ЗАПИСКА О БОЛЬШОЙ И МАЛОЙ КАБАРДЕ
Сей народ 30 лет тому назад был без всякого закона, потом приняли магометанский. И между ими сделалось столь много ефендиев и мулл, что теперь в каждом ауле 1 по крайней мере есть один.
Сии ефендии, которые одни только умеют читать, столько взяли верх над народом, что почти сделали себя самовластными их имения, их чувств и правителями их поведения. Они столько внушили гнева против каждого христианина, что даже кабардинец не имеет на него никакой надежды и доверия и показывает, что ни за что почитает все наши обычаи, хотя бы оные были для них и прибыльные.
Вот причина, при которой сей народ всегда останется в своем варварском состоянии, в которое мы стараемся их еще более поднять и давать способы более оному вкорениться.
Вот от чего от всего народа не выходит никакого совершенного художества! Вот причина, что сей народ столь беден и не хочет принимать от нас никаких благоразумных советов и обычаев: уже тому пять лет, как они видят, что моровая язва между ими сильно свирепствует, от которой осталось их почти только десятая доля, видят, что мы принимаем к истреблению столь заразительного яда всемерные способы осторожности и врачевания. Имеют средства, по обыкновению своему, жилища свои переменять, где есть самой лучший воздух. Могли бы последовать нашему примеру. Но нет! Я с ними часто разговаривал, советовал, внушал и убеждал, чтобы они береглись и приняли спасительные меры. И ежели желают в наших врачеваниях помощи, то начальство наше всегда готово доставить им оную. Отвечают, что сей поступок закону их противен... [15]
Живут в местах с зараженными по то время, покуда смерть их самих не истребит, вместо того, чтобы платье мертвых и до чего они прикасались сжечь, родня оное тотчас надевает и также умирает. От чего сделалось столь вредное упрямство? От того, что их муллы вложили им в мысль, что все сие их бедствие зависит от провидения Божия.
Сколь мы должны опасаться их ефендиев, которых род весь происходит из рабов, отпущенных на волю владельцами и узденями, о том можно сделать заключение, сколько они вредны для нашего правительства, из следующего изъяснения.
Сии ефендии, научившись в Дагестане у кумыкских татар читать и писать по-татарски, или, правильнее сказать, магометову закону, возвращаются в Кабарду и стараются всемерно кабардинцев и горцев, то есть всякого рода осетинцев, усовершенствовать в магометанском законе. В доказательстве сего я представлю пример одного бывшего некоторого ефендия Исхака. Он более всего старался пронырствовать и набожностью, под видом отличной добродеятели, привлечь к себе народ, и так искусно достиг желаемой цели, что в короткое время успел всю кабардинскую нацию усовершенствовать в магометанском законе. Ныне многие уздени, которые почти лет 40 имеют от роду, учатся татарской грамоте, чтобы разуметь Алкоран; он до того доволен, что все переменили обычай (ведения) в одеянии: вместо прежних коротких черкесок начали носить длинные, на шапки надели чалмы, отпустили бороду, перестали пить горячее вино, курить и нюхать табак; и ничего не едят из скота, не убитого руками мусульманскими, и почитают в сем свое спасение. Он даже переменил обычай в древнем праве владельцев, которые прежде сего имели право из каждого бараньего коша, когда бараны весною идут для пастьбы в горы, брать по одному барану и [когда] возвратятся из гор осенью обратно — таким же образом. Сверх того имел всякий раз в проезде его на охоту, когда случилось ему ночевать возле коша, брать по одному барану для ужина; в проезде мимо конного табуна мог взять какую ему угодно лошадь и возвратить оную обратно, когда нет в ней надобности; при случае ночлега мог приказать для своего ужина убить молодого жеребенка или кобылицу.
Вот сколько Исхак ефендий в кабардинской нации мог [16] сделать перемен. И за сии труды получал от турецкого двора жалованье.
По таковым переменам и вкоренившемуся страстно магометанству нам нечему удивляться. Ежели кабардинцы против нас столь непримиримые враги и делают нам беспрестанно воровство, грабежи и убийства, а все сие зависит от внушения им ефендиями.
Дабы доказать яснее и легче к понятию дать лучшее заключение благомыслящему рассудку (о всей противопоставленной кабардинцами систем методы во всех действиях против нас), в практике моей изъявить противодействие сего народа самим натуральным и естественным законам; затмению чувств, потушению совести и удалению рассудка, то я представляю все оное, в следующих фундаментальных кабардинских принятых вольностью и необузданностью правилах, в одном пункте, что почти можно назвать гнездом всеобщего разврата.
Они всегда противу нас суть таковые: изменники, клятвопреступники стократно; легкомысленны на всякое предприятие, злы к мщению и без пощады; вспыльчивы на поползновение к нарушению тишины и спокойствия; нарушители верности и уклоняются от правды; грубы на просвещение, предприимчивы с дерзновением к грабежу и убийству; закоснелы в раскаянии, склонны и согласны к возмущению, искатели воли и независимости, враждебны до бесконечности, нечувствительны на одолжение, укорители за самые малые одолжения; хитроковарны, лукавы, обманщики, вероломны, пронырливы; жестокосердны, неумолимы, самонравны, коловратны, противоречивы своим мыслям и сердцу, льстивы, горды неограниченно; изъявляя: ежели и один из них останется, то и тогда будет мстить до последней капли крови с оружием в руках; лицемеры, ветрены и непостоянны; не приоборимы никакими внушениями к повиновению, голосу разума; пристрастны к подаркам и нечувствительны к благодарности; противоборники христианам и всем их обычаям, между собою: праздны, лихоимцы, ненавистны к ближнему и ябедники, послабители и защитники преступников; имеют сильное пристрастие к магометанскому закону и изменяют оному.
После такого их образа жизни и содействия против нас и между собою можно ли еще ожидать от сего народа к [17] изменению на чувства идей благомыслия и образованности. Неясно из сего видно, что они враги наши вечные — к несчастью их или к счастью нашему; что они малогодны и по потерянии разума не имеют здравого рассудка; они бы нам не сделали ни малейшей пощады. Есть случаи в свете, что иногда все владельцы отдают на воспитание своих сыновей к своим узденям и даже своим рабам. Теперь чему мы должны больше всего удивляться, то изменению сего народа на противодействие к принятию наших. обычаев и образованности.
Теперь есть некоторые из владельцев, коим Россия старалась давать все средства, чтобы могли пользоваться и сносить лучшую жизнь, и именно: владелец полковник Атажук Хамурзин служил в последней войне против турок, пожалован бриллиантового медалью и по некоторому сомнению был сослан жить в Екатеринослав, оставил все русское и принял свои кабардинские обычаи. Это отчего? Ежели ни есть от того, что наш образ жизни имеет перед их глазами противное.
Владелец полковник Измаил Атажуков служил в армии и был послан вместе с теми в Екатеринослав; после долго жил в Петербурге, пожалован кавалером ордена святого великомученика Георгия 4-го класса и бриллиантового медалью, говорит и пишет по-российски и по-французски и имеет жалованья 3000 руб.; получив столь много милостей, как бы надлежало мыслить о нем. Правда, что он живет в Георгиевске, но в прочем все напротив: он жену свою держит в Кабарде, сына родного, который имеет 10 лет от роду, отдал на воспитание одному своему узденю, молодому и весьма глупому человеку. Когда едет в Кабарду, снимает с себя крест, медаль и темляк положит в карман.
Владелец капитан Темирбулат Мисостов с детства послан был в Петербург; воспитан в Горном кадетском корпусе; служил в Новотроицком кирасирском полку до капитанского чина. Возвратился в свое отечество, не знавши ни одного слова природного кабардинского языка; тотчас позабыл свое воспитание и теперь никак нельзя его разделить от прочих кабардинцев. Он имеет двух сыновей, но, чтобы отдать их на воспитание в Россию, он никогда не согласится и не подумает. На слова о сем, ему предлагаемые, склонен и обещает, но, чтобы исполнить на деле, того невозможно ожидать никогда.
Столь разительно то, пишу оное справедливо. Я человек [18] стар, со дня на день гляжу в гроб. У меня кабардинцы и прочие горские здешние народы никогда не украли ничего, не убили никого и не имею в виду никаких собственных интересов. Следовательно, я не имею против них никакой и ненависти и пишу сие, представя самую истину настоящего положения, единственно только для того, чтобы показать государю моему верную мою службу, пользу государству и тем самым народам. И за что надеюсь ожидать от Бога сугубого воздания, то в царстве вечности.
Я не удивлюсь, если кто-нибудь удален от личного всех сих обстоятельств свидетельства в нечувствительности, к кому доходит почти ежедневно: там угнан табун лошадей, там рогатого скота; там убит проезжающий и ограблено все его имение; там хлебопашец изрублен в куски, взяты все его орудия и волы; там убит такой-то отец, там убит брат такого-то, там увлечен в плен сын такого-то, там дочь такого-то, там работник такого-то, там изрублен на части крестьянин такого-то помещика и отнято знатное количество скота; там убито преследующих за хищниками столько-то казаков, а там целое семейство истреблено. Услышавши, обратя исполнению надлежащему, не имеющему способа к удовлетворению месту, не может быть тронут. И на изобретаемые, самые легчайшие и возможные, представляемые к средствам исполнения меры: умолчав, внимания хладнокровно и взирая равнодушно. Произжечь сии следствия здешнего края неизбежны. Но надобно спросить того, кто имеет должность, объемлющую ежедневными хлопотами ходатайствовать; кто очевидец, не имеющий покоя ни день, ни ночь, ни часа; занимающийся трудами и мерами к поправлению и удобоизобретению способов, самими не соответственными понятиями и поступками к отвращению иного надобно спросить того, который подает утешение, удовлетворяющее потушению и затмению остывших чувств унылости — прохлаждением росою несчастного, не имея других средств сделать пособия. Надобно спросить того, кто претерпевает все эти несчастья, одно после другого беспрерывно, лишившегося всякого надеяния на потерянное, ожидая потерять теми же следствиями вновь приобретаемое, и остается в прискорбии и унынии. Надобно войти во все это положение с рассуждением сродного человеколюбию соболезнования — мягкосердия, влить в душу чувство воззвания на сожаления [19] подобного себе, заключить понесением всех сих несчастии, как бы собственых своих, отвергнуть все противоречия, удаляющий рассудок хладнокровия, смотря на все иное с презрением и изречением: «Всему сему надлежало быть так по естественной коловратности земного мира», надлежит приступить к возбуждению содействия, — поданию возможной помощи и утешения несчастному краю, дать отраду унылости и сетованию, предварить конец к счастливому и ненарушимому, подобному наслаждающимся в других местах российскому престолу верноподданными тихого пристанища спокойствию. Надо изъявить волю и желание содействовать патриотам и верным сынам отечества к усердию в пользах государственных и ближнего — развеять предрассудок, принять влияние мыслей благоразумия к изменению всяких сих бедствий в спокойное состояние, где не слышен плач и воздыхание, не видны слезы, сетование, печаль, отчаяние, бедность и уныние.
Ежели мы желаем, чтобы сей народ любил наш обычай, узнал все наше и его собственное счастье, надобно его понудить праздное и развратное положение оставить; заставить работать ту землю, которая собственная его. Чтобы он и фамилия его видели принужденность жить в своей земле и иметь твердые связи с теми, кто их окружает. Чтобы нужда его связывала перенимать обычай от нас и соединиться друг с другом во всех делах, для общей пользы нужных; тогда сей народ скоро научится почитать, любить и искать своих соседей, без которых обойтиться и отделиться не может. Сосед будет искать его дружбы, и он будет ожидать от него почтения. Тогда, будучи обеспечены от всяких неприязненных случаев, примут трудолюбие в хлебопашестве и художествах, почувствуют от того великую пользу, имея совершенную вольность и доверие, быть для всяких промыслов во внутренности российских городов и селений, не видя себе нигде никаких обид и притеснений, распространится с ощутительною пользою всякими произведениями торговая коммерция. Везде появятся у всех народов российские деньги и беспрестанно будут иметь свой оборот на покупку у нас самых необходимых вещей, ими употребляемых.
Теперь мне останется доказать связь, которую друг к другу имеют между собою владельцы, уздени и прочий народ кабардинский.
Есть обычай, и почти можно назвать должностью, [20] чтобы владельцы всегда, чрез несколько времени, делали узденям своим подарки, которые состоят в холопьях, оружии, панцире, лошадях, рогатом скоте, баранах и прочем. И сии подарки содержатся в памяти из рода в род, переходя от отца к сыну, предания их о подарках остаются в той фамилии вечным памятником — так, как у владельцев, которые им дали оные. Ежели какой ни есть уздень выходит из послушания своего владельца, он принужден все те подарки возвратить обратно.
Кабардинцы называют себя выходцами из Аравии: видно, они приехали оттуда с немалым числом и понудили прежних жителей иных разбежаться по горам и других перейти в Европу, которые живут теперь в Венгрии.
Сей народ разделяется на пять званий: первое — владельцы, второе — уздени, которые исстари дворяне, третье — уздени, которые пожалованы от владельцев или старших узденей; четвертое — отпущенные на волю из дворовых людей; пятое — крепостные люди (именуемые «холопы»), разделяются на две степени: первые — дворовые люди, а последние — хлебопашцы.
Владельцы есть издревле сим именем пользующиеся по праву достоинства предков; владелец никогда не женится на дочери узденя, а ежели сие случится (что бывает весьма редко), то рожденные от нее дети не могут получить достоинства и права владельческого до третьего колена. И сии дети всегда должны жениться на владельческой дочери, потом уже они есть совершенные владельцы.
Каждый владелец, можно почти сказать, жену себе покупает. Уздень, имеющий на воспитании владельца, должен ему сыскать невесту и вместе с прочими узденями, принадлежащими его владельцу, заплатить калым, который по обычаю считается 2000 рублей и более, состоящий в панцире, ружьях, шашках, лошадях, рогатом скоте и баранах! Отец сему молодому владельцу от своей воли дарит несколько крепостных людей.
Уздени всегда обязаны с владельцем ехать на войну, воровство и куда ему надобно; каждый раз, когда прикажет, уздени должны взять с собою столько своих подвластных узденей или дворовых холопов, сколько в оных владелец имеет надобности.
Самое лучшее удовольствие есть ехать из одного места в другое в гости. Когда они возвратятся домой, все разговаривают об известии — и это самое большое их занятие. [21]
Они через такое средство все, что делалось в Персии и Турции, знают прежде, нежели мы получим о том известие. Остальное время [уздень] занимается чистотою своего оружия, которое ни на минуту не оставляет, а ежели ложится спать, положит возле себя. Тотчас, как встал, первое его дело — чистить оружие. Все его страсти — иметь хорошую лошадь с хорошим прибором, хорошее ружье, хорошую шашку, хороший кинжал и хороший панцирь, в этом состоит главнейшая часть его сокровищ и, можно так сказать, душа и тело...
Всегда, когда владелец не может заплатить своих долгов, нажитых через разные несчастные случаи, уздени должны за него отвечать, узденские холопы тоже — за своего узденя.
Владельцы и уздени могут убить своих крепостных людей без всякого опасения и продавать дворовых людей поодиночке; дворовые люди часто получают от них искуплением за цену волю и называются тогда «бегаулья» — исполнители воли владельца против узденей и холопей. Владельцы и уздени не могут продавать пахотных крестьян поодиночке, но имеют право целою семьею. В противном же случае, лишаются всего того семейства и переходят к другому господину — находятся у того под покровительством, вроде кунака, по то время, покуда сделано будет владельцам по обычаям надлежащее удовлетворение.
До сих пор они имеют привычку, или обыкновение, переменять свое жилище по своему произволу, с одного в другое место, верст за 20, 30 и 100 далее с прежнего. Сия перемена ему ничего не значит по созданию своей сакли из плетней, покрытой соломой. Из которой взявши он только одну дверь, укладывают свое имение и постель на арбы, запрягает быков и угоняет скотоводство на новое жилище.
Крестьяне у кабардинцев столь худо содержатся и угнетены, что всегда имеют ненависть против своих господ. Они более ничего не желают, как помощи от России и освобождения их. Сей черный народ весь всегда готов оставить Кабарду и поселиться в наших границах только с тем условием, чтобы никогда не отданы были обратно своим господам.
Кабардинцы любят белый хлеб и почти все продукты, от которых мы имеем питание. Они видят, что русские в ближних их землях сеют и прибыль получают. Они видят, что их земля довольно плодоносна и могла бы давать все [22] те продукты, которые дорого от нас покупают. Но почему не подражают? Я им советовал самим сеять и обещал даром давать семена. Кажутся тем довольны и все мне обещают исполнить, но только поедут домой, то и примут свой обычай: сеять только одно просо, которое, к их несчастью, еще очень мало и родится по причине необыкновения заволочить бороною. И от этого посев или съедаем птицею, или разброшен ветром, или засыхает от солнечного жара — по невозможности взять себе прозябения...
По сему только одному довольно можно заметить, сколько мало смысла и понятия в образе жизни сего народа.
Кабарда, которая есть немалая земля при подошве Кавказских гор, была бы довольно плодородна, не меньше прочей земли, с нею смежной, ежели была бы по-надлежащему обработана, теперь более ничего не имеет, кроме табунов прекрасных лошадей, баранов и пчеловодства.
Пища кабардинцев — домашняя и собственного своего произведения всегда суть таковая: просяная каша, молоко, сыр, баранина, говядина, изредка лошадина, жеребенок — деликатес, и сей для самого лучшего гостя, и лепешки из просяной муки, верченных [в] жерновах с молотой, походное жареное сухое пшено, иногда и лепешка из него же, сыр, копченая баранина или лошадина.
Главнейшее их — скотоводство; лошади и бараны; пчеловодство самое прибыльное; из хлебов сеют вообще одно просо. Изредка [?!] ни в чем не упражняются; пшеницу, ячмень, табак, арбузы, дыни и прочее тому подобное растение никогда не сеют. Фруктовых деревьев не разводят, но великие охотники до арбузов, огурцов, дынь и винограда. Яблоками, грушами и прочим довольствуются лесными.
Для мертвых ямы роют, но не делают гробов, а засыпают просто землею; над владельцами знатной и богатой фамилии делают род мечетей, состроенных из отдельных камней с известкою.
Язык с татарским ни в одном слове не сходствует. Христианской веры у них никогда не было, но некоторые обряды наблюдали, так ныне осетинцы. Церквей и крестов каменных на кладбищах [не имеют]. Хотя ныне и есть весьма в редких местах некоторые признаки, и то во внутренности гор, но иные не их предков, а бывших прежде, ими выгнанных народов. Мулл у них весьма множество, даже в ауле, где меньше десяти дворов, есть один. [23]
Школ не имеют, но учат в мечетях, которые есть в каждом ауле, наподобие сакли из плетня состроенных. Писать и читать, кроме мулл и ефендиев, никто не знает, но как уже мною в другом месте сказано, ныне учатся многие.
Живут аулами, а не деревнями и непостоянно, переселяясь с одного на другое место по произволию, как уже мною упомянуто, но не домами, а саклями, которые у них в три дня совершенно готовы и обмазаны.
Подробность сию жизни и упражнений кабардинцев я для того только описываю, чтобы дать справедливейшее и вероятнейшее понятие. По [сей причине], имея жительство на Линии четырнадцать лет и делая замечания и испытания во всяких их обращениях и занятиях, вроде жизни, с глубоким вниманием, входя в самомалейшие подробности. А кольми паче управляя ими уже три года и имея вседневное обращение и взгляд на их трудолюбие, могу сказать истинно и справедливо, что народ сей весьма ленив и любит праздность. Кабардинец без всякой нужды может перенести по малой мере четыре дня, не вкусив ни малейшей части пищи, и тогда еще песни поет.
Сей народ привык не знать никакой правды и неприятель всему тому, кто против его воли идет. Враг послушания и не имеет никакого закону, кроме своей воли; не имеет приверженности к своей родне — сын изменяет отцу, отец сыну, брат брату, ближний обманывает своего ближнего и так далее. И сия война между их фамилиями всегда сокрыта в сердцах и таится, как огонь под пеплом, покуда оный ветром раздует.
Чтобы сделать конец сего всеобщего разврата, разогнав тьму невежества, поколебать основание вкоренившегося гнезда легкомысленности, ветрености, необузданности, вероломства, праздности, измены, и многим божественным и государственным законам не описанных преступлений. Обратить праведный гнев стократно милосердием кроткого, чадолюбивого, ангелоподобного всемилостивейшего государя нашего императора и достойных вечной памяти предков его великих государей и государынь; оставляемый им чувствование их покаяния, впредь отвратить злые деяния, сопровождаемые с наведением ежедневно страшного ужаса и разорения. Ввести преисполненное благоразумию, на просвещение образа жизни и соделания счастия переобразование, установить благоустройство, тишину, спокойство [24] на здешней Линии. Составить сей народ российскому престолу верноподданным - полезным государству и самому себе в общежитии. Отвратить впредь на многие времена, а может быть, и веки, судьбы тысяч держав напрасной смерти человека; водворить блаженство в наслаждении всеми совершенными спокойствиями, удовольствиями и возлить благодать на главы сих народов, которую они сами почувствовали. Я бы считал себя довольно награжденным и счастливым, если бы сие мое изложение и труды удостоены были высочайшего его императорского величества всемилостивейшего государя моего воззрения и внимания. И исполнено было по-иному решительное определение жребию сего развратного народа. И теперь есть самое лучшее и благоприятнейшее время приступить к сему великодушному и достойно великому благодетельному делу: по случаю истребления их через пятилетнюю язву до того, что не осталось их более десятой доли! Уже нет возможности и терпения переносить их зверских поступков.
Чтобы сделать конец столь несчастному положению, которое беспрестанно следует российским верноподданным одно за другим, препятствует всякому получать свои прибыли и быть в спокойном состоянии. Можно нам избавиться от всех их злых и никогда не истребляющихся, но еще более возрождающихся намерений. Приступить к деятельным и неослабным в предприятиях мерам, чтобы они не имели сообщения с турками и закубанцами. Сей способ можно легко исполнить, только нужно по Кубани протянуть кордон, от Невинного мыса вверх по реке до Каменного моста по следующему плану.
Приняв в управление высочайше вверенных начальству моему Большой и Малой Кабарды народов, первою обязанностью почел себе в то же время, прошлого 1805 года в мае месяце, отправиться для обозрения принадлежащих им земель, граничащих с закубанскими народами, до каких именно мест простираются оные к стороне реки Кубани; куда прибыв и усмотрев положение мест и кордонов по Кубани, занимаемых нашими казачьими постами, сделал некоторые бывшие прежде и ныне вредными и впредь могущие, по взятии мер, быть для Российской империи полезными замечания, о которых, по отобранному мною сведению, какое между нашими постами расположено расстояние и иных наименование, с числом команды казаков, начиная от последнего укрепленного у Невинного мыса [25] редута, вверх по Кубани, от коего занимаются посты без всякого укрепления, представляю в нижеследующих статьях виды:
1) от Невинного мыса до Невинского поста 20 верст. В нем при офицере казаков 50 человек;
2) от Невинского поста до Беломечетского 18 верст. В нем при офицере казаков 70 человек;
3) от Беломечетского до Еманжалгинского 15 верст. В нем при офицере казаков 40 человек;
4) от Еманжалгинского до поста, называемого Жмурин редут, 12 верст. В нем при офицере казаков 20 человек;
5) от Жмурина редута до речки Бакмаклы 11 верст. Здесь брод через Кубань, способный переезжать на арбах. От Бакмаклы до места, называемого по-татрски Сылне, 2 версты. Здесь через Кубань переправа, способная переезжать на арбах: всего 13 верст. Пост сей занимается Донским казачьим полком и штабом; в нем 200 казаков и два орудия гарнизонной артиллерии;
6) от поста Сылне до Баталпашинской переправы 10 верст, а от иной до поста, занимаемого у речки Тахтамыша, 3 версты; всего 13 верст. В нем при офицере казаков 80 человек. Здесь брод через Кубань, называемый Женаты, удобный переправляться на арбах.
Отсель начинается до Каменного моста поросшее место, не занимаемое нашими постами;
7) от Тахтамыша до речки Жаканес 7 верст, а от сей до речки Жегуты 2 версты, всего 976 верст; по сей речке простирается вверх между высоких гор ущельем дорога, лежащая в Кабарду. По сей дороге Батал-паша имел намерение пробраться в Кабарду;
8) от Жегуты до переправы Байтал Чапхан 10 верст, а от сей до (переправы) протока Учкул 2 версты, всего 12 верст;
9) от Учкула до переправы, называемой Кубаш 20 верст;
10) от переправы Кубаш до речки Мара 5 верст, а от сей до Каменного моста 7 верст, всего 12 верст.
Всего от Беломечетского до последнего поста у речки Тактамыша 53 версты, а от сего до протока Учнул 21 верста. Итого — 74 версты.
От протока Учнул до Каменного моста 32 версты.
А всего расстояния от Невинного мыса до Каменного поста 144 версты. [26]
Всех переправ от речки Бакмаклы до Каменного моста, вверх по Кубани на расстояние 68 верст, считается 6. Через сии самые переправы в прошлом 1804 году переправлялись бежавшие за Кубань абазинцы и ногайцы.
Представив расстояние, занимаемое и не занимаемое нашими постами вверх по Кубани до Каменного моста, виды, приступаю объяснить прошедшие и настоящие, касающиеся до вредных обстоятельств, Российской империею терпимых, приключения:
1) на всех сих переправах абазинцы в прошлом 1804 году уже третий, а ногайцы первый раз бежали за Кубань;
2) в прошлом 1804 году закубанцы, переправляясь на нашу сторону, разграбили Воровсколесную станицу и селение Сенгилевку, забрали жителей и увели с собою за Кубань;
3) в 1790 году Батал-паша беспрепятственно переправился на нашу сторону с намерением пробраться в Кабарду и разорить Линию. И кабардинцы ему во всем споспешествовали.
4) в прошлом 1804 году кабардинский возмутитель — бывший российской службы полковник владелец Расламбек Мисостов — бежал за Кубань и увел с собою через Каменный мост кабардинских узденей и черного народа 275 семей;
5) кумыки, чеченцы, разных названий осетинцы и прочие горские народы, равно и кабардинцы, пленив наших русских людей, грузин, армян и прочих христиан, и сверх того кабардинцев, осетинцев, отвозят через Каменый мост в турецкий город Анапу для продажи туркам, которые и сами ежегодно приезжали в те места покупать иных немалое количество, и перепровождают туда же беспрепятственно; оттуда продают в Константинополь;
6) через все иные переправы кабардинцы, ногайцы и абазинцы имеют с закубанцами беспрестанную и беспрепятственную коммерцию захваченными в плен русскими людьми и похищенным скотом; и даже часто те народы проводят закубанцев в наши селения для хищничества;
7) ногайцы и абазинцы, живущие около Кубани в наших границах, пользуясь правом, всевысочайше позволенным, брать с наших соляных озер дешевою ценою — за каждую арбу по 1 руб. 50 коп. — соль, коих оные стараются как можно больше посылать, продают закубанцам дорогою ценою. А по изменению сего, казна имела бы свои немаловажные доходы; [26]
8) армяне из наших здешних линейных городов на всяких переправах провозят за Кубань для продажи тамошним народам товары беспрепятственно и без внесения в казну пошлин. Закубанцы также к кабардинцам, абазинцам и ногайцам провозят свои;
9) закубанцы всегда и теперь пользуются от наших абазинцев и ногайцев хлебом, а иные покупают в наших линейных городах и селениях;
10) в прошлом 1804 году стоящие у Баталпашской переправы и ниже оной в других местах, где есть удобные через Кубань переправы, уже выше описанные, по неукреплению и недостатку запасного на несколько месяцев провианта казачьи посты закубанцами вытеснены, а ногайцы и абазинцы почти все угнаны за Кубань.
В отвращение же всех сих злоупотреблений и введение единожды навсегда совершенного спокойствия следует приступить по начертанному расположению к построению крепостей и редутов:
1) у Невинного поста - редут. В нем поставить один эскадрон драгун, 50 казаков и одно орудие артиллерии;
2) у Беломечетского поста - редут, в нем 80 казаков и одно орудие артиллерии;
3) у Еманжалгинского поста - редут, в нем половину эскадрона драгун и 30 казаков;
4) у Жмурина поста - редут, в нем половину эскадрона драгун и 30 казаков.
От села начинаются, по причине частых переправ, места опаснейшие, и потому следует здесь построить укрепления сильнее;
5) между речкой Бакмаклы и местами называемыми, сильнее укрепленными, в них поставить две роты пехоты, один эскадрон драгун, 80 казаков и два орудия артиллерии.
Один эскадрон драгун на всякий непредвиденный случай расположить по квартирам в Воровсколесной станице;
6) между Баталпашинской переправой, у речки Тактамыша, - капитальную крепость. В ней поставить батальон пехоты, один эскадрон драгун, 80 казаков и четыре орудия артиллерии;
7) у речки Жегуты - редут, в нем одну роту пехоты, 60 казаков и одно орудие артиллерии;
8) между переправой Байтал Чапхан и протоком Учкул - редут, в нем одну роту пехоты, 60 казаков и одно орудие артиллерии; [28]
9) у переправы Кубаш — редут, в нем поставить одну роту пехоты, 110 казаков и одно орудие артиллерии;
10) у Каменного моста — укрепление, в нем поставить три роты пехоты, 150 казаков и три орудия артиллерии.
Хотя в сих последних двух, близких между собою расстоянием, укреплениях полагается усиление, преимущественное прочих, но сие потому нужно, что здесь самые опаснейшие и отделенные немалым расстоянием через горы места.