
Батчаев А. Карачай за 15 лет пролетарской диктатуры. - РГ, 1932, № 10/12.
Батчаев В.М. Элементы кобанской культуры в средневековой матери¬альной культуре Северного Кавказа. Автореф. дис... канд.ист. наук. - M., 1973. - 19 с.
Беларускае народнае жыллё. Mîhck.: Навука i тэхшка, 1973. - 127с.
Белль Д. Дневник, т. Ш. Рукопись.Хранится в Научном архиве Адыгей¬ского НИИ истории, языка и литературы. - 209 с.
Белоконский И.П. На высотах Кавказа. M., 1906, - 120 с.
Белокуров С.А. Сношения России с Кавказом. M., 1889, вып. I. - 584 с.
Берже А.П. Записки об археологии Кавказа. - В кн.: Труды археоло-гического съезда. СПб., 1876, отд.З, вып. I. - Отд.оттиск, с. I-I3.
Берже А. Краткий обзор горских племен Кавказа. Тифлис, 1858. Отд. оттиск. - 46 с.
Берже А.П. Переселение горцев. - PC, 1887, № 10-12, с. 819-827.
Берже А.П. Чечня и чеченцы. - КК на 1860 г. Тифлис, 1859, с.1-40.
Бинкевич E.P. К истории черкесского жилища. - КСИЭ, 1949, № 6, !
с. 75-79.
Блиев М.М. Присоединение Северной Осетии к России. Орджоникидзе, Северо-Осетинское книжное изд-во, 1959. - 164 с.
Бломквист Е.Э. Крестьянские постройки русских, украинцев, бело¬русов. - В кн.: Восточно-славянский сборник. Труды Ин-та этнографии АН СССР, т. XXXI, М., 1956, с. 3-453.
Бломквист Е.Э., Ганцкая O.A. Типы русского крестьянского жилища середины XIX - начала XX в. - В кн.: Русские, йсторико-этно- графический атлае. М.; Наука, 1967, с. I3I-I66.
Бонч-Осмоловский Г.А. Свадебные жилища турецких народностей. - МЭР, т. 3, вып. I. Л.: йзд-во Гос.Русского музея, 1926, , с. I0I-II0.
Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М.; Наука, 1983.
Бромлей Ю.В. Современные проблемы этнографии. М.: Наука, 1981. - 390 с.
Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. М.: Наука, 1973. - 287. - 412 с.
Бромлей Ю.В., Шкаратан О.И. О соотношении истории, этнографии и социологии. - Сов.этнография, 1969, Л 3, с. 3-19.
Брук С.И., Козлов В.И. Основные проблемы этнодемографического кар-тографирования. - В кн.: Проблемы картографирования в языко¬знании и этнографии. Л.: Наука, 1974, с. 54-63.
Брун Ф. Путешествие турецкого туриста вдоль по восточному берегу Черного моря. - 300ИД, 1875, т. IX, с. I6I-I88.
Дутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа. СПб., 1869, ч.Ш. - 620 с.
Вавилин В.Ф. Сельские поселения и жилище мордвы на территории
Мордовской АССР /Опыт комплексного типологического анализа/. Автореф. дис... канд.ист.наук. - М., 1977. - 25 с.
- 264 -
Вавилин В.Ф. Типологическая классификация сельских поселений и комплексов жилища для историко-этнографического атласа "Мордва". - Всесоюзная конференция, посвященная этнографи¬ческому изучению современности. Тезисы докладов. М.-Нальчик, 1975, с. 122-123.
Ванеев З.Н. Средневековая Алания. Цхинвали: Гос.изд-во Юго-Осетии, 1959. - 184 е.
Вардумян Д.С. Характеристика основных этнографических районов Армении в XIX в. УП МКАЭН. М., 1964. - 6 с.
Вахушти. География Грузии. Пер. с грузинского М.Г.Джавахишвили, ЗКО РГО, 1904, кн. ХХ1У, вып. 5. - 342 с.
Вахушти Багратиони. Описание царства Грузинского. - Тбилиси: Гос- грузиздат, 1941. - 358 с. /на груз.яз,/.
Великий Октябрь и передовая Россия в исторических судьбах народов Северного Кавказа /ХУ1 - 70-е годы XX в./ Материалы Всерос¬сийской научной конференции 2-3 октября 1979 г. г. Грозный. - Грозный: Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1982. - 368 с.
Венюков М.И. Очерк пространства между Кубанью и рекою Белой, - ЗК0РГ0, 1863, кн. 2, с. 1-71.
Вертепов Г. Ингуши. Историко-статистический очерк. - ТС, Влади¬кавказ, 1892, вып. П, кн. 2, с. 71-138.
Вехи единства. К 200-летию добровольного вхождения Чечено-Ингуше¬тии в состав России. Грозный: Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1982. - 164 с.
Виноградов В.Б. Иеторико-культурное толкование Алхан-калинского городища. - Сб. Археология и краеведение - вузу и школе. Грозный: Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1981, с. 34-37.
Виноградов В,Б, Некоторые аспекты современного изучения средневе¬ковых культовых памятников Чечено-Ингушетии. - 1 кн.: Архео¬логия и вопросы атеизма. Грозный: Изд-во Чечено-Ингушского Гос.ун-та, 1977, с. 59-66.
Виноградов В.Б. Сарматы Северо-Восточного Кавказа. Грозный: Чече¬но-Ингушское книжное изд-во, 1953. - 222 с.
Виноградов В.Б. Через хребты веков. Грозный: Чечено-Ингушское книж¬ное изд-во, 1970. - 166 с.
Битов М.В-. Вопросы этнографической систематики восточнославянско¬го народного жилища (классификация типов застройки усадьбы). - Вестник Московского университета. № 4, 1958, с. 129-141.
Витов М.В. О классификации поселений. - СЭ, 1953, № 3, с. 27-37.
Витрувий. Десять книг об архитектуре. Пер. Ф.А.Петровского. М., 1936, кн. П. - 316 с.
В.-Н.-Л. /Ардасенов А.Г./. Переходное состояние горцев Северного Кавказа. - Газ. Новое обозрение, 1896, № 4169-4216.
Волкова Н.Г. %зей Псекупского полка. - УЗАНШ, Краснодар, 1965, вып. 4, с. 271-276.
Волкова Н.Г. Статейные списки русских посольств ХУ1-Ш1 вв. как этнографический источник. - КЭС, вып. У1, М.: Наука, 1976, с. 254-294.
Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в ХУШ- начале XX вв. М.: Наука, 1974. - 275 е., илл., карты.
Волкова Н.Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. М.: Наука, 1973. - 208 с.
Вревский. Военно-статистическое описание Черноморской береговой линии. Племена, населяющие край Черноморской береговой линии (1847). - ЦГВЙА, ф. ВУА, д. 19256, л. 2425.
Гаглойти Ю.С. Аланы и воцросы этногенеза осетин. Тбилиси: Мецние- реба, 1966. - 254 с.
Гаглойти Ю.С. Этногенез осетин по данным письменных источников. - В кн.: Происхождение осетинского народа. Орджоникидзе. Осе¬тинское книжное изд-во, 1967, с. 67-98.
Гаджиева С.Ш. Кумыки, Историко-этнографическое исследование. М.: Изд-во АН СССР, 1961. - 387 с.
Гаджиева С.Ш. Материальная культура кумыков XIX-XX вв. Махачкала: Дат.книжное изд-во, i960. - 169 с.
Гаджиева С.Ш. Материальная культура ногайцев в XIX - начале XX в. М.: Наука, 1976. - 227 с.
Гаджиева С.Ш., Гольдштейн А.Ф. Жилище дагестанских теркеменцев XIX - начале XX в. - В кн.: Дагестанский этнографический сборник. Вып. I. Махачкала, 1974, с. 45-69.
Гадло A.B. Этническая история Северного Кавказа 1У-Х вв. Л.: Изд- во Ленинградского университета, 1979. - 216 с.
Гайдукевич В.Ф. Боспорское царство. М.; Л.* Изд-во АН СССР, 1949. - 624 с.
Гамрекели В.Н. Документы по взаимоотношениям Грузии с Северным Кавказом в ХУШ в. Тбилиси: Мецниереба, 1968. - 335 с.
Ган К.Ф. По долинам Чороха, Уруха и Ардона. - СМОЖДС, Тифлис, 1898, вып. 25, с. 1-48.
Ган К.Ф. Экспедиция в Нагорную Чечню и Западный Дагестан. - ЗКОРГО, Тифлис, 1902, т. ХУ, кн. 4, с. 211-242.
Ганцкая O.A. Методика картографического определения типов и комп¬лексов крестьянского жилища (По материалам историко-этногра- фического атласа "Русские"). - УЛ МКАЭН, М., 1964. - 9 с.
Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов (ХУШ - первая половина Ш в.). М.: Наука, 1967. - 331 с.
Гарданов М.К. Селение Христиановское в фактах жизни. Историко-ста- тистико-экономический очерк. - ИСОНИИК, Владикавказ, 1925, вып. I, с. 151-222.
Гегечкори Г. Горные жилые комплексы Чечено-Ингушетии. Автореф. дис...канд.ист.наук. - Тбилиси, 1970. - 35 с.
Гегечкори Г.Г. Жилище типа ц1а в ущелье реки Армхи. - Кавказский этнограф.сб., Тбилиси:Мецниереба,1968,т.2, с.248-257.
Георги Н.Г. Описание всех обитающих в Российском государстве на¬родов, их житейских обрядов, обыкновений, одежд, жилищ, ч. 2. СПб., 1799. - 385 с.
Гербер И.Г. Известия о находящихся с западной стороны Каспийского моря между Астраханью и рекою Курой народах и землях и об их состоянии в 1728 г г Сочинения и переводы, к пользе и увеселе¬нию служащие, 1760, июль - декабрь. - 576 е.
Гмелин С.Г. Путешествие по России, ч. П. СПб., 1777. - 362 е.
Головин А. Топографические и статистические заметки об Осетии. - КК на 1855 г. Тифлис, 1854, с. 432-454.
Голубовский П.В. 0 какого времени можно проследить на юге Руси способ защиты табором? - Труды XI Археологического съезда. M., 1901, т. П. Отд.оттиск, - 10 с.
Гольдштейн А.Ф. Средневековое зодчество Чечено-Ингушетии и Север¬ной Осетии. М.: Наука, 1975. - 158 с.
Городцов В.А. Результаты археологических исследований на месте развалин г. Маджар в 1907 г. - Труды Х1У Археологического съезда, I9II, т. 3, с. 93-161.
Грабовский Н.Ф. Ингуши (их жизнь и обычаи). - ССКГ, Тифлис, 1876, вып. IX, с. I-III.
Грабовский Н.Ф. Экономический и домашний быт жителей горного участ¬ка Ингушевского округа. ССКГ, Тифлис, 1870, вып. 3, с. 2-33.
Грацианская H.H., Листова Н.М., Токарев С.А. Типология народного жилища в странах зарубежной Европы. - В кн.: Типы сельского жилища в странах зарубежной Европы. М.: Наука, 1968, с. 3-II.
Грен А.Н. Сказки и легенды чеченцев, записанные в русском пере¬сказе. - СМОМПК, Тифлис, 1897, вып. 22, отд. 3, с. 22-26.
Гриценко H.H. Социально-экономическое развитие Притеречных райо¬нов в ХУШ - первой половине XIX в. Грозный, 1961. - 194 е.
- 268 -
Громов Г.Г. Русское крестьянское жилище ХУ-ХУП веков по письмен¬ным источникам. - Вестник Московского ун-та. Серия истори¬ческая, 1965, № 6, с. 141-153.
Гумилев Л.Н. Открытие Хазарии. М.: Наука, 1966, ОГРШ. - 191 е., илл., карты.
Гюльденштедт И.А. Путешествие по России и Кавказским горам. - В кн.: ОГРИП, Орджоникидзе, 1967, с. 70-89.
Далгат Б. Материалы по обычному праву ингушей. - ИЧИНЙЖ, Влади¬кавказ, 1930, вып. 2/3, с. 201-339.
Далгат Б. Первобытная религия чеченцев. - ТС, Владикавказ, 1893, вып. 3, кн. 2, с. 41-432.
Д'Асколи. Описание Черного моря и Татарии. Составил доминиканец Эмиддио Дортелли д'Асколи, префект Каффы, Татарии и пр.. в 1634 г. - 300ИД, 1902, т. ХХ1У, с. 89-180.
Дебец Г.Ф. О физических типах людей скифского времени. - МИА, № 177, 1971, с. 8-10.
Деген-Ковалевский Б.Е. Работы на строительстве Баксанской гидро-электростанции. - ЙГАИМК, 1935, вып. НО, с. П-28,
Деген-Ковалевский Б.Е. Сванское селение как исторический источник. - СЭ, 1936, £ 4/5, с. 21-54.
Дельпоцо И.П. Описание кабардинцев. - В кн.: Косвен М.О. Архивные материалы по географии и этнографии Кабарды (1808-1834). - УЗКЕНИИ, Нальчик, 1957, т. 13, с. 381-418.
10 лет Советской Чечни. Ростов-на-Дону: Партиздат, 1933. - 176 с.
Джанашвшш М. Алгузиани. - СМ0М1К, 1897, вып. ХХП, с. 1-96.
Джандиери М.И., Лежава Г.И. Архитектура горных районов Грузии. М.: Гос.изд-во Акад.архитектуры СССР, 1940. - 109 с.
Джандиери М.И., Лежава Г.И. Народная башенная архитектура. М.: Стройиздат, 1976. - 162 с.
Дзакоев К.Х. Северная Осетия в первые годы нэпа. 1921-1924. Орджо-никидзе: Северо-Осетинское книжное изд-во, 1941. - 217 с.
Дзакоев К.Х. Экономическое развитие северо-осетинского крестьянст¬ва. 1860-1925. - Архив Северо-Осетинского НИИ, П-24, Л 62. - 171 с.
Дзагуров Г.А. О переселении туземцев Терской области в Турцию. Переселение горцев. Ростов-на-Дону, 1925. - 102 е., карта.
Динник Н.Я. Путешествие по Дигории. - ЭКОРП), Тифлис, 1890, кн.14, вып. I, с. 1-61.
Доватур А.И., Каллистов Д.П., Шимова И.А. Народы нашей страны в "Истории" Геродота. М.: Наука, 1982. - 455 с.
Древнее жилище народов Восточной Европы. М.: Наука, 1975. - 303 е., илл.
Дубровин Н. История войны и владычества русских на Кавказе, т. I, ч. I, СПб., 1871. - 189 с.
Дубровин Н. Черкесы-адыге. - В кн.: Материалы для истории черкес¬ского народа. Краснодар, 1927, вып. 1.-29 с.
Дьячков-Тарасов А.Н. Абадзехи. - ЗК0РГ0, Тифлис, 1902, кн. ХХП, вып. 4, с. 1-50.
Дьячков-Тарасов А.Н. Заметки о Карачае и карачаевцах. СМОМПК, Тиф¬лис, 1898, вып. 25, с. 49-91.
Дьячков-Тарасов А.Н. Мамхеги. - ИКОРГО, Тифлис, 1901, т. Х1У, кн.1, с. 83-85.
Евецкий Орест. Статистическое описание Закавказского края с присо-вокуплением статьи: Политическое состояние Закавказского края в исходе ХУШ в. и сравнение оного с нынешним. СПб., 1835. - 117 с.
Живописное обозрение, 1874, кн. 15, (Черкесы), с. 237-238.
Замятин С.Н. Навалишинская и Ахштырская пещеры на Черноморском побережье Кавказа. Бюлл. Комиссии по изучению четвертичного периода. 1940, № 6/7, с. 100-101.
Зевакин Е.С. Культура и быт адыгов ХУШ - половины XII в. - В кн.: Очерки истории Адыгеи. Майкоп, 1957, с. 225-279,
Зевакин Е.С. Материальная культура. - В кн.: Очерки истории Адыгеи, Майкоп: Адыгейское книжное изд-во, 1957, с. 225-244,
Зевакин Е.С.(а) Общественное устройство Адыгеи в ХУШ - начале XIX в. - В кн.: Очерки истории Адыгеи, Майкоп, 1957, с.168- 190.
Зейдлин Н.К. Поездка в Чечню. - ЖОРГО, Тифлис, 1894, кн. П, с. 147-158.
Зиссерман А. Двадцать пять лет на Кавказе (1842-1867), ч. I. СПб., 1879. - 424 с.
Знаменский П.И. Физико-экономический очерк Чеченской автономной области в границах после объединения с Грозненским и Сунженс¬ким округами). Грозный: Серло, 1929. - 119 с.
Иваненков Н.С. Горные чеченцы. Культурно-экономическое исследова¬ние Чеченского района Нагорной полосы Терской области. - ТС, Владикавказ, 1910, вып. УП, с. 1-223.
Иванов М.А. В горах между реками Фортангой и Аргуном. - ЖОРГО, Тифлис, 1904, кн. ХУШ, вып. I, с. 33-39.
Иванов М.А. Верховья реки Гехи. - ЖОРГО, 1902, кн. ХУ, Л 5, с. 271-302.
Иванов И. Чечня. - Москвитянин, 1851, № 19, 20, кн. 1-2. - 119 с.
Измайлова А. К вопросу о карадамах Азербайджана конца XIX - нача¬ла XX в. - Азербайджанский этнографический сборник, вып. I, Баку, 1964, с. I6I-I76.
Иерусалимская A.A., Козенкова В.И., Крупнов Е.И. Древние поселения у с. Сержень-Юрт в Чечено-Ингушетии. - КСИА, 1963, т. 94, с. 42-53.
Иессен A.A. Археологические памятники Кабардино-Балкарии. - МЙА, 1941, J£ 3, с. 7-51.
- 271 -
Иессен А.А. К вопросу о памятниках УШ-УП вв. до н.э. на юге Евро¬пейской части СССР. - СА, ХУШ, 1953, с. 49-110.
Ильина М. Древнейшие типы жилищ Закавказья. Автореф.дис... докт. архитектуры. М., 1946. - 48 с.
Интериано Джоржио. Быт и страна зихов, именуемых черкесами. Досто-примечательное повествование. - АЕКИЕА, Нальчик, 1974, с.43- 53.
Иордан. 0 происхождении и деяниях гетов. Вступительная статья, перевод, комментарий ЕЛ. Скржинский. М.: Изд-во восточной литературы, 1960. - 435 с.
Ипполитов А.П. Этнографические очерки Аргунского округа. - ССКГ, 1868, вып. I, с. 3-88.
Исламмагомедов А.И. Из истории материальной культуры аварцев.
(Поселения и жилища). Автореф.дис... канд.ист.наук. Махачка¬ла, 1966. - 18 с.
Исламмагомедов А.И. Поселение и жилище цахуров в Х1Х-ХХ вв. - В кн.: Дагестанский этнографический сборник. Вып. I. Махачкала: Дагестанский филиал Академии Наук СССР. Ин-т истории, языка и литературы им. Г.Цадасы, 1974, с. 69-119.
История Осетии в документах и материалах, т. I, Цхинвали, 1962.-
История Северо-Осетинской АССР. М.: Изд-во Акад.Наук СССР, 1959. - 334 с.
Ихилов М.М. Народности лезгинской группы. Этнографическое исследо¬вание прошлого и настоящего лезгин, табасаранцев, рутулов, цахуров, агулов. Махачкала: Дагестанский филиал АН СССР. Институт? истории, языка и литературы им. Г.Цадасы, 1967, - 340 с*
Кабардино-русские отношения в ХУ1-ХУШ вв. Документы и материалы в 2-х томах. М.: Изд-во АН СССР, т. I, 1957. - 478 с.
Кавказский офицер. Плен у шапсугов. - Военный сборник, 1864, № II, с. 197-216.
- 272 ~
Каэбек Г.Н. Военно-статистическое описание Терской области, Тиф¬лис, 1888, ч, 2. - 349 с.
Какаш и Тектандер. Путешествие в Персию через Московию в 1602¬1603 гг. - ЧОИДР, 1896, кн. 2, с. 21-34.
Каламбий. На холме. - РВ, 1861, т. 36, ЛИ, с. 309-365.
Калмыков И.Х. Черкесы. Историко-этнографический очерк. Черкесск: Ставропольское книжное изд-во, 1974. - 345 с.
Калоев Б.А. Земледелие народов Северного Кавказа. М.: Наука, 1981. - 248 с.
Калоев Б.А. Из истории Моздока и моздокских осетин. ИСОБИИК, 1966, т. 25, с. 210-253.
Калоев Б.А. Материальная культура и прикладное искусство осетин. М.: Наука, 1973. - 147 с.,илл.
Калоев Б.А. Осетины. Историко-этнографичеекое исследование. Изд.2-е. М.: Наука, 1971. - 357 с.
Каменев Н. Бассейн Псекупса. - КБВ, 1867, № 5.
Каменев Н. Несколько слов о колонизации Западного Кавказа вообще и Псекупского полка в особенности. - Газ.КОВ, 1867, $ 20.
Кануков И. В осетинском ауле. - ССКГ, Тифлис, 1875, вып. УШ, с.1-43.
Каракашлы К. Т. Материальная культура азербайджанцев северо-восточ¬ной и центральной зоны Малого Кавказа (Ист.-этнографическое исследование). Баку: Изд-во АН АзССР, 1964. - 283 с. с илл.
Карачаевцы. Историко-этнографический очерк. Черкесск: Карачаево- Черкесское книжное изд-во, 1978. - 336 с.
Караулов H.A. Болкары на Кавказе. - СМОМПК, Тифлис, 1908, вып. 38, с. I31-150.
Караулов H.A. Сведения арабских писателей о Кавказе, Армении и
Азербайджане. - В кн.: СМОМПК, вып. 32, Тифлис, 1903, с.1-63,
Карданов Б.М. Кабардино-русский фразеологический словарь, Нальчик: Кабардино-Балкарское книжное изд-во, 1963. - 231 с.
- 273 -
Карлгоф H. О политическом устройстве черкесских племен, населяю¬щих северо-восточный берег Черного моря. - PB, 1890, т. 28, с. I4I-I69.
Касумов А.Х. Разные судьбы. Нальчик, 1967. - 88 с.
Кафоев А, Адыгские памятники. Нальчик: Кабардино-Балкарское книж¬ное изд-во, 1963. - 155 с. с илл., 2 карты.
Кипиани М.З. От Казбека до Эльбруса. Владикавказ, 1884. - 47 с.
Клапрот Ю. Путешествие по Кавказу и Грузии, предпринятое в 1807¬1808 годах. - В кн.: Огрип, Северо-Кавказское книжное изд-во, Орджоникидзе, 1967, с. 105-180.
Кобычев В.П. Адыгейское жилище и его история. - УЗАНШ, Краснодар, 1965, т. 4, с. 55-81.
Кобычев В.П. Города, селения, жилище. - В кн.: Культура и быт на¬родов Северного Кавказа. М.: Наука, 1968, с. 90-151.
Кобычев В.П. Жилище народов Восточного Закавказья в XIX в. М., 1957. Канд.диссертация. Рукопись. - 285 с.
Кобычев В.П. Крестьянское жилище народов Азербайджана. - КЭС, 1962, вып. 3, с. 3-69.
Кобычев В.П. Новые и традиционные черты в современном жилище на¬родов Северного Кавказа. - В кн.: Этнические и культурно-бы¬товые процессы на Кавказе. М.: Наука, 1978, с. 164-204.
Кобычев В.П. О традиционном делении жилища народов Северного Кав¬каза. - ПИЙЭ, 1976. М.: Наука, 1978 а, с. 128-134.
Кобычев В.П. О днях, что в предания ушли. - В кн.: Итоги полевых работ Ин-та этнографии в 1971 г. М.: Наука, 1972, с. 60-71.
Кобычев В.П. К периодизации святилищ Ингушетии. - Всесоюзная сес¬сия, посвященная итогам полевых этнографических и антрополо¬гических исследований 1976-1977 гг. Тезисы докладов. Ереван, 1978, с. 159-160.
- 274 -
Кобычев В.П. Особенности расселения в горных районах Северного Кавказа. - Социологические проблемы расселения сельского населения (Тезисы докладов) М., 1971. Социологическая ассо¬циация СССР, Секция по социологическим проблемам села, Сек¬ция Этноеоциологии, с. III-I20.
Кобычев В.П. Поселение и жилище народов Северного Кавказа в XIX- XX вв. 1.: Наука, 1982. - 196 с.
Кобычев В.П. Специфика типологии и картографирования Кавказского историко-этнографического атласа (на примере поселений и жи¬лища). - Всесоюзная сессия по итогам полевых этнографических исследований I980-I98I гг., посвященная 60-летию образования СССР. Октябрь, 1982 г. (Тезисы докладов). Нальчик, 1982 а, с. 204-205.
Кобычев В.П. Старинные культовые сооружения Северного Кавказа как источник по истории жилища края. - 1ШИЭ, 1975. М.: Наука, 1977, с. 97-105.
Кобычев В.П. Типология кавказского народного жилища. - УП МКАЭН. Доклады советской делегации. М.: Наука, 1964. - 12 с.
Кобычев В.П. Типы жилища у народов Северо-Западного Кавказа. - КЭС, 1972., т. 5, с. 150-168.
Кобычев В.П. Храмов древние стены... - СЭ, 1979, В 4, с. 137-150.
Кобычев В.П., Робакидзе А.И. Основы типологии и картографирования жилища народов Кавказа. - СЭ, 1967, № 2, с. 26-44.
Ковалев С.А. Сельское расселение. М.: Изд-во Московского универ-та, 1963. - 371 с.
Ковалевский М.М. Закон и обычай на Кавказе. М., 1890, т. I. - 293с.
Ковалевский М.М. Современный обычай и древний закон. Обычное право осетин в историко-сравнительном освещении. М., 1886, т. I. - 340 с.
Ковалевская В.Б. Северокавказские древности Центрального Предкав¬казья.- В кн.: Степи Евразии в эпоху средневековья. М.:Наука, 1981, с.83-95.
Ковалевская В.Б. Раскопки аланской крепости в Карачаево-Черкесии. ЧА0, 1975. М.: Наука, 1976, с. 125-126.
Коджесау Э.Л. Изменения в материальной культуре адыгейцев в годы социалистического строительства. - УЗАНЙИ, Краснодар, 1965, т. 6, с. 81-97.
Козенкова В.И. Кобанская культура. /Восточный вариант/. М.: Наука, 1977. - 87 с.
Козенкова В.И. Исследование Сержень-Юртовского поселения в 1963 г. КОЖ, 1965, т. 103, с. 67-74.
Козинцев А.Г. Проблема происхождения антропологических типов Се¬верного Кавказа в свете данных археологии. - В кн.: Антропо¬логия и геногеография. М.: Наука, 1974, с. 198-215.
Козлов В.И. Этнос и культура (К проблеме соотношения национально¬го и интернационального в этнографическом изучении культурн).- СЭ, 1979, № 3, с. 71-86.
Кокиев Г. Боевые башни и заградительные стены горной Осетии. - ИСОНИИК, Сталинири, 1935, вып. 2, с. 217-235.
Кокиев Г.А. Материалы по истории Осетии /ХУШ в./. - ИСОНИИК, т.6, Орджоникидзе: Северо-Осетинское книжное изд-во, 1934, с.1-345.
Кокиев Г. Склеповые сооружения горной Осетии. Изд-ние Северо-Осе- тинского НИЖраеведения, Владикавказ, 1928. - 74 с.
Кокиев С. Записки о быте осетин. - Сб.материалов по этнографии, изд. при Дашковском музее, 1885, вып. I, с. 67-112.
Коков Лж.Н. Связь черкесской ономастики с топонимикой неадыгских народов. - УЗКЕНИИ, Нальчик, 1965, т. 23, с. 307-318.
Косвен М.О. Этнография и история Кавказа. Исследования и материа¬лы. М.: Изд-во АН СССР, 1961. - 260 с. с шел.
Косм'ша Т.В. С'|льське житло Шш'лля. Кшець XIX-XX ст. "юторико- етнограф!чне дост1дження. Ки7в, 1980. - 192 с.
Кох К. Путешествие через Россию к Кавказскому перешейку в 1837 и 1838 гг. - ОГРИП, с. 222-274.
- 276 -
Круглов А.Н. Археологические раскопки в Чечено-Ингушетии летом 1936 г. - Зап.Чечено-Ингушского НИИ языка и истории. Гроз¬ный, 1938, & I, с. 9-31.
Круглов А.Н., Подгаецкий Г.В. Долинские поселения у г. Нальчика. - МИА, 1941, В 3, с. 67-147.
Крупнов Е.й, Древняя история Северного Кавказа. М.: Изд-во АН СССР, 1960,-520 е.
Крупнов Е.И. Древнейшая культура Кавказа и кавказская этническая общность /к проблеме происхождения коренных народов Кавказа/ СА, 1964, Jé I, с. 26-43.
Крупнов Е. Кавказ в первом тысячелетии до нашей эры. - Советский музей, 1936, £5, с. 39-49.
Крупнов Е.И. Краткий очерк археологии Кабардинской АССР. Нальчик: Кабардинское изд-во, 1946. - 51 с.
Крупнов Е.И. Средневековая Ингушетия. М.: Наука, 1971. - 207 с.
Крупнов Е.И., Марковин В.И., Козенкова В.И., %нчаева P.M., Вино¬градов В.Б. Северо-Кавказская экспедиция. В кн.: Археологи¬ческие открытия 1966 г. М.: Наука, 1967, с. 57-67.
К 40-летию автономии Северной Осетии. Орджоникидзе: Северо-Осетинс- кое книжное изд-во, 1964. - 73 с.
Кужелева JL. Ногайцы. - УЗНИИИШЩФ, Махачкала, 1964 г.
Кузнецов В.А. Алания в Х-ХШ вв. Орджоникидзе: "Ир, I97I* - 347 с.
Кузнецов В.А. Аланские племена Северного Кавказа. МИА № 106. М., 1962. - 165 с.
Кузнецов В.А. Актуальные вопросы истории средневекового зодчества Северного Кавказа. - В кн.: Северный Кавказ в древности и в средние века. М.: Наука, 1980, с. 182-177.
Кузнецов В.А. Зодчество феодальной Алании. Орджоникидзе: Ир, 1977. - 176 с.
Кузнецов В.А. Нартский эпос и некоторые вопросы истории осетинско¬го народа. Орджоникидзе: Ир, 1881. - 136 с.
Кулиева M.B. Кибитка на эйлагах полукочевых тюрок Казахского
уезда. - Изв.общества обследования и изучения Азербайджана, вып. 5, Базу, 1927. - 27 с.
Культура и быт народов Северного Кавказа. I9I7-I967. М.: Наука, 1968. - 148 с.
Культура и быт колхозного крестьянства Адыгейской автономной об¬ласти. М.-Л.: Наука, 1964. - 220 с.
Кумыков Т.Х. Присоединение Кабарды к России и его прогрессивные последствия. Нальчик: Кабардино-Балкарское книжное изд-во, 1957. - 132 с.
Кумыков Т.Х. (а). Экономическое и культурное развитие Кабарды и Балкарии в XIX в. Нальчик: Кабардино-Балкарское книжное изд- во, 1965. - 420 с.
Куфтин Б.А. Жилище крымских татар в связи с историей заселения полу-острова. - Мемуары этнограф.отд.Об-ва любителей естествозна¬ния, антропологии и этнографии, 1925, вып. I (б.м.). - 58 с. с илл.
Куфтин Б.А. Типы и элементы жилища. - В кн.: Крестьянские построй¬ки. М.: Изд. Кабинета Краеведения, 1929, с. 5-25.
Кучкин В.А. Где искать ясский город Тютяков? - ИСОНИИ, т. ХХУ, Орджоникидзе, 1966.
Кушева E.H. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией.(Вто¬рая половина ХУТ - 30-е годы ХУП в.) М., 1963. - 371 с.
Кушнер П.И. О русском историко-этнографическом атласе. - КСИЭ,ХХП, 1955, с. 3-II.
Лавров Л.И. Балкария и Карачай до 30-х годов XIX в. - КЭС, вып.1У, М.: Наука, 1969, с. 55-119.
Лавров Л.И. Дольмена Северо-Западного Кавказа. - Труды Абхазско¬го ин-та языка, литературы и истории, i960, т. 31, с. 174¬178.
Лавров Л.И. Кавказские тамги . В кн.: йсторико-этнографические очерки Кавказа. Л.: Наука, 1978, с. 91-175.
Лавров Л.И. О происхождении абазин. - В кн.: Археология и этно¬графия Карачаево-Черкесии /Тематический сборник научных ста¬тей/. Черкесск: Карачаево-Черкесский научно-исследовательский институт экономии, истории, языка и литературы, 1979, с.73-78.
Лавров Л.И. Поездка в Балкарию. - СЭ, 1939, № 2, с. 175-181 с илл.
Лавров Л.И. Происхождение балкарцев и карачаевцев. - КСИЭ, 1959, вып. 32, с. 3-7.
Лавров Л.И. Происхождение кабардинцев и заселение ими нынешней территории. - СЭ, 1956, № I, с. 19-28.
Лавров Л.И. Форма жилища у народов Северо-Западного Кавказа до середины ХУШ в. - СЭ, 1951, № 4, с. 42-56.
Лавров Л.И. Эпиграфические памятники Северного Кавказа на арабском, персидском и турецком языках. М.: Наука, 1968, ч.2. - 242 с.
Лавров Л.И. Этнография Кавказа, /по полевым материалам 1924-1978гг/ Л.: Наука, 1982. - 224 е., илл.
Лайпанов Х.О. К истории переселения горцев Северного Кавказа в Турцию. Ставрополь, 1966.
Латышев В.В. Известия древних писателей греческих и римских о Скифии и Кавказе, т. 1-П, СПб., 1890-1906. См. также ВМ за 1947-1949. Приложение.
Лаудаев У. Чеченское племя. - ССКГ, 1872, вып. 71, с. 32-61.
Лежава Г.И. ,Дкандиери М.И. Архитектура Сванетии. М.: Всесоюзн. Академия архитектуры, 1938. - 76 с.
Летопись Картли. Перевод, введение и примечания Г.В.Цглая.-В кн.: Источники по истории Грузии. Вып. 29. Тбилиси: Мецниереба, 1982. - 112 с.
Лесков А.И. Заключительный этап бронзового века на юге Украины. - Автореф.дие... докт.ист.наук. М., 1975. - 72 с.
Лесков А.И. Курганы: находки, проблемы. Л. :Наука, 1981, с. 64-110.
Лисициан С.Д. Очерки этнографии дореволюционной Армении. - КЭС, вып. I, М.: 1955, с. 138-265.
Любимова Г.Н., Хан-Магомедов С.О. Народная архитектура Южного Да-гестана. Табасаранская архитектура. М.: Гос.изд-во литерату¬ры по строительству и архитектуре, 1956. - 104 с.
Любимова Т.Н., Хан-Магомедов С.О. Хозяйственные постройки Табаса- ран. - КСИЭ, вып. Х1У, М., 1952, с. 63-74.
Любин В.Д. Мустьерские культуры Кавказа. Л.: Наука, 1977. - 223 с.
|Лукка] Описание перекопских и ногайских татар, черкесов, мингре¬лов и грузин Жана де Люка, монаха Доминиканского ордена. 1625. - Пер. с французского П.Юрченко. - 300 ИД, т. XI, Одесса, 1879, с. 473-493.
Люлье Л.Я, Общий взгляд на страды, занимаемые горскими народами, называемыми черкесами (адиге), абхазцами (азега) и другими смежными с ними. - ЗКОРГО, Тифлис, 1857, кн. 1У, с. 173-193.
Магометов А.Х. Культура и быт осетинского народа Орджоникидзе:Ир, 1968. - 568 с.
Магометов А.Х. Культура и быт осетинского колхозного села. - На¬учный архив СОНШ, П-40, Jfc 117. - 215 с.
Магометов А.Х. Этнография Осетии. Орджоникидзе: Ир, 1970. - 175с.
Магомедов P.M. Новое время и старые обычаи. Махачкала: Дагкниг- издат, 1966. - 102 с.
Макалатия С.И. Боевые и оборонительные постройки горной Грузии. Тбилиси: Груз.краевед.яб-во, 1945. - 48 с. /на груз.яз./.
Максимов Евг. Осетины. - В кн.: Максимов Е., Вертепов Г.А. Тузем¬цы Северного Кавказа. Владикавказ, 1894, вып. 2,
Максимов Евг. Чеченцы. Историко-географический и статистико-эконо- мический очерк. - ТС, Владикавказ, 1893, вып. III, кн. 2, с. 3-100.
Максимов П. Кавказ без романтики. Ростов-на-Дону,I931,(без изд.).- 223 с.
- 280 -
Малявкин Г. Караногайцы. - ТС, Владикавказ, 1893, вып. 3, с. 133¬173.
Мамакаев М.А. Чеченский тайп (род) в период его разложения. Гроз¬ный: Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1973. - 98 с.
Мамбетов Г.Х. Материальная культура сельского населения Кабарди¬но-Балкарии (вторая половина XIX - 60-е годы XX в.) Нальчик: Эльбрус, 1971. - 407 с.
Мамбетов Г.Х. Некоторые традиции и обычаи кабардинцев и балкарцев, связанные с жилищем. - Вестник Кабардино-Балкарского НИИ, вып. 4. Нальчик: Эльбрус, 1970.
Марковин В.И. В стране вайнахов. М.: Искусство, 1969. - 119 с.
Марковин В.И. Дольменная культура и вопросы раннего этногенеза абхазо-адыгов. Нальчик: Эльбрус, 1974. - 54 с.
Марковин В.И. К вопросу о язычестве и христианстве в верованиях горцев Кавказа. - Вестник Кабардино-Балкарского НИИ, Нальчик, 1972, вып. 6, с. 253-271.
Марковин В.И. Некоторые особенности осетинской башенной архитек¬туры. -КЭС, 1976, т. 6, с. 222-238.
Марковин В.И. Памятники зодчества в горной Чечне (по материалам исследований 1957 - 1965 гг.). - В кн.: Северный Кавказ в древности и в средние века, М.: Изд. Наука, 1980, с. 184-271.
Марковин В.И. Средневековые чеченские и ингушские петроглифы. - Материалы научной сессии, посвященной итогам археологических и этнографических исследований 1964 г. в СССР. Баку, 1964, е. 134- 135.
Марковин В.И. Памятники зодчества в горной Чечне (по материалам исследований 1957-1965 гг.). - В кн.: Северный Кавказ в древ¬ности и в средние века. М.: Наука, 1980, с. 184-274.
Марковин В.И., ОДунчаев Г.М. Археология Чечено-Ингушетии в свете новейших исследований. КСИА, 1965, № 100, с. 40-49
- 281 -
Мартиросиан Г. История Ингуши. МИНИЖ, 1928, вьш. I, с, 7-154.
Масуди. Луга золота и рудники драгоценных камней. - Цит. по: Ка¬раулов H.A. Сведения арабских географов.., с. 71.
Материалы и исследования по балкарской диалектологии, лексике и фольклору. Нальчик: Кабардино-Балкарское книжное изд-во, 1962. - 200 с.
Материалы по истории Дагестана и Чечни. Махакчала: Изд-во Дагес¬танского Гос.ун-та, т. Ш, 1940. - 471 с.
Махвич-Мацкевич А. Абадзехи, их быт, нравы и обычаи. - Народная беседа, 1864, кн. 3, 3-32.
Мачавариани Г.И. К вопросу об индоевропейско-картвельских (южно-кавказских) типологических параллелях. - УН МКАЭН, М., 1964.¬7 с.
Мачинский В.Д. Крестьянское строительство в России. М., 1924. - 87 с.
Мелконян Э.Л. Сельские поселения Армении. КЖ, 1983, с. II0-I49.
Месяц С.И. Население и землепользование Кабарды. (Хозяйство на плоскости). - Труды по естественно-историческому и экономи¬ческому обследованию Кабарды, Воронеж: Изд.обл.испол.комите- та Кабардино-Балкарской автономной области, 1928, вып. I. - 134 с., 3 карты.
Методологические проблемы систематизации поселений. Новосибирск, 1977.
Мизиев И.М. Средневековая материальная культура Балкарии и Кара- чая (ХП-ХУП вв.). Автореф.дис... канд.ист.наук М., 1967. - 19 с.
Мизиев И.М. Средневековые башни и склепы Балкарии и Карачая. Наль¬чик: Эльбрус, 1970. - 90 с.
Мизиев И.М. О позднесредневековых поселениях и жилищах балкарцев и карачаевцев. - В кн.: Кавказ и Восточная Европа в древнос¬ти, М.: Наука, 1973, с. 243-246.
Миллер А. Черкесские постройки. - Материалы по этнографии России. Пг., 1914, т. П. -121 с.
Миллер В.Ф. Археологические наблюдения в области чеченцев. - МАК, 1888, вып. I. - 134 с.
Миллер В.Ф. Осетинские этвды, ч. I. - М., 1881. - 164 с.
Милютин Д.А. Материалы по истории Кавказа. Чечня (рукописный фонд ГПБ им. В.И.Ленина, ф. 169).
Мнртумян Ю.И. Сельское жилище армян. КЖ, 1983, с. 150-189.
Мовчан Г.Я. Камень и дерево в старинном жилище Аварии. - СЭ, 1969, № 4.
/Монпере/ Дюбуа де Монпере Ф. Путешествие вокруг Кавказа у черке¬сов и абхазов в Колхиде, в Грузии, в Армении и в Крыму. Су¬хуми: Абгиз, 1937, т. I. - 175 с.
Мужухоев М.Б. Средневековая материальная культура горной Ингуше¬тии. Грозный: Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1977. - 179с. с илл.
Мунчаев P.M. Древнейшая культура Северо-Восточного Кавказа. - МИА, В 100, М., 1961. - 162 с.
Мунчаев P.M. Кавказ на заре бронзового века. Неолит, энеолит, ран¬няя бронза. М.: Наука,1975. - 416 с.
Щунчаев P.M. Энеолитическая культура Северо-Восточного Кавказа. Тезисы докладов на сессии по археологии Дагестана. Махачкала, 1958.
Народы Кавказа I, Серия народы мира. Этнографические очерки. М.: Изд-во АН СССР, I960. - 612 с.
Нарты. Кабардинский эпос. М.: Гослитиздат. - 527 с.
Насирли М.Н. Сельские поселения и крестьянские жилища Нахичеванс- кой АССР. Баку: Изд-во АН 1зССР, 1959. - 293 с. с илл.
Невская В.П. Карачай в пореформенный период. Ставрополь: Ставро¬польское книжное изд-во, 1964. - 224 с.
Нечаева Л.Г. Некоторые вопросы этногенеза в эпоху средневековья на территории Карачая. - Тезисы докладов годичной научной сессии ЛОИЭ. Л.: Наука, 1969, с. 67-71.
Нечаева Л.Г. Предварительные итоги изучения склеповых сооружений.- Тезисы докладов годичной научной сессии ЛОИЭ. Л.:Наука, 1967, с. 39-41.
Нечаева Л.Г. Происхождение осетинских погребальных склепов и этно¬генез осетин. - Тезисы докладов годичной научной сессии ЛОИЭ. Л.:Наука, 1968, с. 67-69.
Нордестамм И.И. Описание Чечни, со сведениями этнографического и экономического характера, составленное капитаном Генерально¬го штаба И.И.Нордестаммом (1834 г.). МЙДИЧ, т. Ш, Махачкала, 1940, с. 298-329.
Обзор полевых археологических исследований ИИМК АН СССР в 1938 г. КСШМК, 1939, вып. I, с. 11-35.
Олеарий А. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. Пер. А.М.Ловягина. СПб., 1906. - 582 с.
Ольшевский М.Я. Кавказ с 1841 по 1866 г. - РС, 1894, т. 81, июнь, с. 63-94.
Ономастика Кавказа. Межвузовский сборник. Орджоникидзе: Изд-во Северо-Осетинского Гос.университета, 1980. - 192 с.
Описание Черного моря и Татарии. Составил доминиканец Эмиддио Дортелли д"Аско ли, префект Каффы, Татарии и проч., 1634, 300ИД, т. ХХ1У, Одесса, 1902, с. 89-180.
О происхождении балкарцев и карачаевцев. Материалы научной сессии. Нальчик: Кабардино-Балкарское книжное изд-во, 1960, - 336 с.
Османов М.О. Поселения, жилище. - В кн.: Материальная культура даргинцев Х1Х-ХХ вв. Махачкала: Дагестанский филиал АН СССР Ин-т истории, языка и литературы им. Г.Цадасы, 1967, с.65-185.
Османов М.О. Принципы классификации дагестанского жилища. - Ма¬териалы сессии, посвященной итогам археологических и этногра¬фических исследований. Баку, 1965, с. 188.
Ошаев М.Х. Рекогносцировочное описание памятников средневековья реки Терлойакх. - ИЧИНИИК, Грозный, 1966, т. УЛ.
Ошаев X. Малхиста. - РГ, Ростов-на-Дону, 1930, № 8.
Очерки истории Адыгеи. Майкоп: Адыгейское книжное изд-во, 1957. - 484 с.
Очерки истории Чечено-Ингушской АССР с древнейших времен по март 1917 г. Грозный: Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1967, т.1. - 314 с.
Паллас П.С. Заметки о путешествии в южные наместничества Российс¬кого государства в 1793 и 1794 гг. - АШИЕА, с. 215-225.
Пане к Л. Б. Жилище мтиулов. - Сборник материалов по археологии и этнографии, т. IX. M., 1939. -с.237-267.
Пантюхов И.И. Ингуши. Этнографо-антропологический очерк. - ИКОРГО, 1900, т. ХШ, II 6, с. 123-156.
Пантюхов И.И. О пещерных и позднейших жилищах на Кавказе. Тифлис, 1896. - 142 с.
Песни живших до нас. Перевод Наума Гребнева. Нальчик: Кабардино- Балкарское книжное изд-во, 1966. - 190 с.
Пименов В.В. Исторический анализ в системном исследовании (из опыта этнографической работы). - В кн.: Вопросы советского финно-угроведения. - Тезисы докладов и сообщений на ХУ Все¬союзной конференции по финно-угроведению, посвященной 250-ле¬тию Академий наук СССР. Петрозаводск, 1974, с. 81-83.
Пименов В.В. О некоторых закономерностях в развитии народной куль¬туры. - СЭ, 1967, № 2, с. 3-15.
Пионтек Г.В. Селение Эльтюбю как потенциальный музей балкарского народного зодчества на открытом воздухе. - Уч.зап,Ин-та скульптуры и архитектуры, 1961, вып.1, с. 101-115.
Плетнева С.А. Построение кочевнического лагеря-вежи. - CA, 1964, № 3, с. 133-140.
Подозерский К.И, В Туапсинском и Сочинском округах. - ЖОРГО, 1903, т. ХУП, $ 3, с. 184-203.
Пожидаев В.П. Горцы Северного Кавказа. М.-Л.: Госиздат, 1926. - ПО с.
Пожидаев В.П. Хозяйственный быт Кабарды. Воронеж, 1925,
Полиевктов М,А. Материалы по истории грузино-русских взаимоотно¬шений. I6I5-I640. Тбилиси, 1937.
Попко И. Терские казаки со стародавних времен.СПб., 1880. - 517 с.
Поселенные итоги переписи 1926 г. по Северо-Кавказскому краю. Р/Д, т. П, 1929. - 468 с.
Проблемы картографирования в языкознании и этнографии. Л.:Наука, 1974. - 324 с.
Проблемы типологии в этнографии. М.: Наука, 1979. - 272 с.
Проект управления мирными горцами. Сведения, представленные депу¬тацией от балкарских обществ. - В кн.: Очерки истории балкар¬ского народа. Нальчик, 1961,
Происхождение осетинского народа. Орджоникидзе: Северо-Осетинское книжное изд-во, 1967. - 336 с.
Попов А.И. Название народов СССР. Л.: Наука, 1973. - 170 с.
Пфаф В.Б. Путешествие по ущельям Северной Осетии. ССК, 1871, вып.1, с. 127-176.
Пчелина Е.Г. О местонахождении яссиаго города Дедякова по русским летописям и исторической литературе. МИА, № 114, 1963, с. 152-162.
Рабинович М.Г. Древний ландшафт и жилище. - СЭ, 1969, № 2. с.15-24.
Рабинович М.Г. Историко-этнографический атлас "Русские" (принципы и методы составления). - В кн.:История, фольклор, искусство славянских народов. М.:Изд-во АН СССР, 1963, с.445-460. - (Доклады советской делегации. У Международный съезд славис¬тов).
Рабинович М.Г. К методике этнографического картографирования. - В кн.: Проблемы картографирования в языкознании и этнографии. Л.:Наука, 1974, с. 63-69.
Развитие сельских поселений, М.: Статистика, 1977. - 295 с,
Робакидзе А.И. Жилища и поселения горных ингушей. - Кавказский этногр. сб., Тбилиси, 1968, вып. 2, с. 41-118.
Робакидзе А.И. Новые черты современного грузинского крестьянского жилища. - СЭ, 1961, № I, с. 29-40.
Робакидзе А.И. Программа для сбора материала по разделу "Поселение и жилище" Кавказского историко-этнографического атласа. М.: йн-т этнографии, 1967, (ротапринт). - 47 с.
Робакидзе А.И. Структура горного села (по материалам Ингушетии). - Материалы сессии, посвященной итогам археологических и этно-графических исследований 1964 г. (Тезисы докладов). Баку, 1965, с. 188-189.
Робакидзе А.И. Поселения как источник, изучения общественного бы¬та. - УП МКАЭН. Доклады советской делегации. М.:Наука, 1964.¬13 с.
Робакидзе А.И. Формы поселения в Балкарии. - МЭГ, вып. XI, Тби¬лиси, 1960, с. 106-109; т. ХП-ХШ, 1963 г., с. 196-199.
Розен Г.В. Отношение командира Отдельного Кавказского корпуса бар.Г.В.Розена из лагеря при сел. Гехи военному министру гр. А.И.Чернышову за № 86. МИДИЧ, Махачкала, 1940, т. Ш, вып. I, с. 279-282,
Розен Р.Ф» Описание экономического положения и политического сос¬тояния племен Чечни и Дагестана, составленное и.д. начальни¬ка левого фланга Кавказской линии бар. Р.Ф.Розеном. - МИДИЧ, Махачкала, 1940, т. 3, вып. I, с. 233-247.
- 287 ~
Рубрук Вильгельм. Путешествие в восточные страны. - В кн.: Карпи- ни «йд.де Плано. История монголов. М.: Гос.изд-во географ.лит-ры, 1957, с. 87-195.
Русские. Историко-этнографический атлас. М.: Наука, 1967. - 360с с илл.
Садых-Заде A.A. Архитектура жилища северо-восточных нагорных рай¬онов Азербайджанской ССР.-Дис... канд.архитектуры.-Баку, 1956. Рукопись, ГИБ им. В.И.Ленина. - 197 с.
Салам-заде А. Архитектура Азербайджана. - Дис... д-ра искусств. - Баку, 1963. - 42 с.
Салам-заде А. Жилище Азербайджана ХУШ-Х1Х вв. Баку: Изд-во АН Аз .ССР, 1961. - 168 с.
Саркисов A.B. Архитектура народного жилища нагорных районов Азер¬байджана. - В кн.: Архитектура Азербайджана. Баку: Изд-во АН Аз.ССР, 1952, с. 557-632.
Сборник статистических сведений о Кавказе. Тифлис, 1869, т. I. - 653 с.
Семенов Л.П. Археологические и этнографические разыскания в Ин-гушетии в 1925-1932 гг. Грозный: Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1963. - 160 с.
Семенов Л.П. Эволюция ингушских святилищ. - Труды сектора археоло¬гии Ин-та археологии и искусствоведения. РАНИОН, 1928, т. 4, с. 18-26.
Семенов Н.С. Туземцы Северо-Восточного Кавказа. СШ., 1895. - 347с.
Серебряков И.Л. Сельскохозяйственные условия Северо-Западного Кав¬каза. - Зап.Кавказского об-ва сельского хозяйства, 1861, В 1/2, с. 31-47.
Скачков А. Опыт статистического исследования горного уголка (эко¬номический очерк). Газ. Кавказ, 1905, № 221.
Скитский Б.В. Хрестоматия по истории Осетии, ч. I. Орджоникидзе: Северо-Осетинское книжное изд-во, 1956. - 377 с.
Словарь русско-черкесский, или адыгский, составлен Леонтием Люлье. Одесса, 1846. - 246 с.
Смирнова Я.С. Семья и семейный быт народов Северного Кавказа. М.: Наука, 1983. - 264 с.
Смирнов К.Ф., Кузьмина Е.Е. Происхождение индоиранцев в свете но¬вейших археологических открытий. М. : Наука, 1977. - 51 с.
Социалистическая Кабардино-Балкария. Газ., 1935, 22 сент; 1937, 24 фев.
Статистический словарь. М.: Статистика, 1965. - 708 с.
Сталь К.Ф. Этнографический очерк черкесского народа. Кавказский сборник, Тифлис, 1910, т. XXI.
Студенецкая E.H. Архивные документы как источник изучения матери¬альной культуры народов Северного Кавказа. - В кн.: Хозяйст¬во и материальная культура народов Северного Кавказа в XIX- XX вв. М.: Наука, 1971, вып. I, с. 73-97.
Студенецкая E.H. Быт и культура кабардинского народа (ХУШ-Х1Х вв.). Историко-этнографический очерк. Сборник статей по истории Ка- барды. Нальчик, 1954, вып. 3, с. 143-193.
Студенецкая E.H. Из опыта изучения современного жилища колхозников. (По материалам Кабардинской АССР). - КСИЭ, вып. Х1У, 1952, с. 53-62.
Студенецкая E.H. Кабардинцы и черкесы. - В кн.: Народы Кавказа. М.: Изд-во АН СССР, i960, т. I, с. 138-200.
Студенецкая E.H. Карачаевцы. - В кн.: Народы Кавказа. М.: Изд-во АН СССР, i960, т. I, с. 243-270.
Студенецкая E.H. Культура и быт кабардинского народа ХУШ-Х1Х вв. - Сборник статей по истории Кабарды. Нальчик: Кабардинское изд-во, 1954, вып. З.с. 143-193.
Студенецкая E.H. Современное кабардинское жилище. - СЗ, 1948, № 4, с. 105-123 с илл., I табл.
Султан Крым-Гирей. Путевые заметки. - Газ. КВВ, 1866, № 20.
Тавернье Т.В. Шесть путешествий в Турцию, Персию и Индию. АЕКИЕА, с. 73-82.
Талицкий Н.Е. Очерки Карачая. - СМОМПК, Тифлис, 1909, вып. 40, с. 1-53.
Тамбиев И. О задачах культурного строительства в горной полосе национальных областей. - РГ, 1931, & I0-II.
Тамбиев Паго. Адыгейские пословицы и поговорки. - СМОМПК, Тифлис, 1899, вып. 26, с. 1-78.
Текеев K.M. Жилища карачаевцев в XIX в. - Вестник Кабардино-Бал¬карского НИИ, Нальчик, 1972, № 5, с. 72-91.
Тепцов В. По истокам Кубани и Терека. - СМОМПК, 1892, вып. 14, с. 59-212.
Тереножкин А.И. Киммерийцы. - Доклад на УП МКАЭН, 1964, с. 7-8.
Тизевгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золо¬той Орды, т. I, СПб., 1884. - 563 с.
Типология и классификация в социологических исследованиях. М.: Нау¬ка, 1982. - 296 с.
Типы сельского жилища в странах Зарубежной Европы. М.: Наука, 1968. - 376 с.
Типы традиционного сельского жилища народов Юго-Восточной, Вос¬точной и Центральной Азии. М.: Наука, 1979,-286 с.
Тменов В.Х. "Город мертвых" - (Позднесредневековые склеповые со¬оружения Тагаурии). Орджоникидзе: Ир, 1979. - 151 с.
Тменов В.Х. (а). Позднесредневековые склеповые сооружения Север¬ной Осетии как исторический источник. Автореф.дис... канд. ист.наук. - М., 1973.,- 16.
Толковый словарь адыгейского языка. Майкоп: Адыгейское книжное изд-во, i960. - 696 с. с илл.
Толстов С.П. К этнологической систематике элементов великорусской культуры жилища в средней России. - В кн.: Культура и быт населения Центрально-промышленной области. М., 1929, с.75-88.
Толстой Н.И. Некоторые вопросы соотношения лингвистических и этно-графических исследований. - В кн.: Проблемы картографирования в языкознании и этнографии. Л., 1974. - 324 с. с илл.
Т. /Торнау Ф.Ф./. Воспоминания кавказского офицера. - PB, 1864, т. 53, № 9-12, с. 391-460.
Торнау. Записки офицера, бывшего в плену у горцев. Газ. Кавказ, 1852, № 2.
Трубачев О.Н. indoarica в Северном Причерноморье. Источники, Интерпретация. Реконструкция. - Ш, 1981, № 2, с. 3-21.
Трубачев О.Н. Некоторые данные об индоарийском языковом субстрате Северного Кавказа в античное время. - ВДИ» 1978, Jê 4, с.4-33.
Трубачев О.Н. О синдах и их языке. - ВЯ, 1976, № 4, с.39-63*
Уарзиати B.C. Эволюция типов поселений Северной Осетии ДП-ХХвв./ - В кн.: Вопросы осетинской археологии и этнографии, вып.2. Ин-т истории, филологии и экономики при Совете Министров Се- веро-Осетинекой АССР. Орджоникидзе, 1982, с. 92-115.
Умаров Ц. О поселениях и некоторых особенностях социально-эконо-мического развития горной Чечено-Ингушетии эпохи позднего средневековья. - АЭС, Грозный, 1969, вып. 3, с. 160-183.
Фарфоровский C.B. Ногайцы Ставропольской губернии. Историко- этнографический очерк. Отд.оттиск. ЗКОРГО. Тифлис, 1909, кн. Ш1, вып. 7. - 34 с.
Федоров Я.А., Федоров Г.С. Ранние булгары на Северном Кавказе. - В кн.: Из истории Карачаево-Черкесии. - Труды Карачаево-Чер¬кесского научно-исследовательского института, вып. УТ. Серия историческая. Ставропольское книжное изд-во, 1970, с.336-373.
Федоров Я.А. Половецкое наследство в Приэльбрусье. - В кн.: Кав¬каз и Восточная Европа в древности. М. :Наука,1973,с.220-226.
Фелицын Е.Д. Черкесы - адыге и западаокавказские горцы. Екатери- нодар, 1884. - 29 с.
Феноменов М.Я. Типы крестьянской застройки у великороссов. - В кн.: Крестьянские постройки. М.: изд.Кабинета Краеведения, 1929, с. 25-38.
Ферран. Путешествие из Крыма в Черкессию через земли ногайских татар в 1709 г. - РВ, 1842, $ 4, с. 41-56.
Формозов A.A. Каменный век и энеолит Прикубанья. М.: Наука, 1965.
- 160 с.
Х.Г. Дан-Гирей/. Вера, нравы, обычаи, образ жизни черкесов. - РВ, 1842, т. У, Jfe 1-2, с. 1-53.
Хан-Гирей. Князь Пшьской Аходягоко. - СМОМПК, Тифлис, 1893, вып. ХУП, с. 1-43.
Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик: Эльбрус, 1978. - 333 с.
Харадзе Р.Л., Робакидзе А.И. Мтиульское село в прошлом. Тбилиси: Мецниереба, 1965. - 87 с. (на груз.яз.).
Харадзе Р.Л., Робакидзе А.И. Сванское село в прошлом. Тбилиси: Сабчота Сакартвело, 1965. - 127 с. (на груз.яз.).
Харадзе Р.Л., Робакидзе А.И. Характер сословных отношений в гор¬ной Ингушетии. - Кавказский этногр.сб., Тбилиси: Мецниереба, 1968, вып. 2, с. 127-165.
Харузин Н. История развития жилища у кочевых и полукочевых тюрских и монгольских народностей России. М., 1896. - 125 с.
Харузин Н. По горам Северного Кавказа. Путевые очерки. У осетин. - ВЕ, 1888, т. 1У, № 10, с. 482-530.
Хвольсон Д.А. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и руссах. Ибн-Даста. СПб., 1869,
Хетагуров К. Особа. - Собр.соч. в 5 томах. М.: Изд-во АН СССР, 1961, т. 4.
Христианович В.П. Горная Ингушетия. Ростов-на-Дону: Труды Северо-Кавказской ассоциации научно-исследовательских ин-тов, вып. № 36. Ин-т местной экономики и культуры при Северо-Кавказс¬ком госуниверситете, вып.2. 1928. - 271 с.
Цаликов А. Кавказ и Поволжье. М., 1913. - 184 с.
Цалкин В.И. Домашние и дикие животные Причерноморья в эпоху ран¬него железа. МИА, $ 53, i960, с. 7-II0.
Цалкин В.И. Древнейшие домашние животные Восточной Европы. М.: Наука, 1970. - 280 с.
Цаллагов А. Селение Гизель (или Кизилка). - СМОМПК, Тифлис, 1893, вып. ХУ1, с. 1-29.
Цуциев Б.А. Очерки экономического и культурного развития Северо¬Осетинской АССР. Дзауджикау: Госиздат Сев.-Осет.АССР, 1952. - 208 с.
Чеснов Я.В. О принципах типологии традиционно-бытовой культуры. - В кн.: Проблемы типологии в этнографии. М.: Наука, 1979, с. 189-203.
Чеченов И.М. Древности Кабардино-Балкарии. Нальчик: Эльбрус,1969. - 152 с.
Чибиров I.A. Осетинское народное жилище. Цхинвали: Ирыстон, 1970.¬202 с.
Чижикова Л.Н. Изучение сельского жилища восточных славян. Итоги и задачи классификации. - СЭ, 1976, & 4, с. 27-42.
Чиковани Т.А. Грузинское народное жилище. Тбилиси: Изд-во АН Груз. ССР, i960. - 139 с.
Чиковани Т.А. К вопросу классификации закавказского жилища со ступенчато-венцеобразным перекрытием. - Материалы сессии, посвященной итогам археологических и этнографических иссле¬дований, Баку, 1965, с, 51-53.
Чиковани T.A. Классификация и генезис закавказского жилища со ступенчато-венцеобразным перекрытием. - В кн.: Хозяйство и материальная культура народов Кавказа в XIX-XX вв. М.: Нау¬ка, 1971, с. 33-73.
Чиковани Т.А. О некоторых разновидностях западногрузинского жили¬ща ода-сахли. - КСИЭ, вып. 34. М., i960, с. 49-53.
Читая Г.С. Этнографическое исследование Грузинской ССР. - СЭ, 1948, J& 4, с. 176-188.
Чубинашвили Г.Н., Северов H.H. Дарбази в Картли. - I. Дарбази в Эртацминда. Тифлис, 1926. - 34 с. с илл.
Чубинашвили Г.Н., Северов Н.П. Дарбазы в Карагадаа. Тифлис, 1926а. - 29 с. с илл.
Чубинашвили Г.Н., Северов Н.П. Дарбазы в Цилкани и Метехи. Тифлис, 1927, - 29 с. с илл.
Чурсин Г.Ф. Поездка в Карачай. - ИКОРГО, Тифлис,1915, т. ХХШ, $ 3, с. 239-258.
Чурсин Г.Ф. Осетины. - В кн.: Материалы по изучению Грузии. Юго- Осетия. Тифлис, 1928, т. I, вып. I.o. 132-233.
Чурсин Г.Ф. Этнографические заметки о Карачае. - Газ. Кавказ,1900, Ж 305-306.
Шарден. Путешествие Шардена по Закавказью в 1672-1673 гг. Тифлис, 1902. - 301 с.
Швецов В. Очерк о кавказских горских племенах. - Москвитянин, 1855, & 23-24, кн. 1-2, с. 1-68.
Шенников A.A. Жилые дома ногайцев Северного Причерноморья. - В кн.: Славяно-русская этнография. Л., 1973, с. 64-79.
Шибаев Ю.А. История хакасского жилища. - КСИЭ, 1964, вып. 10, с. 40-53.
Штедер. Дневник путешествия из пограничной крепости Моздок во внутренние местности Кавказа, предпринятого в 1781 г. - ОГРИП, с. 27-70.
Щеблыкин И.П. Архитектура древних ингушских святилищ. - ИИНИИК, 1930, вып. 2-3, с. 411-447.
Щеблыкин И.П. Искусство ингушей в памятниках материальной культу¬ры. - ИИНИИК, Владикавказ, 1928, вып. I, с. 271-298.
Яковлев Н. Вопросы изучения чеченцев и ингушей. Грозный: Чечен- образ., 1927. - 48 с.
Яковлев Н.Ф. Ингуши. - M.-JI.: Госиздат, 1925. - 135 е., илл.
Яковлев Н.Ф., Ашхамаф Д. Грамматика адыгейского литературного языка. M.-I.: Изд-во АН СССР, 1941. - 462 с.
Baumhauer Т. Forschungen über die Hausformen im Georgien. Mittei¬lungen Museum für Völkerkunden Hamburg, XII. Hamburg, 1928, 91 S.
Blaramberg J.de. Tableau historique, topographique, statistique, ethnographique et militaire du Caucasus par J.de Blaramber, 1834, v.I, II, 129 p.
Buschan G. Illustrierte Völkerkunde. Stuttgart, 1924, B.2, 464 S.
Clark Ed. Travels in various countries of Europe, Asia and Afri¬ka. Vol.I. London, 1810.
Guldenschtädt I. Reise durch Russland und im Kaukasischen Gebir¬ge in den Jahren 1768-1773. SPb., 1787, Bd.1, 469 S.
Klaproth J. Heise in den Kaukasus und nach Georgien unternommen in den Jahren 1807 und 1808. Halle und Berlin, 1812, Bd.1, 468 S.
Merzbacher. Aus den Hochregionen des Kaukasus. Leipzig, 1901, B.1, 394 S.
Pallas P.S. Bemerkungen auf einer Reise in die südlichen Statthal¬terschaften des Russischen Reichs in den Jahren 1793 und 1794. Leipzig, 1803, Bd.1, 574 S.
Pawlovsski T. Propecia tipologiczne w naukach historycznych. - - 295 -
Stadia metodologiczna, 1967, N 3, S» 37-64-. Petzoldt. Der Kaukasus, Leipzig, 1867, 386 S. Les peuples de la Russie. Paris, 1812, v.2, 129 p. Peyssonel M. Traite sur le commerce de la mer Nolar. Paris,
1787, v.2. - 79 p. Plaetschke B. Die Tschetschenen. Forschungen zur Völkerkunde des nordöstlichen Kaukasus auf Grund von Reisen in den Jahren 1918-1920 und 1927-1928. Hamburg, 1929, 165 S. Spenser, Ed. Turkey, Russia, the Black see and Girkassia. Lon¬don. 1855, L&J237I Zelenin D.K. Russische (ostslavzische) Volkskunde. Berlin-Leip¬zig, 1927, 424 S. Zichy ]?. Voyages au Gaucase et en Asie Central. Budapest, 1897, p.206, tab.LIX; p.210, tab.LIX.

0

13

Кликабелно
http://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqdou-zo.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqbzm-x6d.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqbzn-1vd.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqbzo-6lc.jpg
http://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqbzp-p6m.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqbzp-sq7.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqbzq-51o.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqbzx-3tm.jpg
http://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqbzy-3af.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqbzz-qni.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqbzz-l30.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc00-i2t.jpg
http://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc02-pui.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc03-kuw.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc04-hz6.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc05-70m.jpg
http://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc05-mdq.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc07-bba.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc07-tij.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc08-hpy.jpg
http://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc09-3s7.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc0a-en2.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc0b-ex7.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc0c-qrj.jpg
http://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc0e-4tx.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc0e-ubj.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc0g-l3s.jpghttp://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc0n-9b4.jpg
http://photoshare.ru/data/87/87222/3/5rqc0p-9u.jpg

0


Вы здесь » Настоящий Ингушский Форум » Архитектура » -=К Поселения и жилища народов Северного Кавказ - Кобычев В. П.