Хаджи Рашид-Бекович Ахриев
МОЙ ДЕД - ЧАХ ЭЛЬМУРЗИЕВИЧ АХРИЕВ
Я родился спустя 16 лет после смерти моего деда Чаха Ахриева далеко от Ингушетии, в г.Харькове, где служил в авиации мой отец Рашид-Бек (кстати, насколько мне известно, он никогда не писал своего отчества). С ним я расстался осенью 1941 года, когда мне было 11 лет, за три дня до взятия Харькова немецкими войсками. Затем Владикавказ, Северо-Казахстанская область, Джамбул, Фрунзе и только в 1957 году, уже будучи врачом, я приехал в г.Грозный. Следует еще сказать, что в тех местах, где проживала наша семья, мало было ингушей и почти не было близких родственников, которые могли бы рассказать мне о моих предках. А к 1957 году уже не осталось людей, помнивших Чаха. Да и народу надо было не вспоминать прошлое, а обживать свои места после 13-15-тилетней ссылки.
Тем не менее, мне удалось собрать несколько фактов из нелегкой жизни своего деда. Я приведу их соблюдая примерную хронологию, назову источник, рассказавший мне тот или иной факт, и изложу его на фоне исторической обстановки на Северном Кавказе во второй половине XIX века.
Как Чах попал в семью полковника
Чах родился, как свидетельствуют письменные источники, в 1850 году в семье старосты Джейрахского общества Эльмурзы Ахриева пятым ребенком (четыре его сестры были старше него), мать из фамилии Хаматхановых. Младшая дочь Чаха считала, что эту примерную дату его рождения определили его будущие "родители" ( о чем будет сказано в дальнейшем ).
Общественно-политическая ситуация на Северном Кавказе в конце 50-х и начале 60-х годов была чрезвычайно сложной. Во-первых, это был последний период многолетней и трагической русско-кавказской войны, близилось ее завершение. Во-вторых, в Ингушетии окончательно закреплялась мусульманская религия. По преданию, Эльмурза не был приверженцем принятия мусульманства и поклонялся прежним ингушским богам. Итак, непокорные кавказские народы уже были покорены, т.е. завершилось последнее десятилетие окончательного завоевания Кавказа царской Россией . Но еще продолжались разрозненные очаги сопротивления. Буквально истекая кровью, горцы продолжали отстаивать свою свободу и независимость. Правда, до последнего времени, в российской исторической науке отдельные выступления горцев того периода квалифицировались как бандитские нападения, разбои, грабежи и т.д.
Как известно, аул Фуртоуг находился в непосредственной близости от Военно-Грузинской дороги, у входа в Дарьяльское ущелье. В то время она проходила по правому берегу Терека, у подножия холма, на котором находится наш аул. Видимо, имели место стычки жителей Фуртоуга с непрошенными гостями. И вот что рассказала мне дочь Чаха в 1954 году:
"В одно прекрасное утро отряд русских войск под командованием полковника напал на Фуртоуг. Силы были неравные, аул был "усмирен". Полковник взял в аманаты 7 или 9 мальчиков (точно не помню) из фамилий Ахриевых и Льяновых. Их пешком, босыми, плохо одетыми погнали во Владикавказскую крепость. Когда завели мальчиков в какой-то двор, там находилась жена полковника. У них не было своих детей, и ей понравился невысокий голубоглазый мальчик со светлыми кудрявыми волосами. Это был Чах. Они ( муж и жена ) просто взяли его себе как собственность, что и определило всю его дальнейшую судьбу. Среди мальчиков находился и его двоюродный брат Саадулл. Впоследствии, Саадуллу из аманатов вернул его отец Темурко Ахриев, служивший в русской армии. В некоторых публикациях указывается, что Темурко дал образование обоим мальчикам - сыну и племяннику. Но это не точно, так как Чах обрел "новую семью", по всей вероятности, влиятельного человека. Родилась эта неточность на страницах брошюры Ислама Ахриева "Гапур Ахриев", г.Грозный, 1967 год. Он, Ислам, тогда не знал всю трагедию нашего аула и тот факт, что Чах и Саадулл окончили Ставропольскую гимназию, объяснял покровительством Темурко Ахриева. Мне, племяннику Ислама, уже тогда были известны вышеописанные обстоятельства, но я не стал вносить коррективы, т.к. описанный мною факт рассматривался бы как нарушающий "дружбу народов", и брошюра о Гапуре Ахриеве просто не была бы опубликована. Здесь я отмечу, что Чечено-Ингушский обком партии длительное время препятствовал изданию брошюры о Гапуре. Исламу Ахриеву предлагали соавторство , открыто намекали, что он длительное время провел в колымских лагерях и не может быть автором политической книги и т.д. ( рассказ о нем, о его отце и братьях Нурдине Габертовиче и Амалате Габертовиче -отдельная тема ).
Но в своих воспоминаниях я отвлекся. Итак, Чах в семье полковника ( фамилию его я не запомнил, хотя моя тетка ее называла). Со слов своей матери, Дибы Хазбулатовны Пошевой, я слышал, что еще в 30-е годы единственная племянница этого полковника, старая и совершенно одинокая, проживала во Владикавказе. И Рашид (мой отец) всегда ее навещал, когда бывал во Владикавказе, давал ей деньги.
Вскоре полковник переезжает в Ставрополь, где Чах заканчивает Ставропольскую гимназию. В то время там учились дети горцев, о чем свидетельствуют работы кабардинских
ученых ( см. Кошев М.А. "Из истории просвещения горцев Северного Кавказа в XIX и начале XX веков", Нальчик, "Эльбрус", 1991 г.). После окончания гимназии Чах был принят в Нежинский лицей, который находился вблизи города Чернигова. В свое время этот лицей кончал Н.В.Гоголь. Насколько мне известно, в царской России было два лицея: Царскосельский и Нежинский. В первый принимали исключительно детей высшего сословия, а во второй принимали детей из разных слоев общества.
После окончания лицея Чах возвратился на родину в аул Фуртоуг. Отца уже не было, по одной из версий он погиб. Сестры были замужем. Я знал только его племянников по фамилии Гамурзиевы. В конце 50-х начале 60-х годов им было лет по 60-65. Один из них, Уматгири, говорил, что Чах был невысокого роста, всегда ходил с палочкой, так как прихрамывал на одну ногу, много шутил. Во Владикавказе Чах работал чиновником не то в городской управе, не то в суде.
В те годы передовая интеллигенция из горских народов, по всей вероятности, тесно общалась. Об этом свидетельствует книга под редакцией Биттировой Т.И. "Басият Шаханов. Избранная публицистика", г.Нальчик, "Эльбрус", 1991 г. В этой публикации на странице 209 представлена фотография группы образованных людей г.Владикавказа: Султанбек Абаев (балкарец, композитор), Абай Шаханов (балкарец, врач), Джантемир Шанаев (осетин), Яков Попов (русский), Ибрагим Шанаев (осетин) и Чах Ахриев (ингуш).
За народовольческую деятельность он с семьей был выслан из Владикавказа в Закавказье и вся его жизнь прошла в городах Евлах и Нуха, где он служил в земстве. По современной терминологии Чах находился в административной ссылке.
Как женился Чах
Записано со слов внучатого племянника Чаха Ахмета Генардковича Ахриева, умершего весной 1999 года в возрасте 84 лет.
Утром Чах приезжает из Фуртоуга на работу и на Чугунном мосту (через Терек, недалеко от турбазы) видит такую сцену: толпа ингушей стоит на мосту, и их не пропускает милиция. Чах подошел к офицеру и спросил: " В чем дело? Почему людей не пропускают в город на базар?" Офицер ответил, что в городе что-то произошло, и глава города (не то Баев, не то Беев) распорядился не пропускать ингушей. Чах представился офицеру (видимо показал документы), убедил его пропустить ингушей, которые ни в чем не виноваты, и сказал, что он всю ответственность берет на себя. Конфликт завершился мирно.
Об этом эпизоде узнал Мочко Базоркин, который занимал тогда высокий полицейский пост. Он пригласил к себе Чаха. О чем они говорили - никто не знает. Но после беседы Мочко Базоркин пригласил Чаха к себе домой на обед. Затем глава Владикавказской полиции стал часто приглашать к себе в дом молодого человека. По городу пошла молва, что Мочко собирается выдать замуж свою старшую дочь Айши.
В один из вечеров Чаха не оказалось в доме Мочко, хотя он получил приглашение. Мочко спросил свою жену (урожденная Угурчиева): "Удивительно, почему Чах не пришел сегодня к нам?" На это жена ответила: "Он больше не придет. У меня нет дочери, которую я могла бы выдать за горца (лоамаро)". На что возмущенный Мочко Базоркин ответил:" Если у тебя нет дочери, которую можно выдать за ломро, то у меня есть".
Вскоре Чах женился на Айши Базоркиной и прожил с ней до самой своей смерти в 1914 году. У них было пятеро детей: три сына и две дочери.
Сам факт женитьбы Чаха на дочери влиятельного человека с обывательской точки зрения ничего особенного не представляет. И сегодня подобный разговор может произойти между мужем и женой. Но попробуем понять Мочко Базоркина и дадим оценку "случаю на мосту" с современных позиций.
Во-первых, беседы Мочко с Чахом убедили первого, что он имеет дело с образованным человеком. Он увидел в Чахе первые, еще очень слабые ростки будущей интеллигенции. Во-вторых, этот факт свидетельствует о том, что многие ингуши уже в 70-е годы XIX века проживали и работали во Владикавказе, вопреки утверждениям некоторых фальсификаторов истории, заявляющих, что ингуши, якобы, никогда не проживали не только во Владикавказе, но и даже в Пригородном районе. В-третьих, событие на мосту, в котором принял участие Чах, лишний раз свидетельствует о том, что провокации в отношении ингушей под любыми предлогами творились еще 120-130 лет тому назад.
Приведу еще два примера, которые говорят о том, что Чах был добрым и отзывчивым человеком, глубоко переживающим за тяжелую судьбу своего народа. Один из его племянников (Эльмурза) рассказал мне следующее.
Как-то зимой Чах приехал в Фуртоуг и увидел, что семья его двоюродного брата (Эльмурза был маленьким мальчиком) находится в бедственном положении: в сакле холодно, окна не застеклены. Он тут же поехал во Владикавказ и купил стекло.
Другой его племянник (Магомедгири, 1898 года рождения) помнил, как Чах, бывая в своем родном ауле, давал детям по одному серебряному рублю. О его доброте и человеколюбии пишет в своих "Воспоминаниях об отце" его дочь Нина Чаховна.
В заключение хочется выразить свою точку зрения на вопрос, поставленный А.Д.Яндаровым в брошюре "Ингушский просветитель Чах Ахриев": почему в 25 лет он прекратил свою научную деятельность? Полагаю, что причина кроется в его ссылке в Закавказье. Он на многие годы был оторван от среды, питающей его ум и дающей ему стимул для творческой деятельности.
И Чах замолчал.
