Но с уходом калмыков жизнь чеченцев не сделалась спокойнее. Их начинают все больше и больше тревожить как русские выходцы, так и другие народы. Кабардинцы наседают на Малую Чечню вплоть до Аргуна, а Большую Чечню разоряют шамхалы Тарковские совместно с кумыками. Наконец, с расселением на плоскости, между отдельными чеченскими фамилиями возникают поземельные споры и кровавые столкновения из-за них. Из такого довольно тяжелого положения чеченцам предстояло во что бы то не стало найти выход. Среди них, как утверждает предание, возникла мысль о необходимости относительно твердой власти. Попытки отдельных фамилий захватить власть в свои руки не удались и чеченцы обратились к шамхалу с просьбой дать им доверенное лицо для разбирательства поземельных и других споров. Очень вероятно, что народное предание в такой, более почетной для себя, форме объясняет не совсем добровольное подчинение чеченцев шамхальским наместникам или кумыкским князьям, так как, с одной стороны, покорение разобщенных и раздираемых усобицами чеченских родов относительно сильными и организованными государствами гораздо вероятнее и более соответствует духу времени и народов, а с другой, добровольное обращение своевольных чеченцев к власти враждебных им правителей, исповедующих другую религию и привыкших к другим порядкам вообще мало вероятно и едва ли возможно. Но как бы там ни было, вероятно, в XVII веке какой-то кумыкский князь (по одним сказаниям, Султа-Мотта, а по другим, Али-Бек) водворился в Чечне, в ауле Старый Аксай, в качестве правителя Большой Чечни. Был ли он самостоятельным властителем, или только представителем шамхала, об этом судить трудно. С этого времени кумыки проникли ближе к чеченским землям и перешли даже на левый берег реки Аксая. В исходе XVII века чеченцы совместно с кумыками вели борьбу с русскими и, как известно, нанесли бригадиру Апраксину поражение около нынешнего укрепления Воздвиженского. За это поражение чеченцы жестоко поплатились. Калмыцкий хан Аюк, по приглашению Петра Великого, вторгнулся в земли кумыков и чеченцев и опустошил их. Долго ли продолжалось господство кумыкских князей в Чечне – неизвестно; но, вероятно, оно было непродолжительно, так как вскоре в качестве чеченских правителей мы встречаем князей Турловых, призванных, по народному сказанию, из Гумбета. Этим князьям приписывают честь объединения чеченских фамилий, успешную борьбу с кабардинцами, владевшими Малой Чечней, с кумыками и развитие у чеченцев воинственности и редкой храбрости. Однако Турловы тоже были изгнаны своевольным народом и удалились в надсунженские и теречные аулы. Во время правления князей кумыкских и Турловых было положено начало некоторой гражданственности чеченцев, были организованы общие сборы воинов, сближение членов разных родов, были установлены подати в виде подымной сабы (местной меры) хлеба и т. п. Но с падением княжеской власти, скоро исчезают последние признаки государственного устройства и безурядица почти беспрерывно продолжается вплоть до первой половины текущего столетия. С этого времени внешняя сторона чеченской истории сосредоточивается на борьбе с русским владычеством Кабардинцы, владевшие Малой Чечней, так же как и кумыки, заметно слабели, уступая свое влияние русским. Противодействие последним на некоторое время становится общим делом всего чеченского народа и опять на короткий срок объединяет его.
Русское влияние развилось не сразу, а постепенно. В 1770 г. генерал де-Меден подчинил сунженские аулы чеченцев и отобрал от них аманатов (заложников). Но развившееся вскоре затем религиозное движение в Чечне помешало быстрому водворению здесь русской власти.
Во время расселения чеченцев на плоскости большинство родов еще не знало магометанства. Какая религия господствовала здесь, сказать трудно, но во всяком случае христианское учение, если и не преобладало, то было сильно распространено в Чечне. Занесенное сюда, вероятно, из Грузии, оно до сих пор сохраняет некоторые следы как в строительных памятниках, так и в языке и обычаях народа. Но, несомненно, оно затронуло народ поверхностно, поддерживалось несведующими людьми и не удовлетворяло диких инстинктов совсем некультурного племени. Поэтому было бы вернее сказать, что Чечня исповедовала не христианскую религию, а только часть христианской обрядности. Собственно же религиозные воззрения состояли из невообразимой смеси язычества, христианства, магометанства и, вероятно, иудейства. Магометанство стало распространяться со времени тесных сношений чеченцев с кумыками, т. е. приблизительно со второй половины XVII столетия. К началу прошлого XVIII столетия магометанство получило должно быть преобладающее значение, но тем не менее еще во время покорения де-Меденом сунженских чеченцев встречались целые фамильные союзы, исповедовавшие христианскую обрядность. Утверждению магометанства, как указывает предание, много способствовал некий гуноевский житель Береслан, из фамилии Беретой. Однако привыкшие к религиозному индифферентизму чеченцы едва ли особенно увлекались водворившимся у них магометанотвом суннитского толка (Шафие). Религиозный фанатизм был возбужден у них лишь в 1785 г., когда чеченец, по имени Ушмара, прозванный за его ученость и святость жизни Шейх-Мансуром, сумел соединить национальную борьбу с религиозной. С этого времени начинается ожесточенная борьба с русскими; чеченцы, отстаивая свою независимость, в простоте сердечной верили, что ведут казават, т е. священную войну. В течение почти целого столетия они то подчинялись русской власти, то восставали против нее и, жестоко наказанные, снова покорялись. Нам нет надобности последовательно следить за восстаниями чеченцев в прошлом веке, в начале этого, за кровавыми делами 1825, 30, 32 и др. годов, так как все это не относится к нашей прямой цели. Для последней достаточно отметить времена Шамиля и те изменения в народной жизни, которые произошли под его влиянием.
Религиозно-политическое учение, известное под названием мюридизма, проникло в Чечню в тридцатых годах текущего столетия, когда знаменитый представитель этого учения Кази-мулла насадил его среди горцев при содействии в Чечне мюрида Ших-Абдула с десятью помощниками. Успех учения их, состоявшего из приглашения к восстанию (да’ват), войны за веру (джигат) и пути к Богу (тарикат), превзошел все ожидания. Несмотря на крупные военные неудачи в тридцатых годах текущего столетия, восстание вновь вспыхнуло в 1840 г. Распространившейся слух о предстоящем обращении всех чеченцев в податное сословие и о введении у них отбывания военной службы были ближайшей причиной новой смуты. Чеченцы разыскали имама Шамиля, скитавшегося без всяких средств к жизни после взятия нашими войсками Ахульго, и пдредложили ему стать во главе вооруженного восстания. Шамиль согласился только под некоторыми условиями. Зная непостоянство чеченцев, он потребовал от них не только присяги в верности и безусловном повиновении, но и значительное число аманатов. Все управление Шамиля представляет очень интересный в культурном отношении ряд попыток насадить некоторую, разумеется относительную, гражданственность в дикой и необузданной Чечне. Приблизив к себе более выдающихся людей, Шамиль приступил к вербованию своих ближайших сотрудников — мюридов, которые, вступая в этот магометанский как бы монашеский орден, приносили на Коране особую присягу в повиновении имаму. Это была в своем роде опричина, беспощадно истреблявшая опасных для имама людей и с каждым новым убийством все более отдалявшаяся от народа и тесней связывавшая себя с Шамилем. Вся Чечня была разделена сначала на три, а затем на 8 и даже более наибств, во главе которых были поставлены преданные Шамилю люди. Для исполнительной власти при каждом наибе состояло от й00 до 300 мюридов. Наибства в свою очередь делились на округа, начальники которых назывались мазунами; при мазунах состояли муртазеки или всадники, число коих во всей Чечне простиралось до 3000 человек. Для сбора и снаряжения муртазеков были установлены особые правила. Призываемые на службу муртазеки формировались по наибствам в отряды от 100 до 500 человек, с начальниками во главе и особыми значками. В войске была установлена строгая дисциплина, с суровыми наказаниями за проступки, с наградами за отличия. Для решения административных дел при Шамиле был учрежден диван-хане, т. е. особый совет, состоявший из духовных лиц, преданных мюридизму и имаму.
Шамилю, как всякому правителю, было неудобно пользоваться одним устным обычаем, т. е, адатом. Поэтому, приняв в свои руки правление, Шамиль поспешил ввести судопроизводство по шариату. При мазунах им были учреждены муллы, составлявшие первую судебную инстанцию. От них дела поступали к мазунам, а в более важных случаях к наибам. Последние соединяли в себе власть гражданскую и военную. Ведение же дел лежало на кадиях. В виду того, что шариат значительно отличался от адата, имам нашел возможным несколько смягчить некоторые наказания, полагающиеся по шариату, заменив, напр., смертную казнь штрафом и тем приблизив законы к требованиям адата. Но военные законы Шамиля были неумолимы. Чеченцам запрещались всякие, даже торговые, сношения не только с русскими, но и со всеми подчиненными им племенам. Самое распространенное наказание из числа легких заключалось в нанесении палочных ударов и в помещении виновного в яму. Оно применялось за несвоевременную явку на военную службу, за невинные сношения с соседними племенами, за легкие ослушания старших и т. п. За более крупные ослушания военных начальников, за побег со службы, измену, шпионство и т. п. преступления полагалась смертная казнь. Затем, так как за каждого воина должно было поручиться десять однообщественников, то измена его влекла за собою пени с поручителей. Такими мерами Шамиль пытался связать все население невидимой связью взаимной ответственности и тем упрочить свое положение. Во всех этих попытках нельзя не видеть крупного и энергичного ума, сумевшего, при самых невыгодных для себя политических условиях, в течение 20 лет управлять одним из самых своенравных, буйных и легковерных народов в мире. Однако в конце концов внутренняя смута, как и нужно было ожидать начала подтачивать могущество гениального имама. Чеченцы стали тяготиться его деспотизмом, все чаще и чаще мстить за наказания и притеснения со стороны мюридов, начали издеваться над хвастливыми обещаниями Шамиля идти против русских, над уверениями его в поддержке турецкого султана и т. д. Наконец, с падением Веденя, здание, созданное усилиями одного человека, поколебалось во всех своих основаниях. Чеченские аулы, один за другим стали приносить покорность русской власти. Десятки аулов добровольно, или по приказанию русских должны были выселяться из гор на плоскость. С 1857 и по 1859 г. шло чуть не массовое переселение: в Малой Чечне выселилось 15 селений почти с 5900 дворов, в Большой Чечне 29 с 8390 дворов, не считая выселившихся сюда аулов ичкеринского округа. Старые насиженные разбойничьи гнезда были оставлены. Казалось, что народу остается только один исход: предаться мирным занятиям под защитой своего нового отечества. К тому же в 1859 г война закончилась взятием последнего убежища Шамиля и пленением его. Но дикие инстинкты народа, как оказывается, успокаиваются не так-то легко. В 1878 г., во время последней русско-турецкой войны, Чечня опять заволновалась. Потребовался значительный военный отряд, чтобы усмирить буйные элементы. В 1886 г. в Чечне снова сеялись смуты, а в самое последнее время возрождение религиозно-политического учения зикристов опять едва не наделало нам хлопот. Таким образом, чеченцы до сих пор не могут считаться вполне умиротворенными. Со стороны русских властей потребуются еще новые, на этот раз, мирные усилия, чтобы развитием народного просвещения, да приливом в край новых производительных работников вызвать более усиленную умственную и экономическую деятельность чеченского народа и развить в нем начала гражданственности и порядка.
ГЛАВА III.
Население Чечни.
Численность чеченцев и плотность населения. — Семейный, половой и рабочий состав чеченцев. — Сословный состав их. — Естественный прирост населения. — Характеристика чеченцев.
Население Грозненского округа достигло в 1891 году 181546 душ обоего пола. Собственно чеченцев в числе их к началу 1890 г насчитывалось 169.435 душ. В Хасав-Юртовском же округе, из 59791 душ обоего пола, чеченцев было зарегистрировано 15282. Таким образом, общее число чеченцев к 1890 г. простиралось до 184717 душ. С прибавлением же сюда тех из них, которые живут вне Чечни, но в пределах России, определить численность всех чеченцев возможно будет приблизительно в 190 тыс. душ обоего пола. При суждении о плотности населения необходимо принять во внимание, что чеченцы Хасав-Юртовского округа, составляя менее 8,3°/о всех, поселены не везде сплошной массой, а вперемежку с другими народностями и главным образом, с кумыками. Поэтому отношение численности чеченского населения к территории Хасав-Юртовского округа, с одной стороны, не имеет практического значения, а с другой, не поддается точному учету. Эти соображения заставляют нас остановиться на плотности населения только в Грозненском округе. Территория этого последнего исчисляется в 7445 кв. верст; следовательно, на одну квадратную версту приходится более 24 жителей (около 24,4) и в том числе до 22,76 чеченцев, составляющих собственно сельское население. Такая плотность населения оказывается выше средней по Европейской России, где с городским населением она не достигает 21 человека на одну квадратную версту. Собственно же сельского населения в России приходится на квадратную версту 18,3 душ, тогда как на чеченской территории 22,76. Таким образом, Чечня заселена сравнительно с Россией не так мало, как можно было бы ожидать по господствующему у нас взгляду на окраины. Точно также и по сравнению с другими местностями Терской области, Чечня оказывается населеннее: на казачьей территории на одну квадратную версту приходится 8,6 душ, а на осетинской 17. Собственно горная часть Чечни, в которой живет несколько больше третьей части чеченцев, имеет более редкое население, плоскостная же, наоборот, более густое. Так как средняя по Европейской России населенность уезда не превышает 177 тыс. душ, то и в этом отношении Грозненский округ стоит несколько выше. Всех чеченских населенных мест насчитывают в Грозненском округе 386, а в Хасав-Юртовском 52, всего же 438. Из них 132 имеют не более десяти дворов. На одно населенное место приходится 422 души обоего пола, тогда как в нечерноземной полосе Европейской России на каждое населенное место приходится 69 душ, в черноземной 322 и лишь в юго-восточной 427. На основании этих данных возможно было бы допустить, что чеченцы предпочитают селиться крупными общинами, но в действительности это едва ли так. Места древнейших поселений их переполнены небольшими селениями, отселками и хуторами, крупных аулов всегда было немного. Но с тех пор, как чеченцы вынуждены были покинуть горы и поселиться на плоскости, русские власти предлагали им селиться только большими поселками, главным образом для того, чтобы удобнее следить за народной жизнью и предупреждать народные волнения. Большинство наиболее крупных селений были образованы накануне падения Шамиля, в 1857—1859 годах.
Все современное население Чечни группируется в 35006 домохозяйствах или домах, из числа которых в Грозненском округе насчитывается 31947 домов, а в Хасав-Юртовском 3059. Таким образом, средний состав семьи не превышает 5,27. По сравнению с численностью семейств в России, определенною земскими статистическими исследованиями в 5,96, чеченская семья несколько меньше. Еще более в количественном отношении уступает она осетинской, состав которой определен в 7,8 душ обоего пола. Сравнивая горскую чеченскую семью и плоскостную, большого различия не находим, но все-таки в горах состав семьи превышает 5,43 и, следовательно, несколько больше, чем на плоскости. Сообразно с общим составом семьи в Чечне, отличается в ней по сравнение с среднерусской и половой состав. Мужской пол в семье составляет около 2,74, а женский до 2,54. В общей же цифре население в 184,717 душ, насчитывают мужского пола 95883 и женского 88834. Следовательно, на сто мужчин приходится 93,63 женщины, тогда как в России, по земским переписям на сто мужчин насчитывалось 101,6 женщин. Меньшее число женщин сравнительно с мужчинами констатировано также у осетин, ингушей, кабардинцев, а равно и у татар Таврической губернии. Это явление, очевидно, свойственно всему магометанскому востоку.
Что касается рабочего состава чеченского населения, то во время статистического исследования Терской области таковой не регистрировался. Придерживаясь же норм академика Буняковского, по которым рабочий состав мужского населения в возрасте от 18 до 60 лет равняется 50,21%, а женского в возрасте от 16 до 55 лет – 49,8%, находим, что чеченский народ располагает 48143 мужчинами-работниками и 44569 женщинами-работницами, а всего 92712 рабочими. На каждого человека, находящегося в рабочем возрасте, приходится почти по одному нерабочему члену семьи.
Население Чечни, при всей разноплеменности своего происхождения, совсем не имеет, как мы уже видели, сословных групп. Свободолюбивый народ никогда не мирился с господством и привилегиями отдельных лиц и фамилий. Попытки на такое господство в его среде мы уже отмечали в исторической части этой работы. Однако, все они оканчивались не в пользу узурпаторов, причем даже люди, несомненно принесшие пользу населению, равно как кумыкские и кабардинские князья, не могли подолгу удержать власть в своих руках. Тем не менее в среде чеченцев есть фамилии, которые, преимущественно перед другими, гордятся своим древним происхождением от знаменитых предков и, главным образом, от сыновей Нахчуо. Если из такой фамилии является выдающийся чем-либо член ее, то это еще больше возвышает весь род, но вместе с тем нисколько не увеличивает его прав и преимуществ. В этом отношении все чеченцы одинаково равны, одинаково свободны и независимы. «Мы все уздени», говорят они, понимая под узденями, как и кабардинцы, людей вольных и благородного происхождения. Зато ко всем иноплеменникам, кумыкам, ногайцам и др., — чеченцы относятся свысока и даже с презрением. Почти все соседи чеченцев перебывали в числе врагов их Поэтому к ним выработалось совершенно особое отношение, свойственное всем воинственным народам. Щадя врага и даруя ему жизнь, чеченец привык считать себя властелином его жизни, которую он не отнял на поле сражения, но которую никто и ничто не помешает ему отнять во всякое другое время. Таким образом, военнопленные делались личными рабами чеченцев, приобревших их во время войн и хищнических набегов Класс этих рабов был очень немногочислен и с течением времени стал подразделяться на два разряда — лай и ясир. Различие между ними, заключающееся в степени зависимости от господина и в объеме прав его над рабом, постепенно уменьшалось и во второй половине текущего столетия почти совсем изгладилось. В виду этого, при освобождении зависимых сословий на Северном Кавказе, в Чечне они были подведены под один вид «безобрядных», т. е. совершенно бесправных, и в числе 338 душ обоего пола были освобождены русским правительством в течение месяца (с половины апреля по 15 мая 1867 года). Учрежденный для этой цели чеченский окружной народный суд произвел освобождение на условиях выкупа личной свободы, но без земельного надела. С тех пор прекратились все поводы для установления сословного деления в Чечне на исторической почве. Сословные элементы возникают на чеченской территории только с полным подчинением края русскому владычеству. Главнокомандующий Кавказской армией генерал-фельдмаршал кн. Барятинский нашел возможным в шестидесятых годах пожаловать нескольким лицам, оказавшим служебные или другие какие услуги русскому правительству, земельные участки на правах частной собственности. Таким образом, создался класс людей, поставленных в земельном отношении в привилегированное положение. Так как эти же люди нередко носят при этом военные чины, то привилегии их, в глазах русских людей, близко подходят к сословным. Но чеченский народ не признает этих привилегий и по-прежнему всех нахчи считает узденями. Число таких отличенных русским правительством семей, впрочем, очень невелико. Всех же привилегированных, вместе с кумыкскими и русскими дворянами, имеющими оседлость на чеченской территории, едва насчитывают 126-150 семейств с 475-500 душ обоего пола.
Численный состав чеченского племени до полного покорения его, т. е. до шестидесятых годов, определялся довольно гадательно, а потому едва ли можно давать особую веру цифрам, приводимым различными авторами. Не подлежит, однако, сомнению, что в пятидесятых и шестидесятых годах чеченское население, если и не убывало в своем численном составе, то во всяком случае и не прибывало. Пятидесятые годы ознаменовались массою кровавых стычек с русскими, в которых чеченцы несли большой урон, а в шестидесятых шло массовое выселение их в Турцию. На запрос нашего правительства, Порта изъявила желание принять в свое подданство выходцев из Чечни и поселить их вдали от наших владений. Сначала переселение было мало организовано, но и оно привлекло разновременно до 19-ти тысяч чеченцев; затем еще около 20 тысяч душ, составлявших 5000 семейств, субсидируемые русским правительством на путевые издержки, покинули родину в течение лета 1865 года. Часть их осела у Диарбекира и Сиваса в малой Азии, но более значительная часть, составлявшая и на родине самую беспокойную и фанатическую массу населения, до сих пор не может считаться оседлою. Бродяжничая по Турции, эти чеченцы заходят и на свои старые пепелища, где, разумеется, встречают вполне радушный прием. До 70-х годов точной цифры чеченского населения не было известно.
Таким образом, прирост за 13 лет равен 20337 д., 14546 д., 34883 душам, составляющим более 23,2% прироста за все время и почти 1,8% в год. В Европейской России естественный прирост населения за двадцать лет (с 1863 по 1888 гг.) исчислялся в 1,6%. Следовательно, в Чечне естественный прирост населения превышает средний по России на 0,2%. Это обстоятельство объясняется, вероятно, теми благоприятными климатическими условиями, в которые поставлена Чечня.
Очень возможно, что относительно значительный естественный прирост чеченского населения объясняется в некоторой мере и отсутствием тяжелого изнурительного труда в его среде. Чеченец, как уздень, не любит труда, избегает его и нередко относится к нему с презрением. За работу он принимается только в крайней необходимости, которая, благодаря богатой природе и очень скромным потребностям наступает довольно редко. Главную рабочую силу в Чечне составляет женщина, на обязанности которой лежат все более тяжелые работы. На плоскости женщина отягощена гораздо больше, чем в горах, так как мужское население постоянно отвлекалось борьбой с соседями. Родители смотрят на девушку, пока она живет у них, как на рабочую силу, а, затем как на товар, который желательно сбыть возможно выгоднее. В горах положение женщины лучше. Здесь женщины нередко являлись посредницами в фамильных распрях и всегда пользовались среди враждующих неприкосновенностью. Но и в горах они составляют главную рабочую силу семей. Чеченец же всегда и везде предпочитает свободу от труда, или легкие способы наживы. Поэтому воровство и хищничество пустили среди их очень глубокие корни и до сих пор служат одним из серьезнейших препятствий к развитию экономической производительности населения. Очень возможно, что удальство и ловкость, необходимые для воровства и хищничества и развившиеся в течение борьбы чеченского народа с соседями, играют не последнюю роль в его инстинктах и склонностях. Но вместе с тем едва ли можно сомневаться в том, что в числе побуждений к воровству далеко не последнюю роль играет и корысть. Похищенное добро нередко служит основанием благосостояния семьи и принимается ею, как нечто законное и должное. Предметами воровства никогда не может служить что-либо, принадлежащее однофамильцу, а всегда собственность членов другой фамилии, другого рода, или еще лучше, другого народа. Украсть у однофамильца — позор и преступление, случающееся как одиночное явление; украсть же у инородца или разнофамильца — доблесть, молодечество, не вызывающие осуждения у самых строгих носителей народной справедливости. Зорко следя за всем, что плохо охраняется, чеченец в тоже время очень бдителен по отношению к своему добру. Припрятав кувшин с серебряными деньгами, он даже близким членам своей семьи не сообщает о нем и нередко умирает, не открыв места, где спрятан ценный клад. Похитив же чужое имущество он передает его любому члену своей фамилии в полной уверенности, что тот не только не выдаст его, но, напротив, употребит все усилия для сокрытия преступления. В виду этого взаимное укрывательство служит главным тормозом к раскрытию преступлений и успеху борьбы с воровством и хищничеством.
В основе укрывательства лежит принцип фамильного союза. «Фамилия или родовой союз» говорит Н. С. Семенов, – «орден, в котором каждый член, без клятв и договоров, в силу исторически развившегося инстинкта, беззаветно служит интересам целого, не задумываясь жертвовать для них, в случае надобности, всеми личными интересами. Вне фамилии чеченец чувствует себя жалким и беспомощным; внутри ее он в крепости, имеющей сотни часовых, тысячи ружей, многочисленный и единодушный гарнизон; сознание силы и крепости делает его самоуверенным, гордым, своевольным, дерзким, и нахальным. Это было прежде, существует и теперь, несмотря на то, что в настоящее время каждая фамилия разбита между сотнями аулов и десятком обществ. Аул в глазах чеченца — случайная ассоциация, соединившаяся для целей экономических, в которую он попал по воле судьбы и предков; общество — собрание аульных ассоциаций, имеющее или имевшее прежде, кроме экономических, пожалуй, и политические цели, в отношении соседних народов; но общественный организм, с которым чеченец должен сообразовать не только поступки свои, но и побуждения, это фамилия, род, к которому он принадлежит. Чтобы читатели могли вполне понять значение такого семейного союза, достаточно сказать, что им одним объясняется все своеобразие личных свойств чеченца и что вне его необъяснимы такие крупные явления в жизни чеченцев и вообще Кавказских горцев, как обычаи кровомщения, гостеприимства, похищения невест и много других. Все эти обычаи естественно вытекли из основных догматов семейного союза, которые могут быть формулированы так: все члены одной фамилии за каждого и каждый за всех; свои всегда правы, чужие всегда виноваты; против чужих ничто не преступно, а если поступок против чужих полезен и выгоден для фамилии, то он всегда похвален; член своего рода, где бы он ни находился и кто бы он ни был по своим качествам, всегда брат и всегда имеет право на помощь и на жертвы. На практике, в жизни, приведенные догмы когда-то проявлялись с тою же беспощадною резкостью, с какою они выражаются теоретически и, вероятно, они весьма долго господствовали над умом и волею чеченца, если успели залечь в его душу, как прирожденные идеи. Ни продолжительная борьба с этими идеями так называемых народных обычаев, ни двадцатилетнее давление на них установленных нами новых и чуждых им порядков до сих пор не поколебали их существенным образом; умалился только круг, влияния этих идей, изменилась форма внешнего проявления их, но сущность осталась та же до сих пор. И теперь убийство члена Бонойской, положим, фамилии, случившееся на берегах Аргуна, заставляет Бонойца, живущего на Ярык-су (50-60 верст), хвататься за ружье и бежать или скакать к месту убийства, чтобы отомстить убийце. Явившись поздно, когда дело уже окончено, он ограничивается появлением в доме потерпевших, и выражением им своего сожаления; но если он попал на место происшествия вовремя, то ни на минуту не задумается, как дикий зверь, броситься на убийц своего однофамильца, не справляясь о числе их».
Постоянная борьба с соседними народами, погоня за хищничеством и малая склонность к труду выработали в чеченцах храбрость, жестокость, ловкость и находчивость. Вместе с этими чертами энергичной, дикой натуры чеченец соединил в себе хитрость, лицемерие и коварство. Довериться чеченцу трудно, положиться на его обещания и клятвы невозможно. Он всегда может предать, всегда способен увлечься минутной вспышкой, призрачной выгодой или кажущейся добычей. Но вместе с тем чеченец гостеприимен, почтителен к старшим и очень умерен в своих привычках и потребностях Он лихой наездник и воин, а при благоприятных условиях вырабатывается в хорошего и умелого работника. К сожалению, научиться работать чеченцу не у кого, а сам он может дойти до этой науки только очень нескоро. Ум у него острый и бойкий, быстро и легко воспринимающий, но совсем не дисциплинированный. Грамота и обучение, при таких условиях, являются почти единственными средствами, могущими дисциплинировать чеченца, приучить его к систематическому мышлению и к устойчивости в мыслях и делах. Но для этого в Чечне сделано еще очень мало, несмотря на необходимость, с одной стороны, успокоить эту беспокойную народность, а с другой, на восприимчивость и несомненную способность ее к культуре. До тех же пор, пока просвещение не явится действительным умиротворителем края, мы всегда можем ожидать в нем новых осложнений и неприятностей. В населении постоянно живет мысль о Турции и о переселении в нее. Остатки семей и фамилий, переселившихся туда, религиозное сродство и подстрекательство беспокойных людей постоянно делают свое дело и, подготовляя брожение на месте одновременно усиливают стремление к переселению в Турцию, являющуюся для них какой-то идеальной страной. Разочарование переселившихся туда ранее нисколько не охлаждает пыла у современников, так как все неудачи в таких случаях всегда объясняются несчастным стечением обстоятельств. Между тем действительность несомненно подтверждает, что всякое переселение в Турцию влечет за собой и полное разорение, и даже вымирание. Тем не менее пока в Чечне появится свет образования, переселение в Турцию успеет увлечь немало новых жертв чеченского легкомыслия.
ГЛАВА IV.
Земледелие и землевладение.
Чеченское предание о первой заимке земель на плоскости. — Положение поземельного вопроса в Чечне. — Проекты поземельного устройства чеченцев и обеспечения их землею: на правах собственности (из-под разработанного леса), на правах общественного владения и, наконец, для лиц, имеющих заслуги перед государством. — Величина наделов и тесноземелье в Чечне. — Некоторые черты общинно-родового быта. — Современные порядки общинного землевладения в Чечне. — Орошение земли и общественные работы.
До покорения чеченцев русскими, единственным правом на землю среди нахчуо считался захват, заимка. Сами чеченцы, рассказывая в сохранившемся предании о заселении долин Ярык-су и Акташа, следующим образом объясняют свои права на землю. «Первыми переселенцами из гор Аки-лам (из местности Нашихэ) были», говорят они, «части фамилий Парчхой (Пешкой) и Цечой (Цецой). Они не застали в этих долинах ни одной человеческой души; мало того, вся кумыкская плоскость, покрытая тогда сплошь дремучим лесом и камышами, была совершенно пустынна, если не считать наполнявших ее диких зверей; с другой стороны, в Андии был только один хутор, состоявший из одного семейства. Кругом был простор и неначатая богатая земля: на юг высились горы, вершины которых покрыты были яркою сочною травою; ниже начинались леса и спускались по ущельям вплоть до плоскости и далее до Терека. Леса и горы были полны оленей, коз, кабанов и др. зверей. Все это не имело хозяина и принадлежало Богу. Переселенцы с благоговением приняли от Бога эти места по праву первого завладения. Первым делом старики сели и, обдумавши все, постановили правила, которые, как завет, перешли до нашего поколения. Относительно владения землей постановлено было так: пастбищные горы, берега рек, выгоны объявлены были общими, неделимыми (иухкуру медтихк); все места, не покрытые лесом (в лесной полосе), разделить на равные части и разобрать для пахоты и покосов на один год, а затем ежегодно делить их по жребию, по числу домов; эти земли будут общественные — делимые (куп). Наконец, каждой семье предоставлено было отметить участок леса, по силам своим, и постепенно валить его, чтобы очистить место для пахоты и покосов. Эти участки, по праву первого завладения, поступили в наследственную собственность, отмечавших лес, под названием «ляцен-мохк».
Проходили годы, фамилии Парчхой и Цечой размножались и увеличивали свои поля через очистку лесов в наиболее удобных местах, а между тем слух об этом доходил на родину и оттуда стали перекочевывать сначала однофамильцы их, а потом и лица из других фамилий; но все-таки почет и главное право оставались на первыми завладетелями, а именно за фамилиями Парчхой и Цечой. Но фамилии эти до того умножились, что для более удобного пользования землями принуждены были разделиться. Фамилия Парчхой осталась на том же месте и основала еще по соседству аул, под названием Парчхой-аул (ныне Акташ-аух ), а фамилия Цечой удалилась на реку Ярык-су и основала аул под названием Цечой-аул (ныне Кишень аух). Позже из этих трех аулов составился еще на р. Ярык-су выселок Ачалык (ныне Ярыксу-аух). В то время, как эти фамилии размножались и расселялись по долинам Акташа и Ярык-су, из родовых гнезд, именно из Нашихэ, вышла фамилия Беной и приняла горные земли по обе стороны р. Аксая в верховьях его, в общую собственность, по тому же праву первого завладели; она основала один аул Беной с хуторами. Эти переселенцы поступили так: они общим трудом очистили некоторое пространство земли из-под леса и обратили в «кун» и «иухкуру-медтих», а затем, кому нужно было более земли, тот приобретал себе «ляцен-мохк». Окрестные леса объявлены были общими и их очищать могли только члены фамилий Беной или приселившиеся к их аулу. Остальные земли между рр. Аксаем п Ярык-су заняты были последовательно пришлыми фамилиями Бильтой, Гендыргеной, Датхой, Зандакой и другими, менее значительными».
Такой именно порядок пользования землей – говорит г. П., записавший это предание в 1869 г. – застало и русское владычество в Чечне. По его словам, «каждое общество распространяет свои права на известное пространство лесов и гор и, защищая свое право, опирается на праве первого завладения; так существуют: земли ауховские, зандаковские, беноевские и т. п. Вообще же земли одного общества делятся: 1) на общие – нераздельные, к которым относятся горные пастбища, берега рек и выгоны; 2) общие — делимые, которые составляют пахотные и покосные места, издревле признаваемые общественным «куп»; 3) собственные, по праву первого завладения лицами, или приобретенные покупкою и 4) собственные, приобретенные через очистку лесов, принадлежавших другим фамилиям (по отметке) или общинам. Просторнее всех живут ауховцы, как первые пришельцы и завладетели, и между ними особенно большими угодьями пользуются фамилии Парчхой и Цечой, которые владеют целыми урочищами. После ауховцев просторнее всех расположены беноевцы; что же касается до остальных: бальтоевцев или билитлинцев, зандаковцев, гендыргеновцев и др., то они, особенно первые, теснятся до невероятности. Иначе и не могло быть: пришедши после других, они могли пользоваться только остатками земли; все же лучшее имело уже других владельцев. Первое завладение считается здесь самым священным правом и никто не осмелится оспаривать его; поэтому после каждого переполоха, возвращаясь из лесов на свои места, жители сразу без малейших недоразумений садятся по своим местам, как будто и не трогались с них. Что же касается до земель 4-го разряда, то они до сих пор составляют источник нескончаемых споров. Как видно из предыдущего, право первого завладения привело к крайне неравномерному распределению земли. Пришедшие после жалуются на недостаток земли и просят помочь их горю, но при этом ни один из них не решится просить прирезать ему из земель третьего разряда, владельцы которых, зная святость своего права, готовы сказать: «Возьми, если у тебя поднимется рука».
Удовлетворить справедливым жалобам на недостаток земли, а также разобраться в спорах было действительно нелегко. По общему сознанию населения и властей, плоскостных земель было мало, а между тем привычная для туземцев культура требовала значительные пространства. Между тем еще в 1860 г. было решено так или иначе покончить с земельным вопросом в Чечне, распределив большинство земель между аулами на общинном праве и лишь незначительную часть их выделив в частную собственность. Нагорная же полоса, в предупреждение занятия ее притоками хищнических партий, была объявлена в казенное владение. В видах наделения чеченцев достаточным количеством земли, русское правительство охотно согласилось на единовременный уход 5 тыс. чеченских семейств в Турцию и, как мы видели, даже снабдило их средствами на путевые издержки. Оставшиеся после них земли тоже должны были пойти в надел аульным обществам и хоть немного уменьшить земельную тесноту. Кроме того, для увеличения площади земель, подлежащих наделению, русское правительство прибегло к покупке. На часть земель Качкалыковского наибства, в количестве 13400 десятин, предъявляли притязания кумыкские князья. Хотя, вообще говоря, притязания эти были довольно сомнительного свойства, но тем не менее за кумыкскими князьями уже было признано право на землю, вследствие чего половина ее была оставлена в их владении, а другая половина долженствовала поступить в надел населению. На этом основании и в Качкалыковском наибстве кумыкские князья имели право на 6700 дес. Но так как уступка их князьям повлекла бы за собой даже переселение некоторых аулов, то Его Высочество Наместник Кавказский распорядился в 1867 г. приобрести означенные 6700 дес. по вольной цене, каковая и была установлена в размере 3 р. за десятину.
Вообще во второй половине шестидесятых годов, по-видимому, решено было возможно скорее и во что бы то ни стало покончить с земельным вопросом, причинявшим нам много хлопот и невнятностей. Ради военных целей и замирения края, аулы переселялись с места на место, причем точных границ земельных дач не указывалось Новоселы заводили споры c соседями и нередко снова были выселяемы на другие земли. Случалось и так, что земли прочно осевших туземцев требовались, ради военных и других целей, для казны или для казачьего войска, и их отбирали от прежних хозяев. Масса фактов, показывавших всю неустойчивость земельных владений туземцев, несмотря на наши обещания о сохранении за ними прежних земель, убеждала их в невозможности восстановить свои права на землю. В виду этого десятки аулов в течение многих годов вели свое хозяйство с таким расчетом, чтобы при добровольном или недобровольном переселении можно было покинуть насиженные места без особых потерь и жертв. Серьезный труд, при таких условиях, был почти невозможен, а потому туземцы волей-неволей должны были обращаться к другим способам доставления себе средств к жизни — к грабежам и разбоям. Эти последние в свою очередь порождали беспорядки, новые неурядицы и, разумеется, далеко не способствовали упрочению нашего положения на Северном Кавказе.
Все невыгоды нашего положения в крае, при полном неустройстве земельных дел у туземцев, вполне были сознаны только при Наместнике Кавказском Его Императорском Высочестве Великом Князе Михаиле Николаевиче. Однако и обвинение в медленном течении поземельных дел едва ли справедливо, так как разобраться в них было очень нелегко. Русское правительство в эго время уже сознало такие ошибки свои, как передача в вечное владение князьям Бекович-Черкасским 98 тыс. дес. земли, и должно было действовать осмотрительно. Между тем домогательства отдельных лиц из туземцев и даже целых фамилий не прекратились; споры между аулами продолжались и народно-правовые воззрения объяснялись различными лицами различно; наконец, последовательности в решении ранее возникавших поземельных вопросов не существовало. Таким образом, дело определения прав на владение землями до такой степени осложнилось и запуталось, что покончить с ним сделалось возможным только при значительном усилии и твердой решимости высших властей в крае.
На чеченской территории дело поземельного устройства началось с Надтеречного наибства (участка). Здесь была повторена прежняя ошибка, и около 20 тыс. десятин земли, из общей площади наибства в 122400 дес., были розданы в частною собственность туземным (кабардинским) князьям Алхасовым, Эльдаровым, Таймазовым, Турловым, Бекович-Черкасским и другим. Аульные земли Надтеречного участка распределялись крайне неравномерно: в восточной части, имевшей всего до 2 х верст в ширину, население было относительно густое, здесь же попреимуществу сосредоточивалось и частное землевладение; в западной же части, при ширине ее в 14—16 верст, жителей насчитывалось меньше, а земель с значительным избытком. В виду этого в 1863 году составлен был проект размежевания земель Надтеречного наибства, по которому жители села Брагуны, как имевшие самую лучшую по качеству почвы землю, получали по 18 дес. на дом, а в остальных аулах, средним числом, по 33 дес. на двор. Кроме того проектом предположено было изменение границ некоторых частновладельческих поместий и образование в каждой аульной даче небольших запасных участков для лиц, вновь переселяющихся в Надтеречное наибство. Проект этот был Высочайше утвержден в 1864 г и тогда же приведен в исполнение. При этом все 13 аулов Надтеречного участка, в количестве 2331 дома, получили полный земельный надел, а для 1012 домов, на случай переселения их сюда из других мест Чечни, таковой же надел был оставлен в виде запасных дач.
Особый временный отдел Терской поземельной комиссии, учрежденной в Чеченском округе, после приобретения 6700 десятин у кумыкских князей Качкалыковского приставства, был поставлен в затруднение разрешением следующих «двух вопросов: и) возможно ли включить в число земель, подлежащих в надел аулам, земли Чеченского округа на правом берегу р. Сунжи, предоставленные, частными распоряжениями начальствующих лиц, в пользование соседнего казачьего населения, а также и земли, отведенные близ укр. Воздвиженского войскам для покосов? — и 2) можно ли, при проектировании аульных наделов, брать в расчет часть земель нагорной полосы Чеченского округа?». Составленный для разрешения этих вопросов особый комитет, под председательством ген.-ад. М. Т Лорис-Меликова, высказался в 1808 г по первому вопросу отрицательно, находя, что отобрание земель от казаков или от казны «не соответствует политическим видам правительства». Что же касается земель нагорной полосы, то комитет, признавая недостаточность плоскостных земель, нашел возможным включить в надел аульных обществ ту часть нагорной полосы, на которой расчистка леса уже закончена. Вместе с тем комитет Лорис-Меликова возбудил ходатайство о том, чтобы чеченцам, в видах увеличения их земельных владений, было предоставлено право производить в нагорной полосе расчистку тала (полян). Его Высочество Наместник Кавказский, утверждая постановление комитета, изволил разрешить также и расчистку лесных полян, но с тем, «чтобы во избежание вреда, который может быть нанесен от произвольной и нерасчетливой порубки леса, были заблаговременно определены и указаны жителям те районы, в которых предоставляется каждому производить расчистку участков». Подобное же распоряжение было сделано еще кн. Барятинским в 1860 г. относительно горцев Ичкеринского и Нагорного округов. Им было разрешено, по их ходатайству, расчищать из-под леса поляны и пользоваться ими на правах вечного и потомственного владения. Распоряжение это, подтвержденное Его Высочеством Великим Князем, было Высочайше утверждено 23 июля 1868 года. Таким образом, на правах заимки и расчистки лесов был подтвержден в Чечне институт частной собственности. Воспользовавшиеся таким правом чеченцы обязаны были подчиняться известным правилам, а именно: производить расчистки не отдельными разбросанными участками, а сплошными группами их и притом преимущественно близ подлежащих открытию новых путей сообщения; селиться же на вновь расчищенных участках было воспрещено.
Дальнейшая деятельность чеченского отдела поземельной комиссии должна была состоять в окончании обмежевания частновладельческих земель, в определении границ Чеченского округа с Ичкеринским и Аргунским в хозяйственном описании земель, находящихся в пользовании чеченских аульных обществ. В течение зимы с 1868 на 1869 гг. отдел должен был составить «подробный проект нового уравнительного распределения земель между аулами, соображаясь с качествами почвы и численностью населения аулов, а также имея при этом в виду, чтобы весною или летом 1869 г, было уже возможно приступить к полевым работам, по указанию аулам новых границ аульных дач».
Но составление такого проекта опять затянулось, вследствие пограничных споров с терскими казаками. Однако 30 августа 1870 г. был Высочайше утвержден журнал кавказского комитета от 25 августа, коим — 1) карга и ведомость распределения земель в Чеченском округе Терской области была утверждена с тем однако, чтобы в потребных случаях допускались незначительные изменения при проложении в натуре границ аульных дач; 2) порядок пользования лесами и оросительными канавами должен быть утвержден Его Императорским Высочеством Наместником Кавказским; 3) предоставленное чеченцам к 1860 г, право производить пастьбу скота на отошедшей в казенное владение нагорной полосе, в западной части Чеченского округа, оставить по-прежнему, предоставив Его Высочеству выработать для сего особые правила; 4) оставить в силе распоряжение того же 1860 г. о воспрещении чеченцам селиться в той же нагорной полосе, но, в видах поощрения земледелия, дозволить им производить там расчистки лесных земель, оставляя расчищенные пространства «в потомственном владении» лиц, завладевших ими и приведших их в состояние годное для земледелия. При составлении же проекта о наделении землей чеченских аулов, вся земля, по качеству почвы, была разделена на три полосы: горную, среднюю и северную, в состав которой вошло безводное пространство по северную сторону Качкалыковского хребта. Средняя полоса была принята за нормальную, причем аульный надел был рассчитан так, чтобы на каждый дом пришлось 13 десятин удобной земли, 1¼ дес. неудобной и 2½ дес. строевого леса, а всего по 16¾ дес. на дом. Впрочем, от такого распределения пришлось сделать отступление и назначить одиннадцати аулам в надел от 15 до 16 десятин на дом, десяти — от 16 1/6 до 16 2/3 дес., а аулу Амир-Аджи-юрт по 25 2/3 дес. и Азамат-Юрту но 26 3/4. Остальные аулы получили нормальный надел в 16¾ дес. Затем, при размежевании по этому проекту в 1871 г. около 700 десятин земли, находящейся в Большой Чечне, были перечислены во владение качкалыковским аулам. Произведенный на этих основаниях раздел чеченских земель между аулами вызвал целую массу споров и недоразумений. Многие из переселенцев, ушедших в 1865 году в Турцию, возвратились опять на родину и, примкнув к существующим аулам, тоже нуждались в устройстве их земельного положения. Поэтому во многих сельских обществах оказался значительный недочет земли сообразно с установленными нормами. Во всех обществах никакой расценки земельных угодий не производилось, но в некоторых, при определении размера надела, были приняты в расчет относительные качества плоскостной земли, а потому предгорные аулы, получивши плоскостной земли только в половинном размере и часть горной, считали себя обиженными. В виду этого межевое управление Терской области вынуждено было в 1873 г. ходатайствовать о производстве некоторых, более или менее значительных изменений в распределении наделов по проекту 1871 г. В 1874 г. этим управлением был представлен «проект изменения границ и пространства аульных дач Большой Чечни и бывшего Качкалыковского наибства», согласно которому и были произведены работы в натуре, закончившиеся в 1876 г. Самое распределение земель, т. е. производство пограничной съемки и отвод наделов всем аульным обществам, было выполнено межевым управлением. Но утверждение этого нового распределения до сих нор не последовало, сначала вследствие восстания чеченцев в 1877 г., а затем вследствие перемен в управлении, повлекших за собой переход горцев Терской области в ведение военного министерства. Таким образом, хотя чеченские аульные общества не утверждены в правах владения землей, но тем не менее в фактическое пользование их с 1876 г. предоставлен следующий надел: для аулов Урус-Мартан, Бачин-Юрт и Элисхан-Юрт от 13,96 до 19,87 дес. на наличный дом; для аулов Автуры, Гехи, Курчалой, Цацан-юрт, Сераджан юрт, Гель-дыген, Устар-Гардой и Гелен-Гойты от 15,25 до 15,16 дес.; для аулов Ачхой, Шали с Сержень-юртом, Чечен, Алды, Алхан юрт, Большие Атаги, Катыр юрт, Бердыкель, Энгель-юрт, Аллерой, Валерик, Цонторой и Малые Атаги от 16,06 до 16,95 дес.; для аулов Ишхой, Кады-юрт и Мискир-юрт от 17,02 до 17,66 дес.; для аулов Герменчук, Ной Берды, Гудермес, Истису, Ойсунгур, Шама-юрт и Кошкельды от 18,02 до 18,98 дес.; для аулов Белгатой, Дуба-юрт, Маиортуп с Джугатой и Хадис-юрт от 19,03 до 19,93 дес.; для аула Хулары по 20,2 десят.; для Герзель-аула по 23,93 десят., для аула Амир-Аджи-юрт по 26,68 дес.; для аула Азамат-юрт 27,83 дес.; и для аула Мереджой-Берем по 50,05 десят., на личный дом.
Исчисленные по такому расчету наделы помножались на количество наличных в 1873 году домов и нарезывались в общественное пользование аулов. Внутренняя же ситуация аульных дач, для составления точных межевых планов, еще не производилась.

Землевладение составляет главное занятие плоскостных чеченцев. Не подлежит сомнению, что хлебопашество ведется в Чечне исстари, так как еще в первых исторических сведениях о ней земледелие уже упоминается в числе занятий местного населения. Но с другой стороны несомненно и то, что до покорения Чечни русскими, земледелие в ней имело гораздо меньшее развитее. Огромные леса в предгорье и трудность разработки земли из-под них, а на плоскости недостаток орошения, в значительной мере препятствовали развитию этой отрасли народного труда. В первой половине текущего столетия военные действия повлекли за собой уничтожение многих лесов и расчистку их как русскими солдатами, так и туземным населением. Туземцы стали массами выселяться на плоскость и продолжали уничтожение лесов. Привычные способы наживы, путем грабежей и воровства, были стеснены и чеченцы волей-неволей постепенно должны были изыскивать другие, более мирные средства к жизни. Хлебопашество в этом случае являлось и наиболее привычным и самым прочным занятием. Поэтому очень естественно, что население обратилось к нему в той мере, в какой было способно к такого рода мирному промыслу. Для суждения об успехах земледелия могут служить, до некоторой степени, данные о посеве хлебов. К сожалению, мы располагаем такими данными только за короткий промежуток времени, притом не по всем хлебам; но имеющихся у нас цифр во всяком случае достаточно, чтобы сделать общие заключения о земледелии в Чечне. По сведениям 1876 г, чеченцы теперешнего района Грозненского округа высевали менее 8 тыс. четвертей пшеницы; в 1888 г, они высеяли уже 14035 четв., а в 1891 г. – 14815 четв., хотя в 89—90 гг. посев ее колебался от 12,6 тыс. четвертей до 13,8 т. четвертей. Таким образом, за 15 лет площадь посева пшеницы увеличилась почти на 46%. В последние же годы это увеличение шло уже тише и за три года (88—91) дает всего 5,2 %. Что касается посевов кукурузы, то расширение их в последние годы идет быстрей, чем пшеницы. Так, в 1888 году было посеяно 10161 четверть кукурузы, в 1890 уже 11020, в 1891 — 13667, а на 1893 — 14113.
Здесь уже за пять лет площадь посева кукурузы увеличилась почти на 39%. Посев проса с 1335 четв. в 1888 году поднялся к 1891 г. до 3378 четв., яровой пшеницы с нескольких десятков четвертей до 823, ржи с 61 четв. до 171, картофеля с 28 до 102. Площадь посева овса не расширяется, а ячменя стали высевать в 90-х годах приблизительно на 1000 четвертей меньше, чем в 1888 г. Таким образом, в общих цифрах посев хлебов в Грозненском округе с 30090 четв. в 1888 г, поднялся к 1892 г. до 36445 четвертей, т. е. более чем на 21%. Нет сомнения, что такой относительно быстрый рост хлебопашества в Чечне возможен только в настоящее время, когда представляется возможным разрабатывать из-под леса и зарослей новые пространства, когда в плоскостной полосе находятся еще десятки тысяч десятин, не видавших плуга. Очень возможно, что такой рост земледелия еще усилится в ближайшее время, под влиянием нового железнодорожного пути и того экономического оживления, которое вызовет он. Но вместе с тем необходимо предвидеть, что, при чеченском малоземелье, в недалеком будущем такой рост посевной площади должен будет прекратиться и население вынуждено будет обратиться к более интенсивным системам хозяйства.
В настоящее же время чеченцы придерживаются переложнозалежной системы. Участки земли, разработанные из-под зарослей чилизника, или из-под леса, или просто вновь распаханная степь эксплуатируются посевом хлебных растений в течение нескольких лет сряду, затем запускаются в залежь и через нисколько лет, если не зарастают чилизником, поступают в пользование как сенокос или выгон. Через 10—15 лет такой участок снова может быть обращен в пахоть и т. д. После разработки участка, сеют обыкновенно кукурузу, а иногда просо или бахчу; за кукурузой следует пшеница, затем опять кукуруза и т. д. Таким образом, пропашное растение (кукуруза) чередуется с злаковым, благодаря чему истощение почвы идет не с такой быстротой, как, например, у казаков, высевающих почти исключительно злаки. В предгорье, где земли распахиваются всего только 80—40 лет, признаков истощения почвы еще почти нет, но на плоскости они уже заметны в некоторой мере.
Исчисление силы урожая в форме «сам» представляет значительные неудобства, но отступить от нее мы лишены возможности в виду того, что все данные официальной статистики вычислены по этой форме, а материалов для точного определения площади посева в десятинах совсем не собирается. В виду этого приходится довольствоваться сведениями об урожае «сам столько-то раз». В Чечне урожай всех хлебов, вместе взятых, по данным за пять лет, достигает сам 9,6. По сведениям о другим местах оказывается:
В Малороссии средний урожай дает сам 10, в Кабарде 6,8, в Остзейских губерниях 6,5, в Прибалтийских губерниях 5, на территории Терского казачьего войска 4,6, в Осетии 4,2, в средней и черноземной полосе 4 и т.д.
Таким образом, по среднему урожаю Чечня занимает во всей России одно из первых мест, непосредственно вслед за Малороссией. Это обстоятельство объясняется прежде всего тем, что в Чечне преобладает посев кукурузы, которая, преимущественно перед другими зерновыми хлебами, дает большие урожаи «сам», т. е. по отношению к высеянному зерну. Сравнивая же урожаи отдельных хлебов в Чечне с средними урожаями в России, получаем далеко не столь благоприятные результаты.
Обращаемся прежде всего к кукурузе. Хотя годовой посев семян ее несколько меньше, чем пшеницы, но тем не менее кукуруза занимает площадь раза в 3—4 больше пшеницы и дает почти в 4½ раза больше зерна. Поэтому ей принадлежит в Чечне первое место в ряду других сельскохозяйственных растений. В Осетии она дает урожаи сам 22,4, в Кабарде — сам 14, а в Чечне — сам 18,6. Таким образом, чеченская кукуруза занимает по урожайности среднее место между осетинской и кабардинской, но ниже среднего по области (сам 20,3). Считая вес четверти кукурузы равным 12 пудам, а стоимость пуда по средней цене за последние пять лет, в 40 коп., находим, что Чечня производит ежегодно 2672184 пуда кукурузы, на сумму 1068874 рубля.
Второе место по значению в ряду хлебов, высеваемых в Чечне, принадлежит пшенице. Посев яровой пшеницы только что начинает развиваться и не достиг еще 1000 четвертей, а потому главное значение принадлежит пшенице озимой. В среднем за последние пять лет ее собирали по 49563 четверти, что, при тяжеловесности зерна ее, составляет до 495630 пудов. Полагая, что на десятину земли в Чечне пшеницы высевают, как в Новороссии и Астраханской губернии, до 6 мер, находим, что площадь посева ее составит 18464 дес. Урожай же десятины составляет в среднем 3,37 четв. В черноземных губерниях России пшеница дает до 5 четв. зерна с десятины. Следовательно, в Чечне урожайность ее значительно ниже, что прежде всего объясняется разницей в технических приемах обработки земли. Средний урожай пшеницы по Терской области не превышает сам 4-х, в Кабарде он близок к этой же цифре, в Осетии спускается до сам 3,7, а в Чечне — до сам 3,6. Таким образом, и в пределах Терской области Чечня, по урожайности пшеницы, занимает последнее место. Стоимость урожая пшеницы, высеваемой чеченцами, считая по 80 к. за пуд, достигает 369504 рублей.
Проса высевается в Чечне несколько меньше ячменя, но так как урожайность его выше, то ему должно быть отведено третье место в ряду других возделываемых чеченцами растений. В Осетии просо дает урожай сам 11,6, в Чечне — сам 7,6, а в Кабарде сам 7. Следовательно, по урожайности чеченское просо занимает в Терской области среднее место, хотя, вообще говоря, ближе подходит к низшим цифрам урожая. В питании населения оно не играет такой роли, как в Кабарде, и возделывается, главным образом, в зависимости от наличности подходящей для него земли. Общая стоимость урожая проса, при средней цене на него в 40 к. пуд, не превышает 62693 р.
Ячмень, по роли его в сельском хозяйстве чеченцев, занимает четвертое место. В Терской области самый высший урожай дает он в Кабарде — почти сам 5,5; следующее место по урожайности занимает Чечня, где урожай ячменя в среднем, за последите 5 лет, достигал почти 4,8; в Осетии он опускается до сам 3,7. При весе четверти ячменя в 7½ пудов и стоимости пуда около 50к. , ценность урожая его в Чечне простирается до 48030 р.
Посевы овса в Чечне, как и везде у туземцев Северного Кавказа, незначительны. Эго объясняется тем, что для лошадей туземцы больше привыкли давать в корм кукурузу и ячмень, чем овес. В Кабарде, например, его почти совсем не сеют. В Осетии он дает урожай сам 3,7, а в Чечне значительно выше — сам 4,8. При среднем весе четверти овса в 5½ пудов и цене пуда в 50к., стоимость всего урожая его в Чечне едва простирается до 15906 р.
Сбор ржи и яровых хлебов, не поименованных выше, а также и сбор картофеля в общем чрезвычайно незначительны. Эти растения не имеют никакого значения в сельском хозяйстве Чечни. Общая стоимость ежегодного урожая их не превышает 3760 р.
Таким образом, сбор хлеба в пудах и стоимость его выражаются в Грозненском округе в следующих цифрах:
За 2672184 п. кукурузы, по 40 к. п., всего 1068874 р.
495630 пшеницы, по 80 к. – 396504 р.
156732 проса, по 40 к. – 62693 р.
96060 ячменя, по 50 к. – 48030 р.
31812 овса, по 50 к. – 15906 р.
5840 картофеля и разных яровых хлебов, считая по 40 к. п., всего 2336 р. и
3186 ржи, по 45 к. – 1434 р.
Всего за 3461444п. – 1595777р.
На каждого чеченца Грозненского округа приходится немногим более 20,4 пуда хлеба, а на каждую семью 107,5 пуд. Если принять в расчет, что в 1891 голодный год в России на семью в 5 душ оказалось достаточным 67½ пудов хлеба и что умеренность в пище кавказских горцев поистине феноменальна, то для чеченской семьи в 5,27 душ годовое потребление хлеба можно определить в 71,14 пуда. Но при этом необходимо допустить, что чеченские лошади не имеют зернового корма. В таком случае каждая семья будет иметь остаток около 36,4 пуда хлеба, из которых на осеменение полей пойдет около 11,1 пуда и на продажу остаются более 25,2 п., стоимостью до 11 р. 62 коп. Все же чеченцы Грозненского округа, в количестве 31945 семей, высеяв свыше 370 тыс. пудов хлеба и оставив себе на потребление до 2280 тыс., получают возможность продать до 810 тысяч пудов, на сумму по крайней мере в 374 тыс. руб. Хотя в общем сумма эта очень не велика, но по сравнению с другими народностями Кавказа и России важна уже сама возможность выручить ее, прокормив при этом себя. Кабардинцы, при значительно больших размерах землевладения, могут продать только 567 тыс. п. хлеба, а ингуши и того менее. В России же целые губернии производят менее хлеба, чем требуется на продовольствие. Однако, рассматривая результаты земледелия в Чечне, необходимо помнить, что мы взяли минимальную продовольственную норму, достаточную только для чеченца, и не выделили ни одного зерна на корм скота. Хотя рабочий скот в Чечне — волы и не требуют зерна, а лошадей кормят им очень мало, тем не менее для улучшения будущности сельского хозяйства в крае необходимо уделить часть зерна на корм скота. Отсюда очевидно, что продажа чеченцами хлебного зерна из своего хозяйства производится на счет развития собственного же хозяйства и что увеличение количества производимого зерна в ближайшем будущем очень желательно.
Следовательно, только по числу лошадей Чечня уступает другим местностям России. По числу же крупного рогатого скота, приходящегося на 100 душ населения обоего пола, она занимает одно из первых мест, а по числу мелкого окота среднее. В отношении же количества скота к территории Чечне принадлежит второе место в области. Так, в Нальчикском округе (кабард.) на 100 дес. земли приходится всех вообще домашних животных 84,3 голов; Грозненском (чеченцы) — 77; Владикавказском (осетины) — 58; Хасав-Юртовском (преимущественно кумыки) — 57,4; Сунженском отделе (ингуши и казаки) — 49,3; У терских казаков вообще — 37,5.
Хотя эта таблица вычислена для всего скота данного округа, а не для каждой народности отдельно, но тем не менее она вполне характерна для суждения об отношении площади земли у туземных племен Северного Кавказа к числу их скота, так как в указанных округах и земля и скот, принадлежащие владельцам других народностей, составляют исключение. Однако рассмотрение общих для всей чеченской территории цифр еще не дает полной картины скотоводства в крае. Для этого необходимо обратиться к данным по отдельным местностям Чечни и относительно отдельных групп скота.
Крупный рогатый скот играет важнейшую роль в крае, так как он вместе с тем и рабочий скот, и доставляющий молочные продукты, идущие в пищу населения. На 100 жителей, как мы уже видели, крупного рогатого скота приходится 104,1 гол., из коих, считая около 39% на молодняк, до 64-х голов эксплуатируются или как рабочий скот, или как молочный, или как производители. Таким образом, каждый дом имеет приблизительно 3,37 гол. Взрослого скота и немногим боле 2-х голов молодняка. Всего же на чеченский дом приходится 5,46 год. крупного рогатого скота. Если же исключить из подсчета семейства, не имеющие такового, то на каждый из остальных дворов придется 5,7 гол. рогат, скота. В Кабарде же его на каждый двор насчитывают 11.5 гол. у Терских казаков 5.5, у ингушей 4,6, а у русских крестьян 1,6 гол. Такое благоприятное положение Чечни по отношению к крупному рогатому скоту очень мало изменяется и по отдельным местностям края. В горной части, хотя абсолютная цифра скота меньше, но на 100 жителей приходится его больше, а именно — 114,6 голов. Здешнее население, будучи стеснено в земледелии недостатком пахотных мест, стремится увеличить, насколько возможно, количество рогатого скота. В плоскостной Чечне на 100 жителей приходится 99 голов. Цифра эта хотя и меньше средней по Чечне, но тем не менее в три раза больше средней по Европейской России, почти в 1½ раза больше чем у осетин и немногим больше вредней у ингушей.
Относительно благоприятная картина развития скотоводства у чеченцев мало меняется и в том случае, если мы обратимся к числу домохозяйств, не имеющих совсем крупного рогатого скота. В то время, как у кабардинцев 5,1% домохозяев не имеет крупного рогатого скота, у ингушей уже — 5,4%, у осетин — 6,2%, у терских казаков — 10,4%, у крестьян Московской губернии — 21%, среди чеченцев совсем не имеющих крупного рогатого скота насчитывают всего 1366 домохозяйств, составляющих лишь 3,9% общего числа их. В этом отношении Чечня занимает одно из первых мест во всей России. Такое относительно небольшое количество домов, не имеющих скота, при чеченском малоземелье, трудно поддается объяснению. При сравнении величины надела с количеством бесскотных домохозяйств оказывается, что в малоземельной горной полосе число домохозяйств, не имеющих крупного рогатого скота, составляет всего 1,44% тогда как в относительно многоземельной плоскостной части оно возрастает до 5,2%. Отсюда можно было бы заключить о прямом отношении количества земли к количеству бесскотных хозяйств: чем больше земельный надел, тем больше бесскотных и наоборот. Но такой вывод был бы поспешным. Следя на плоскости за количеством бесскотных хозяйств в отдельных аулах, можно, наоборот, проследить увеличение их с уменьшением размера наделов. В России, в свою очередь, констатировано обратное отношение величины наделов к числу бесскотных хозяйств. В виду этого, уменьшение последних в малоземельной горной полосе Чечни объясняется, по всей вероятности, другими общекультурными условиями. К числу их необходимо отнести меньшее количество семейных переделов и большее сохранение родовых форм общины, меньшее число в изолированных горных общинах тех соблазнов, которые всегда имеют влияние при близком сношении патриархальных народов с более культурными и, разрушая патриархальный быт, влияют на понижение уровня народного хозяйства и некоторые другие условия быта горных чеченцев.
В общей цифре рогатого скота по Терской области рабочих волов состоит 27,7%. Применяя это же отношение и к Чечне, находим, что собственно рабочий скот в ней состоит из 53247 голов, распределяя который по числу домов, получим на каждый 1,52. Такого количества в общем для обработки полей нельзя признать достаточными, а потому необходимо допустить, что с расширением земледелия в крае будет расширяться и скотоводство. О том, в какой мере развивается оно в настоящее время, мы не можем судить за неимением данных собственно о чеченцах. Но что оно все-таки прогрессирует, об этом можно заключить из общих данных по Грозненскому округу. В этом последнем в 1889 году всего рогатого скота состояло 189380 гол., а в 1892 г. уже 214021. т. е. прибавилось на 24641 голову. Следовательно, число рогатого скота увеличивалось ежегодно более чем на 6½%. Такое увеличение, разумеется, нельзя отнести на счет естественного прироста, но возможно допустить, что с заметным оживлением края в последние годы, увеличилось и число скота. Это тем возможнее, что Грозненский округ до последнего года страдал от чумы рогатого скота — этого общего бича Северного Кавказа — меньше других местностей.
Немаловажное значение в экономической жизни чеченского населения имеет также и мелкий скот. Так как все чеченцы мусульмане, то свиней они не держат, а все 362528 голов мелкого скота, числящегося у них, состоят из овец и коз Последних числится около 25% и, следовательно, три четверти указанного числа относится к овцам. На каждые 100 душ населения обоего пола приходится, как мы уже видели, более 196,2 голов мелкого скота. Но распределяется он в различных местностях края неодинаково. В то время, когда плоскостные чеченцы имеют на 100 жителей всего 119,5 голов мелкого скота, горцы располагают 335,5 голов, т. е почти втрое больше. При этом наблюдается, что и в горах не все местности одинаково богаты мелким скотом. Седьмой полицейский участок Грозненская округа, в верховьях Шаро-Аргуна, располагает наибольшим количеством мелкого скота. Здесь на 12 тыс. жителей насчитывают более 77 тыс. овец и коз. Затем следует 6-й участок, в верхнем течении Чанти-Аргуна, где на 15½ тыс. жителей значится свыше 65½ тыс. голов мелкого скота. Восьмой участок, по верховьям Хулхулау, имеет количество овец близкое к среднему по всей горной Чечне. Пятый же и девятый участки, расположенные в Черных горах, имеющих относительно большее количество пахотных мест, на каждых 100 жителей располагают почти таким же количеством овец и коз, как и плоскостные жители. Таким образом, количество мелкого скота по отношению к населению значительно увеличивается по мере углубления в горы и, следовательно, по мере уменьшения удобных для пахоты мест. Общая цифра мелкого скота, приходящегося на каждый дом, превышает 10,3 голов, но она значительно изменится, если из подсчета исключить всех домохозяев, совсем не имеющих ни овец, ни коз. Таких домохозяев на плоскости много больше, именно 12476, составляющих 54,7% общего числа их, а в горах 3507 или 28,8% всех. Всего же по Чечне не имеют мелкого скота 45,66% домов, в количестве 15983. Исключая их из общего числа домохозяйств, находим, что на одно хозяйство в среднем приходится более 19-ти голов мелкого скота по всей Чечне, более 12,9 голов на плоскости и свыше 25,4 в горах. Очевидная отсюда крайняя неравномерность в распределении мелкого скота ведет к тому, что половина населения имеет его с избытком, а другая совсем не имеет. Это явление, к сожалению, свойственно всем горцам Северного Кавказа. Так, среди осетин насчитывается 41,5% домохозяев, не имеющих мелкого скота, среди плоскостных ингушей 44,3%, среди кабардинцев 48,4%. По сравнению с последними, чеченцы поставлены еще несколько благоприятнее. Но положение их все-таки незавидно и представляет огромный интерес. Отсутствие подворного статистико-экономического исследования в Чечне лишает нас возможности проследить развитие овцеводства по домохозяйствам и решить вопрос о том, в каком отношении находится количество пахотной земли у отдельных домохозяев к количеству мелкого скота и не ведет ли скопление его в руках одной части населения к мобилизации у нее же земель, находящихся в родовом владении, или наоборот. Вопрос этот настолько важен, что решать его на основании общих соображений, без цифровых данных, невозможно. Но и теперь можно констатировать, что отсутствие мелкого скота почти у половины населения, при общем малоземелье его, не может не отражаться тяжело на экономическом положении его и, следовательно, так или иначе влиять на хозяйственность и возможность самостоятельно вести земледельческое хозяйство.
Для суждения о развитии овцеводства мы располагаем данными о числе мелкого скота за 1888 и 1891 годы в Грозненском округе. В первый из названных годов мелкого скота насчитывалось 323,039 голов, в последний же 344,741. Таким образом, за три года последовало увеличение на 21701 головы, т. е. несколько более чем на 2,2% в год. Очень возможно, что увеличение шло бы быстрее, если бы не тяжелые зимы 1888 и 1889 годов, в которые очень много погибло «баранты» от необычайных для Северного Кавказа морозов.
Коневодство, как одна из отраслей скотоводства, играет наименьшую экономическую роль в Чечне. Лошадь здесь для хозяйственных целей употребляется мало; главную, и почти исключительную, роль рабочего скота играют быки, а потому лошадь нужна преимущественно для верховых поездок, да для джигитства. На 100 душ населения у чеченцев приходится 9,2 лошади, т. е. в пять раз меньше, чем у кабардинцев, в три раза меньше, чем у русских крестьян, в 2½ — чем у терских казаков и ингушей и почти в два раза меньше, чем у осетин. В общем две чеченские семьи имеют одну лошадь. Но если исключить из подсчета 21136 домохозяев, совсем не имеющих лошадей, то на долю остальных в среднем приходится 1,23 голов. Таким образом, число безлошадных по всей Чечне чрезвычайно велико и достигает 60,36%. Это, по всей вероятности, единственная народность в России, имеющая такой огромный процент безлошадных. Число их понижается в горах до 48,3% и повышается на плоскости до 66,7%. Следовательно, по отношению к лошадям, как и по отношению к крупному рогатому и мелкому скоту, условия горной части Чечни более благоприятны, чем плоскостной, где число безлошадных достигает двух третей всех домохозяев. Такое незначительное число лошадей, вместе с крайне неравномерным распределением их, разумеется, составляет крупное экономическое зло. Но тем не менее, в виду указанной незначительной роли лошадей в хозяйстве чеченцев, зло это не имеет решающего значения. В хозяйственных работах лошадь чеченцу оказывается почти ненужной. В исторической борьбе своей с соседями он тоже не воспитал в себе потребности в лошади. В то время, когда кабардинец был страшен своими лихими кавалерийскими атаками и набегами, чеченец пугал своими завалами, которые воздвигал в непроходимых лесах и в которых скрывался пешком. Конные горцы играли роль преимущественно в наступательной войне, чеченцам же, в последние годы их самостоятельной политической жизни, приходилось вести почти исключительно оборонительную войну. Поэтому в лошади он нуждался сравнительно мало, а в хозяйственной жизни обходился волами. Эти же черты он сохранил, очевидно, и до сих пор, вследствие чего недостаток лошадей в Чечне, понижая общую стоимость народного достояния, тем не менее, как мы уже говорили, не имеет решающего значения для его хозяйства и всей экономической жизни.
Что касается развития коневодства, то в общем оно несомненно совершается довольно быстро, почти так же, как и развитие скотоводства вообще. В 1888 г. в Грозненском округе насчитывалось 14171 лошадь, а в 1891 г. число их возросло до 16879, т. е. несколько больше чем на 6% в год. В виду этого возможно допустить, что коневодство будет прогрессировать и в будущем.
Таким образом, из предыдущего очевидно, что по отношению к скотоводству Чечня ни чем особым не выделяется среди других местностей Северного Кавказа, за исключением разве относительно небольшого количества лошадей в ней. В горных местностях Чечни, как и в горах Осетии или Кабарды, скотоводство служит или главным занятием жителей, или играет в экономической жизни их такую же роль, как и земледелие. На плоскости же земледелие, как занятие более доходное, развивается гораздо быстрее и уже далеко оставило за собой скотоводство. Но в виду естественных условий края, последнее, вероятно, еще долго будет иметь важное значение в горной части его. В видах предоставления возможности чеченцам мирным трудом снискивать себе средства к жизни, было бы весьма желательно, чтобы вопросы скотоводства обратили на себя внимание, какое уже выпало на долю тесноземелья. Особенно интересно было бы выяснить причины существования огромного количества хозяйств, не имеющих мелкого скота, с тою целью, чтобы затем, сообразно с собранным фактическим материалом, принять меры к устранению этого зла. Только при посредстве таких мер и возможно рассчитывать на быстрое замирение края.
Из других сельскохозяйственных промыслов приходится отметить пчеловодство, которое, принадлежа к числу занятий, не требующих большой затраты силы и усиленной работы, может однако давать более или менее значительные доходы, а потому считается излюбленным чеченцами. Развитие этого промысла вполне благоприятствует климат Чечни, обилие лесов и вообще южная растительность. Поэтому чеченцы занимаются пчеловодством в значительно большем размере, чем их соседи – осетины, кабардинцы, ингуши и кумыки, но все-таки не в той мере, в какой можно было бы ожидать, судя по характеру промысла и благоприятным естественным условием для него. В 1891 году в Грозненском округе было 640 домохозяев, занимавшихся пчеловодством; следовательно, один пчеловод приходился почти на 51 домохозяина. Каждый пчельник состоял в среднем из 18,3 ульев, а общее число их у всех пчеловодов достигало 11740. Пчеловодство в крае то падает, то развивается. В начале 80-х годов оно достигло относительно большого развития, но затем, под влиянием неблагоприятных атмосферических условий, пришло в упадок. В 90-х годах оно снова начинает подниматься. За год с 1890 на 1891 год в Грозненском округе прибавилось 97 пчельников и 2203 улья. В последний год доходность от пчеловодства определялась в 22760 рублей, что составляло около 23 коп. на душу мужского пола. Несмотря на то, что условия для пчеловодства, за немногими исключениями, везде хороши, сосредоточивается оно преимущественно в предгорной полосе и особенно в 5-м (Шатоевском) полицейском участке. Здесь пчеловодством занимаются жители Борзоевского и Больше-Варандинского старшинств, а также некоторых других селений. Процветавшее некогда разведение марены теперь встречается в виде исключения.
Затем в числе сельскохозяйственных промыслов чеченского населения, отмечают плодовое садоводство и виноградарство, значение которых в экономической жизни населения, впрочем, совсем невелико. Плодовых деревьев здесь, правда, довольно много, особенно в местностях, изобиловавших лесом, но они редко составляют сплошные насаждения, а образуют, большею частью, небольшие садики при усадьбах и на лесных полянах. Фрукты в значительной части потребляются самими же хозяевами таких садиков и только отчасти идут в продажу. Виноградарством известны в Грозненском округе селения Брагуны, Амир-Аджи-Юрт и другие. Но и здесь оно далеко не так развито, как в левобережных теречных станицах. В последние 1890—1891 годы число садовладельцев не увеличивается и ограничивается всего 819-ю. Количество получаемого из этих садов винограда за те же годы колебалось от 49 тыс. пудов почти до 88 тысяч, а выручка за выделанное вино от 10½ тыс. рублей до 22,7 тыс. Кроме того, от 20 до 40 тыс. пудов винограда идет в продажу в сыром виде. Считая среднюю стоимость пуда винограда в 20 к., находим, что население зарабатывает на нем еще от 4 до 8 тыс. рублей. Общая же выручка от винограда, колеблясь от 15 до 30 тыс. рублей, в среднем достигает приблизительно 22,5 тыс., что на душу населения мужского пола дает около 17 коп.
Стесненные в количестве своих земель и в особенности земель пригодных для пахоти, чеченцы, как уже было сказано, не всегда охотно обращаются к разработке пространств, поросших чилизником, или к орошению безводных мест. Огромный труд, который приходится затратить на эти работы, мало привлекает чеченцев, особенно в тех случаях, когда удобную для посевов землю возможно получить недорого и без большого труда. А случаев таких, в некоторых местах Чечни и особенно близ Кумыкских земель, составляющих северо-западную границу ее, немало. Кумыкские князья и помещики, получив в свое владение половину всех земель и потеряв даровых работников в виде зависимых сословий, остались без рабочей силы. Огромные земли их не эксплуатировались и не приносили дохода; при таком положении дела, всякая аренда земель являлась для них очень желательной, на каких бы то ни было условиях. А так как хозяйство других народностей — русских, тавлинцев и кумыков, вблизи вороватых чеченцев, почти невозможно, то чеченцы, по отношению к аренде, не имеют конкурентов и пользуются землей кумыкских владельцев на очень выгодных для себя условиях. Так, в 1890 г. в хуторе Туршуной Хасав-Юртовского округа чеченцы арендовали у княгини Эльдаровой 2 тыс. дес. земли за 240 рублей в год, в хуторе Кобал-Отав они сняли у князя Алибекова тоже 2 тыс. дес. за 300 рублей в год, в хуторе Патимат-юрт 663 десятины, принадлежавшей княгине Уцмиевой и Бабатову, заарендованы чеченцами за 330 р. Впрочем, в некоторых случаях, арендная плата повышается. Так, в хуторе Симсир, того же Хасав-Юртовского округа, чеченцы взяли у Даутова445 десятин за 500 руб., а у купца Ярмаркина в хуторе Чома — 200 дес. за 300 рублей. Таким образом, арендная плата за землю, начинаясь от 12 к. за десятину, доходит в отдельных случаях до 1 р. 50 к. При таких условиях аренда могла бы сделаться довольно выгодным занятием для населения, и нет сомнения, что в будущем она получит более значительное распространение, чем имеет теперь. О числе арендных случаев и арендаторов точных сведений нет, но судя по тем, которые занесены в «Статистические Таблицы», их немного. Несомненно, что проведение в крае железной дороги дает толчок и этому занятию жителей.
Кроме земледелия и скотоводства, чеченцы, до окончательного покорения их русскими, промышляли разработкой и продажей леса. В течение зимы они заготовляли строевой и дровяной лес, таркалы , обручи, клепки и доски. Лес собирался в плоты, которые, во время половодья р. Сунжи, сплавлялись сначала по ней, а затем по Тереку до самого Кизляра, где таких плотов из Чечни набиралось от пяти до восьми сот и даже более. Таркалы, в количестве 5—6 тысяч ароб, также сбывались в Кизляр и соседние с ним места. Туда же везли обручи, клепки и другие материалы для бочек. В общем разработка и продажа леса доставляла им несколько десятков тысяч рублей. Но после восстания 1840 г. и продолжительных военных действий в Чечне, леса ее пали, а вместе с ними пал в прежних размерах и промысел. В настоящее время он дает населению немного и вероятно не больше того, что получается от пчеловодства. Упадок лесного промысла вероятно повлиял на расширение земледелия, но очень мало подвинул вперед такие существовавшие ранее кустарные производства, как бурочные, изделия из шелка, металлические плетения и т. п. Продукты этих производств всегда имеют на Кавказе более или менее обеспеченный сбыт, а потому упадок их только и можно объяснить указанными выше культурными причинами. В виду предпринятого в Терской области в настоящее время изучения кустарных промыслов, мы остановимся на них только в самых общих чертах, тем более, что наши сведения несколько устарели.
Наибольшее экономическое значение в ряду кустарных промыслов чеченцев имеет бурочный промысел, находящейся, как известно, в тесной связи с овцеводством. Процесс подготовки материалов для бурок, а равно и изготовления их были описаны нами в статистико-экономическом очерке о кабардинцах . В Чечне этот процесс почти ничем не отличается от практикуемого в Кабарде, но в общем менее тщателен, а потому чеченские бурки уступают по качеству славящимся по всему Кавказу кабардинским Тем не менее, благодаря тому, что многие чеченские бурки выщелачиваются в минеральных источниках, они нередко отличаются своею тонкостью и легкостью, очень ценными при продаже. Центром производства бурок в Чечне с давних времен считается аул Старый-юрт в Большой Чечне. Отсюда район распространения бурочного промысла тянется к юго-востоку по направлению к Кумыкской плоскости. Постепенно к югу он переходит к суконному промыслу и к добыванию сырья, т. е. шерсти, а к востоку — к суконному и полостяному производствам. Так как овцеводство в Большой Чечне распространено относительно мало, то жители ее, занятые бурочным промыслом, покупают шерсть или в Малой Чечне, или у ингушей. Скупка происходит преимущественно на весенних и осенних ярмарках в г. Грозном, причем приобретается она немытая и не на весь, а рунами, по 25—85 к. за руно. По сведениям г. Маргграфа , бурочным промыслом в Чечне занимается менее 500 семейств с 1230 работницами. Мужчины в этом производстве почти никакого участия не принимают. Производительность, по тем же сведениям, достигает 7400 бурок в год на сумму в 73300 р. Чистый заработок семьи, за вычетом расхода на материал, определяется г. Маргграфом в 67 руб., следовательно, все производство дает чистого дохода приблизительно 83 тыс. рублей. «Статистические таблицы населенных мест Терской области» отмечают очень небольшое число семей, занятых этим промыслом, вследствие чего определить размер и распространенность его в настоящее время невозможно. Но по сведениям местных газет и некоторым другим, производство бурок ежегодно сокращается.
Климатические и почвенные условия Чечни вполне благоприятствуют развитию в ней шелководства. Поэтому еще относительно недавно шелк и изделия из него изготовлялись в очень многих местах плоскостной Чечни. К сожалению, болезнь шелковичных червей, а равно отсутствие хорошей грены и рассадников ее погубили здесь это дело. Тем не менее и теперь в каждом ауле найдется несколько женщин, более или менее искусных в изготовлении различных шелковых изделий, впрочем, кроме тканей.
Техника этого дела в Чечне заключается, по словам г. Маргграфа, в следующем. «Коконы морят на солнце или в печи, вываривают их в теплой мыльной воде и разматывают руками на особом мотовиле в мотки; затем шелк вторично вываривают в мыльной воде или щелоке и прядут веретеном или сучат руками в нитки; в нитках красят в черный, желтый или красный цвет. Иногда этим заканчивается обработка, совершаемая одним лицом, а иногда из ниток делают снурки и тесьму более или менее широкие, проплетают их серебряною или золотою канителью, украшают узелками, обмотанными серебром, и эти снурки продают на цепочки для часов, но чаще для прикрепления пистолетов, взамен дорогой серебряной тесьмы . В продажу чаще поступает шелк сырец смотанный пасмами, или разварной и смотанный крестообразно в мотки. Нисколько реже его продают в снурках и нитках, которые служат чеченкам для вышивания обуви и платья. Сбыт ограничивается г. Грозным и соседними местностями Северного Кавказа. По сведениям г. Маргграфа, в плоскостной Чечне ежегодно производят около 830 пудов шелку. Фунт коконов продается по 25—40 к. или выменивается на аршин ситца; размотанный шелк ценится гораздо дороже, а именно от 1 р. 80 к. до 3 р. 50 к за фунт. Но размотка шелка, в виду отсутствия шелкомотательных станков, и нерациональное замаривание коконов служат существенным тормозом в развитии производства шелка и шелковых изделий в Чечне. А между тем эта отрасль промышленности имеет много данных на процветание и поддержка ее была бы очень желательна как для самих чеченцев, так и вообще для нашей промышленности.
Гончарный промысел, имевший раньше относительно большое распространение, тоже падает с истреблением лесов. Чеченская глиняная поливная посуда предпочиталась русской, так как чеченцы, не стесняемые в топливе, могли хорошо обжигать ее. На очень простом станке для выделки глиняной посуды чеченские мастера изготовляют большие хабары (широкогорлые кувшины), емкостью в ¾ ведра, макитры, чашки на подобие ногайских, узкогорлые кувшины, горшки разной величины, формы и т. и. Все это обжигается в небольшой печи, имеющей аршина 2½ в диаметре и 3 в глубину и подтапливающейся из подземной мастерской. Для поливы чеченцы берут свинец и пережигают его до тех пор, пока он не превратится в окись или свинцовый глет. Разведенный с водой и яичным белком, глет служит для поливы мелкой посуды; для крупной же он приготовляется с нефтью. Полученной смесью вымазывают посуду и ставят в гончарную печь, в которой и выжигают посуду в течение двух суток на беспрерывно поддерживаемом огне. Промысел распространен в Большой Чечне, в селениях Шали, Старый-юрт, Новый-юрт, Шали-юрт и др. Чистый годовой заработок от него простирается до 120 руб. на семью каждого мастера.
В семидесятых годах гончарный промысел стал соединяться вместе с черепичным и кирпичным, пока эти последние почти совсем не вытеснили первый. В настоящее время производство черепицы получает преобладание, затем следует уже кирпичное. Черепичных заводов в Грозненском округе к 1892 г. насчитывалось 18, кирпичных 14, а гончарных всего 7. Чистый годовой заработок от черепично-кирпичного производства простирается до 100 руб. на семью каждого кустаря. Дальнейшие затруднения в эксплуатации лесов, вероятно, еще больше усилят нужду в черепице и кирпичах, а потому возможно ожидать развития производства их.
Среди других промыслов необходимо отметить водяные мельницы, которых к 1892 г. в Чечне насчитывалось около тысячи. Но значительная часть их принадлежит к числу так называемых горских мельниц, с производительностью 2—5 мер в сутки. Поэтому значение их чисто хозяйственного характера, а никак не промышленного.
Сведений же о таких занятиях, как охота, рыбная ловля, отхожие и другие промыслы, мы совсем не имеем. Впрочем, роль их в экономической жизни населения едва ли значительна.
Таким образом, кустарные промыслы в Чечне, за исключением разве одного черепично-кирпичного, находятся в периоде упадка. А между тем, в виду тесноземелья в крае, они могли бы иметь значение в экономической жизни населения. Поэтому было бы очень желательно обратить серьезное внимание на поддержку и развитие их. Первый шаг для этой цели, заключавшийся в подробном изучении промыслов, уже сделан. Теперь остается приняться за разработку практических мероприятий, направленных к поддержке промыслов, и за осуществление этих мероприятий в жизни.
ГЛАВА VI.
Платежи чеченцев.
Казенные и общественные платежи. — Распределение их и сравнение с платежами других туземцев. — Средства населения для погашения платежей.
Более или менее правильная организация податного дела в Чечне была введена еще при Шамиле. На содержание муртазеков, духовенства, мечетей, бедных, вдов и сирот, на военные действия и пр. им были установлены особые подати, составлявшие так называемую шариатскую казну. Главная подать носила название закята. Взималась она с доходов от имений и составляла десятую часть этих доходов. Немалым источником служили для Шамиля штрафы, взыскивавшиеся за разного рода преступления, и конфискованные, после казни преступников, имущества. Наконец, в пользу шариатской казны шел хумс, т. е. пятая часть со всей военной добычи. Сюда относились и пленные, так как пятая часть суммы, вырученной от продажи их, обращалась в шариатский доход. С переходом Чечни во власть России, податное дело было организовано в ней не сразу. Сначала здесь существовало несколько частных сборов, но с 1866 г. Его Высочество Наместник Кавказский Великий Князь Михаил Николаевич согласно представлению начальника Терской области, постановил взимать с чеченцев, а равно и с других туземцев Северного Кавказа, особый государственный налог, под названием государственной подымной подати. Размерь ее для чеченского округа был определен в 3 руб. с дома, т. е. со двора, имеющего самостоятельное хозяйство, а для Ичкеринского и Аргунского округов по 1 руб. Таким образом, русская податная система игнорировала доход семьи или отдельного плательщика и совершенно независимо от этого дохода определяла платеж с семьи. Подымный сбор хотя и отличается несколько от подушного в России, но имеет один с ним характер и справедливо причисляется к наименее совершенной форме налогов, называемых личными. По сравнению с ним азиатские формы обложения, заключающиеся, главным образом, в сборе известной части урожая или вообще дохода, в принципе, как сборы подоходные, более справедливы. Но при низком культурном уровне плательщиков и сборщиков, при постоянных злоупотреблениях последних, сборы в роде закята нередко обращались в прямые грабежи. Поэтому даже подымная система определенных платежей для большинства населения оказывается, если платежные ставки не велики, гораздо удобней и проще. Ставки же казенного подымного налога в Чечне, определенного с 1866 года, не могут быть названы чрезмерными. С тех пор они не изменялись до последнего времени; но с 1887 г. туземцы Северного Кавказа, освобожденные от отбывания воинской повинности натурою, привлечены к платежу нового казенного налога, называемого «налогом взамен отбывания воинской повинности натурой». Размер его не превышает 22 коп. с дома; следовательно, и он настолько незначителен, что вместе с казенным подымным налогом почти не увеличивает податного бремени чеченцев в пользу казны. Не изменяясь почти в течение 27 лет, подымное обложение в настоящее время потеряло всякое соотношение с платежной состоятельностью жителей. В 1890 году оклад его, вместе с воинским налогом, по данным местных финансовых органов, определялся в следующих размерах:
С чеченского населения, проживающего в плоскостной части Чечни:
в 1-м полицейском участке Грозненского округа 15190 р.
2-м — 12000
3-м — 10527
4-м — 10701
Надтеречном — 10353
в местностях Хасав-Юртовского округа — 5396
Всего в плоскостной части — 64167 р.
В горной Чечне: в 5-м полицейском участке Грозненского округа — 1618 р.
6-м — 2543.
7-м — 2115.
8-м — 3514.
9-м — 2455.
Всего в горной Чечне 12245 р. Итого во всей Чечне — 76412 р.
Последняя перепись платежных домов производилась в 1886 г. и, как известно, вызвала брожение в населении, едва не окончившееся открытым восстанием. При возбужденном состоянии умов в Чечне перепись эта составлялась, вероятно, не с достаточным расследованием показаний относительно числа домов. Были случаи, когда в больших нераздельных семьях женатые сыновья, живущие при отце, показывались отдельными домами и, наоборот, отдельные записывались вместе с отцом. Поэтому в перепись вкрались неточности, хотя они и не были значительны. Но с 1886 г. произошли многие семейные разделы и действительное число домов увеличилось. Вследствие небрежности сельских властей, о возникновении новых хозяйств своевременно не сообщалось по начальству, а потому оклад казенных подымных платежей исчислялся по старым данным о количестве домов. Результатом этого было то, что при внутренней аульной разверстке исчисленного оклада между наличными домами платежи, приходящиеся на каждый дом, были уже несколько ниже тех ставок, которые указывались распоряжением Его Высочества Наместника Кавказского в 1866 г. Так в 1890 г. на платежный дом в плоскостной Чечне, как видно из вышеприведенной таблицы, приходилось подымной подати уже не 3 р., а немногим более 2 р. 81 к., но и то вместе с воинским налогом. В горах же, вместо 1 р. 22 к., по обоим налогам пришлось всего по 1 р. Средний платеж по всей Чечне едва превышает 2 р. 18 к. с наличного дома. Отсюда очевидно, что за все 25 лет (т. е. до 1891 г.) податное бремя от подымного налога для каждого плательщика в отдельности скорее уменьшилось чем увеличилось. Но оставаясь почти неподвижным по отношению к казенным налогам, оно не было неизменным в отношении других платежей. По мере развития русского правления в крае, возникали и новые потребности, которые необходимо было удовлетворять при посредстве новых сборов. Так натуральная подводная повинность была переверстана в денежную, под названием аробной. Размер ее в 1890 г. определялся в 20 к. с дома. Затем на содержание земских в обывательских лошадей для служебных разъездов должностных лиц и пересылки казенной и частной корреспонденции был установлен особый сбор но 66 к. с дома. С организацией аульных и сельских правлений, с учреждением сельских писарей и канцелярий, пришлось назначать новые средства, которые собирались с того же населения. Наконец, для ограждения личной и имущественной безопасности жителей приходилось принимать немало мер, вызывавших тоже относительно значительные расходы. Таким образом, в конце концов установились, кроме вышепоименованных, еще сборы на жалованье сельских писарей, фельдшеров, караульных и рассыльных, на канцелярские расходы сельских правлений, на ремонт сельских общественных зданий, мостов, а частью и дорог, на отопление милиционерских постов и ремонт их, затем на жалованье мусульманскому духовенству, на содержание грозненской горской школы и на некоторые другие расходы, именуемые обыкновенно «разными». В 1891 г. в этой последней рубрике расходов значилось по Грозненскому округу около 4074 р. На жалованье должностным лицам сельских правлений в том же году шло 5621 р., на содержание духовенства 1618 р., а на школы всего 754 р. В общей же сумме все негосударственные платежи, по данным «статистических таблиц», составляли в плоскостной части Чечни 38955 р., в горной 15714 р., по всей Чечне 54669 р.
Так как земские повинности в Терской области еще не введены, то все означенные сборы относятся к числу общественных или мирских. Впрочем, само население выделяет некоторые из них и придает им значение земских. Но в виду предстоящего введения земских повинностей в крае и определенного, согласно закону, разграничения платежей земских и мирских, нет надобности удерживать старое деление, а потому возможно за всеми означенными сборами оставить общее им название общественных сборов. При этом однако необходимо иметь в виду, что некоторые из них, как аробные, на земских лошадей и др., устанавливаются не самими сельскими обществами, а административными властями, другие же, как содержание сельских писарей, духовенства и пр., определяются в своих размерах волею общин. Те и другие сборы, как видно из вышеприведенных данных, не достигают 55 тыс. рублей и в общей сумме своей не достигают размера казенных платежей. В среднем по всей Чечне они не превышают 1 р. 56 к. с дома, колеблясь однако от 1 р. 28 к. в горной части почти до 1 р. 71 к. на плоскости. Таким образом, абсолютные цифры общественных сборов, как и казенных налогов, в горах меньше, чем на плоскости, но во всяком случае не в той мере, в какой возможно было бы ожидать, имея в виду, например, земельное обеспечение жителей той и другой части края. В то время, когда население горной полосы имеет в среднем на дом 3,43 десятины, т. е. почти в 3,28 раза меньше плоскостного, располагающего 11,25 дес., платить первое казенных и общественных повинностей в 2 раза меньше. Неравномерность обложения всеми сборами особенно очевидна из следующей таблицы, в которой показаны казенные и общественные платежи, лежащие на плоскостном и горном населении Чечни, а также на некоторых других народностях.
Таким образом, каждый наличный дом у плоскостных чеченцев, равно как и каждая наличная душа мужского пола платят почти вдвое больше, чем у горных, но каждая десятина земли, находящейся во владении первых, несет чуть в три раза меньше платежей, чем в горах. Обстоятельство это имеет тем большее значение, что основанием для введения самого крупного местного налога подымной подати служило, между прочим, и «право пользования населением, без изъятия кого бы то ни было, землею». В виду этого как местными, так и центральными властями давно сознана необходимость преобразования подымной подати в государственный поземельный налог с тем, чтобы размер его исчислялся пропорционально доходности с земли.
Сравнивая чеченские платежи с таковыми же у других народностей Северного Кавказа, находим, что чеченцы польгочены больше других. Каждый платежный дом даже в плоскостной Чечне несет почти в два раза меньше платежей, чем у терских казаков, кабардинцев и ингушей, почти в три раза меньше, чем у осетин и в шесть раз меньше тех платежей, которые приходятся на долю щигровских крестьян Курской губернии. Налоговое бремя, приходящееся на каждого плоскостного чеченца мужского пола, в полтора раза меньше, чем у кабардинцев и терских казаков, в два раза меньше осетинского и ингушского и почти в пять раз меньше крестьянского. Но такие благоприятные для чеченцев данные, получающиеся при разверстании налогов по лицам и домам, не имеют существенного значения, так как при правильной податной системе объектом обложения должен служить доход плательщиков, а при менее правильной, но все-таки более совершенной чем личное обложение, — имущество их. По отношению к последнему, заключающемуся прежде всего в земле, мы имеем уже менее благоприятные для чеченцев данные. Оказывается, что они платят в среднем с каждой десятины земли, находящейся в их владении, в два с половиной раза больше, чем терские казаки, и столько же, сколько кабардинцы. По сравнению же с осетинами, они платят в два раза меньше и в 2½ раза меньше ингушей. Русские же крестьяне щигровского уезда несут со своей земли в 10 раз больше платежей, чем чеченцы. Следовательно, эти последние уравнены с кабардинцами и значительно польгочены сравнительно с плательщиками других народностей, за исключением только терских казаков. Но при всем том они, как мы уже видели, распределяются между чеченским населением крайне неравномерно, вследствие чего земли горского населения обложены почти втрое больше плоскостного. В этом отношении платежи в Чечне ничем не отличаются от таковых же у других туземцев Северного Кавказа.
Что касается натуральных повинностей, то к сожалению мы не располагаем сколько-нибудь полными данными о них.