Святилища богини

Все ингушские общества имели свой собственный небольшой храм, посвящённый Тушоли. Тот, который находился в селении Кок, имел следующие параметры : снаружи – 4,10 м длины, 3,40 м ширины ; внутри – 2,50 м высоты [21, с. 186]. Другими местами паломничества, где находились святилища Тушоли, являлись селения Махьде Мецхальского общества, Шу-ан и Лежг. Жители соседних и отдалённых ущелий шли к Богине-Матери со своими надеждами и чаяниями, неся ей в дар простые плоды своего труда: пули для ружья, смоляные свечи, кубки для пива... Последним жрецом, оставшимся верным богине вплоть до 1920-х годов, был старец Хадзиев, глубоко почитавшийся в народе.

Ганыж (сын Аби) Келигов из Фалхана, бывший жрец святилищa Тушоли в селении Кок, рассказал Баширу Далгату в 1890 году, что в храмах богини хранилось несколько священных стягов ныч с подвешенными к верхнему "трезубому" концу колокольчиками, а также чучела голубей [12, с. 124]. Двумя десятками лет раньше Чах Ахриев видел те же предметы в храмах других ингушских божеств. Особенно священным считался восточный угол святилища, где паломники оставляли свои дары.

Тушоли была всенародной любимицей, но особым почитанием она пользовалась в Хамхинском обществе, где её культ сохранялся до начала XX века. Хамхой выстроили ей замечательный храм, при котором постоянно находился жрец. Жители сообща чинили ведущие к нему дороги, а также выделяли деньги на приём гостей, считавшихся личными гостями жреца. В храме находился серебряный идол богини "величиною с новорожденного ребёнка", свидетельствуя о "высшей форме" этого языческого божества. Ибо "настоящие идолы, а не фетиши, появляются у разных народов лишь на высшей ступени развития народной мифологии. Здесь мы имеем антропоморфизацию божества, проявившуюся сверх того в искусстве" [12, с. 101].

Наличие идолов в святилищах отмечал и Жан Потоцки, французский барон польского происхождения, цитируя своего собеседника чеченца по имени Урус, рассказывавшего ему, "как поживают его соседи : ингуши и карабулаки". Жан Потоцки пишет : "У ингушей есть небольшие серебряные фетиши неопределённой формы. Они их называют Цуум и обращаются к ним, прося дождя, детей и другую милость неба" [39, с. 125].

Языческие божества имели и деревянные идолы, чаще всего из ствола сосны – священного дерева. Идолу Тушоли вместо лица служила маска из листа железа, над "переносицей" которой, между "бровями", находилось изображение морды пантеры или львицы. Такая статуя 70 см с маской была обнаружена в святилище селения Кок [24, с. 29-30]. Подобные идолы находились, кроме того, в святилищах селений Лежг, Таргим, Карт, Цори, а также в храме Ткъаба-ерда [22, с. 47].

Рассказывают, что в элгыце этой цIу иногда появлялся свет. Молящиеся воспринимали его как знак особого расположения богини, обещающей обильные урожаи и хороший приплод.

О корнях культа богини Тушоли

Существуют различные точки зрения о происхождении богини Тушоли. Ибрагим Дахкильгов сопоставляет образ этой ингушской "Mатери людей", весенний праздник которой совпадает примерно с христианской Пасхой, с образом Mатери Бога. "Несомненно, пишет он, что влияние христианства проявилось в том, что богиню Тушоли стали отождествлять с христианской "девой Марией", иконы которой, привозимые из Грузии, или изготовленные на месте идолы хранились в святилищах богини и им поклонялись. Джабраилом Чахкиевым обнаружен примечательный памятник циклопического характера – более чем четырёх метровая каменная скульптура, которая, по словам его информаторов из аула Велах, является изображением Тушоли. Ей поклонялись, каменные сколы с её статуи становились амулетами и оберегами. По архивным записям Албаста Тутаева, в ныне разрушившемся храме Альби-ерды была настенная роспись, изображавшая деву Марию. Видимо, при проникновении христианства поклонение ей без особых затруднений налагалось на празднование древней богини Тушоли. Не от девы ли Марии идёт существующее представление ингушей о Тушоли как "матери людей" ?", задаёт себе вопрос автор [14, с. 30-31].

Образ Тушоли гораздо древнее христианской религии. Однако возможно, что он действительно укрепился ещё больше в сознании людей благодаря Христианству, существовавшему в жизни ингушей, уживаясь с языческими верованиями, с V-VI по XVII-XVIII века. Ареал распространения культа богини-матери простирается от Ингушетии через Закавказье и уходит своими корнями в древнюю Месопотамию и Анатолию.

Не обнаружив аналога богини у других северо-кавказских народов, Евгений Крупнов попытался связать Тушоли с подобной богиней, существовавшей некогда у грузинских племён [21, с. 45-46]. К такому же выводу о корнях культа Тушоли пришёл ранее Е.М. Шиллинг. Сопоставив культ ингушской богини-матери со сванской Сакмиссай, он заключает, что они не могли зародиться на "глухой нагорной территории, где держащееся вопреки всем физико-географическим условиям земледельческое хозяйство являет собой факт сохранения в горах традиций, занесённых из более южных районов". Он считает, что "корни ингушского культа Тушоли, характерного для земледельческого обихода, следует искать не на Северном Кавказе, а в кругу старой земледельческой культуры, связанной с весенним праздником возрождающейся природы, божествами плодородия […], направленными на обеспечение урожая" [21, с. 146-147].

Идея Е.М. Шиллинга была развита далее А.А. Захаровым, связывавшим богиню Тушоли и её культ в ингушском селении Кок с подобными женскими божествами, существовавшими на Ближнем Востоке и в Малой Азии. Он пишет, что праздник в честь богини Тушоли был похожим на праздники весеннего обновления природы, проводившиеся, как известно, на всём античном Ближнем Востоке, в честь богинь-матерей : Кибела, Диндимена, Магна Матер (Великая Мать), Ма и т.д. Поскольку каждая из перечисленных богинь имела "паредра", А.А. Захаров предполагает, что Тушоли тоже должна была его иметь. Из самых близких к ней древних женских божеств является, согласно автору, сирийская богиня Гера, в храме которой в Иерополисе хранился камень примерно такой же величины, что и къуобыл кхер ингушской Тушоли [27, с. 207].

Расширяя далее ареал шествия Богини-Матери, Л.П. Семёнов связывает Тушоли с далёкой Фригией. Обосновывая свой вывод, он пишет, что изображение головы льва (или пантеры) на лбу маски Тушоли указывает на его связь с этим животным. Однако в историческом прошлом на Северном Кавказе не было львов. Следовательно, этот образ был привнесён с юга, где был широко почитаем культ Богини-Матери, установленный xеттами. У хеттов и хурритов действительно, по Эммануэлю Ларошу и другим исследователям клинописных текстов, образ богини-матери ассоциировался с кошачьими – чаще всего с львицей и пантерой (parza-na). Л.П. Семёнов считает возможным, что культ Богини-Матери был привнесён на Кавказ хеттскими племенами, гонимыми вторжениями египтян, ассирийцев, мусков (мушков), фригийцев [27, с.207]. Подчёркивая параллели, которые могли существовать между Тушоли и Кибелой, он пишет : "Совершенно очевидно, что образы как Кибелы, так и Тушоли зародились в отдалённую эпоху матриархата. Они являются божествами плодородия, символизируют неиссякаемые силы природы. Особенно почитали обеих богинь женщины, к которым они являлись с мольбами о даровании им детей. Их чтили, вместе с тем, и за мужество. Кибела укротила льва, он охраняет её у трона, он покорно несёт её на спине ; пара львов везёт её в колеснице ; лев – её постоянный атрибут ; характерно, что и на маске богини Тушоли – изображение головы льва" [27, с. 209].

Однако у этих двух богинь есть отличительная черта. Культ Кибелы увязывается фригийскими мифами с культом её прадеда Аттиса, богoм плодородия, рождённым чудесным образом от девы. Он жил, умирал и снова воскрешал, очищая своими мучениями природу и людей. Его образ напоминает Озириса и других божеств Ближнего Востока.

В ингушских мифах нет божества, которого можно было бы назвать прадедом Тушоли. Однако Л.П. Семёнов нашёл в фольклоре некоторые разрозненные данные о персонаже, которые напоминают основные характеристики Аттиса. Он пишет : "Иногда в нескольких словах ингушского фольклора слышны отзвуки многих тысячелетий. Напр., в ингушском эпосе упоминается о том, что нарт Батыг-Шертка "часто умирал и опять воскресал (ходил на тот свет и возвращался на этот)". Об этом же персонаже древних ингушских сказаний Ч. Ахриев писал : "Во всех предприятиях орхостойцев, вожаком и советником их является Ботоко Ширтга, – мифическое лицо, обладающее особенным сверхьестественным свойством – отправляться на тот свет и возвращаться обратно, когда ему вздумается". Мотив сошествия в загробный мир, получивший большое развитие в языческой поэзии (легенды об Иштари и Таммузе, об Одиссее и др.) и христианской, был, как видим, известен и ингушскому эпосу. Совершенно очевидно, что "нарт Батыг-Шертга означает божество, периодически умирающее и воскресающее". Это сближает ингушского героя (божество) с фригийским богом Аттисом, возлюбленным Кибелы, у которой так много черт с богиней Тушоли : обе символизировали в представлении своего народа плодородие и материнство, были очень популярны, имели особые святилища, особо почитавшиеся женщинами" [27, с. 209-210].

Близость ингушской Тушоли к фригийской Кибеле, считает Л.П. Семёнов, подтверждается ещё и тем, что они обе имели свои къуобыл кхер. "В Пессинунте (во Фригии) хранился священный камень Кибелы, лишённый всякой правильной формы ; он описан Арнобием. В 204 г. до н.э. этот священный камень (по-видимому метеорит) был перевезён в Рим. Каменный фетиш Великой Матери богов (Кибелы) из Пессинунта (Фригия) сделался залогом здравия, радости и благополучия всего народа" [27, с. 205-206].

Фригия, являющаяся, согласно Геродоту, более древней, чем Египет, породила культ Кибелы, заимствованный позднее греками и римлянами. Из Фригии в Европу проник также особый красный колпак, сохранивший в своём названии место своего происхождения – "фригийский" [27, с. 200]. Ингушские женщины надевали во время праздника Тушоли красный головной убор с двумя "рогами", направленными вперёд и у основания которых крепилась круглая выпуклая серебряная бляха. Этот головной убор представляет собой особенность одежды ингушек, так как у других народов Кавказа он не был известен. Наиболее полную характеристику этому женскому аксессуару дал Л.П. Семёнов [27, с. 210-215].

Головной убор ингушских женщин курхарс как символ Богини-Матери и его параллели с Древним миром

Бывший головной убор ингушских женщин представляет до сих пор загадку для этнографов, археологов и лингвистов. История и причины его существования только в границах ареала проживания ингушей остаются мало изученными. В статьях Л.П. Семёнова он называется курхарс и чугул. На самом деле речь, видимо, идёт о двух головных уборах : более древнем "двурогом" курхарсе, восходящем к хуррито-хеттскому периоду, и более позднем "однорогом" чугуле, схожем с "фригийским колпаком".

Первые письменные сведения о курхарсе датируются 1637 годом. Русские послы, направлявшиеся в Грузию, удивлённые особенностями жилищ и одежды ингушей, писали в своём рапорте : "Домы в них каменные, выстроены в горах ; мужчины одеты по-черкасски, а женщины носят на головах что роги в пол-аршина" [27, с. 211].

В 1929 году группа археологов во главе с Л.П. Семёновым неоднократно находила своеобразную шапочку курхарс в надземных склепах, "солнечных" могильниках селений Мец-хал, Арзи, Морч, Кяхк, Хамхи, Цори и др., т.е. во всей горной Ингушетии. Судя по археологическим материалам, ингушки носили этот головной убор до начала XIX века. [27, с. 157-158]. Однако, согласно устной традиции, женщины-горянки продолжали носить его во время религиозных праздников до конца XIX века. Незамужние девушки одевала круглую шапочку того же цвета, но с плоским верхом, которая до сих пор являeтся обязательным атрибутом одежды ингушской невесты.

Kурхарс сo своими двумя суживающимися кверху и заворачивающимися вперёд "рогами" отличался элегантностью. Он шился из тонкого фетра, покрытого снаружи красной шёлковой материей, и украшался перекрещивающимися ленточками. У основания "рогов" крепилась круглая бляха из серебра. Внизу затылочной части пришивался лоскут другого цвета (голубого, золотистого и др.).

Детальный анализ характеристик и ареала распространения этого своеобразного головного убора, лимитированного пределами горной Ингушетии, позволил Л.П. Семёнову сравнить его с фригийским колпаком. Родиной красного колпака, называемого "фригийским", считается, действительно, древняя Анатолия. Он является атрибутом некоторых азиатических божеств : Аттиса, Мена, Митры. Л.П. Семёнов полагает, что контакты Ингушетии с Малой Азией могли происходить по земле : через Грузию и Армению, через греческие колонии на побережье Чёрного моря. Согласно автору, ингуши связаны с греческой культурой также и фольклорными мотивами, заимствованными из "Одиссеи" : эпизод о циклопе, легенда, сближающая ингушского героя Соска Солсу и Прометея, как это видно из мифа "Амран" цова-тушин, т.е. ингушей, принявших религию и образ жизни грузин [27, с. 115].

Пытаясь понять, что и как могло объединять эти двa столь отдалённыx и столь разныx регионa мира, Л.П. Семёнов пишет : "Более тридцати лет потрачено нами на исследование ингушской материальной и духовной культуры. В частности, нас давно интересовала тема о глубокой связи Ингушии с Фригией, о чём в печати была лишь одна случайная заметка Н.С. Трубецкого да беглые указания А.А. Захарова... Поставленная задача ни в коей степени не претендует на полноту её разработки – это лишь первый опыт анализа ряда примеров, доказывающих, что хотя Фригию и Ингушию разделяет на географической карте громадное пространство, между ними в отдалённых исторических условиях возникли некоторые черты сходства, представляющие для кавказоведов большой научный интерес. Нити, соединяющие обе названные области, были ощутимы ещё в конце XVIII века, частью – даже до нашего времени (первой половины ХХ века. – М.Ц.), хотя они не замечались многими специалистами, внимание которых отвлекалось другими вопросами ингушской культуры" [27, с. 197]. При этом Л.П. Семёнов подчёркивал, что курхарс не является копией или имитацией фригийского колпака. Он обладает типично локальными чертами, главной из которых является его "двурогость".

Представляется, что эта своеобразная "двурогая" шляпка ингушских женщин символизировала голову священной коровы, первотёлки, имя которой было увековечено в календаре :
– в названии августа : еттинга-бут или "месяц коровушки" ;
– в названии вторника : шинар-дe или "день (двухлетней) тёлки".

Что касается "однорогого" колпака, называемого чугул, oн является, видимо, более поздней вариацией курхарсa. Oписывая внешние характеристики чугулa Жюль Клапрот писал в 1823 году : "Женщины Митцала носят шапочку, верх которой имеет форму рога серны, но который загибается вперёд. Этот рог делается обычно из свёрнутой коры берёзы и покрывается снаружи холстом или шёлком ; она имеет около двух дюймов ширины и семь высоты ; загибающаяся часть повёрнута в сторону лба ; внизу к ней пришита лента шириной в несколько дюймов, которая прикрепляется в теменной части кораллом ; эта шапочка называется чугул" [30, 2, с. 247].

По форме своего единственного "рога", загнутого вперёд, чугул как раз и перекликается с фригийским колпаком. Его упрощённые формы (треугольный конец вместо более сложного "рога") обнаруживаются до сих пор археологами по всей горной Ингушетии. Жюль Клапрот отметил, кроме того, что такой головной убор он видел только у ингушек. Эта "рогатая" шапочка входила в число трёх основных особенностей, отличавших ингушей от других северо-кавказских народов. Об этом же Е.И. Крупнов писал в 1939 году, отмечая, что являются "типично ингушскими" элегантные башни со ступенчатой крышей, а также праздничный колпак курхарс и височные подвески. Эти предметы не были отмечены больше нигде нa Кавказа [20, с. 85].

Выдвинутая Е.М. Шиллингом, А.А. Захаровым, Л.П. Семёновым и другими исследователями гипотеза о возможных связях, некогда существовавших между предками ингушей и древними народами Месопотамии и Анатолии (Фригии), получает дальнейшее развитие. Новое поколение исследователей (историков, археологов, лингвистов) смогли установить, что ингуши являются, как и другие автохтонные народы Северного Кавказа, прямыми потомками древней цивилизации, называемой "Кобанской археологической культурой". Переведённые недавно хуррито-хеттские тексты (Emmanuel Laroche, Rene Lebrun) позволяют углубить их диахронию вплоть до эпохи существования хуррито-хеттского государства.

Известно теперь, что предки ингушей проживали как на северных, так и на южных склонах Кавказа, а также в Предкавказье. Благодаря древнеармянским письменным источникам появилась возможность проследить, как проходило движение с юга на Северный Кавказ предков ингушей, принесших с собой культ Богини-Матери Тушоли, сопровождающийся "камнями плодородия". Одними из этих племён, известными по армянским текстам, являлись галгаи /гIалгIай/ и гелатхой.

Племена гIалгIай связываются историками, в том числе и Е.И. Крупновым, с древними страбоновскими гаргарами, проживавшими ещё в IV веке на обоих берегах реки Каркар-чай. Считается, что гаргары получили своё название от этого гидронима. Предки же гелатхой, гелы, проживали на правом берегу Куры. Все эти племена населяли Эретию (или кавказскую Албанию / Агванию).

В IV веке гаргары и гелы были христианизированы албанским царём Урнаиром. Албанская епархия в то время находилась в Чоре, селении, расположенном недалеко от Дербента. Они являлись, таким образом, первыми древне-галгайскими племенами, соприкоснувшимися с Христианством. Армянский просветитель Месроб Маштоц (361-440 гг.) создал в 415-420 годах алфавит, который можно было бы приложить к многочисленным языкам этнически пёстрого населения кавказской Албании. Поэтому из всех языков населявших её народов армянский просветитель выбрал язык гаргаров, "грубый, нескладный", но богатый "гортанными звуками".

Возможно, что значительная часть гаргаров и гелов, не пожелавших изменить вере предков, вынуждена была покинуть берега Каркар-чая и Куры и уйти на север, в горы. Согласно хевсурским легендам, собранным Р.Л. Харадзе и А.И. Робакидзе, племена галгаев жили уже в эпоху правления царицы Тамары (1184—1213 гг.) на южных склонах Кавказа: в селениях Гаппи, Цоли, Некъасте, Кайраке северо-восточной Грузии. Позже под давлением хевсуров гIалгIай и гелатхой вынуждены были снова покинуть насиженные места и перебраться в горы Северного Кавказа, где они проживали до конца ХIХ века. Поселившись на новом месте, они дали новым селениям названия мест своего прежнего проживания. Этим и объясняются совпадения топонимов по обеим сторонам Кавказского хребта (Н.Г. Волкова). Двигаясь с юга на север, галгайские племена оставляли по пути следования в наследство пришедшим за ними племенам свои культы, как Богиня-Мать Тушоли, богиня леса Дали… Известно, что завоеватели или новопришельцы принимали в свои пантеоны богов завоёванных или вытесненных ими народов и почитали их, чтобы не навлечь на себя их гнев. Со временем этноним гIалгIай стал самоназванием всего ингушского народа.

Этноним гаргар [гIаргIар] перекликается с самоназванием хурритов, гIур-у-хе / хур-у-хе, обозначающим "жители (-хе) гор (гIур- или хур-)". Элементы, составляющие данный этноним, имеют параллели с галгайским языком : лексема гIур / къур / хур обозначает "скала" ; формант -хе / -хой указывает на принадлежность к этнической или социальной группе (Хам-хой, Мужу-хой). Этноним гаргар является, видимо, редуплицированной формой этнонима гIур- (> *гIургIур) и относится к языку хеттов, ближайших соседей и культурных наследников хурритов. Ибо для передачи множественности хетты часто использовали редупликации (R. Lеbrun). Все исследователи, работавшие с клинописными текстами хурритского языка, называют его "эргативным агглютинативным языком", который не имеет ничего общего ни с индо-европейскими, ни с семитскими языками. Этот вывод хурритологов позволяет связать его с "грубым, нескладным", но "богатым гортанными звуками" языком гаргаров.

По всей видимости, двурогий курхарс, символ Богини-Матери, был занесён на Кавказ гаргарами, гелами и др. древнегалгайскими племенами. Ибо он обнаруживается в большом количестве в горной Ингушетии там, где проживали общества гIалгIай и гелатхой. Круглая серебряная бляха, пришитая у основания "рогов" курхарса, являлась эмблемой луны : серебро ассоциировалось с луной (дато бут) и почиталось у ингушей больше, чем золото. Мать-Луна, украшенная "рогами", предстаёт как Мать-Корова. Мирцея Элиад пишет тоже, что "рога крупнoрогатых животных являются эмблемой Великой Матери" [29, с. 146]. Луна, в свою очередь, ассоциировалась с Землёй, с текущей Водой. "Всё, что находится в связи с плодовитостью (и плодородием) представляется так или иначе широкой схемой : Луна-Водa-Женщина-Земля" [29, с. 88]. "Бляха-луна" курхарса с вознесёнными над ней "рогами" указывала действительно на связь её со священной коровой. Дополненная схема "Луна-Водa-Мать-Земля-Корова" восходит в самые отдалённые эпохи, вплоть до матриархата, расцвет которого приходится на то далёкое время, когда человечество приступило к обработке земли, где основное место занимала женщина.

Курхарс, сохранил свою первоначальную форму, символизирующую голову священной коровы с рогами-луной, и перекликается с подобным головным убором, существовавшим у женских божеств (а значит и у женщин) древних месопотамских и анатолийских народов, в том числе и хуррито-хеттских племён. Культ Богини-Матери, ассоциирующийся с Коровой (но иногда также с Пантерой и Львицей), был широко распространён в Месопотамии, в Анатолии, в Египте, в Европе (у греков, германских племён и др.) и, как представляется, на Кавказе. Финикийская Богиня-Мать несёт на голове, как и египетская Хатор-Изис, диск, покоящийся между двумя рогами [28, с. 867]. Хурриты и хетты оставили свидетельства, что женская сущность представлялась в их верованиях тоже в виде коровы или первотёлки. Так, один из их клинописных текстов сообщает, что хеттский король Xаттузилис (XVII век до н.э.) попытался поменять закон о престолонаследии. Он обратился к Ассамблее граждан "способных носить оружие", прося утвердить закон о назначении отныне на престол не племянника (сына его сестры), а его собственного сына. « Тогда его (короля) сестра, говорят, принялась причитать (мычать как корова) : "Мне, живой ещё корове, вырвали внутренности" » [15, с. 23]. Кроме того, хеттская королева, которую звали Пудухепа и которая была хурриткой по происхождению, говорит о себе, что она – "тёлка из стойла богини Солнца города Аринна" (Rene Lebrun).

Женщины-ингушки с их "двурогим" курхарсом представлялись тогда тоже "тёлками из стойла Богини-Матери Тушоли", как хурритки и хеттки по отношению к богине Солнца из города Аринна. Эта идея получает подтверждение также в параллелях, обнаруживающихся в хуррито-галгайских языках, в лексике связанной с обозначением женщины и родства по женской линии. Первая часть ингушского слова се-саг ("женщина") является фонетическим развитием старой формы сте-саг, происходящей, в свою очередь, из древних форм сту- ("самка") и уст ("тёлка; молодая корова"). Лексемы сту и уст сохранились в форме множественного числа слова "женщины" – истий. Та же форма находится в основе составных терминов, обозначающих родственников со стороны жены : уст-да ("тесть"), уст-нана ("тёща"), уст-вош ("шурин"), уст-йиш ("сестра жены"), уст-цIай ("семья жены"). Все эти формы совпадают с хурритским термином аште, ашта, обозначающим "женщина, самка, тёлка, корова" : [а]ш-те-А-ниви ("жена Ану") ; Нинлиль = [ашт]-е-Ку-мур-ви-ни-ви ("жена Кумарви") ; аште-ни ("женщина"), где -ни служит формантом определённости [33, с. 62-63].

Почитание Матери-Земли, первого культа древних народов, породило почитание Женщины-Матери, матриархат, к которому историки возводят особые отношения, существовавшие у ингушей к родственникам со стороны матери. Е.И. Крупнов писал, что ингуши знали своих предков до седьмого колена и вместе с "отцами отца" перечисляли "матерей матери". Дядя по матери играл значительную роль в жизни племянников и племянниц. Никакое касающееся их мероприятие не проходило без его участия. Ингуши были, пожалуй, единственным народом, у которых племянник мстил за кровь убитого дяди по матери, так же как дядя за кровь убитого племянника, сына сестры.

"Фригийские мотивы в древней ингушской культуре" ( Семенов )

Вопрос, затронутый Н.С. Трубецким, впоследствии косвенно привлек внимание А.А. Захарова. В статье «Ингушская богиня Тушоли» [18] он подробно остановился на религиозном значении этой богини в быту ингушей. Она считалась божеством плодородия и производительной силы. Особенно она почиталась женщинами, которые обращались к ней с мольбой о даровании им детей. Она была очень популярна в Мецхальском и Хамхинском обществах, где находились посвященные ей святилища. Главное из них было в селении Кок, где некогда хранился идол с ее изображением. Идол исчез в XIX в., но уцелела металлическая маска, найденная в 1921 г. экспедицией профессора Н.Ф. Яковлева. Она была обнаружена участником экспедиции Е.М. Шиллингом в нише храма, в пыли [19]. Перед святилищем стояло каменное изображение фалла, впоследствии доставленное в Ингушский музей экспедицией Ингушского научно-исследовательского института.

Богиня Тушоли символизировала также силы природы, возрождающиеся весенней порой. А.А. Захаров пишет: «Праздник в честь богини Тушоли был тот же весенний праздник возрождающейся природы, который известен нам во всей Передней Азии, как бы ни называлась отдельная богиня, предмет почтения: Кибела, Диндимена [20], Magna Mater [21], Ma [22] и т.п. Во всяком случае эта богиня тесно связана с богом, и мы должны предполагать существование паредра и для богини Тушоли, а что паредр этот существовал и что культ ингушской (или, может быть, праингушской) богини был связан с мужским божеством, показывает следующее обстоятельство. Перед святилищем, где была найдена маска, стоит каменный фалл, называемый «Кобыл къэры» и имеющий в высоту 1,65 м.

А.А. Захаров более склонен сближать богиню Тушоли не с Кибелой, фригийской богиней, а с сирийской богиней, храм которой, описанный Лукианом, находился в Иерополе. В пропилеях этого храма стоял фалл высотою в 30 саженей. В Иерополе предметом культа был бог неба. Почитавшаяся вместе с ним богиня называется Лукианом Герой. Символом ее, между прочим, были двойной топор и лев. Изображение морды льва на лбу маски Тушоли «говорит о связи ее с этим животным. Львы на Северном Кавказе в историческое время не водились, следует признать этот образ занесенным с юга, где культ богини, установленный хеттами, был широко распространен. Такой перенос культа на север кажется нам,— говорит автор,— вполне возможным: вспомним, что на хеттское царство нападали, оттесняя его население к северо-востоку, и египтяне, и ассирийцы, и муски, и фригийцы». Ингушское святилище А.А. Захаров рассматривает как упрощенную копию роскошного иеропольского храма.

Таково, в общем, заключение А.А. Захарова, который в той же статье сближает ингушскую богиню Тушоли и посвященный ей храм с другими аналогичными божествами Древнего Востока, и в том числе с фригийской богиней Кибелой. Все это вполне понятно, т.к. многие древние культы народов Востока и Греции имеют много общего, но нас в первую очередь интересует сближение богини Тушоли с фригийской богиней Кибелой, и мы расширим эту тему дополнительными сравнениями, говорящими в нашу пользу.
В «Кратком словаре мифологии и древностей» М. Корша (СПб, 1894) сообщается, что Рея Кибела — богиня фригийского происхождения, считавшаяся у греков дочерью Урана и Геи, супругою Кроноса и матерью Зевса, Геры, Аида, Посейдона, Деметры и Гестии. Во Фригии жрецы этой богини назывались корибантами, на Крите — куретами, которые, по преданию, вскормили и воспитали Зевса. Рее Кибеле, или «великой матери», были посвящены лев и дуб; она изображалась обыкновенно с короной из стенных зубцов на голове (стр. 170).
В сочинении А.Г. Петискуса «Олимп. Мифология греков и римлян» (СПб и М., изд. т-ва М. О. Вольф) имеются следующие сведения о Кибеле.
Рея (Кибела) — супруга Крона, мать Плутона, Посейдона, Зевса, Гестии, Деметры и Геры. Вначале греки смотрели на Рею как на божество, совершенно отличное от лидийской и фригийской богини Кибебы или Кибелы, но так как у обеих богинь было много сходного, то греки идею обеих слили в одном представлении. Основное понятие, олицетворенное этими богинями,— плодородие земли. Изображаемая на ней корона напоминает не только горные вершины, но также и ородские стены и башни. В таком виде ее называли Mater turrita. Рассказы греков о ней весьма различны. Как Рея, она была дочерью Урана и Геи (Неба и Земли); как Кибела — дочерью фригийского царя в Малой Азии — Мэона. Она полюбила молодого фригийца Аттиса; отец, воспылав гневом, велел казнить юношу. Обезумев от скорби, Кибела искала уединения; она изобрела нечто вроде бубна, кимвал и флейту. С непреодолимым мужеством, проникая в пустыни и леса, она укрощает и подчиняет своей власти льва, который стал повсюду единственным ее товарищем. Богиню Рею изображали со скипетром в одной руке и с изобретенным ею музыкальным инструментом (тимпаном или кимвалом) в другой. В венце из подобия стен богиня сидит на льве. Кибелу изображали также сидящей на троне, по обеим сторонам два больших льва, или стоящей на троне, по обеим сторонам два больших льва, или стоящею на колеснице, которую везут два укрощенных ею льва. Поклонение этой богине было распространено в Малой Азии и на острове Крите. Родиной этого поклонения была местность около Пессинунта, во Фригии, где в горах находилось святилище, древнейшее из всех, посвященных этой богине. После изгнания Ганнибала из Италии, римляне, относя благоприятный исход войны с карфагенянами к содействию Реи, учредили в честь ее празднество; в этих празднествах, называвшихся мегалезиями, участвовали только женщины. На фригийской монете, изображение которой дается в цитируемом сочинении (стр. 24—28), Кибела представлена едущей на льве; на ее голове — венец с зубцами (см. рис.).

Совершенно очевидно, что образы как Кибелы, так и Тушоли зародились в отдаленную эпоху матриархата. Они являются божеством плодородия, символизируют неиссякаемые силы природы. Особенно почитали богинь женщины, к которым они являлись с мольбами о даровании им детей. Их чтили вместе с тем и за мужество. Кибела укротила льва, он охраняет ее у трона, он покорно несет ее на спине; пара львов везет ее в колеснице; лев — ее постоянный атрибут, характерно, что и на маске богини Тушоли — изображение головы льва.

Для нас большое значение имеет то, что культ Кибелы сливается во фригийских мифах с культом ее возлюбленного — Аттиса. Аттис, любимец Кибелы, считался у фригийцев богом природы. Согласно мифу, он чудесным образом был рожден девой; он жил, умирал и вновь воскресал, очищая своими страданиями как природу, так и человека. Его образ напоминает образ Озириса и других богов восточных мифов. В ингушских сказаниях нет бога, который был бы близок к богине Тушоли, как в египетских легендах были близки Озирис и Изида, у фригийцев — Аттис и Кибела. Однако некоторые отрывочные мотивы о герое, напоминающем нам Аттиса, в ингушских сказаниях сохранились. Еще в 1935 г. в одной из статей о чечено-ингушском фольклоре мы писали: «Иногда в нескольких словах чечено-ингушского фольклора слышны отзвуки многих тысячелетий. Например, в ингушском эпосе упоминается о том, что нарт Батыг-Шерта «часто умирал и опять воскресал (ходил на тот свет и возвращался на этот» [23].
Об этом же персонаже древних ингушских сказаний Ч. Ахриев писал: «Во всех предприятиях орхустойцев, вожаком и советником их является Ботоко Ширтга — мифическое лицо, обладающее особенным сверхъестественным свойством — отправляться на тот свет и возвращаться обратно, когда ему вздумается» [24].
Мотив сошествия в загробный мир, получивший большое развитие в языческой поэзии (легенды об Иштари и Таммузе, об Одиссе и др.) и христианской, был, как видим, известен и нахскому эпосу. Совершенно очевидно, что «нарт Батыг-Шертга означает божество, периодически умирающее и воскресающее» [25]. ]Это сближает ингушского героя (божества) с фригийским богом Аттисом, возлюбленным Кибелы, у которой так много общих черт с богиней Тушоли: обе символизировали в представлении своего народа плодородие и материнство, были очень популярны, имели особые святилища, особо почитавшиеся женщинами.
Указанными примерами не ограничивается близость ряда явлений в области фригийской и ингушской культуры.

Настоящая статья рассматривает почти незатронутую тему. Что мы имели ранее? Небольшую заметку Н.С. Трубецкого (в 4 страницы) и беглое замечание А.А. Захарова о близости образа ингушской богини Тушоли и фригийской богини Кибелы. Мы подобрали еще ряд мотивов, позволяющих, хотя и в предварительной форме, говорить о «фригийских мотивах в древней ингушской культуре».
Было бы совершенно несправедливо требовать от нас известной полноты, ожидать от нас сопоставления большого количества параллелей, в основных чертах и в характерных деталях сходных между собой. О Фригии существует древнейшая литература, обследованы многие ее памятники, собран богатейший фольклор. История фригийской культуры теснейшим образом связана с культурой Передней Азии, Греции и Рима. Ингушская культура в ее очень отдаленном прошлом пока очень мало изучена; в сердце Ингушии — в Ассинской долине — археологические раскопки производились эпизодически (В.Ф. Миллером и нами с Е.И. Крупновым). Нартский эпос, мифы о дэвах и тому подобные древнейшие сказания записаны с большими проблемами.

Однако эти объективные затруднения не могут задерживать научную мысль; имеющийся перед нами ценнейший фактический материал позволяет нам выдвинуть очередные проблемы изучения ингушской культуры в отдаленных веках и частично хотя бы разрешать стоящие перед нами заманчивые вопросы. Ингушские племена на Северном Кавказе, как указывает Е.И. Крупное, начали формироваться около двух тысяч лет тому назад. На заре бытия ингушского народа накоплены большие связи с различными народами — кавказскими и внекавказскими; создана замечательная духовная и материальная культура, издавна привлекающая внимание многих ученых и краеведов. В настоящее время созданы неограниченные возможности всесторонне изучать чечено-ингушскую культуру объединенно, т. к. это две родственные культуры, или, если это диктуется задачами частного характера,— отдельно, как, например, в данной работе.
Мы надеемся, что труд наш затрачен не даром и внесет что-то новое и полезное в область изучения фольклора, этнографии и археологии нахского народа.

Подведем вкратце некоторые итоги.

< ... >

Крайне интересен и многозначен для нас мотив о Тушоли, который близок к различным богиням Передней Азии, каковы: Кибела, Диндимена, Magna Mater, Ma и т. п. Автор прав, но в своей статье он проводит параллель между богиней Тушоли и сирийской богиней, храм которой находился в Иерополе. Для нас интересно сближение ингушской богини с фригийской богиней Кибелой. Обе они символизируют высокие качества — материнство, плодородие. Популярность Кибелы была очень велика; ее образ у народов Востока и Греции слился с образами Ма, Реи, и она стала называться «Великой Матерью богов». С Кибелой связана судьба Аттиса, который у фригийцев считался богом природы, он — страдающий, умирающий и воскресающий бог.
В ингушских мифах аналогичного божества нет, оно не сохранилось в народной памяти; однако, как мы указали, черты Аттиса заметны в образе нарта Батыг-Ширтга: по преданиям, он часто умирал, опять воскресал и возвращался на этот свет. Перед святилищем, в котором находился идол, изображавший Тушоли, стоял фаллический памятник. Женщины чтили идола Тушоли и фаллический памятник, молясь о рождении детей. Ясно, что этот второй памятник напомнил им о мужском божестве, об ингушском «Аттисе» или другом, подобном ему. Наконец, во Фригии был создан головной убор (фригийский колпак), который был широко известен в зарубежных странах. Греческие и римские рабы, получившие свободу, носили его, пользовался популярностью он также у якобинцев. Неизвестными нам путями он проник в Ингушию, где его носили женщины, по крайней мере в XIV—XV веках и до начала XIX в.

Вопрос, которого мы касались в настоящей статье, представляет большой интерес, потому что он вводит нас в круг связей ингушского народа с целым рядом очагов мировой культуры: Передней Азией, Древней Грецией и Римом, с черноморскими греческими колониями. Некоторые подтемы, введенные нами в рамки данной работы, имеют связи с другими восточными странами. Например, чета любящих друг друга богов Фригии — Кибелы и Аттиса — близка к образам других богов — Иштар и Таммуз (Ассиро-Вавилония), Изида и Озирис (Египет).
Вместе с тем отметим и наличие в ингушской культуре глубоко самобытных черт даже в тех случаях, если ее мотивы близки к мотивам других народов. Например, во фригийском мифе о рождении из камня фигурируют боги: Зевс, Кибела. В ингушской легенде необычайная простота, как будто бы дело идет о бытовой сцене: «Одна девушка доила коров; близ того места, где она доила, был синий камень»… «Курхарс» имеет ряд существенных сходных черт с фригийским головным убором; но в то же время у него есть и существенные отличия, на которые мы выше указывали; у других народов Северного Кавказа он не известен.