Нана-пленница.
Легенда. (Вольный перевод).
Там, где горы вознеслись до небес, где в глубоких ущельях шумит поток, где горец, еще не тронутый культурой, прост как дитя, где в каждом порыве ветерка, в каждом шорохе листа, в каждом вое полуночного зверя и в страшном грохоте грома, и в грозном обвале, во всем, во всем он видит бога, или дьявола, стоит седая башня, немой свидетель отдаленного прошлого. Живет в башне той старец Эльмурза.
На склоне лет, в годы беспомощного одиночества души и тела, он нашел приют в той колыбели своих дедов. Сыр и невзрачен убогий приют его. И все же хваля Аллаха, годы за годами проводит Эпьмурза в башне вот-вот готовой обрушиться и похоронить его под тяжелыми камнями.
Редкий путник гор, в солнечный день, когда воздух чист и прозрачен, как хрусталь, проходя по большой проезжей тропинке далеко в стороне на скале заметит одинокую башню и немой образ старца перед ней, и направляется туда вверх по узенькой тропиночке в надежде утолить голод. Беден старец, но чурека кусок и беры чашка всегда для гостя найдется у него.
Расспросит старец путника обо всем, послушает, вздохнет, тяжело взмахнет трясущейся рукой и с тоскою безумного смотрит туда, где внизу под горою возле тропинки, что ведет к роднику, стоят развалины башни.
Долго смотрит старик на развалины, долго будит уснувшие воспоминания и расскажет много о развалинах башни.
«Вот в этих развалинах»— говорит старик, еще свежие лежат кости женщины, как солнца луч красивой, в погибели Которой да простит его Аллах, грешен мой отец, и о ней я гостю дорогому расскажу. И рассказал старик.
Давно, давно, когда теперешняя краса гор Военно-Грузинская дорога была еще тропинкой, когда песнь о диких набегах на Осетию и Грузию звучала в горах, хваля удаль и зверства, в набеге одном за Джарахом и Тереком красавицу осетинку Нану похитили. Ни погоня, ни страшные волны Терека не могли отбить Нану. Ее доставили в горы Галгаичи и по брошенному жребию досталась она отцу Эльмурзы-Мочко.
Век рабства пленников процветал. Мочко полюбил осетинку-пленницу и женился на ней. Томилась Нана в плену и не любо ей было грубое за. мужество. С каждым днем таяла дивная красота ее. Мысль о побеге грызла душу ей. Решилась бедняжка. Темною ночью, в неведомом краю, по страшным тропинкам и пропастям, под вой голодных хищников—бежала она в Осетию родную.
Но увы. Утро гор разбило ее надежды. Возвращавшиеся с набега соседи Мочко вернули ее. Не видать ей больше Осетии и дома родного и милых подруг и свободы.
Рассердился Мочко и запер навсегда Нану в башню. Долго томилась и страдала в темнице она и просьбы к мужу о свободе были тщетны.
В безумной любви своей он уверял ее, он клялся весь свет для нее похитить, лишь бы о свободе она не просила. И больше не просила она.
Однажды, когда вернувшийся с набега Мочко заглянул к ней, ужас обуял его. На ковре вся бледная, как смерть, полумертвая лежала Нана. Он, как ужаленный, подскочил к ней. Она просящими глазами посмотрела на него и жестом руки указала не подходить. Он, как завороженный отодвинулся и смиренно стал подле нее.
„Мочки, заговорила она, ты отнял у меня все, что было дорого для меня. Ты разлучил меня навсегда с родителями, ты, против моего желания, сделал меня своею женою, ты, как преступниц , лишил меня свободы и, умирая в этой темнице-башне, куда ты засадил меня, думая, что создал мне рай, умирая и прощая за все, об одном молю тебя.
Когда ты, три года тому назад, похитив, привел меня сюда, у меня осталась единственная радость жизни:—когда солнце садилось за горы и протяжный голос муллы призывал народ на молитву, я присоединялась к родным твоим женам и шла за водою.
Это воскресало в душе моей былую жизнь мою в Осетии родной. После побега ты лишил меня этой единственной отрады и море слез пролила я в этих мрачных темницах, тоскуя о воле.
Там внизу около родника, куда жены ваши ходят за водою, стоит скала. Построй там башенку—могилу мне и головою к окну, откуда виден родник и жены сходящие за водою, меня похорони. Оттуда мне слышен будет звучный говор жен и журчанье ручья. И усладят эти родные картины мой глубокий вечный сон".
Умерла Нана. Верный слову своему исполнил Мочко последнее желание жены-пленницы. Вот тайна этих развалин и смутно теперь, как через сон, я помню, как отец мой, как стемнеет, спускался вниз к башне-могиле и долго, долго до полуночи оставался там. Аплах знает, что он там делал, так вот, гость дорогой, каждая развалина, каждый камень здесь имеет свою тайну и крепко ее хранит.
Замолк старик. Солнце греет холодные кости старца и приятная теплота навевает дремоту и сонные мысли его витают там, где вертелось колесо жизни гор сотни лет тому назад.
Тихо встает отдохнувший путник, спуститься к развалинам, о тайне которых рассказал старик, смотрит через окошко в сохранившемся остове и в удушливой темноте видит скелет Наны, и невольно вспомнит о мрачном веке, как эта замогильная тьма, и невольно задает вопрос, когда минет для горянки этот страшный век тьмы и рабства.
Л. Г. ГОЙГОВ.
