Поход Темрюка в Ингушетию в 1562 г. и отражение в героическом эпосе ингушей борьбы против завоевателей

В освещении завоевательного совместного русско-ногайско-кабардинского похода князя Темрюка на Ингушетию в 1562 г. есть моменты, которые, на наш взгляд, достойны более внимательного изучения со стороны исследователей.

Впервые данная тема была затронута ингушским исследователем Б.Д. Газиковым в своей статье «Кабардинские завоевания в Ингушетии во второй половине XVI в.». Затем Н.Д. Кодзоевым в своей книге «История ингушского народа», в главе «Ингушетия в XV-XVIII вв.», впервые была дана информация об этом походе, как об историческом факте, где ученый его назвал «завоевательным походом против ингушей, живущих на равнине». Вскоре Н.Д Кодзоевым на эту тему была написана отдельная статья под названием «К вопросу о завоевательном походе кабардинского князя Темрюка Идаровича в район Центрального Кавказа в XVI в.». Вот, пожалуй, и все работы по исследованию данной темы.

Но героический эпос ингушей борьбу народа освещает более чем ярко и подробно.

Данный поход был направлен против ингушских обществ, вышедших после ухода Тимура Хромого (Астаг1 Темар) из гор и освоивших с начала XV века свою предгорную плоскость. Именно поэтому хотелось бы, чтобы особую скрупулезность в детальном изучении всего, что касается данного похода, проявляли представители исторической науки Ингушетии, так как ингушские ученые должны дать зачин в более правдивом, не сфальсифицированном освещении истории их народа. Тем более, если такие существенные исторические события касаются территории этнического проживания ингушского народа в середине XVI в. на Центральном Кавказе.

М.А. Матиев считает, что после монголов и Тимура ингуши начали осваивать свои предгорные равнины в XV-XVI вв. «В XIII-XIV вв. на равнине и в предгорьях Северного Кавказа происходят сложные процессы: длительные и небывало жестокие войны… На равнинной части… Ингушетии поочередно сменяли друг друга такие кочевники и полукочевники, как золотоордынцы, полчища Тимура, калмыки, ногайцы, кумыки и адыги. Ингуши были частично истреблены, частично загнаны в горы. Однако все эти годы они не оставляли попыток вернуться на равнину. Такую возможность ингуши получили в XV-XVI вв.»

Среди пришлых племен в предгорья Центрального Кавказа являются и кабардинцы. По заключению И.Х. Калмыкова «кабардинцы сложились в самостоятельную народность в XV-XVI вв.» из одной адыгской этнической группы, территориально оторванной от других адыгов. Это, надо считать, был вначале район восточного берега Азовского моря, а затем и Причерноморья, где и состоялось формирование в народность кабардинцев. Автор также утверждает, что при этом «кабардинская народность включила в себя остатки древнего населения предгорья Центрального Кавказа», хотя и не называет то «древнее население», жившее в этих предгорьях.

Данное население предгорий Центрального Кавказа, о котором идет речь, было ингушским. К середине XVI века уже более века ингушский народ жил на заново освоенных им, после походов Тимура, своих равнинных землях. И именно ингушские общества, которых кабардинский нартский эпос селит в обычных жилищах этого народа, в каменных башнях, и были, как выразился И.Х. Калмыков, «остатки древнего населения предгорий Центрального Кавказа», которые кабардинские племена «включили в себя». Т.е. ингуши стали, так сказать, дополнительным субстратом, который сыграл не последнюю роль в дальнейшем этногенезе кабардинских племен после ногайско-кабардино-русского похода Темрюка на Ингушетию в 1562 г. в эти самые «предгорья Центрального Кавказа».

Интересное предание о том, что все кабардинские князья были выходцами из Ингушетии, сохранилось среди ныне проживающих в Сирии потомков мухаджиров-ингушей, покинувших Кавказ в середине-второй половине XIX в., рассказанное возвратившимся на Родину в 90-е годы прошлого века потомком тех мухаджиров Цечоевым Исмат Мусбековичем. С его слов, кабардинские князья вплоть до конца XIX века владели ингушским языком для тайного общения между собой. «Истмале а, Шаьма а хьаихача вайнаха дувцаш хазад сона: черсий, вубихий, шапсуг1ий, г1аьбартой, бжедог1ий, хьаткъвоай, нуг1воай – иштта кхы д1ахо мел долча адыге тайпай а, цар ше мел долча къамий а аьлий вайнах хиннаб, яхаш а, цар къайлаг1а вай мотт лебеш хиннаб, яхаш а». – «Я слышал от потомков вайнахов-мухаджиров, пришедших в Стамбул (авт.: имеется в виду Турция) и Шам (территория Сирии, Иордании, Палестины), что с древнейших времен правителями среди племен черкесов, убыхов, шапсугов, кабардинцев, бжедугов, хьаткъвоай, нуг1воай (авт.: два последних племени не поддаются определению) были ингушами и что они общались между собою тайно на ингушском языке».

Существование особого, тайного языка, бывшего в обиходе для общения между кабардинскими князьями, общеизвестный факт. С. Броневский писал: «Язык кабардинский есть наречие черкесского языка, общее бесленейцам и темиргойцам, которое с трудом понимают прочие черкесы. Кабардинские князья сверх того имеют особенное наречие, между князьями только употребляемое».

Если допустить существование непонятного для широкого круга подобного языка для тайного общения между кабардинскими князьями, то вполне допустим и вывод о том, что им являлся ингушский язык. «Адыгские племена, по мнению различных исследователей, заселили территорию современной Кабарды только в XV в. До XV в. на этой территории проживали древние вейнахи (кобанские племена, аланы)». Известный антрополог В.П. Алексеев считает: «Принадлежность восточных этнографических групп черкесов и кабардинцев к кавкасионскому типу ставит вопрос о связи их с древнейшими этническими пластами Северного и Центрального Кавказа, о сохранении в их антропологическом типе, а также в языке и культуре антропологических, языковых и культурных особенностей древнейшего населения центральных предгорий Кавказского хребта».

Вопреки мнению Б.Д. Газикова, следует отметить, что до середины XVI века черкесских (кабардинских) племен на территории современных Кабардино-Балкарии, Осетии, Ингушетии, Чечни не было. Интересные сведения по этому поводу приводят С.Р. Керменчиев и М.Л. Големба: «Кабардинцы стали известны русской дипломатии в середине XVI века под названием «пятигорские черкесы». Но дело в том, что топонимическое определение «пятигорские» не подразумевает проживание кабардинцев в XVI веке в районе современного города Пятигорск… Термин «Пятигорье» применялся и совсем в другом регионе Кавказа – Причерноморье». И далее авторы как одно из доказательств, приводят сведения итальянского путешественника Джорджио Интериано: «В 1502 г. в сведениях этого итальянского путешественника, географа и этнографа сказано: «В это время черкесы (кабардинцы) занимали восточный берег Азовского моря»».

На основании многочисленных сведений к такому заключению приходит и Н.М. Будаев: «…Топонимическое определение «пятигорские» относилось к западной части Кавказа – районам современного Краснодарского края и Абхазии». К середине XVI века, а если точнее в 1545 году, кабардинцев находят уже соседствующими с западными адыгами в районе Западного Кавказа – жанеевцами и бжедугами. А.М. Некрасов констатирует, что «в первой половине XVI века кабардинских поселений в Приазовье уже не было». (Некрасов А.М. Международные отношения и народы Западного Кавказа. «Наука», Москва, 1990).

С Западного Кавказа же кабардинцы ушли после того, как в 1545 году, по просьбе изгнанного кабардинского князя Элбозду, крымский хан Сахиб-Гирей напал на кабардинские племена и разбил их. «Сахиб-Гирей дважды за один год был в походе на адыгов – весной и осенью 1545 г. ‹…› В Крым приехал кабардинский правитель Элбозду. Кабардинский князь потерпел поражение в борьбе со своим двоюродным братом и вынужден был бежать из Кабарды. Теперь он обращался к хану помочь ему вернуться к власти. Сам Элбозду вызвался быть проводником. Воспользовавшись случаем, Сахиб-Гирей вновь собрал войско в 60-70 тыс. человек, включавшее и янычар, и двинулся через Азов степями на Кабарду. Элбозду выбрал для нападения удобный момент – приближалось время жатвы, когда, как он рассказал, множество кабардинцев приходит под охраной воинов в определенный район собирать урожай. Кроме кабардинцев, сообщил князь, в этой местности собирают урожай со своих полей и люди племени бужадук. Речь идет о западноадыгском племени бжедугов ‹…› Как нам известно из сообщения русского гонца, возвращался Сахиб-Гирей (авт.: после победы над кабардинцами и бжедугами) с войском и пленными через Темрюк и Керчь, а значит, через западноадыгские земли, которые почти наверняка вновь подверглись разорению. Итак, в 1545 году был нанесен сильный удар как по западным адыгам (жанеевцам и бжедугам), так и по кабардинцам».

Судя по этим данным, мы можем точно сказать, что к 1545 году кабардинцы уже не находились в районе Приазовья, а жили рядом с западными адыгами – бжедугами и жанеевцами. Выходит, что именно эти два удара Сахиб-Гирея и вынудили кабардинское племя в середине XVI века сняться с Западного Кавказа и двинуться в район Централь-ного Предкавказья, где они впервые и соприкоснулись с ингушскими обществами. Вполне вероятно, что данное поражение от Сахиб-Гирея и вынудило кабардинцев до начала движения в сторону центральной части Кавказа отправлять столь часто посольства в Москву «за помощью к русскому государству» - в 1552, 1555, 1557 гг. Такие просьбы вскоре оформились в прямую вассальную зависимость от Москвы.

Примерно о таком же подневольном положении кабардинцев к XVI в. пишет и Г.А. Кокиев: «Во второй половине XV в., в связи с падением Византии и занятием Константинополя турками, влияние османской Турции усилилось не только на Черном море, но и в странах, лежащих от него к северу, в том числе и в Кабарде и Черкесии, над которыми уже в XVI в. свистела плеть турецких султанов и их вассалов крымских ханов. Систематические нашествия турецко-крымских насильников, сопровождавшиеся опустошением страны и массовым пленением людей… требовали… объединения… Кабарды. Инициатором… явился… Темрюк Идарович… Для осуществления поставленной задачи Темрюк Идарович установил … тесные политические связи с Московским государством…» На наш взгляд данные «тесные политические связи с Московским государством» у Кабарды, о которых говорит Г.А. Кокиев, не что иное как полное зависимое положение, о котором мы выше говорили.

При рассмотрении вопроса о расселении кабардинцев Н.М. Будаев ссылается на работу В.Н. Кудашева «Исторические сведения о кабардинском народе», в которой говорится, «что у кабардинцев существует предание, согласно которому они переселились с берегов Черного моря под начальством некоего Кабарда Танбиева… На морской карте Средиземного и Черного морей, составленной в 1497 году Федуцием Анконским, название кабардинского народа выставлено красною краской несколько на запад от того места, где теперь находится г. Таганрог… Под начальством Инала… они передвинулись на восток и расселились по Кубани и теперешней Кабарде».

Данное «передвижение на восток и расселение по Кубани и теперешней Кабарде», о котором говорится в кабардинском предании, было только после 1545 года, когда после похода на них крымского хана Сахиб-Гирея кабардинцам пришлось мигрировать из районов Западного Кавказа, где они жили рядом с адыгскими племенами бжедугов и жанеевцев.

Примерно о середине XVI века, как о времени начала заселения кабардинцев на предгорной равнине Центрального Кавказа, пишет и Г.А. Кокиев, ссылаясь при этом на первоисточник: «…После оседания кабардинцев на предгорной равнине Центрального Кавказа «в половине XVI в. … разошлись они по случавшейся между ними ссоре, поселились порознь и стали именоваться по старшинству сих князей Большою и Малою Кабардой»». (Госуд. Архив древних актов. Кабардинские дела после 1775 г. Т 4, д. № 42, к. 88, св. 494.)

Если в районе Центрального Кавказа кабардинцы и ногайцы появляются одновременно в XVI веке, то все становится на свои места – ногайские и кабардинские племена (вместе с русским отрядом Плещеева) пришли в данный район вместе, как завоеватели.

Интересно, что именно с XVI-XVII вв., склонна считать Н.Г. Волкова, кочевание и оседание на равнинах Северного Кавказа ногайцев, которые составляли основную ударную силу в походе Темрюка на Ингушетию. «В XVI-XVII вв. часть равнинных территорий Северного Кавказа… становились местами не только кочевания, но и оседания групп ногайского народа. Вплоть до XVIII столетия письменные источники показывают картину многочисленных передвижений этого народа, обусловленных не спецификой их кочевого образа жизни, а внешнеполитическими событиями и феодальной борьбой внутри…» Если судить по выводам Н.Г. Волковой, то вполне вероятно, что данное начало оседания «групп ногайского народа» происходит уже после похода на Ингушетию, вернее, после завоевания плоскостной ее части.

Косвенно о зависимости кабардинцев от ногайцев задолго до середины XVI в. говорит и Э. Челеби, называя это «породнением с шефакийскими племенами Черкесии» (авт.: район Анапы), после чего ногайцы «осели там на жительство». (Челеби Эвлия. Сиахат намэси, т. VII. Истанбул, 1928, с. 730). Практически состоялся бескровный захват земель черкесов (кабардинцев) ногайцами, что и говорит о последующей прямой вассальной зависимости первых от ногайцев.

К тому времени у московского царя и ногайского хана сложились почти союзнические отношения. Это и стало причиной принятия царем на службу кабардинских князей во главе с Темрюком (зависевших от ногайцев), ориентированных на московский двор, через ногайцев. Т.е. Кабарда теперь уже была, таким образом, в полной двойной вассальной зависимости от оформившихся к тому времени союзников – русского царя и ногайского мурзы.

В 1561 году дочь кабардинского князя Темрюка Идаровича, Кученей (по другим данным Гуаша) – получившая при крещении имя Мария, вышла замуж за русского царя Ивана Грозного. По другим данным Мария была наложницей один год при царском дворе Ивана Грозного. «После смерти своей первой жены – Анастасии Романовой, в 1560 году Иван Грозный сватает сестру польского короля Сигизмунда-Августа, но ввиду отказа через некоторое время женится на Марии. Брак этот не был официальным, и Мария не стала известна в государстве и в международной дипломатии как царица России. По словам английского посла к Ивану Грозному, Дженкинсона, неизвестно «как это произошло, ровно как неизвестны ни чин этой свадьбы, ни обстоятельства, ее сопровождавшие с большими предосторожностями…». Еще одна дочь кабардинского князя Темрюка, по некоторым сведениям, к тому времени была уже замужем за ногайского хана.

Надо сказать, что в определенной зависимости от ногайцев кабардинцы находились и задолго до середины XVI в. Но, особенно эта зависимость оформилась после двойного за один год похода на них крымского хана Сахиб-Гирея, ибо ногайцы были намного ближе к кабардинцам, нежели московский царь. К лету 1549 года относится письмо ногайского правителя (бия) Исмаила, который сообщает русскому царю Ивану Грозному о том, что… «Черкассы Кабартейские нам здалися», в связи с чем исследователи полагают, что «подчинившись ногаям, кабардинцы, скорее всего, рассчитывали на защиту от крымских набегов».

Говоря о зависимом положении кабардинцев от ногайцев в середине XVI века А.М. Некрасов считает: «Можно предположить, что контакты адыгов с Москвой были установлены через ориентировавшихся на Русь ногайских правителей. В пользу этого говорит факт подчинения кабардинцев ногаям в 1549 г.» Таким образом, подтверждается наш вывод о том, что в подчинение ногайцам обескровленные кабардинцы попали сразу же после похода на них крымского хана Сахиб-Гирея в 1545 году.

Итак, неоспоримым, на наш взгляд, является факт, что связь кабардинцев с Москвой была установлена через ориентировавшихся на Русь ногайских правителей. Судя по частым посольствам, отправлявшимся от имени Кабарды в Москву в середине XVI в., этого упорно добивались и сами кабардинские князья.

Вероятно, что явными инициаторами похода 1562 года в район Центрального Кавказа стали ногайцы, которые «заправляли властью на месте». Московский царь же стал союзником, скорее всего, моральным, так как в этом походе, где было задействовано войско, состоявшее из нескольких десятков тысяч воинов-кочевников, плещеевский отряд московского царя не играл практически иной роли, кроме как информационной и разведывательной. Но именно эта роль, отведенная Московским двором данному отряду, наталкивает нас на мысль, что это был первый ход глубоко законспирированного завоевательного плана Москвы, обращавшего свои взоры в сторону Центрального Кавказа.

О многочисленности войска, участвовавшего в походе Темрюка на Ингушетию, и о довольно значительной территории боевых действий говорит тот факт, что война закончилась в течение 11 дней уничтожением 164 селения (кабака) и четырех городка. Практически коренное ингушское население было уничтожено неожиданным ударом, как это нередко бывало со стороны кочевников, когда они шли на народы с оседлым образом жизни.

Внизу мы приводим старинную ингушскую песню-легенду «Махкинан», где рассказывается как о самой войне ногайцев и кабардинцев с ингушами, так и о той резне, которая при этом происходила.

Когда это было – никто не упомнит…

Должно быть лет триста назад.

Народ наш в то время богатый,

Живучи в долине Доксольджи,

Размножился быстро до гор Ачалукских,

И жил бы доселе, если б не дьявол,

Которому стало досадно,

Что людям привольно живется…

Известно, что дьявол не любит довольных,

А любит, чтоб плакали больше…

Так вот он и стал изощряться,

Придумывать средства, отнять у них счастье

И выдумал кару:

Собрал подчиненных

И дал им свое приказанье -

Убрать всех счастливых с равнины,

Развеяв по дальним горам и теснинам.

А духи, приказ получивши,

Мигом рассыпались в разные страны,

Скорей исполнять повеленье.

И вот потому-то, однажды,

Ночною порою

Ногайские орды с толпой кабардинцев

Напали на наши селенья,

Жители коих все спали спокойно.

Резня началася повсюду,

И кровь обагрила долину…

Пожары везде запылали…

Прадеды наши вскочивши спросонья,

Оружья в руках не имели,

Дабы отразить нападенье,

И гибли все в яростной битве.

Женщины же, девы и дети

Горько рыдали, в плен попадая к ногайцам.

Интересна предыстория данной песни-легенды. «Текст этой песни был опубликован в газете «Кавказ», г. Тифлис, 1895, № 98… под названием «Махкинан» (Фея гор) (Ингушевская песня-легенда), она записана... русским офицером В. Козьминым в 1875 году, т.е. за двадцать лет до первой публикации, в ингушском селе Гвилети, расположенном у подножия горы Казбек, со слов местного жителя Паци». … Махкинан… – значит Мать страны…, которая, по преданиям, живет на вершине Казбека».

По тексту песни мы с уверенностью можем констатировать, что в ней рассказывается о походе Темрюка на Ингушетию, тем более, что по нему почти точно определяется время данного похода. Если судить, что запись песни В. Козьминым была сделана в 1875 году, и сопоставить с тем, что рассказывает ингушский сказитель в своей песне-легенде о времени данного неожиданного нападения на страну «когда это было никто не упомнит… должно быть лет триста назад…», получается 1575 год, т.е. практически близкое к той роковой дате 1562 года, времени похода на Ингушетию, с разницей всего лишь в 12 лет.

Нужно отметить, что в песне-легенде практически точно приводятся некоторые интересные данные по местам расселения ингушей на плоскости и в горах в XVI в. – «долина Доксольджи» (современный Пригородный район), «горы Ачалукские» (современный Малгобекский район), «у речки Джейрах-Арамхи» (современный горный Джейрахский район), «селенье Аулурт» (вероятно, горное селение Ольгетти, но, возможно, и уничтоженное, как и многие другие одно из многочисленных селений гвилетцев в момент их депортации из Гвилетии царской администрацией), «по Галгаю» (одно из горных ингушских обществ), «по Тереку вверх» (Дарьяльское ущелье), «голова снегового Бешлома» (гора Казбек), «ты проси у него Кабахи (инг.: «кхоабахи»-«кормящая река» – находится недалеко от Гвилети), «Амильгишк» (инг. букв.: озерки, район Гвилети), «на Хай-хи» (также в районе Гвилети, места проживания ингушского рода Гелатхой, до их изгнания царской администрацией в XIX в.), «старый Дарьял» (араб.-инг.: город, центр алан, но возможно и от Дудар-аьл). Часто в легенде приводится «гурджийское царство» (инг.: гуржий – грузины, Грузинское царство).

Если судить по тому, что рассказывает песня, надо сказать о безбедной жизни ингушского народа в XVI в. на плоскости до нашествия: «народ наш в то время богатый…», который и дальше жил бы так, «если б не дьявол, которому стало досадно, что людям привольно живется…» Вполне вероятно, что богатство данного края, о котором говорится в песне, где ингуши жили «богато» и «привольно», и привлекло кочевников совершить поход на Ингушетию. И что именно оно послужило подобному жестокому завоеванию плоскостной Ингушетии, именовавшейся страной Г1алг1ай-коашке, и имевшей совершенно оригинальную тройную систему обороны страны из каменных крепостей с боевыми и жилыми башнями внутри каждой крепости – общая для одного рода, общая для одного общества и третья, состоящая из глубоко продуманно выстроенных первых двух – общая для всей страны. Имелись также башни для оповещения, с небольшими внутренними гарнизонами из «баьрий»-всадников, как в горах, так и на равнине. Нигде в мире не присутствует оборонительной мысли, подобной той, что была в Средневековой Ингушетии.

Интересно, что сказитель в своей песне-легенде не приводит данные об участии русских в нашествии. А ведь участие плещеевского отряда в данном походе - исторически подтвержденный факт. Это, во-первых, подтверждает данные о том, что отряд русских в 1000 чел., который участвовал в походе, был в количественном плане малочисленным (если судить по общему количеству всего войска), и он, практически, в военных действиях не представлял отдельной серьезной силы подобно ногайцам и кабардинцам (как, что вполне возможно и иронское племя, которое также могло впервые появиться на Центральном Кавказе при данном походе, в зависимом от кабардинцев положении, которое, впрочем, продолжалось и после данного похода в течение нескольких столетий). Во-вторых, если в легенде не упоминается о довольно солидном отряде в тысячу человек, и отдельных разных, в этническом плане, племенных группах, то напрашивается вывод, что войска нападавших исчислялись десятками тысяч.

Из следующих слов песни-легенды

Ночною порою

Ногайские орды с толпой кабардинцев

Напали на наши селенья

также становится ясно, что основной, так сказать, ударной силой в нападении, являлись ногайские племена, ибо они названы здесь ордами, т.е. представлены всем своим количеством, а кабардинцы лишь толпою. Т.е. по тексту видно, что кабардинцев было, по сравнению с ногайцами, явное меньшинство.

В историческом плане в это время Ногайская орда представляла собой, наравне с Крымским ханством, одну из самых значительных сил на территории юга современной России, которую Москве необходимо было направить, в первую очередь, для собственной безопасности, по нужному Московскому царству направлению. Таким образом, Иван Грозный нейтрализовал бы хотя бы одну неудобную Москве внушительную силу (из двух – Крымского ханства и Ногайской Орды), находившуюся у самых своих границ. Москве необходимо было это сделать, направив ногайцев на юг, в сторону Кавказа, чтобы избавиться, хотя бы надолго, если не навсегда, от Ногайской Орды и, т.о., упрочить свою безопасность. Более того, Москве нужна была собственная точная информация по Центральному Кавказу, что она и получила после данного похода Темрюка на Ингушетию – в самое сердце Кавказа.

Не последнюю роль сыграли и родственные узы между союзниками, через дочерей Темрюка, на которых были женаты Иван Грозный и ногайский мурза Тинехмат.

Мы убеждены в том, что, сыграв свою роль основной ударной силы – этот поход стал началом конца Ногайской орды, как самостоятельной политической и военной силы (чего и желала Москва). Т.о., получается, что основная роль при нашествии на Ингушетию сыграла ногайская орда или «ногайские орды с толпой кабардинцев», как поется в самой легенде.

Оставляя в народной памяти будущим поколениям печальную историю неожиданного нападения на свою страну огромной армии, ингушский народ оставил в памяти народа также и названия основных племен, воевавших с ингушами, определяя своеобразно их количество словами «рать великая», «орда», «толпа».

В дальнейшем по тому, как выживает весь израненный, главный герой легенды Чербыж (являющийся исторической личностью, родоначальник ингушского рода Гелатхой), можно судить о том, что очень малая часть защитников, защищавших Дарьяльское ущелье, спаслась.

Легенда точно передает состояние страны после этого нашествия, и ее разорения:

Итак, мои други, народ наш разбился

На мелкие кучки, в горах поселившись.

Не стало в нем силы в равнинах бороться

С ратью великой напущенной бесом.

В который раз ингуши уходили с равнины в горы после очередного несчастья - нашествия для народа. Из содержания легенды становится ясно, что народ остался без единоначалия. Если «народ наш разбился на мелкие кучки» после нашествия, значит, он был единым до нашествия и имел единоначалие и собственное государственное образование под общим руководством, которое у него могло появиться после ухода Тимура и относительно спокойной, более чем вековой жизни на равнине. И, если ингушам пришлось поселиться в горах, не имея, как поется в песне, «силы в равнинах бороться с ратью великой», это было вынужденное и осознанное отступление оставшейся в этой бойне части народа, жившей на равнине. Также ушла в горы и выжившая в неравной борьбе часть наиболее известных народных защитников – руководителей обороны (подобно Чербыжу), ушедших в неприступные горные ущелья, как западнее, так и восточнее Терека, чтобы продолжать сопротивление в горах, не имея «силы в равнинах бороться». Это подтверждается по дальнейшему сюжету легенды.
На примере Чербыжа мы видим, как «проходит лет пятнадцать после трагедии» и, живя в неприступной крепости, наплодив «детей… себе кучу», с двенадцатью джигитами-сыновьями герой начинает воевать против кабардинцев. В данном случае в тексте, говоря только о кабардинцах, идет констатация факта участия в боевых действиях в отдельном Дарьяльском направлении против ингушей, в основном, только кабардинцев.

На примере Чербыжа, в песне-легенде «Махкинан» почти точно определяется время начала освободительной борьбы ингушей – это 70-е гг. XVI в. Вырастив двенадцать сыновей, а те, в свою очередь, «имея, кто по две, кто по три жены и кучу детей малолетних», Чербыж и его сыновья начинают борьбу против врага. Непременно, что личность, про которую народ впоследствии сложил свою величественную героико-эпическую песню, стоял во главе борьбы не только своего рода.

Здесь легенда «Махкинан» во многом перекликается с другой ингушской легендой о Дударе. В ней ингушский род Дударовых (по утверждениям ответвления Дударовых-Мохлой – Т1ерлой, он был целым обществом, народом – «къам», под древним названием Мохлой), владевший издревле Дарьяльским ущельем, полностью погибает также от рук кабардинцев во время данного нашествия (кроме одной беременной женщины, которая не погибла и родила в лесу мальчика, которого назвали Дударом). В песне «Дудара наьна кхайкам» - «Призыв матери Дудара» говорится:

Хьа дай боабир цар дог доацача къизалца

Цар д1ахоададир хьа дай фу ц1енданна укх лаьттара.

Они убили твоих отцов бессердечной жестокостью,

Они вырезали все потомство твоих отцов на этой земле.

Дудар, к которому обращается мать в своей песне, и является единственным представителем погибшего от рук кабардинцев рода. Новое родословное всех Мохлоев-Дударовых, с их родовыми ответвлениями, восходит именно к нему.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что наступление на Ингушетию шло по нескольким направлениям. Раз в легенде говорится об ордах ногайских и толпе кабардинском, как напавших на «наши селенья» (т.е на всю Ингушетию), а по двум легендам в боевых действиях в Дарьяльском ущелье из врагов участие принимают только кабардинцы, то вероятно, что ногайцы и кабардинцы двинулись на Ингушетию разными направлениями, по уже заранее задуманному плану. На основе вышесказанного, несложно установить точно одно из данных направлений, в котором участие принимали, как мы увидели, в основном только кабардинцы, без ногайцев – это, бесспорно, Дарьяльское ущелье.

По легенде о гибели рода Дударовых-Мохлой в Дарьяльском ущелье, при анализе, концом XVI века определяется начало борьбы единственного представителя его – Дудара. Он также начинает борьбу против кабардинцев за освобождение владений своего рода в Дарьяльском ущелье после того, как возмужал и вырастил сыновей.

А сыновья – огромны,

Два дуба широкоплечих,

Сердце в груди у каждого

Родственно сердцу барса.

Так писал о сыновьях князя Дудара Д.Д. Мальсагов в поэме «Армхи».

Хьай дайях йиса т1ема чоалх хьай кара ийце,

Ц1окъа ломо ц1ог1а деттача г1ойя,

Гила бертий увг1ача вахе,

Ц1е цхьогалаш 1ехача вахе,

Лоаман лаьчано ткъам беттача вахе,

Цар лелор хьай сига а хьаэцийте,

Де дезар хьаькъалга эцийте,

Цогала моакарлонца гарга а г1ойя,

Яккха 1а хьай дай нийсхал цу черсий аьлашца!

Приняв военное снаряжение, оставшееся от своих отцов,

Сходив туда, где рычит дикий лев,

Побывав там, где воют бесстрашные волки,

Побывав там, где красные лисицы скулят,

Побывав там, где горный сокол бьет крылом,

Вобрав в свою душу все, что они делают,

Узнав умом все, что нужно делать

Приблизившись лисьей сноровкой,

Отомсти за отцов черкесским князьям!
Сопоставляя данные этих двух легенд, можно сказать, что освободительная борьба ингушей началась после того, как подросло молодое поколение. В первом случае оно готово идти за своими отцами. Во втором случае Дудар становится лидером разных союзных родов и обществ. И только после того, как укрепился, возвращает Дарьяльское ущелье. Т.е. борьба начинается сразу, как народ более-менее окреп от того страшного удара, который был ему нанесен походом Темрюка в 1562 г.

Об относительном восстановлении сил говорит и то, что к началу XVII в. ингушские общества, как на западе (пример чему служит история с родоначальником Чербыж), так и на востоке начали активные действия не только против пришельцев, но иногда и в союзе с ними против третьих сил. Пример тому осада построенного казаками Терского городка в 1607 г. (Далгат Б.К. Родовой быт чеченцев и ингушей в прошлом // Известия Ингушского научно-исследовательского института краеведения. Владикавказ. 1934. Т. 4. № 2. С.3-69)

В песне-легенде «Махкинан» приводятся имена не только родоначальника, героя, исторической личности Чербыжа, но и кабардинского князя Асахмета (Асаха), вероятно, также являвшегося историческим лицом, командовавшим кабардинскими отрядами, который, судя по легенде, при первоначальном нашествии на Ингушетию «с ногайцами сделал погром небывалый», и который теперь уже «грабить гурджийцев (авт.: грузин) задумал».

Услышав имя Асахмета, «давнишнего недруга нашего края», «очи Чербыжа вспыхнули местью», после чего он задумал уничтожить врага, зная, что его (Асахмета) «рать… направилась к границам грузинским». Т.е. Чербыжу стало известно, что Асахмет идет войной на Грузию.

Также в песне-легенде «Махкинан» приводится имя Левана, предводителя грузинских войск, воюющего вместе с ингушами против кабардинцев. Отряд грузинского князя Левана вместе с ингушским отрядом Чербыжа (по легенде – случайно встретившись) уничтожает кабардинцев, во главе которых стоял Асахмет.

По нашему мнению, вполне вероятно, что это царь Кахетии Леван (1504-1574 гг.), который, возможно, сам стоял во главе грузинских войск, выступивших против кабардинцев. Заметим, что при повторной встрече с грузинами Леван не участвует. Возможно, судя по датам его царствования, причиной неучастия была смерть кахетинского царя, хотя в песне у сказителя об этом и не говорится.

Выступление ингушей в союзе с грузинами против общего врага здесь не случайно. Ибо территория Кахетии в то время лежала практически по периметру южной границы Ингушетии.

Поражение кабардинцев здесь, в районе Дарьяльского ущелья, от совместного ингушско-грузинского выступления, возможно, и является началом отступления кабардинцев повсеместно с ингушской территории.

Хотелось бы также сказать о хевсуре, бывшим переводчиком при обеих встречах Чербыжа с грузинскими предводителями – с князем (царем?) Леваном и с князем Яни. Мы знаем, что некоторые ученые склонны считать хевсуров отдельным ингушским обществом, а хевсурский язык отдалившимся наречием ингушского языка. Если это так, то к тому времени, не исключено, что хевсурский язык еще сохранял раннюю, более близкую к ингушскому языку форму. В таком случае вполне вероятно, что ингушский язык для переводчика являлся родным, а грузинским он владел оттого, что хевсуры жили рядом с грузинскими обществами, и, как и многие другие ингуши, он также служил при грузинском царском дворе. Т.е. хевсуры во времена Чербыжа, возможно, говорили на одном общем понятном им языке со своими сородичами-ингушами.

Также интерес представляет имя Яни, который «правил посольством» к Чербыжу и который был «знакомый Чербыжу по ставке Левана». Яни – древнее ингушское имя собственное, очень распространенное среди народа и встречающееся во многих фольклорных текстах ингушей. Вполне вероятно, что князь Яни мог состоять на службе у грузинского царя и быть послан к Чербыжу, как к своему соплеменнику. Ведь он, судя по тексту, участвует и в прежнем походе Левана против Асахмета. Не исключено, что многие ингушские воины, после поражения страны от нашествия на плоскости, отступили за Главный Кавказский хребет и имели свои воинские дружины под предводительством кахетинского царя, и, по мере возможности, как и князь Яни, участвовали в подобных походах с грузинской «ратью» против врагов своего народа.

По содержанию песни-легенды «Махкинан», крайне интересным на наш взгляд, представляется район, просимый Чербыжем для себя – Кабахи, Амильгишк и Хай-хи (все - гидронимы). Грузинский царь, через своего представителя князя Яни, одаривает его просимыми местами. Но, судя по названиям, эти гидронимы совершенно легко поддаются этимологии через ингушский язык: Кабахи обозначает «кормящая река» (Кхоаба-хи), Амильгишк – озерки, Хай-хи – река рода Хай.

Не исключено, что Чербыж просит обратно места, принадлежавшие своему (или любому другому ингушскому) роду (или обществу), жившему здесь раньше, от которого и остались данные названия. Судя по тексту, во времена Чербыжа там уже никто не жил. И именно об этом просила его во сне Махкинан (Мать страны), т.е. о возвращении территорий древнего проживания ингушей: «Ты проси у него Кабахи, Амильгишк, - тут без счета туров», так как место это после того, как его покинуло ингушское население, одичало. Словом, Махкинан – Мать страны, становится, устами сказителя, своего рода, собирательницей земель ингушского народа.

Не исключено, что древними обитателями данных земель, до появления здесь Чербыжа, являлись представители уничтоженного войной ингушского общества Мохлой. А оказались данные территории ингушей под протекцией грузинского царя в связи с временным тяжелым положением Ингушетии, ослабленной неожиданным нашествием орд Темрюка в 1562 г.

Интересны слова Чербыжа, которые он говорит Яни для передачи грузинскому царю:

Царю передай от меня это слово:

Крепость не нужно нам строить –

Есть же ведь старый Дарьял.

Только исправим – готова твердыня,
Лучше которой нигде и не сыщем…

Там же, на Хай-хи, я башню построю

И сакли жилые ребятам.

По тексту видно, ингушам следует старинную свою крепость, стоявшую здесь ранее, только исправить и – «готова твердыня». И дальше Чербыж просит, чтобы Яни передал грузинскому царю, что ингушам крепость строить не нужно, так как ту древнюю твердыню они сами исправят. Т.е. ингуши исправляют древнюю свою твердыню и крепость им не нужно строить, даже если это собирается делать в знак благодарности грузинский царь.

И, наконец, в песне-легенде «Махкинан» показано разделение рода Чербыжа – на тех, кого он поселит на новом месте, построив «башню и сакли жилые на Хай-хи» (старшим), и оставив младших в родном «своем Аулурте», что также представляет интерес. Точно также, из-за последствий от разыгравшейся трагедии с ингушским народом в 1562 году, многим обществам и родам пришлось разделиться и мигрировать от своих прежних мест в разные стороны, и нередко при этом, теряя свои прежние названия, как это случилось с ингушским обществом аьккхий (инг.: букв. – изгнанные), которые, по всей вероятности, получили подобное название, лишившись мест своего прежнего проживания.

По нашему глубокому убеждению, роль Чербыжа, оставившего свой яркий след в борьбе за освобождение своего народа в ингушских сказаниях и эпических песнях-легендах, не является узконаправленной. Он являлся как участником сопротивления при неожиданном нападении на ингушей (возможно и руководителем отдельного направления защиты страны), так и одним из руководителей борьбы ингушского народа за освобождение, уже после захвата части страны. Т.е. в самой начальной стадии освободительной борьбы. Это, судя по сложенной о нем народом в знак благодарности песне-легенде, один из действительных собирателей ингушских земель. Он не уводит своих потомков с родной земли, как часто бывало раньше с ингушами, а остается вместе с народом и умело со своими детьми «овла тох» (инг. букв.: «забивает корень») на родной земле, временами окропляя ее и собственной кровью. Видно таким был удел у ингушей издревле.

Хотелось бы еще раз акцентировать внимание исследователей на то, что легенда «Махкинан» была записана во второй половине XIX в. русским офицером от ингушского певца-сказителя Паци. Так что, здесь не может быть и мысли об искажении первоначального его содержания.

У ингушей есть еще много легенд, рассказывающих о войне против кабардинцев. Одна из них - «Князь Бороган Бексултан». Эта легенда также была записана в конце XIX века ингушским краеведом Албастом Тутаевым. В ней рассказывается о князе Бороган Бексултан, который «предстает иноплеменником, мусульманином, прибывшим к ингушам и живущим среди ингушей-язычников, имеющим вооруженную дружину. Дружина Борогана Бексултана, согласно этой легенде, совместно с ингушами воюет против врагов ингушей. В легенде врагами ингушей выступают кабардинцы и подчиненные им осетины»34. Возможно, что в данном случае мы имеем случай союза ингушей с кем-то из иноплеменных правителей, вероятно, судя по имени, представителя какого-то тюркского племени, воевавшего на стороне ингушей против кочевников. Не исключено, что это мог быть представитель одного из кумыкских племен, находившегося в союзе с ингушами.

Приход на помощь сил издалека и совместная оборона нередко упоминаются в фамильных легендах ингушей35.

Хотя исследователь Н.Д. Кодзоев и склонен относить события, происходящие в легенде «Князь Бороган Бексултан», ко времени похода среднеазиатского завоевателя Тимура, мы считаем, что легенда о Борогане Бексултане, как и легенда «Махкинан», прямо передает события 1562 года, связанные с походом Темрюка на Ингушетию. Упоминание же здесь иронов дает нам основание говорить о том, что ироны, также как и ногайцы, и кабардинцы, пришли в район Центрального Кавказа при походе Темрюка. А что касается упоминания в легенде о Борогане Бексултане без ногайцев только кабардинцев и иронов, это объясняется тем, что союзные войска действовали большими силами и, смотря на свой этнический состав, разными направлениями. Нашествие было одновременным и неожиданным (ведь война-то закончилась за 11 дней уничтожением 164 кабака (селений) и 4 городка ингушей).

Если судить по тому, что в легенде о Борогане врагами упоминаются только кабардинцы (без ногайцев и русских) и бывшие подвластные им ироны, то, вероятнее всего, что боевые действия против ингушей в этом случае шли в Алагирском направлении. Надо сказать, что оседание иронов в этом районе началось именно после похода Темрюка, и только затем началось их постепенное расселение по Алагирскому ущелью горной Ингушетии (т.е. по территории современной Осетии). Расселяться же на плоскости зависимым иронам не давали кабардинцы, точно так же как места для обитания зависимых кабардинцев после 1562 г. определяли ногайцы, являвшиеся основной ударной силой при походе.

Скоро управился враг беспощадный

С нашим несчастным народом…

Кто уцелел, так бежал прямо в горы

Спасаться в скалистых пещерах…36

По глубокому нашему убеждению, именно об этой борьбе говорил Л.П. Семенов, когда писал: «Отзвуки далекого прошлого оживают в рассказах стариков, которые передают легенды о ногайцах и кабардинцах»37.

После похода Темрюка и получения более точной информации Москвой, «обстановка в центральной части Северного Кавказа и в северо-восточной его части «характеризовалась то усилением русского влияния и укреплением политических и экономических связей с коренным населением этой территории и некоторыми феодальными владельцами, то враждебными действиями последних…»38. Но временами это влияние совершенно ослабевало на целые десятилетия.

В XVIII веке отдельные народы, территории, или иногда часть обществ некоторых народов считались то подданными России, то в составе Российской империи. А иногда, как это часто бывало у кабардинцев, некоторая часть из них могла в одно и то же время сказать, что они подвластны России, на деле же чувствуя себя зависимыми от Крыма, Турции, Персии и нередко запрашивать у них помощи даже во внутренней междоусобной борьбе.

Примерно то же самое можно сказать и о ногайцах, которые к началу XVIII века на Северо-Восточном Кавказе уже сами разделились на две группы: терскую и аксайско-сулакскую,39 не всегда вместе ориентировавшиеся на одного, более сильного союзника.

Рассматривая кочевой образ жизни кабардинцев, Н.М. Будаев пишет: «Из исторических материалов можно понять, что это был в то время кочевой народ, который долго на одном месте не задерживался, и когда тот или иной участок земли истощался, переходил на другое место. Этим же объясняется полное отсутствие на территории современной Кабарды архитектурных памятников, относящихся к кабардинскому народу»40.

Также интересный результат исследования приводит Н. М. Будаев и по топонимам и гидронимам: «Подавляющая часть топонимов и гидронимов, встречающихся в документах, датируемых серединой XVI – началом XVII вв. и отражающих русско-кабардинские отношения, относятся к Западному и Восточному Кавказу, а не к территории современной КБР»41.
Нарты по кабардинскому (подобно карачаево-балкарскому и осетинскому) нартскому эпосу, как и ингуши, живут в башнях42. Что в свою очередь также говорит о непроживании на современной территории в прошлом этнически кабардинцев и иронов.

Т.о., топонимика и нартский эпос не дают основания считать кабардинцев в недалеком прошлом жителями Центрального Кавказа. Жителями этих территорий были ингушские общества.

Из всего вышесказанного следует, что продвижение кабардинцев в сторону современных территорий их расселения началось не ранее 60-х гг. XVI века, т.е. нашествием Темрюка. Но и после расселения кабардинцев в районах центральной части Северного Кавказа, нередко одной из основных причин перемещений их служили взаимоотношения с соседними народами, главным образом с ингушскими обществами, «нередко заставлявшими кабардинцев уходить на новые места жительства»43.

Судя по историческим данным, ингуши, примерно с середины XVIII века, полностью контролировали свои исторические территории, как восточнее и западнее нынешнего расположения г. Владикавказ, который был основан на месте трех ингушских аулов Заурово, Тоти и Темурково44, так и южнее по Дарьялу «от Казбека до Владикавказа на 40 верст длины»45. «Ряд ингушских селений тянулся в нескольких верстах от Владикавказа к востоку еще в начале 19 столетия, а в верховья Камбилеи и ниже стояли Большой или старый Ангушт («Ангушт» Броневского, Onguszt, №2) и Малый Ангушт с 25 тянувшими к ним деревнями (С. Броневский «Новейш. географич. известия о Кавказе». Ч.2. 1823, стр. 155 и след.). Ингушские селения лежали по обоим берегам Терека от Влк. (авт.: Владикавказа) до реки Пог (авт.: Фок-Фиак, Фиагдон) (Плат. Зубов «Картина Кавказского края», СПб. 1835, ч. III, стр. 157)»46.

Факты неоднократного движения кабардинских поселений от ингушских гор центральной части Северного Кавказа зафиксированы русскими документами уже в конце XVI - начале XVII вв. К первой половине XVIII века практически у кабардинцев не оставалось поселений на Сунже. Об упорной борьбе между ингушами и кабардинцами и оттеснении последних под постоянным натиском с разных сторон ингушскими обществами говорит и факт ухода последних с р. Эндерипс, после убийства ими князя восточных соседей (чеченцев или карабулаков (авт.: читай ингушей). Н.Г. Волкова определяет время основного ухода кабардинцев, ссылаясь на слова Штедера «50 лет назад из-за нападений… они (авт.: кабардинцы) переселились к западу под горы у ручья Мармолык и отсюда из-за нападений ушли севернее и поселились на северном гребне гор» 1730 годом. Н.Г. Волкова и считает, что «последние кабардинские жители ушли с Сунжи в 50-70-х годах XVIII в., так как обезлюдение части территории по Сунже, описываемое Штедером, в начале 70-х годов того же столетия, судя по Гюльденштедту, уже имело место»47. «Однако так, в течение 25 лет, как удается проследить по источникам, трижды меняли свое положение Алкасовы кабаки, то обитавшие около «щелей» Дарьяла, то находившиеся в двух днях пути от своего прежнего местожительства.

Судя по преданию самих Дударовых, князя Мулдара (Мудара Алкасова), стоявшего в 1562 г. во главе кабардинцев при уничтожении рода Дударовых-Мохлой, вынудил уйти со своих владений в Дарьяльском ущелье единственный выживший представитель рода Дударовых – князь Дудар-Мохлой. Это происходит примерно в конце XVI - начале XVII века. С этого времени, по преданию, начинается освобождение ингушами своих территорий от кабардинцев48.

Если сопоставить эти данные с тем, что говорится в предании «Махкинан», то время начала освободительной борьбы у этих двух легенд примерно одинаково.

Прошло незаметно лет тринадцать.

Чербыж возмужал и окреп в своем теле,

Вырастив бороду чуть не по пояс.

Несколько жен взял прекрасных,

И детей наплодил себе кучу:

Сыновей-молодцев ровно двенадцать,
Да несколько дочек-красавиц49.

В легенде сказителем приводится число «тринадцать» – символическое время возмужания ребенка у ингушей. По нашему мнению примерно 70-е гг. XVI в. и надо считать временем начала организованного наступления на захватчиков. А начало XVII века – началом общенародного, повсеместного сопротивления и освобождения равнинных ингушских земель.

Про передвижения Му-даровых (Мулдаровых), кровников ингушского рода Дударовых-Мохлой, говорится и в ингушском предании, записанном Усларом, где рассказывается о том, как Мударовы жили в Алхасте, затем по р. Большая Яндырка и далее указывается дальнейшая их миграция на Пседах50.

Оттеснение кабардинцев путем частых набегов небольшими отрядами-«г1аьр» из «баьрий» (всадников) со своих земель шло со стороны всех родов разных ингушских обществ. Ингуши начали умело пользоваться осложнившимися отношениями между бывшими вчерашними союзниками – ногайцами, кабардинцами и племенами других народов. «…Для Малой Кабарды существовала другая опасность: нападения калмыков, ногайцев, карабулаков (ингушей), что также заставляло менять малокабардинцев места жительства». Т.е. ингушские общества начали теснить кабардинцев, и те начали уходить с ранее захваченных территорий ингушей. Заметим также, что кроме ингушей все племена, о которых здесь говорится – кочевые.

Процесс медленного ухода кабардинцев под натиском ингушей продолжался вплоть до конца XIX века. После сопоставления карты 1774 г. со сведениями начала XIX века Н.Г. Волкова приходит к выводу о продвижении границ территории Малой Кабарды за этот период западнее и севернее51. Т.е. это не что иное, как оставление ими остававшейся в их руках еще части ингушской территории. Более чем вероятно, что отступление было не по собственной воле кабардинцев.

Параллельно отдельные ингушские поселения в середине XVIII в. начинают опять появляться в районе Моздока, где они были к середине XVI века до похода Темрюка. Факт переселения ингушей в район Моздок после его образования констатирует и Н.Г. Волкова52.

В рассматриваемый период кабардинские племена вели кочевой образ жизни. Поселения же кабардинцев-кочевников под одним и тем же названием можно было видеть сегодня в одном географическом месте, а завтра то же поселение могло находиться в совершенно другом месте. Надо сказать, что образ жизни у кабардинцев XVII-XVIII вв. не сильно отличался от образа жизни кабардинцев XV-XVI вв. Чтобы понять кочевой образ жизни кабардинских племен середины XVIII века, достаточно прочитать то, что в 1755 году Карл Пейсонель писал о черкесах: «Черкесы живут почти так же как ногайцы; у них нет ни городов, ни постоянных жилищ; они кочуют с места на место… Их дома представляют собой ямы, вырытые в земле и покрытые листьями и соломой»53. Заметьте, что говоря об образе жизни кабардинцев в середине XVIII века, Пейсонель сравнивает их именно с ногайцами. Т.е. с теми, кто был в союзе с кабардинцами при походе Темрюка на Ингушетию в XVI веке. А это период, когда почти каждый ингушский род имел собственный каменный башенный замок-город из жилых и боевых башен в несколько этажей.

Судя по всему, Ингушетия в середине XVI в. стала жертвой союза совершенно разных сил (московский царь, ногайский хан и находившиеся в вассальной зависимости от них кабардинские племена). Но с другой стороны, этот союз был создан также и на основе родственных связей. Отчего и вел на Центральный Кавказ завоевателей кабардинский князь Темрюк Идарович, находившийся в вассальной зависимости, переросшей в покровительство на основе родства. Именно такую зависимость оформило, начиная с начала 60-х годов XVI века, российское правительство конкретно над частью кабардинских князей из «партии Темрюка». Начало этому русским царем было заложено посылкой отряда Г. Плещеева в 1000 человек на войну с Ингушетией сразу же после своей женитьбы на кабардинской княжне Кученей.

О том, что родство начало приносить свои плоды политическими дивидендами для кабардинцев говорит и привлечение после похода Темрюка на службу российскому двору гребенских казаков в 1577 году Иваном Грозным для охраны «кабардинской вотчины»54. «Бесспорно, - утверждает по этому поводу З.Б. Кипкеева, - кабардинские князья являлись стратегическими партнерами России, и, усиливая их, империя создавала плацдарм для завоевания Кавказа»55. Россия добивалась своих целей как путем военной помощи настроенной на сближение с Россией части кабардинских князей, так и путем разлада с их помощью, как между самими кабардинцами, так и между различными народами, проживавшими на Северном Кавказе.

Таким образом получается, что организатором похода на Ингушетию был вовсе не кабардинский князь Темрюк, который стоял во главе похода, а союзники – московский царь Иван Грозный и ногайский хан Тинехмат56 (который был к тому времени очень силен и мог выставить армию в 120-140 тыс. человек57). Ногайский хан являлся, как мы выше отмечали, так же как и Иван Грозный, зятем Темрюка (звали жену ногайского правителя Малхоруб). Т. е. кабардинцы во главе с Темрюком явились в руках русского царя и ногайского хана простыми исполнителями их воли, как, впрочем, и ироны, зависевшие, в свою очередь, уже от кабардинцев, также собранные и приведенные в Ингушетию во время данного похода последними, что отчасти подтверждается ингушской «легендой о Борогане Бексултане».

Основная нагрузка в данном походе была на ногайцах, армия которых при походе на Северный Кавказ, по всей вероятности, достигала десятки тысяч человек. «В исследуемых документах наблюдается одна тенденция, - пишет Н.М.Будаев, рассматривая зависимое положение кабардинцев от ногайцев, - совпадения этнических территорий проживания и кочевания ногайцев и кабардинцев. Ногайцы с середины XVII века и до второй половины XVIII века занимали всю северокавказскую равнину от Азовского до Каспийского морей»58. Т.е. к тому времени вовсе не кабардинцы владели ситуацией на плоскости Северного Кавказа, а ногайцы, как самая мощная военная сила, остававшаяся долгое время таковой, после нанесения жестокого удара по Ингушетии. Кабардинские вассальные князья получали во владение только те участки завоеванных территорий, которые не интересовали ногайского хана и мурз, как приемлемые для более привольного кочевания. Поэтому кабардинские князья и получили территории, более прилегающие к горам Ингушетии, где им постоянно приходилось защищаться от воевавших против них ингушей.

Вполне вероятно, что в конце XVII - начале XVIII века ингушские общества в основном оттеснили на плоскости кабардинцев за Терек. Видимо, поэтому на карте 1719 года Кабарда помещается на левой стороне Терека. (ЦГАДА, ф. Кабардинские дела, д.2, лл. 37 об, 38).59 Карта Степана Вонявина (1768 год) также не указывает на наличие кабардинских поселений на правой стороне Терека. (АВПР, ф. Осетинские дела, оп. 128/2, д. 1, л. 144).60 Это говорит о том, что, если бы за Кабардой не стояла в то время горой Россия, освобождение территории от пришлых кабардинцев продолжилось бы и дальше.

Итак, мы можем, наконец, сделать основной вывод о том, что после ухода Тимура, до 60-х годов XVI века, в районе Центрального Северного Кавказа ни русских, ни ногайцев, ни кабардинцев, ни иронов не было.

Об иронах и их роли в период нашествия Темрюка на Ингушетию речь пойдет в другой работе.

1 Газиков Б.Д. Взгляд в прошлое. Назрань, 2002, с. 59-64.

2 Кодзоев Н.Д. История ингушского народа. Магас, 2002, с.1352

3 Кодзоев Н.Д. К вопросу о завоевательном походе кабардинского князя Темрюка Идаровича в район Центрального Кавказа в XVI в. Вопросы истории Ингушетии. Выпуск 5. Магас, 2006 г., с. 3-13.

4 Матиев М.А. Ингушские илли. Антология ингушского фольклора. Т. V. Нальчик, 2007 г., с. 7.

5 Калмыков И.Х. Черкесы. Черкесск, 1974, с. 26.

6 Информатор Цечоев Исмат Мусбекович. Потомок мухаджиров-ингушей, возвратившийся в 90-годы XX в. на Родину, в Ингушетию. 75 лет.

7 Броневский С. Новейшие географические известия о Кавказе. М., 1823, с. 89.

8 Газиков Б.Д. Архивная память. Сб. ст. Назрань, 2003. с. 24.

9 Алексеев В.П. Происхождение народов Кавказа. М., 1974, с. 194.

10 Керменчиев С.Р., Големба М.Л. Черкесы и Кабарда. Пятигорск, 2008 г., с. 68-69.

11 Будаев Н.М. Очерки политической истории народов Северного Кавказа в XVI – XX вв. Черкесск, 2007, с. 108.

12 Там же, с. 98.

13 Там же, с. 99.

14 Калмыков И.Х. Черкесы. Черкесск, 1974, с. 34.
15 История Кабардино-Балкарии в трудах Г.А.Кокиева. Нальчик, 2005 г., с. 198-199.

16 Калмыков И.Х. Черкесы. Черкесск, 1974, с. 115.

17 История Кабардино-Балкарии в трудах Г.А.Кокиева. Нальчик, 2005 г., с. 539.

18 Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII – начале XX века. Москва, 1974, с. 81.

19 Там же, с. 17.

20 История Кабардино-Балкарии в трудах Г.А.Кокиева. Нальчик, 2005 г., с. 185.

21 Будаев Н.М. Очерки политической истории народов Северного Кавказа в XVI – XXвв. Черкесск, 2007, с. 137.

22 Р.С. Тебуев, Р.Т. Хатуев. Очерки истории карачаево-балкарцев. Москва-Ставрополь, 2002, с. 86.

23 Некрасов А.М. Международные отношения и народы Западного Кавказа. Москва, 1990, с. 112.
24 Газиков Б.Д. Взгляд в прошлое. Назрань, 2002, с. 61.

25 Антология ингушского фольклора. Том 5. Героико-эпические песни. Нальчик, 2007 г., с. 419-420.

26 Там же, с. 436.

27 Информатор: Зурабов Исраил Зурупович, 90 лет, ст. Серноводская.

28 Личный архив Дударова А-М.М. Записано в 1980 г. от Боковой-Дударовой Изахат Исаевной (1исий Изахьат), 1896 г.р.

29 Информатор: Дударов Мурат-Хаджи Магометович, 1926 года рождения. Проживает в с. Кантышево РИ.

30 Мальсагов Д.Д. «Поток Армхи». Литературная Ингушетия, 2008 г., №2, с. 66.

31 Личный архив Дударова А-М.М. Записано в 1980 г. от Боковой-Дударовой Изахат Исаевной (1исий Изахьат), 1896 г.р.

32 Шнирельман В.А. Быть аланами: интеллектуалы и политика на Северном Кавказе в XX веке. Москва, 2007, с. 208.

33 Евецкий. Статистическое описание Закавказского края. СПб., 1835, с.91.

34 Кодзоев Н.Д. Магас. г. Магас, 2003 г., с. 97.

35 Дударов А-М. М. По следам одного предания.//Ингушетия, №№ 112-113, 114-115. За 7, 9 июля 2009 г.

36 Антология ингушского фольклора. Том 5. Героико-эпические песни. Нальчик, 2007 г., с. 420.

37 Семенов Л.П. Археологические и этнографические разыскания в Ингушетии в 1925-27 гг. Многоликая Ингушетия. Санкт-Петербург, 1999, с.153.

38 Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII – начале XX века. Москва, 1974, с. 12.

39 Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII – начале XX века. Москва, 1974, с. 85.

40 Будаев Н.М. Очерки политической истории народов Северного Кавказа в XVI – XXвв. Черкесск, 2007, с. 117.

41 Там же, с. 130.

42 Нарты. Кабардинский эпос. М., 1957 г.; Нарты. Героический эпос балкарцев и карачаевцев. М., 1994 г.; Нарты. Осетинский героический эпос. Книга I, М., 1990 г., книга II, М., 1989 г.

43 Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII – начале XX века. Москва, 1974, с. 45.

44 Газиков Б.Д. Взгляд в прошлое. Назрань, 2002, с. 18.

45 Яковлев Н. Ингуши и переживания родового быта среди них. Газиков Б.Д. Сборник сведений об ингушах. Назрань, 2009, с. 89.

46 Там же, с. 88.

47 Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII – начале XX века. Москва, 1974, с. 55.

48 Информатор: Дударов Мурат-Хаджи Магометович, 1926 года рождения. Проживает в с. Кантышево РИ.

49 Антология ингушского фольклора. Том 5. Героико-эпические песни. Нальчик, 2007 г., с. 420.

50 Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII – начале XX века. Москва, 1974, с. 56.

51 Там же, с. 53.

52 Там же, с. 57.

53 Керменчиев С.Р., Големба М.Л. Черкесы и Кабарда. Пятигорск, 2008 г., с. 71.

54 Там же, с. 91.

55 Кипкеева З.Б. Северный Кавказ в Российской империи: народы, миграции, территории. Ставрополь, 2008, с. 19.

56 История Кабардино-Балкарии в трудах Г.А.Кокиева. Нальчик, 2005 г., с. 185.

57 Будаев Н.М. Очерки политической истории народов Северного Кавказа в XVI – XX вв. Черкесск, 2007, с. 88.

58 Там же, с. 109.

59 Берозов Б.П. Переселение осетин с гор на плоскость. Орджоникидзе, 1980, с. 28.

60 Там же, с. 29.

А-М. Дударов