21.11.2009
Ненастным было это ноябрьское утро. Низкие тяжелые тучи проносились над ханской ставкой. Резкий ветер нес с собой пряный аромат полыни, и этот диковинный, чужой запах заполнял шатер Михаила Ярославича. Горько было на душе у русского князя: ни мощного шума вековых дубрав, ни девичьи стройного ствола нежной березки, ни спокойного раздолья Волги, такой полноводной и хрустально чистой в родной Твери, не суждено было видеть ему в свой последний час. Тяжкая деревянная колода на шее клонила вниз непокорную голову, но и тогда, когда он огромным усилием поднимал ее и оглядывался по сторонам, дикую степь и синеющую вблизи цепь Кавказских гор видел тверской князь. И еще видел он злобные взгляды врагов, окружавших его вежу (шатер), и не было в них пощады. Да он и не просил ее…
В дремучих лесах, за десятками рек и болот укрылось сильное Тверское княжество. Из пепла батыевых пожарищ подняли свои города тверичи. Выросли новые поколения людей. А враг оставался прежним. Золотая Орда — хищное паразитирующее ханство — диктовала свою злую волю раздробленным русским землям. Набеги, унижающие достоинство русичей посольства, невиданная по размерам дань — таков удел тех, кого покорили монголо-татары. Покорили? Нет! Не покорность свила себе гнездо в древних русских вотчинах. Они готовились к борьбе. И среди них — Тверское княжество.
Смел и решителен был Михаил Ярославич Тверской. Укрепил он свой стольный град, обучил воинским премудростям и мастерству большую дружину, сумел, где хитростью, где подкупом, где лестью, склонить на свою сторону знать Золотой Орды и получить ярлык на великое княжение. Но напрасно ждали от него ханы рабской преданности. Независи¬мую политику стал проводить князь Михаил. Бивал он в открытом бою своих соперников-князей, снаряженных с помощью татар. Беда, а не вина князя была в том, что не смог он понять роли Москвы в деле объединения русских земель и поэтому упорно враждовал с нею. Новый великий князь резко, сократил ручей дани, бегущий в бездонную прорву Ор¬ды, «недостойно» встречал ханских послов.
Этим снискал князь ненависть хана Узбека, вызвавшего его осенью 1318 года к себе в ставку. Догадывался Михаил, что не на пир и дружескую беседу приглашает его хан. Знали об этом и близкие князя. Сыновья его, верные бояре-единомышленники советовали ему не ехать по ханскому зову, предлагали свои услуги, говорили: «Мы, поедем и примем смерть от злобы татарской за дело Твери». Но угроза большого монголо-татарского похода на родную землю заставила самого кня¬зя поспешить в Орду («…когда-нибудь надобно же умирать, так лучше теперь положу душу мою за многие невинные души»).
Князь прибыл в кочевище Узбека, расположившегося у устья Дона. Здесь он был обезоружен и забит в тяжкую колоду. Двадцать шесть дней длился путь Орды на юго-восток, по Предкавказским степям. Ордынцы измывались над пленником, и было ясно, что ждет его неминуемая жестокая смерть.
Незадолго до конца пути преданные отроки (слуги) предложили устроить побег: «Господин, проводники и кони готовы, беги в горы, жизнь сохранишь!» Горы и впрямь были рядом, и в них — неподвластная Орде вольница чечено-ингушских и алано-осетинских племен, храбрые удальцы, из среды которых не останавливались ни перед чем, чтобы досадить монголам. Но горд был князь. Он не хотел искать спасения в ночном бегстве. Отрокам ответил: «Если я один спасусь, а людей своих оставлю в беде, то какая мне будет слава?»
Настал день 22 ноября 1318 года. Столпились вокруг княжьего шатра враги. Ждут сигнала. Как далека Русь, отрезанная хищными сворами недругов! Но безмерно близка скорбь ее, дело ее, которому служил Михаил. Пусть же и смерть его послужит снятому делу!
И погиб князь, не склонив головы, не запросив пощады. Не успела тряская телега с его телом достичь родных земель, а уже встал он навечно в ряд великомучеников Земли русской, летописцы внесли описание его подвига в свои анналы, а в народе о нем слагались легенды, зовущие к борьбе с Ордой.
Минули века. Подвиг Михаила Тверского не был забыт. Он волнует умы… Пристально изучая страницы давнего прошлого, многие поколения историков пытаются доискаться решения одного из основных, до сих пор не решенных вопросов, где, в каком месте был злодейски убит русский князь.
Вопрос далеко не праздный, ибо от правильного его понимания зависит трактовка целого ряда исторических загадок, весьма важных для правильного освещения отече¬ственной истории. Территория ордынских кочевий на Северном Кавказе и места основных ханских стоянок и ставок, взаимоотношения монголо-татар с местными племенами (ведь именно у горцев мог найти убежище князь, и это знали его близкие), наконец, соотношение исторических судеб Руси и народов Кавказа в страшное время монгольского ига — вот далеко не полный перечень проблем, находящихся в прямой связи с определением места убийства тверского князя.
Надо указать, что тверской летописец, эрудированнейший по тем временам человек, лично сопровождал Михаила в Орду. Он оставил нам полный скорби рассказ о гибели своего князя и не поскупился на ориентиры. Дополнительные данные внесли в текст летописи и редакторы XVI века. И если вопрос еще все-таки неясен и вызывает жаркие споры, то это следствие недостаточного знания кавказской обстановки специалистами-комментаторами русских летописей.
А убит князь, по словам летописи, «…за рекою за Теркою, под великими горами под Ясскими и Черкасскими… на реке Сивинце, близ врат Железных… у Темиревы у богатыревой могилы» (Никоновская летопись).
После недавних очень интересных статей Е. Г. Пчелиной (Ленинград) и В. А. Кучкина (Москва) общий район гибели Михаила вырисовывается с достаточной определенностью. В движении Орды от низовий Дона местность за рекой Тереком, под горами Ясскими (осетинскими) и Черкасскими (хребет по правому берегу Терека до сих пор зовется у чеченцев Черкесским хребтом), близ Дарьяльского прохода (Железные ворота), на правом притоке Терека — реке Сунже (летописный Сивинец) соответствует какой-то части плоскостной территории современной Чечено-Ингушской АССР.
Но нельзя ли точнее определить место ханской ставки, в которой разыгралась трагедия Михаила, оставившая вечный след в истории нашей страны?
Три года назад, работая над научно-популярной книгой «Тайны минувших времен», что вышла в свет в издательстве «Наука», я задумался над летописным рассказом о событии, случившемся 650 лет назад в нашем крае. Вспомнилось, как, будучи еще студентом МГУ, я приезжал в город Калинин (бывшая Тверь) к старшему брату — преподавателю мединститута — и мы подолгу бродили по залам областной картинной галереи, снова и снова возвращаясь к большому полотну Н.П. Орлова «Напутствование великого князя Михаила Тверского» (1847 год). Оно посвящено последним минутам жизни опального князя. Видели мы и хранящуюся ныне в запасниках галереи другую картину того же художника «Смерть великого князя Михаила Тверского». Тверичи, как и вся Русь, бережно хранят в веках славу князя-борца.
Шли месяцы. Летописные тексты, труды историков, карты прочно обосновались на моем письменном столе. И летом, в экспедиции, рассказывая сотрудникам отряда о памятниках старины Северного Кавказа, я не раз возвращался к событиям ноября 1318 года. Каждое лето отправляется в экспедицию со мной и брат-калининец. Может быть, еще и поэтому имя Михаила Тверского не так уж редко всплывало в беседах на берегах Сунжи.
В экспедиции и пришел первый успех.
…Наш шофер отправился в тот день домой в присунженское селение Карабулак. Напутствуя его, я, помнится, сказал: «Обязательно осмотри мавзолей Борга-Каш у вашего села» и тут же «прочел» небольшую лекцию об этом памятнике.
Белокаменный мавзолей был построен на склоне Сунженского хребта в 1405-1406 годах как усыпальница некоего Бек-Султана, сына Худайнада — крупного ордынского (ногайского) феодала. Борга-Каш — единственный в своем роде архитектурный памятник в Предкавказье. С ним связано огромное число легенд…
Уже давно уехал шофер, а какая-то мысль все не давала мне покоя. И вдруг… Как это раньше не пришло мне в голову?.. Ведь хорошо осведомленный редактор XVI века вставил в летописный рассказ о месте, убийства Михаила еще один ориентир («у Темиревы у богатыревой могилы»). В то время Борга-Каш уже существовал, привлекая всеобщее внимание своей исключительностью. Похоронен в нем ордынский витязь Бек-Султан, современник известного завоевателя Тимура (об этом говорит и фольклор). Не имел ли в виду русский книжник XVI века именно этот мавзолей? Трудно придумать иное объяснение вставке о «богатыревой могиле».
Погребальные мавзолеи строились степняками не на случайном месте. И если на берегу Сунжи поднялась гробница ордынского владетеля, то для этого были веские основания, среди них главное — здесь был традиционный район татарских кочевий, где неоднократно разбивали свой шатры и сам Бек-Султан, и его сановные предки.
Археолог Т. М. Минаева, обследовав пойму Сунжи, зафиксировала тут несколько золотоордынских стоянок. Местный фольклор, тщательно изученный профессором Л. П. Семеновым и М. М. Базоркиным, дал основание для вывода: резиденция монголо-татар одно время располагалась на левобережье Сунжи, именно там, где стоит Борга-Каш. Это согласуется и с топонимикой (названиями местностей). Например, название самого селения Карабулак означает на тюркских языках черный родник. Есть здесь и еще целый ряд тюркских топонимов.
Поиски в этом районе привели меня к речке Ачалук, протекающей в 10-12 километрах к северо-западу от Борга-Каш. Ачалук — несколко видоизмененное тюркское слово «аджалык» (или «аччылык»), означающее «горечь», «горький» (горькая река). Название дано верно. Чеченцы и ингуши, отплевываясь после какой-нибудь невкусной воды, так и говорят: «Укхал вог1а хий дейна дац суна Ачакхира дара дица» (Я не пил худшей воды, если не считать ачалукской). В Ачалук впадают горькие минеральные источники, целебная вода которых широко известна в Чечено-Ингушетии.
Однако вы вправе спросить: «Причем здесь Ачалук с его горькой водой?» А вот причем. В тверской летописи говорится, что неподалеку от ханской ставки текла «…речка Адьжь, зовущаяся Горечь, горькой она и была братья». Давно отмечено, что летописец из Твери правильно перевел этот тюркский термин. А вот где несла свои воды эта «горькая река», никто не мог установить. Где только не искали ее: и в низовьях Терека (у города Кизляра), и в Закавказье, и в Ставропольских степях, не замечая, что, по летописи, речка Адьжь где-то совсем недалеко от ставки и через нее проходит прямой путь к крупному золотоордынскому городу Маджары, что стоял на реке Куме.
В день убийства тело князя слуги перевезли на телеге за речку. Ночью они испугались и бежали «в свои станы», которые находились неподалеку, на кочевище Узбека. Утром эскорт бояр едет к телеге с прахом князя, и начинается долгий путь на Русь, через Маджары. Все это точно соответствует местонахождению Ачалук, и я убедился в этом, проехав сам немалую часть маршрута похоронного кортежа.
Речку Горечь искали за тридевять земель, а она оказалась там, где ей и надлежало быть — рядом с Сунжей и Борга-Каш и на самом коротком пути в сторону Маджар.
Вывод из сказанного может быть лишь один: место убийства Михаила Тверского на берегу Сунжи рядом с речкой Адьжь устанавливается ныне с предельной точностью — в окрестностях селений Карабулак и мавзолея Борга-Каш.
Тут Михаил Ярославич вдохнул последний раз полынный воздух басурманских степей, окинув взором близкую цепь гор, населенных неведомыми единомышленниками и союзниками в борьбе с Ордой. Тут принял смерть русский князь. А проясняющаяся ныне картина его гибели еще одной нитью связывает в отечественной истории судьбу двух районов нашей страны — русской Тверской земли и Чечено-Ингушетии, разделенных двух тысячекилометровым пространством, но объединенных в XIV веке единой целью свержения монголо-татарского ига в Восточной Европе.
Виноградов В.Б. Через хребты веков. — Грозный, 1970. С. 91-100.
https://ghalghay.com/2009/11/21/последний-подвиг-михаила-тверского/
